Рецензии

Город, нарисованный мелом, на полу заброшенного ангара. Город, уместившийся в 3-х часовую психоделию. Город, который смог отразить все уродство человеческой натуры.

Ларс Фон Триер создает нечто необыкновенное внутри человека, еще первых секунд фильма.

Вначале рождается симпатия, потом любовь, которая внезапно сменяется ненавистью и наконец жаждой мести. И самое прекрасное, самое умопомрачительное в этом фильме то, что режиссер, это жажду утоляет.

Фильм для тех, кого преследуют внезапные порывы наконец показать кому-то его реальное место, или знаете, просто искалечить кому- то жизнь просто так, в отместку скажем. Мне было приятно наблюдать за муками Догвилля, приятно и одновременно невыносимо больно, за то что ни единого из жителей мне не стало жаль, включая новорожденного младенца.

Фильм напоминает нам о том, что тот кто сегодня называется нашим другом, завтра может посадить нас на цепь, как сторожевую собаку. Напоминает, что не следует давать людям возможность почувствовать себя выше вас, даже из жалости или благодарности.

Аплодисменты всему актерскому составу, который буквально вдохнул жизнь в обыкновенный чертеж на полу. И конечно же, следует отдать должное режиссеру, создавшему нечто настолько чувственное и неповторимое в своем роде.

10 из 10

Что можно сказать о взаимосвязи зла и человеческой сущности? Пожалуй, определенно только то, что они неразделимы. Являются ли они таковыми по нашей вине или по замыслу природы? Зарождается ли античеловечность в нас еще в утробе матери или приходит с осведомленным знакомством с другим человеком? А может причины этой античеловечности кроются исключительно в социуме и его законах? Да и что мы вообще знаем об этом пресловутом зле внутри? Говоря по правде: да черт его разберет, при чем не первую сотню лет, как это все устроено. Но вопросы интересные и принадлежащие к тому типу, когда поиск ответа занимателен даже при отсутсвии оного. «Догвилль», безусловно, касается этих поисков, но касается лишь намеками, брошенными в пустоту фразами, несколькими символами, создающими смысловой фон и глубину для основных тезисов.

Облекая историю в оригинальную форму схем декораций и персонажей Триер как будто бы проводит закрытое лабораторное исследование на тему «Жестокость, власть и высокомерие — есть ли связь?». Рассчетливая рука датчанина увлекает зрителя постепенной и своевременной раздачей ярлычков с характеристиками для каждой из мышек. А мы, в свою очередь, наблюдаем за происходящим, становясь по ходу фильма все ближе и ближе к результату эксперимента. И что же мы видим? Приведя скромного и трудолюбивого пастуха в лице прекрасной Грейс в стадо заблудших овец режиссер ставит библейскую мораль с ног на голову и называет смирение не иначе как высокомерием. Проявляя милосердие ко всем, но не к себе, героиня Николь Кидман невольно увлекла обитателей Догвилля в пучину вседозволенности, оставив на попечение высших сил проблемы социального, земного характера. И получается, что по замыслу фильма Богу исключительно Богово, а кесарю исключительно кесарево, ведь до Страшного Суда еще нужно дожить, и вопрос, как до него дожить, не является личным делом каждого, коль скоро наше существование зависит от общества вокруг нас.

В предложенной ситуации с выводом произведения довольно сложно не согласиться. Не только сам сюжет, но и легкое подрагивание камеры, крупные планы лиц актеров, обобщенность и минимализм повествования позволяют каждому искренне сопереживать героям и расширить историю до его собсвенных рамок, заменить схематичное на конкретное и в финальном диалоге прийти вместе с Грейс к логичному решению. Вот только в самой первой и самой сложной сцене картины режиссер вместе с камерой наблюдает за городом с высоты птичьего полета и впоследствии, в отличие от камеры, так и не спускается вниз. Как Том Эдисон-младший пытается отстраниться от собственного окружения, так и датский провокатор отстраняет Догвилль от остального мира, заменив многообразие действительности на узкий круг обитателей улицы Вязов и пришлую «иную», изобразив не живых людей, а лишь выведенные мелом очертания их тел на полу. Но такие вопросы не терпят упрощенности и схематичности, их нельзя рассматривать в изолированной лаборатории, нельзя разделить на составляющие и потом заново собрать так, чтобы получилось тоже самое. Ведь в каждом человеке одновременно уживается множество совершенно противоположных друг другу качеств и они не просто борются между собой, они взаимодействуют, а результат этого взаимодействия зависит в том числе и от всего того, что автор картины оставил вне концептуальных декораций. Поэтому для меня фильм — всего лишь противоречивое высказывание, способное породить множество небесполезных идей и рассуждений, но само по себе ничего не доказывающее и не обозначающее.

