Рецензии

Я полагаю, что все, кто смотрели фильм, слышали о шумихе вокруг него, надеялись увидеть нечто оригинальное, непохожее на остальные фильмы русского производства и т.д. Картина действительно отличается от большинства того ужаса, который выходит на экраны, но обещанной глубины я так и не увидела.

Люблю затянутые фильмы с редкими репликами, после просмотра которых остается что-то в душе. 'Овсянок' нельзя причислить к такому жанру фильмов, потому что он просто дико нудный, сидела и радовалась, что он идет всего 75 минут, а не 175. После первых 40 минут ждала чего-то невероятного, ради чего все и затевалось. Но вот финальный эпизод, титры, а меня ничто не поразило. К чему это все? О чем? Не проще было бы написать статью про малочисленный народ и их обычаи? Зачем тратить столько денег? В общем, масса вопросов и сплошное разочарование, единственное, что понравилось - живописные пейзажи. Но их лучше смотреть на картинах или фотографиях.

Фильм с вялым сюжетом, который ни к чему не ведет, с жуткими подробностями личной жизни гл. героя... На диске у меня написано: 'эротическая драма'. Простите, но это не эротика, это ужас. Эротика не вызывает отвращения. Не умеют у нас снимать постельные сцены...

'Овсянки' - фильм-обладатель многочисленных зарубежных кино-премий. Сам Тарантино стоя рукоплескал на Венецианском кинофестивале этому скромному российскому творению. Само по себе кино представляет собой типично фестивальное кино. Абсолютное отсутствие экшна, саспенса, неторопливое развитие сюжета, атмосферность, нечёткость идеи или её полнейшее отсутствие: все эти факторы в той или иной степени обязательно присутствуют в фестивальном фильме. Зачастую, чтобы понять такие фильмы требуется вдумчивый просмотр, иногда повторный. Большинству зрителей такое кино кажется скучным и потому в большинстве своём с треском проваливается в прокате. Что же из себя представляют 'Овсянки'?

Фильм показывает нам путешествие двух взрослых мужчин: один из них директор целлюлозно-бумажного комбината (Мирон Алексеевич), другой - фотограф Аист Всеволодович. Эти два человека преследуют одну цель: проводить на тот свет умершую жену Мирона - Татьяну. Главные герои картины причисляют себя к мерянам - древнему, почти исчезнувшему народу, который затерялся в костромской глуши. Согласно древнему обычаю меря, тело умершего человека, дабы оно обрело покой, необходимо сжечь на костре. Именно это и хотят сделать двое мужчин, каждый из которых был в определённых отношениях с умершей.

По ходу развития сюжета картины, нам открываются интимные подробности из жизни Мирона и Татьяны, у мерян так принято: рассказывать о любимом пока тело его ещё на земле, то что приличный человек никогда не скажет посторонним, покуда любимый жив, однако у мерян это нормально, потому что лицо рассказчика от этого становится светлее и нежностью оборачивается тоска. Фильм несмотря на это немногословен, а тихая умиротворяющая музыка даёт зрителю понять что это прежде всего печальные воспоминания и рассуждения двух взрослых людей в непростой жизненной ситуации. С главными персонажами по соседству в автомобиле находятся и ещё два существа, это пара птиц - Овсянки. Их постоянные трели и своеобразное пение на протяжении всего фильма добавляют свой колорит в повествование. К тому же, им уготована особая ключевая роль.

С каждым оборотом колеса автомобиля, главные герои отдаются воспоминаниям всё больше и больше, а великолепная операторская работа позволяет зрителям увидеть неописуемую красоту здешней природы. Некогда людные деревеньки мерян постепенно вымирают, вымирает вместе с ними и целый некогда могучий народ, он попросту растворяется в другом более сильном этносе, исчезают обычаи и язык, древняя культура. Этот процесс неизбежен, он как половодье весной: быстрым течением сносится всё, что плохо лежит. И всё это навевает некую тоску, даёт пищу для размышлений о смысле существования людей на этой грешной земле. Именно эту цель и преследовал на мой взгляд режиссёр: показать один день из жизни обычных людей. Дать зрителю возможность приобщиться к древним обычаям, странным разговорам, к языческой культуре. Ведь все эти разные люди в итоге и составляют одну большую и такую разную страну, о которой мы сами ещё так мало знаем...