Здесь кидают кость собаке, нарисованной на полу мелом. Ударами колокола отмеряют никому не нужные часы, уходящие в никуда. С недоверием относятся к незнакомцам и не обращают внимания на то, что вся жизнь уже давным-давно превратилась в набор условностей и привычек, передаваемых из поколения в поколение… Напоминает жизнь общины из «Рассекая волны»,не так ли?

Фильм цепляет, в первую очередь, тем, что при всей условности и не-реальности декораций сам он парадоксально реалистичен — за счет психологической точности, правдоподобности характеров, логичности развития сюжета. Вот тут и наступает первое «узнавание»: увы, напоминает Догвилль не только общину Бесс, он напоминает множество самых разных общин, деревень, городов и людей, живущих в них — он напоминает жизнь. В этом — главный ужас : для того, чтобы увидеть таких людей и такую жизнь, не обязательно ехать на край света, к богом забытым Скалистым горам. Вообще необязательно куда-либо уезжать: все это — здесь и сейчас, вокруг. Это было всегда, и никакое время этого не изменит.

Приход Грэйс в селение становится своего рода лакмусовой бумажкой, тестом на человечность: сумеют ли жители городка принять дар, посланный самим небом?Сумеют ли принять самого ангела, спустившегося с небес — сострадательного, бескорыстного и готового помочь каждому?Ответ — да. Сумеют. Сумеют принять, оценить, приспособить для хозяйства и использовать с максимальной полезностью, выжимая из «дара» все, что возможно — до капли.«Употребить»,разделив на всех. Легко.

Так в чем вина жителей Догвилля? Не в том ли, что вели они себя — естественно, повинуясь своей природе? А ведь их желания естественны донельзя: что странного в то, чтобы хотеть поменьше работать? Получать побольше внимания?Защищать своих детей?Скрывать свою слабость?Эти желания просты и природны, почти инстинкты. Осталось только найти эту грань, разделяющую естественность и животность. И история Догвилля показывает, насколько тонка эта грань и как просто и незаметно ее проходят.

Триер помещает своих героев в почти лабораторные условия, где ничто не может повлиять на чистоту эксперимента:даже собака здесь не имеет права быть настоящей: реальны люди и только они. Минимальность деталей заставляет зрителя на протяжении всего фильма придаваться безжалостному разглядыванию жизни Догвилля — во всей ее абсурдной «правильности»,где каждый занят своим бессмысленным делом — протирает стаканы, из которых никто не пьет, или продает статуэтки, которые некому покупать. Во всей ее мелочности и ограниченности. Бессмысленную жизнь, которую бесконечно можно критиковать, презирать и высмеивать, при этом не переставая узнавать ее тут и там.

Никто из жителей городка не осознает, что сейчас он — на сцене, в окружении декораций. Что у него есть шанс сыграть роль — любую, какую угодно. Что когда он уходит в свой нарисованный дом, он не скрывается там от мира и не перестает существовать. Что каждый его шаг — всем виден и всем известен. Каждый из них настолько привыкает к чужой глухоте, что не задумывается о том, что его поступки могут быть оценены кем-то со стороны.

Так чего заслужили жители Догвилля? Уместно ли здесь прощение?Ответ Триера однозначен, и с ним сложно не согласиться. Этот ответ — отказ от высокомерия… и его, единственно возможное в этой ситуации, следствие.

Стоит обратить внимание на весьма неожиданный постскриптум к фильму: подборка фотографий, служащая фоном для финальных титров, демонстрирует нам все то же : лица — усталые, грязные, жестокие и бессмысленные. Люди, которым на все наплевать. Безразличие в глазах.«Я не придумал их» — говорит Триер,-«Они есть. Они живут. Вот они. Видите, как их много?» И имеют ли они право?..

10 из 10

Ларс фон Триер любит украшать драмы красивыми суффиксами. Разделяя сюжет на ямбы и дактили, уравновешивая рифмы событий и бережно дробя лирическую повесть на главы, фон Триер стимулирует артезианскую поэтичность. Голова датчанина полна летучими мыслями, они разнолики и каждая вылетает из неповторимого улия. Ларс болеет политическим хобби и тянется к религиозным водам, не буксуя на одной теме и постоянно передвигаясь по идейным континентам. Мусоля одно-другое-третье, он доводит нужный предмет рассуждений до оной изощрённости, которую расписывает в своих фильмах. «Европа» показала нам бесстрашного экспериментатора над визуальными минералами, а «Рассекая волны» — прирождённого драматурга, маневрирующего персонажами и обстоятельствами. «Догвилль» же как magnum opus режиссёра сделан комплектом всего, что непосредственно входит в инициативу режиссёра. Первая часть преднарочитой трилогии «США — страна возможностей» рисковала мнимым нонсенсом, но более тщательно распробовав арт-хаусный орех, зритель забросал Ларса фон Триера венцами почёта, в чём помог ему эффектный и эффективный метод.

Проверьте, поставлено ли ваше воображение на режим «вкл». Теперь вы видите карликовый город, старинные дома с прилегающими садами, уютные комнаты и мебель… А теперь отбросьте сознательную иллюзию и поймите, что находитесь посреди доски, исписанной мелом. Большой доски. Удивительно столько не то, что всё проводилось в пределах павильонной тьмы, сколько то, как этой огромной, что покажется не с первого раза, студией распоряжается фон Триер и какую тяжесть ответственности, контроля и организованности он возложил на свой талант, бесспорно, уникальный в тесном обществе независимых кинотворцов. Ларс пунктирами чертит карту вымышленного городка, даёт квадратикам и кружочкам названия и выгуливает в них героев. Впрочем, лишь люди «идентичны натуральным», хотя вечно отдыхающий пёс намеренно впечатан в асфальт и напоминает о существовании глухими стонами и ланием.

Догвилль есть не что иное как статичная плоскость, покрытая макро-планом улиц и закоулков. Стены прозрачны, двери не изобретены, окна «висят» ни на чём, а меблировка выполняет роль условных границ помещений. Даже самый недогадливый в мире человек подытожит, что это специальный режиссёрский трюк. Амфитеатральная панорама позволяет крутиться и вертеться как угодно и служит лупой, увеличивающей иллюстрацию событий. Закрытые от посторонних глаз дома обнажаются до плинтуса, и на ладони является необъятная в реальности перспектива бытового естества и закономерных происшествий. Хотя в техническом отношении не обошлось без погрешностей, ибо освещение порой серьёзно хулиганит. Но это сущие пустяки. Мы оцениваем сам подход к экранизации сценария. И он прекрасен.

Ларс фон Триер мужественно остаётся приверженцем личных принципов, и вровень с прошлыми работами напускает на эмоциональную обстановку «Догвилля» пасмурный климат. Вулканический конфликт, который то потухает, то бушует, соотносится с фактором жестокости и животной трусости человеческого существа. Необычная для психологической драмы атмосфера гнетёт. Содержание насыщается преимущественно диалогами, знаменующими процесс войны или церемонию межличностного перемирия. Также в фильме фон Триера любовная тема не отступает от черты первостепенности. Мелодраматические отзвуки так или иначе замечаются и в смутных происшествиях. К этому причастны и сцены изнасилований, даже просто сексуальных контактов. Это художественный язык жестов. Ничего более.

На доске расставляются чёрные шахматы, вытягиваясь в ряды ключевых и ведущих персонажей и при этом не подвергаясь обязательному делению «Король» или «Ферзь». Последним здесь является главная героиня в лице эротичной куколки Николь Кидман. Белой фигуркой Грэйс выставляется на противный армии «чёрных» вектор. Девушка попадает в ловушку. Она одна и куда бы не ступила, везде её подстерегают «слоны» или «кони», которые вот-вот её «съедят». Жители Догвилля просты и невинны. Проблема встаёт тогда, когда в них пробуждается отоспавшееся зло, хладнокровное и безнравственное, однако свойственное людям, что ужасает ещё сильнее. Добряки и джентльмены деградируют в маньяков и тиранов. Дамы и служанки облачаются в канализационных тварей. Резон, невыгодный для положения Грэйс. Руководящий сим представлением фон Триер развязывает казусный клубок старой доброй местью женщины. Луна обретает багровый наряд. С доски стирается городской план. Пятна мела, трупы… И оставшаяся в живых собака. Потому что это Dogville — «город пса».

9,5 из 10

«Догвилль» — сумасшедший в постановке и такой же гениальный в её исполнении трёхчасовой спектакль, отработанный Ларсом фон Триером, которому уже не найдёшь оригинального прилагательного для описания его бесподобности. Единственной опорой, на которую полагается режиссёр для явления изящной идеи в доступной форме, становится ваше воображение. Возможно, в этом и заключается волшебство арт-хауса.