7,3 из 10

Фильм «Овсянки» продолжает линию кино, активно заявленную Попогребским в «Как я провел этим летом» - это мифологическое осмысление жизни в российской глубинке. Причем именно в глубинке живут интересные неординарные люди. Впрочем, так было всегда… Что же изменилось? У героев появились ноутбуки и смартфоны, они стали жестче и узнали про секс. Если раньше «половая распущенность была в рамках обряда» - под этим следует понимать: поймал бабу в бане, сделал, и гуляй спокойно, искоса на нее поглядывая и обходи стороной ее мужа. Теперь эти люди пытаются дотянуться до эротики – получаются не очень красивые сцены… Мирон постоянно говорит о любви к своей Тане, но не с грустью и теплотой в голосе, а так – умерла, чука, что теперь-то делать? И плачет… А фраза «у нее три дырочки работали» вообще вызвала у меня удивление, хотя я не считаю себя ханжой.

Можно сделать вывод о том, что это фильм о том, как современный мужик пытается вписаться в концепцию, которую навязывает ему элита общества. Он нащупывает в темноте тени, предметы, и не знает правильного своего пути, потому что его просто нет. Он есть (этот путь), но он не для русского мужика. И тут встает философский вопрос: кто мы и куда идем?

Овсянки – эти птички, которые олицетворяет природу в духовном смысле – природу, которую не обманешь – делают выбор за главных героев. Они «отправляют» их к божествам воды, в которые тысячи лет верили их предки. И как бы запутанным не было состояние Мирона и его друга, которые пытаются освоится в этом новом мире, мудрость состоит в том, что нужно продолжать традиции, и только в этом может быть смысл человеческой жизни.

Это фильм не о любви – в плане отношения к другому человеку; это фильм о любви в экзистенциальном смысле – любви к своей жизни, природе, которая наступает только с обретением смысла. Главные герои этот смысл потеряли и их «приняла» вода…

Не люблю я писать о фильме после того, когда уже столько сказано, и лестного, а по большей части нелестного, но, почему-то, захотелось-таки сказать пару слов об «Овсянках». Так как увидела я этот фильм только сейчас, у меня было достаточно времени наслушаться различных мнений и составить свое, предварительное. С чем-то из услышанного я после просмотра согласна, но точно могу сказать: фильм не так плох, как о нем говорят.

Меланхоличное, молчаливое путешествие 2-х мужчин по бескрайним просторам нашей великой Родины – вот собственно и весь сюжет. Тело жены одного из них - Танюши, завернутое в одеяло, они везут с собой, чтобы обойтись с ним согласно обычаям древнего племени - «мери». Аист и Мирон относят себя к этому исчезающему финскому народу и живут по их странным и не совсем понятным с точки зрения морали законам. И этих, полных грусти и осенней тишины проводов любимой женщины одного из них и тайной симпатии другого, на мой взгляд, оказалось вполне достаточно для полноценного сюжета.

Некоторые эпизоды фильма ставят в тупик своей чрезмерной откровенностью, и, в связи с этим, кажущейся неуместностью, да и рассказы Мирона Алексеевича о подробностях его интимной жизни с усопшей, тоже некоторым образом удивляют. Впрочем, оправдание этому есть тут же: так живут «мери», так уж у них заведено. Я предпочла поверить. Почему то «Овсянок» мне не захотелось разбирать по косточкам. Мне этот фильм показался довольно-таки цельным произведением, и после просмотра у меня осталась лишь какая-то бескрайняя грусть, которой пропитан весь этот фильм, и неожиданное понимание всех героев этой картины, «любовью живущих», а никак не отвращение или скука.