Один из самых необычных фильм, которые мне доводилось смотреть. «Догвилль» — это фильм, который, безусловно, не для всех. Не всем хватит, во-первых, терпения и усидчивости, чтобы не отрываться от экрана почти три часа; во-вторых, не всем хватит желания задумываться о том смысле, который несёт в себе «Догвилль», не всем хватит желания перенести картинку с экрана в реальный мир и вдруг осознать, что такие «догвилли», оказывается, есть везде. Этот фильм особенный, он не похож на другие, но у Ларса фон Триера не получается снимать стандартные, типичные и обычные фильмы. И вследствие этого хочется выразить ему искреннюю благодарность.

Никогда не задумывались, насколько может измениться типичная, одинаковая каждый день жизнь человека, если вдруг в это размеренное течение его жизни попадёт иной человек, этакая соринка, этакий вирус? Размеренную, стабильную жизнь населения Догвилля ничего не тревожило, пока вдруг в их городе не появилась таинственная незнакомка Грейс. До её появления люди знали, что будет завтра, послезавтра, люди знали, чего ожидать от соседей, но теперь всё изменилось. И как правильно почувствовал Том, Грейс появилась в их городе не случайно. Это была самая настоящая опасность для Догвилля, не зря пёс Моисей так яростно лаял при её виде в тот первый вечер. Опасность заключалась в том, что Грейс вытянула наружу все недостатки людей Догвилля, открыла их настоящую природу и сущность, которые они тщательно скрывали всю жизнь и которые уже стали забывать. Правда, наивный Том был склонен полагать, что всё будет наоборот и Грейс сделает его город только лучше. Но вместо этого она его уничтожила. И чем больше он это понимал, чем больше это понимали остальные жители города, тем невыносимее становилась жизнь самой Грейс. Персонаж Тома является вообще этаким типичным «апатичным интелигентом», который искренне желает сделать окружающий мир лучше, считает, что отлично знает и понимает всех окружающих, но дальше слов не готов продвинуться ни на шаг. И вся его «любовь» к Грейс заключается именно в её использовании в качестве средства достучаться до душ соседей, не задумываясь о том, нужно ли это и соседям, и Грейс, которая видела в Томе свою надежду на спасение. Единственный адекватный человек во всём Догвилле — Чак — сразу дал понять Грейс, с чем она столкнулась. Сам, приехав из большого города в Догвилль, он и смотреть не мог на Грейс, которая буквально сиюминутно пробуждала в нём подзабытые чувства «нормальной» жизни. «Убогий» Догвилль и прекрасная Грейс просто не могли сочетаться в одном месте, и кто-то из нём обязан был погибнуть. «Догвилль» сопротивлялся всеми силами: «одурачив» сперва Грейс своими видами, светом, отражающимся от зашедшего за горы солнца, фарфоровыми статуэтками из магазина, подарив ей друзей, заставив чувствовать за себя гордость, он совсем скоро попытался её уничтожить. Но тем самым, только приблизил свой конец.

Ещё одной отличительной особенностью фильма Ларса фон Триера является его «театральность». Действие, по сути, разворачивается на небольшом пространстве с вполне театральными декорациями. На моей памяти это первый такой фильм. Возможно, кого-нибудь может смутить данная постановка, но на взгляд, это сделано для усиления эффекта, ведь театр намного ближе к жизни и реальности, чем кинематограф. В итоге, мы получаем усиление ощущений и постепенно привыкаем к таким декорациям, считая их вполне себе реальными.

Игра актёров чудесна. Театральная особенность фильма вынуждает их экпериментировать в попытках найти ту тонкую грань между театром и кино, между реальным миром и сценой. Николь Кидман сыграла просто блистательно. Поэтому даже три часа фильм смотрится на одном дыхании, в этаком едином порыве чувств и эмоций. Конечно, конец явился почти полной неожиданностью. Но вместе с тем, как оказалось, он стал абсолютно логичным и понятным. Таким понятным, что даже нисколько ни жаль ни жителей города, ни сам город Догвилль. Он не выдержал испытания, не смог ответить на вызов судьбы, не смог оправдать своё существование. Ведь как сказал Чак, Догвилль прогнил до самого основания. Одурачив людей, он сделал их жизнь невыносимой. А сам фильм «Догвилль» сделал жизнь немного интересней, погружая тебя после очередного просмотра в коктейль разнообразных мыслей и впечатлений.

К сожалению, больше нельзя:

10 из 10

Посмотрел этот фильм по совету подруги, был заинтригован. Фильм, конечно, рушит все штампы и операторской работы, и режиссерской, да и актерской. Интересная задумка с вымышленными декорациями, очерченными только белым мелом на земле: дома, целые улицы, деревья, кусты, даже собака — нарисованы мелом. И, удивительно, это не мешало воспринимать фильм, а наоборот, даже помогало, заставляло сосредоточиться на поведении персонажей, их взаимоотношениях. Отсутствие стен домов в некоторых сценах подчеркивало их тяжесть (сцена изнасилования Грейс на фоне идиллической жизни Догвилля).

Но по большому счету, несмотря на множество символов в фильме, которые прослеживались даже в именах, какой-то глубокой морали или поучительности, увы, немного. Кульминацией фильма стал диалог Грейс и ее отца о высокомерии. К своему удивлению, я посмотрел иначе на это понятие. Фильм донес странную на первый взгляд идею о том, что высоконравственный и всепрощающий зло другим человек, смиренный, любящий на самом деле является самым высокомерным человеком в мире. И, надо сказать, я с этим согласился через некоторое время после просмотра фильма, тщательно переварив эту идею. Высокомерие — безусловно, порок. Но получается, что добродетель стала причиной порока.

Этот фильм бросает вызов основной идее христианства в лице Иисуса Христа, который терпеливо принял на себя все муки человечества, отличался всепрощением и безграничной любовью даже к своим врагам.

По идее Церковь должна была восстать против этого фильма (а, возможно, так оно и есть, просто я об этом не знаю). Фильм довольно открыто и откровенно противоречит христианству. Основная мораль заключается в следующем. Если вы будете терпеливо терпеть всяческие несправделивые унижения и обиды, то этим поощряете своих обидчиков. Они не встречают никакого сопротивления и продолжают вас обижать. А ваше высокомерие вот в чем. Вы считаете себя более нравственным человеком по сравнению со своими обидчиками, мол, они слабые люди, я бы никогда так не поступил, что с них взять, я отношусь к ним снисходительно и снисходительно их прощаю, прощаю им каждую обиду, не отвечаю на пощечину пощечиной, а подставляют другую щеку. Отец Грейс считает это неправильным и требует от дочери всякий раз наказывать обидчиков. Более того, это, по мнению отца, является добрым поступком по отношению к обидчикам. Потому что, осекая их зло, мы даем им шанс исправиться и вовремя остановиться.

Если не ошибаюсь, то эта тема — извечный библейский спор между Ветхим и Новым Заветом (спор о щеке). Так что, не такой уж и антихристианский этот фильм. Мое же мнение, то нужно давать в ответ. Можно проследить аналогию с притчей об удочке. Что лучше: дать голодному рыбу или удочку и научить его ловить рыбу? Что хуже: поощрить зло или пресечь его на корню другим злом?

Уважаемый г-н Триер, ну нельзя так с нами, со зрителями! И с людьми вообще! Вы художник, вам позволительно, но пощадите нас, не доводите нас до греха пресловутого катарсиса, ибо становится страшно… Нет, жутко, горько и обидно, ведь всё показанное в «Догвилле» — увы, правда.

Надо ведь чуть-чуть побольше декораций — настоящих домов, травы, неба, того самого крыжовника и вязов (обязательно!), чтобы было где остановиться взгляду, отвлечься от гипнотического ритма 3-часового фильма: вроде и неторопливого, но какого-то лавинообразного. Зачем вы ограничили место действия пространством сцены размером от силы 10 на 10? Может, лучше бы в театре сие действо поставить? Но и тут вы не дали нам выбора — вы заставили нас смотреть только на то, что снимает ваш слуга-оператор. И мы не можем отвести взгляд на другую часть сцены, кулисы, ложи или в сторону театрального буфета, мы вынуждены подчиниться вашему режиссерскому диктату.

А зачем вы в это почти точечное пространство вставили столько персонажей? Где каждый из которых (за исключением последней мизансцены) — второй главный герой. Настолько главный, что как часть Догвилля по «главности» переплюнул эфемерную Грейс, что в каждом из которых узнается кто-то из знакомых в реальной жизни. И, что самое страшное, в каждом из которых находишь кусочек самого себя, хотя бы и спрятанного в своих самых сокровенных мыслях.