Дело, я думаю в атмосферности, которую трудно передать словами, в абсолютно подобранном музыкальном сопровождении и, конечно же, в операторской работе. При полном отсутствии динамики и незамысловатости сюжета, от экрана не хотелось отрывать взгляд.

А после титров в памяти остались лишь осенняя дорога, низкое небо и холодная вода, о которой так мечтали герои, ну и, конечно, та самая сердечная привязанность, без которой так трудно жить.

Унылая история о ритуальной кремации тела молодой ещё женщины. Рассказана анемичным, лишённым интонирования голосом. Ни драматизма, ни тем более трагизма во всём этом нет. Есть декаданс, пошлость и скука.

В фильме явственно проступают некрофильские мотивы – мёртвую женщину камера ласкает, живые показаны с иронией и даже отвращением. Собственно кремация выглядит в фильме слишком «литературно»: несколько технических деталей, выразительное молчание участников, погружение праха в воду… Опущено: нехватка более чем половины дров (требуется около 200 кг), многочасовая длительность процедуры, дым, запах, лопание внутренних органов и прочие шевеления трупа... К тому же вместо поэтичной горстки праха на деле должна была получиться груда костей. Натурализм ни к чему, но где психологическая правда? Странноватые особенности авторского эстетизма ощутимо её исказили.

В целом фильм звучит как набросок некролога готовящемуся уйти в небытие малому финно-угорскому этносу – народности меря. Я был совсем не против уронить по такому случаю слезу, но повод был представлен настолько однобоко, что я сдержался. Выяснилось, что народ меря оставит в истории след своими «красивыми» обычаями. Таковых известно 3 (три). Завязать на лобковых волосах невесты бантики, после смерти женщины рассказать публике об интимных особенностях её сексуальной жизни и, наконец, вместе с соседями сжечь её обнажённый труп (голос за кадром упорно называет это «предать воде»). Всё. Вроде ничего не забыл.

Фильм, возможно, найдёт отклик у зрителей с синдромом интоксикации жизнью, а также у носителей вышеупомянутой сексуальной перверзии. Но общая заторможенность повествования, а также нарочитая эмоциональная тупость персонажей способны сломать и без того сомнительный кайф даже им.

2 из 10

Опять я посмотрел русский фильм. Опять любопытство взяло верх. Пожалуй, надо для начала пояснить, что название 'Овсянки' не имеет никакого отношения к 'Овсянки, сэр?'. Это птички такие. Две штуки. Сидят весь фильм в клетке, а в конце - решают судьбы. Да-да, мы, русские, за малое не берёмся. Если уж снимать кино, то о 'любви, у которой нет конца', о неком финском народе 'мере' и их обрядах, ну и о жизни конечно, о жизни.

В основе сюжета уже господи боже надоевшее до одури 'роуд-муви' (иными словами кино, где главные герои куда-то едут). Один немолодой лысоватый смурной мужик по имени Аист с овсянками в клетке и другой немолодой лысый смурной мужик по имени Мирон едут с трупом жены последнего к местам былой славы. Мирон хочет предать жену реке (но не на манер индусов, а сначала сжечь её на берегу, а потом развеять пепел) как это принято у них - глубокомысленного, чувственного и мудрого народа мере, а Аист едет просто за компанию. Мимоходом нам рассказывают историю отца Аиста и его 'вроде как' отношений с ныне покойной женой Мирона. По сути - всё.

Фильм убивает (жестоко, цинично и с контрольным выстрелов в голову) просто ужасающий закадровый текст, не умолкающий кажется ни на минуту. Он такой возвышенный, такой претенциозный, такой пафосный и трагичный - и он ставит на ленте жирный крест. Как очень точно выразился один комментатор: 'Это всё равно как читать хорошему программисту курс 'HTML для чайников''. Очень-очень точно. Потому что закадровый голос описывает нам даже то что мы видим непосредственно. Да и вообще, это ж вроде арт-хаус как никак. А голос общается со зрителями как в лучшем случае с первоклашками, а скорее - с жертвами фронтальной лоботомии. Ну или сей заумный фильм автор таким образом пытался адаптировать под казанских быдло - не знаю. Но звучат все эти высокопарные квази-литературные реплики голосом полным напускной мудрости и бездн скорби невыносимо фальшиво и дешево. Да и просто не кинематографично это! Чувства героев нужно показывать(!), а не описывать. На то оно и кино.