И нельзя же сценарий доводить до такой кристальной чистоты! Ну где-то же должен торчать рояль в кустах, кто-то из героев в своей «эволюции» должен же как-то «дать слабину», сойти с дистанции. А Грейс!? Зачем вы заставили её довести ситуацию до Брехтовского абсурда? Ну неужели нельзя было дать ей чуть-чуть благоразумия, чуть меньше принципиальности? Ну хотя бы банальной трусости? Нет! Вы её принудили, и мы, зрители, расплачиваемся тем, что вынуждены были увидеть всё то, что и так давно знаем. То, о чём мы всегда говорим, но как-то не так остро, не доводя свои свои разговоры до необходимости делать какие-то выводы: «До чего же люди дошли… когда это всё кончится» или пьяно-истеричных высказываний типа «все [вставить] моральные уроды, козлы и чмошники».

И к чему этот финал? Нет, большинство с вами (то есть, с Грейс) где-то согласны, и уж наверняка на её месте поступили бы также (не приведи господь) и в итоге открыли бы в себе… Догвилль во всей своей красоте и пасторальной умилительности. И ужаснулись бы. И тут же постарались бы забыть всё это, оправдать — «миру будет лучше, если в нём не станет Догвилля».

Лукавство, лицемерие! Расправившись с Догвиллем, Грейс не попрощалась с ним, а Догвилль попрощался с Грейс, ибо в ней теперь не осталось той самой Грейс, которую она так берегла на протяжении всего сюжета ценой смирения, унижений, физических и нравственных страданий. Догвилль остался… в ней самой, он победил! И незримый спор в начале фильма, закончившись в машине, выявил полное поражение главной героини.

И, остановись вы здесь, уважаемый г-н Триер, я бы и гроша ломаного не дал за фильм, и сколь бы малозначимой не была моя любительская оценка — я бы поставил вам кол… Но вы хитрец — добавили одну маленькую деталь: персонаж, по вашей же иронии, давший название городку — собачку. И имя ей дали символическое — Моисей, довольно четко намекая нам, что же нас выведет из того отчаянного удушливо-циничного и беспросветного существования, которое вы нам показали. Именно Моисей первым встретил главную героиню, он же последним из «горожан» видел её. И, вуаля, именно Моисей — тот, кто никоим образом на протяжении всего фильма не «эволюционировал»: он просто не любил Грейс за то, что она стырила у него мясную кость. И он не стеснялся показывать ей это. И всё! И вот он был не собакой, а всего лишь контуром собаки, а в последней сцене «ожил».

В общем, мы ваш мессидж поняли (я надеюсь): мораль, смирение и всепрощение, любовь и доброта — суть всего лишь контуры на театральной сцене, которую мы по ошибке называем жизнью. Но таковы они лишь в театре, лишь в искусстве, только там им и место, где умный дяденька-художник или ещё более умный дяденька-философ могут взять их в асбтрагированном виде и, перетасовывая их, извлекать удивительные идеи, к вящей славе… А жизнь вне искусства проста и очевидна — найди в себе то, что настоящее, ничем не прикрытое, хотя бы ту же отобранную кость и животную ненависть к человеку, её отобравшему. Что-то, что не сразу укладывается в символы культуры, что не сразу оккупируется эфемеридами цивилизации и следуй за этим, держись этого, как своего стержня. А уж название этому всё равно найдут, но твоё личное непосредственное желание — первично!

И всё равно, хоть и спасибо вам, но это было слишком жестоко!

10 из 10

Может быть, страдания и муки — это и есть смысл жизни. Чак Паланик

Имя главной героини нашего фильма Грейс дословно переводится как «благодать», а название того маленького и на первый взгляд уютного городка, где она нашла своё укрытие, пытаясь бежать от гангстеров, Доггвиля, как» город псов». И когда эти две силы сталкиваются, то происходит взрыв. Не мгновенный, а постепенно возникающий, огонь вырастающий из жестокости — сильная ударная волна, которая будет ответом не только бездушным жителям Доггвиля, но и всему человечеству, которое извечно стремится убить все хорошее. Этот странный и особенный город становится для Грейс убежищем, а потом превращается в клетку. Поначалу жители с недоверием, но все же интересом относятся к новой знакомой, которая появляется словно из ниоткуда и просит помощи. Грейс оказывается услужливой и работящей девушкой, которая готова отплатить добродушным жителям за их гостеприимство; она вновь и вновь сваливает на себя всю самую ответственную и тяжелую работу, выслушивает критику и упреки. Но вскоре Доггвиль снимает привлекательную маску и оскаливает зубы, разбивая вдребезги хрупкий мир нашей Грейс, которая подобно святой вначале выносит все мучения, а потом просто ломается под давлением и травлей. Так рождается зло, не абсолютное, но сильное.

Доггвиль вызвал у зрителя немалый интерес во многом потому, что само его преподнесение было столь оригинальным и смелым, что каждому захотелось на себе испытать силу простых и даже почти условных декораций фильма. Ведь плохую актерскую работу всегда можно безо всяких проблем замаскировать красивыми спец эффектами и яркими картинками, а этот картонный мир мог существовать и жить только при условии гениальной работы актерского состава. Мы смотрим почти что на детский рисунок мелом на асфальте — вот они небольшие квадратные домики, маленькие садики, аккуратно разделенные грядки и клумбы с цветами, а если приглядеться, то можно увидеть и самих жителей — озорных и шумных детей, сварливых, но заботливых старушек и энергичную молодежь. Такая простая организация и незамысловато-нежное начало просто переносят аудиторию в наш с вами общий детский мир, один из бесчисленных рисунков, в которых мы воплощали о легенды о прекрасном добром светлом крае. Но когда детские очертания наполняются взрослым смыслом, происходит особый эффект, который и позволяет испытать на себе Доггвиль.

Вот она — смешная и нелепая история о прекрасной принцессе в облике Николь Кидман, которая явилась откуда-то с небес, а уже на следующее утро перевоплотилась в милую куколку, повязала голову платком и принялась работать на благо всех и вся, закатав рукава своего грубого платья. Вот он — её принц, простой, смешной, жизненный, полюбивший этот образ с первого взгляда и готовый смотреть с любимой на звезды и улыбаться. Вот и старики, которые сочли новую горожанку отличной собеседницей и неоценимой помощницей. А вот и резкая перемена красок: дети, которые всяческим образом стараются подставить свою заботливую нянечку Грейс, мужчины, которые не устают валить Грейс на пол и бесцеремонно задирать её юбки. угрожая и махая кулаками, а потом обвиняя её, осклабившиеся старухи, нагружающие невыполнимой работой и разочарованный принц, который ждал богатого сексуального опыта и пристального внимания со стороны своей возлюбленной принцессы, а получивший усталое и забитое создание, которое нуждалось в ласке, поддержке и спасении.

Когда-то я решила посмотреть этот фильм из-за запоминающегося постера — главная героиня лежит полумертвая на полу среди разбросанных яблок. Отзывы были ну очень впечатляющие, некоторые писали, что фильм вызвал у них сильные слезы. Мимо таких картин мне сложно пройти мимо, поэтому я решила пожертвовать своим свободным временем и все-таки оценить по достоинству этот ни больше ни меньше шедевр. И мои надежды оказались оправданы; в картине можно увидеть что-то гораздо более глубокое, нежели история о мести одной обиженной женщины. Ведь все жители Доггвиля — это своего рода худшие из худших, только переодетые в карнавальные костюмы. Вспоминается сцена из «Суини Тодда…», когда на приеме у судьи Терпина все чиновники и высокопоставленные лица танцевали, скрывая лица масками. Террористы, психопаты, убийцы, насильники, морально слабые люди, отбросы и гнилые сплетники — они выглядят кучей дерьма на фоне неожиданно светлой и вершащей правосудие мафии. Вот так людей и приучают к тому, что не всегда убийство и месть — это страшная глупость, порою это заслуженное, страшное, мощное и впечатляющее возмездие.

Для меня эта картина до сих пор остается вопиющим феноменом и неразрешенным вопросом: так все же люди безнадежны и чтобы искоренить жестокость надо взять в руки автомат и изрекошетить всех и каждого? Война — это реальный выход или нелепое последствие нашей глупости? Как все могло дойти до того, что темная сторона жизни все-таки стала светлой, так как появилась ещё более темная? Неужели в этом мире не примут хороших и добрых людей с душой нараспашку? Завершение этого фильма — это просто обратная сторона медали по имени Грейс, вполне ожидаемая реакция, но такая яркая и бурная развязка. Это одна из лучших драм нашего века, преисполненная борьбы и противостояния. И если есть желание заглянуть в глаза истинной людской душе, то стоит уделить время этому шедевру.

10 из 10

Писать что либо о подобных картинах — мука еще большая, чем наблюдать их. Сладкая мука.

«Догвилль» — идеальное кино. Ни больше ни меньше. Драматургия, мораль, любовная история, напряженность — всего здесь намешано в равных пропорциях, в результате на выходе взрыв мозга, разрыв всех мыслимых и немыслимых шаблонов.