Сама идея об овсянках в клетке вроде неплоха, но она тонет в рассусоливании традиций мере, эпиграммах и эпитафиях к патетичной и не познанной 'русской душе' и финальной сладко-ресторанной какофонии. Оператор неплохо усвоил опыт европейских талантов, и достаточно грамотно все 74 минуты ленты эксплуатировал приём фиксированной камеры на движущемся объекте. Режиссер пытался быть одновременно Каурисмяки, Джармушем, Линчем и Тарковским. Подражательность и вторичность - на лицо и во весь экран. Но товарищ Федорченко значительно ближе к Лунгину и его 'Острову' - тот случай, когда арт-хаус действительно скучен, нравоучителен, высокомерен и претенциозно-многозначителен. Тут и у людей имена - названия птиц, и у проституток - имена-названия рек. Как же груба и однозначна вся эта их многозначительность.

3 из 10

(конъюнктурное фестивальное кино - к сожалению)

Я также, как и некоторые здесь, пошла на 'Овсянок' из интереса чем же он так поразил Тарантино. Среди же моих знакомых насчет этого произведения бытовали совершенно разные мнения. Кто-то восторгался и советовал к просмотру, а кто то говорил 'лажа лажовая' (привет, Алис!)

Так вот, не могу себя отнести ни к той, ни к другой стороне. Общая картина довольно приятна. Люблю пустыри, ритуалы и тему скорби. Хотя, пожалуй, здесь скорбь чувствовалась мало. А еще само слово 'овсянки' очень приятно для уха, это, кстати, и один из главных героев отметил.

Но все же многие кадры вызывают недоумение. Всякие ленточки на лобковых волосах и т д там такого много (зачем?)

Сюжет был плавен, никаких кульминаций, резких поворотов событий. Просто путь двух мужчин с целью похоронить их любимую женщину. Для одного она жена, для другого коллега по работе в которую он был влюблен. Поэтому меня весь сеанс волновала не сюжетная линия, а, почему то, как перевели на английский имя Аист и переводили ли вообще.

Не знаю, что вызвало такие восторги на Венецианском кинофестивале, но судя по всему, для них этот фильм был действительно экзотикой. Это мы привыкли к дикости всего происходящего в России и пейзажам глубинок.

Но все же насчет Тарантино у меня есть предположения: там были съемки женских ступней крупным планом

6 из 10

Быть может, в Лете не потонет
Строфа, слагаемая мной;

А. С. Пушкин «Евгений Онегин».

Есть такая известная киношная шутка: если в кадре голая белая женщина, то это порнография, если черная - этнография. А уж если женщина из племени меря, давно растворившегося в истории и русской культуре как в Лете, то тем более. Мистификация на тему утраченной «почвы» и непривычный для кинозрителя эротизм – вот форма нового фильма Алексея Федорченко «Овсянки». Однако последним делом было бы видеть в этой киноленте социальную проблематику малых народностей России.

Пять лет назад режиссер тоже был в Венеции и получил приз за лучший документальный фильм. Приз явно не в те руки, поскольку «Первые на Луне» в буквальном смысле был беспримерно далек от документа, более чем любой даже очень плохой байопик. Но жюри Венеции приняло работу Алексея за чистую документальную монету. Отбросив все объективные доводы, жюри понять можно – мистификация Федорченко о неизвестном и первом полете на Луну советского космонавта благословенно легла на полумифологическое представление о прошлом этой странной и страшной России. И дело тут не в стилизации под документ, хотя куда без этого, а в том, что эта история абсолютно отражает проклятые 30-е года прошлого века. Она была квинтэссенцией того, что могло и должно было бы случиться, будь в те года наука на пару десятков лет впереди своего времени. И при всей иронии задуманного, «Первые на луне» остается историей о раздавленной жизни человека, жившего идеей, жившего будущим, жившего мечтой. Пусть никогда и не было этого славного парня Ивана Харламова, но история его чистая правда.