Главная особенность фильма — гениальная шок-концовка не единственный достойный ингредиент, как в многих подобных картинах, а щепотка специй, украшающая и без того безупречно выполненное блюдо.

Пол Беттани и Николь Кидман — шикарный кинодуэт, химия, магия происходящая на экране между их персонажами, трансформирующаяся в финале из куколки в роскошную бабочку — невероятна и неповторима.

Ларс Фон Триер снова и снова доказывает то, что он один из лучших и необычных режиссеров современности, мастер шока и гений драматургии, и «Догвилль» — жемчужина его фильмографии.

10 из 10

Что есть высокомерие? Когда человек безжалостно выставляет всем свои оценки? Сам решает кто прав, а кто виноват? Или когда, наоборот, милосердно всех прощает и оправдывает? Не идут ли оба этих чувства из одного источника? Это главные вопросы в фильме Ларса фон Триера «Догвиль». Лента была отмечена множеством наград на разных кинофестивалях. Одна из немногих авторских картин, сыскавших себе массовую славу. Однако в мой культурный фон «Догвиль» не попадал.

Об этом фильме я услышал, когда на очередном кинофестивале в Каннах разразился скандал. Режиссёр Ларс фон Триер сказал нечто положительное в адрес Гитлера. Вроде того, что он его оправдывает. Я тогда, помнится, посмеялся. Что только не делают известные люди ради эпатажа. Но на один из лучших фильмов этого чудо-режиссёра я решил взглянуть. И сказать честно — пребываю в шоке до сих пор. В тоже время мне стало понятно, почему Ларс фон Триер так отозвался о Гитлере. Уж если кто и имеет право нечто подобное говорить — то, несомненно, автор «Догвиля».

Первое, что сразу бросается в глаза — весьма необычная форма ленты. Я бы даже не стал называть это кинофильмом. Всё действие картины проходит в условных декорациях. Стены домов — просто очерченные на полу границы. Кусты крыжовника — такая же условность. Присутствует, конечно, мебель, предметы интерьера, но там это не воспроизводит обстановку, как мы привыкли видеть. Всё это в «Догвиле» — декорация. Зритель это сразу понимает.

Но я не бы не назвал этот фильм театральной постановкой. Это не есть пример, когда театр переходит на большой экран, поскольку представить себе «Догвиль» на театральных подмостках мне сложно — он сразу потеряет едва ли не половину своего очарования. Очень большую роль играет операторская работа. Зачастую некоторые моменты фильма просто не понять, если не увидеть с того ракурса, с которого они были показаны режиссёром.

Другая важная деталь — рассказ. Голос за кадром очень интересно повествует о происходящем. Причём картинка не повторяет текст. Текст не предсказывает картинку. Там сложно объяснимая гармония между картинкой, действием, и рассказом. Симбиоз литературы, театра и кино. Должен признаться — я такое увидел впервые. Поистине новая форма аудиовизуального искусства.

Что же до сюжета, то да — должен признать — это здесь не самая сильная сторона.

Однако фильм я смотрел с большим интересом. Хотя лично мне тема того, что в каждом из нас живёт дьявол, что все люди на самом деле очень мерзкие твари, как-то уже поднадоела и откровением не стала. О том, что случится в конце фильма, я стал догадываться уже в середине. Но заслуга Ларса фон Триера не в сюжете. Не в заложенном смысле. Заслуга в блестящей постановке. Очень быстро понимая базовые точки этого спектакля (мне все же проще его так называть), зритель всё равно не остаётся разочарован, потому что следить за происходящим интересно.

Психологическая достоверность — вот что так блестяще сумел отобразить создатель «Догвиля». И в условиях, когда нет ничего «лишнего», когда весь мир схематичен, как нельзя лучше проявляется основная сущность, её только и замечаешь, потому фильм так интересен. Смотришь не столько на чужую историю, как это бывает обычно в лентах, смотришь на себя. На всё человечество.

Финал картины сильно впечатлил. Хоть и был ожидаем, в такую развязку всё равно не хотелось верить, до последнего была надежды, что сюжет окажется другим. Но, на самом деле, итог просто не мог быть другим. В истории, которую поведал зрителям Ларс фон Триер, даже теоретически не могло быть другого финала. Потому что такова природа. Таковы люди.

Впрочем, режиссёр в этой ленте не настаивает на выводах, и каждый вправе сделать их сам. Его задача была просто показать людей «без прикрас». И он с ней мастерски справился. Ваше мнение относительно людского вида — за вами. Я свой уже сделал.