Спустя пять лет снова мистификация и снова Венеция. Но только все совсем по-другому. На этот раз Федорченко не интересует историческое сознание, насколько бы он не было мифологичным, его интересуют вещи насущные и куда более вечные. Меланхолично и размеренно повествуя об обряде упокоения потомка племени меря, режиссер ненавязчиво предлагает «свое» мировоззрение. Мировоззрение, в котором материальный основа всего существа - Река, принимающая, как мать-Лета, в себя всякого мерянина; мировоззрение, в котором нет места богам, но есть место Любви; мировоззрение, в котором человек мучается, страдает, но имеет пусть и умирающую, но пока еще твердую систему координат. И, казалась бы, во времена научно-христианской парадигмы, не смотря на языческое нутро, отчеркнутое нестыдливым и некиношным эротизмом, «Овсянки» не смотрятся как нелепица или бунт… А все от того, что свято место пусто. Все оттого, что мы сейчас как утопленники\утопающие болтаемся в той самой реке и ждем, чтобы хоть какие-то, но прочные, сети подхватили нас. А иначе все это действительно «дар напрасный, дар случайный».

Особого внимания заслуживает работа оператора Михаила Мичмана, придавшая особую выразительность фильму. Выстроенный, протяженный, глубокий кадр позволяет отразиться и раскрыться всей глубинной грусти и тоске зрителя, превращая просмотр в интимный диалог. Тарковский? Может быть, в «Овсянках» угадывается стиль Андрея Арсеньевича, но это не подражание, а лишь уважение и известная доля преемственности лучших традиций русского кино, которые дают надежду на возрождение.

Но качество восприятия фильма все-таки обеспечивает его поэтика. Диалектическое соседство жизни и смерти не вызывает неловкости, надрыва или нутряного ужаса, а является выстраданной и интуитивно понятой правдой жизни. И придуманные автором сценария, как некогда Пастернаком, стихи для одного из героев ленты лишь дополняют эту поэзию. Поэтичность становится универсальным ключом для общечеловеческого проникновения в фильм. Когда один из героев ленты пишет стихи о странной водяной игрушке из Мексики, авторы как будто расширяют свой кинофильм до масштаба всего человечества. Быть может, поэтому Венеция полчаса стоя аплодировала «Овсянкам», и в том числе прожженный насмешник от кино Тарантино, нарушивший этим все приличия, отведенные должности председателя жюри. Впрочем, вечные темы остаются таковыми вне зависимости от географии и национальности.

Однако при всей очевидности мировоззренческой позиции авторов фильма, это целостное и емкое художественное высказывание не вызывает ощущения проповеди, уж скорее исповеди. Исповеди человека, который не хочет утратить основу, позволяющую хоть как-то объяснить все происходящее вокруг и при этом придающую силы любить.

А. В.

Во всём в мире должен быть смысл

Алексей Федорченко, видимо, на момент съемок фильма не знал об этой простой истине.

Фильм вышел пустой, серый, как сгнившая бочка. Было чувство, что режиссеру, сценаристу, да и вообще всей съёмочной группе очень хотелось спать и они настолько передали своё желание в фильм, что, уверена, бОльшая часть зрителей ощутила на себе это страстное желание завалиться на кровать и зарыться в подушку. Серые пейзажи, страшно монотонный голос рассказчика, медленные-медленные-медленные сцены всего проиходящего, высосанные из пальца повороты событий, доходящие до нелепости (пара проституток, например) тянутся через весь фильм и хочется только спать-спать-спать. Я очень люблю медитативное кино, но оно должно не клонить в сон, а вызывать чувство наполненности, спокойствия и эффекта присутствия в фильме.

Разговоры двух главных героев можно назвать разговорами о трех дырках. Никак не вяжется с заявленным «и безутешный вдовец поведал своему спутнику о своей безграничной любви и нежности к погибшей жене…». Вообще есть ли хоть какая-то любовь в этом фильме? Трясущееся тело мертвой жены? Или кадры совершенно нелепых любовных лобзаний её и её стареющего мужа? Это теперь называется любовь? Повествования о трех дырках и кадры привязывания разноцветных ниточек к сами-понимаете-чему? Я очень эмпатийный и эмоциональный человек, но кроме скуки, занудства и непросветной серости не почувствовала ничего в этом фильме.

Отдельно задели овсянки, невинные серенькие птички. Видимо режиссёр чувствовал, что просто так в «арт-хаусе» ничего не бывает, и решил влепить (вот именно влепить) туда птиц. Зачем? Кому они нужны, эти птицы? Что они означают? То, что они сыграли главную роль в конце фильма, они эдакие боги на земле? Или что фамилия у Танюши была Овсянникова? В общем, очередная вещь в этом фильме, высосанная из пальца и настолько нелепо смотрящаяся в фильме, что и смешно, и стыдно за режиссёра, и за отчизну.

И последнее, что хотелось бы из накипевшего высказать, так это неимоверно затянутая сцена с кремацией тела Танюши. Знаете, «арт-хаус» не обязательно должен показывать нам все то, что скрыто от нас завесой цензуры и этических норм. Любовь любовью, но фильм и без этой сцены настолько сер, тяжёл, медлителен и отвратителен, что, по-видимому, я завязала с российским кинематографом навсегда.

За смелость

3 из 10

и больше так не делайте.

Фрагменты из фильма 'Овсянки' я впервые увидела еще в апреле на фестивале 'Любительское кино + PROFI' в Омске, где Алексей Федорченко проводил мастер-класс. Фильм тогда еще не был готов, и показанные кадры показались мне ну 'совсем рабочими' и второстепенными. Однако, как оказалось, - это были почти что ключевые сюжеты. Наверняка скажу одно - увидеть готовый фильм не возникло никакого желания, а высказанное режиссером стремление попасть с 'Овсянками' на 'Кинотавр', мягко сказать, удивило.

Удивление мое несколько возросло, когда работа Федорченко таки вошла в программу Сочинского фестиваля, еще более возросло, когда с 'Кинотавра' его сняли ввиду попадания в Венецию, ну а дальше вместе с все возрастающим удивлением появился и интерес.

Ну и зря. В смысле, зря я повелась на мнение разных 'тарантино', надо было оставаться при своем первом впечатлении, потому что оно хотя бы было нейтральным. А стало негативным.

'Овсянки'-фильм - это экранизация одноименной повести казанского писателя Дениса Осокина. Экранизация почти дословная, только грубая. Грубая и неприятная иллюстрация традиционного культа меря с жестко навязанными интимными подробностями, которые и кажутся главенствующими в фильме. А птички здесь сами по себе, да.. Не зря в мировом прокате 'Овсянки' вышли под названиями 'Тихие души' или 'Последнее путешествие Тани' - потому что изредка появляющиеся крупные планы двух птичек и неожиданное щебетание производит впечатление попытки только лишь разнообразить мрачную картину. А вот в писательском оригинале им отводится главная роль.

'Овсянки'-книга - это очень душевное повествование о размеренной жизни в 'глубинке', там где по сей день живы традиции древнего финно-угорского племени меря. Это спокойный рассказ о почитании этих традиций, а некоторые имеющиеся в наличии интимные моменты носят вовсе не эротический подтекст, а выражают 'глубокие тихие души' героев. И присутствие двух овсянок здесь ощутимо на протяжении всей истории, с самого начала. И до самого конца, который они же и предопределили.

Хорошая книга, а фильм ее испортил.