Рецензии

Парадоксально, но нет большей кары для человека, чем общественное признание. 47-летний Андрей Звягинцев снял всего три полнометражных фильма, но его уже успели окрестить наследником Тарковского, одарить венецианским «Золотым Львом» и дважды пригласить в Канны. Вопрос сейчас не в том, соответствуют ли заслуги режиссера статусу. Статус всегда несет для художника опасность потерять собственную идентичность и стать именно что воплощением этого статуса: иными словами, для Андрея Звягинцева, на разные лады называемого гением и если не Толстым, то хотя бы Достоевским от кино, существует реальный риск принять собственную гениальность как данность. И его последний фильм «Елена» неожиданно становится тому тревожным симптомом.

Конечно, «Елена» — без оговорок сильный фильм чуткого и умного режиссера, который одинаково умело владеет киноязыком, выстраивает драматургию и добивается пронзительной искренности от актеров. Вместе с замечательным оператором Михаилом Кричманом он выстраивает кадр с завидным перфекционизмом, за кадром же «Елена» поражает еще более несвойственной новейшему российскому кино точностью звукового решения. На этом оценок и пресловутых статусов, пожалуй, хватит — вопрос, как уже говорилось, не в них.

Главное отличие «Елены» от предыдущих фильмов Звягинцева заключается в ее бытовой конкретности. Никаких вневременных островов, внепространственных деревень и условных ресторанов. Вот эта улица: Большой Кисельный переулок в самом центре Москвы, сосредоточие престижа и власти. Вот этот дом: портье, подземная парковка и просторная квартира на верхних этажах с двумя спальнями, тремя телевизорами, балконом, элегантной чистой кухней и автоматической кофемолкой. Вот, наконец, эта девушка, которая совсем не девушка, но простая русская баба Елена Анатольевна в серой кофточке и белой косынке с таким «своим», родным лицом и грустным, сочувствующим взглядом серых глаз. Каждое утро она просыпается, дожидается в кровати звонка будильника, выключает его, тяжело поднимается и переходит за туалетный столик, где привычным неторопливым жестом перед трюмо расчесывает и закалывает темно-русые волосы. Затем она направляется в соседнюю спальню, раскрывает шторы, как всегда легонько касается ноги под одеялом и произносит «Доброе утро», не дожидаясь ответа, уходит на кухню и не спеша варит кофе, пока из ванной доносится жужжание электрической бритвы. Завтракает, коротко и просто отвечает на вопрос о планах на будущий день, получает в кассе свои 30 тысяч рублей пенсии, едет в автобусе на платформу, оттуда в электричке добирается до ближнего Подмосковья, игнорируя призывные крики продавщицы журналов, а там, зажатая на узкой тропинке между угрюмой чащей и нависающей громадой ТЭЦ несет деньги сыну, энергично ступая по грязи…

Повседневный быт своих героев Звягинцев прописывает вплоть до каждой детали и не жалеет времени на экспозицию, подчеркивая размеренность, спокойствие и какую-то подавляющую «нормальность» происходящего. По сути, проходит добрая пятая часть картины, прежде чем интрига трогается с места и звучит вопрос, становящийся для нее отправной точкой, да и тот подан ненавязчиво, как бы между словом: «Мам, ты поговорила с ним насчет Сашки? Ну а чего ты тянешь?»

И весь дальнейший фильм предстает бесконечной цепью вопросов, ведущих от одной нормальности к другой. «Володь, ты поможешь Саше?» — нормальный отказ — «Почему я должен содержать семью твоего сына?» — нормальный поход в спортклуб — нормальный инфаркт — нормальное, хоть и первое в жизни посещение церкви — «Вам свечку за упокой или за здравие?» — «А кормить должен чужой дядя?» — «Какое Вы имеете право думать, что Вы особенный?» — нормальное убийство, нормальная кража, нормальное избиение. Нормальный Конец Света. Один из последних вопросов: «Это, наверное, во всем доме?» Один из последних ответов: «Во всем мире,…»

Андрей Звягинцев не однажды рассказывал о происхождении «Елены» как части нереализованного международного проекта, посвященного теме Апокалипсиса, поэтому в таких переходах от конкретного к глобальному, казалось бы, нет ничего необычного. Тем не менее, финал фильма, напротив, наводит на мысли о том, что неожиданный уход Звягинцева в обобщения — явление подчеркнуто-национальное и прослеживается еще от классической литературы XIX века, титаны которой были непременно философами или даже учителями, а потому за каждой частной проблемой видели либо раскол поколений, либо вовсе крах мироздания. Неслучайно в лаконичной, но эффектной концовке камера Звягинцева запечатлевает каждого из членов семьи Елены, постепенно спускаясь от нее самой — воплощения старшего поколения — к свернувшемуся на постели мертвеца новорожденному младенцу. А рупором режиссерской морали неожиданно становится незаметный и не нарушающий привычной нормальности «герой» — телевизор, передачей «Давай поженимся!» укоряющий: «У вас в головах суета сует и пустота пустот».

И тут вся картина приобретает совершенно новый оттенок. Через формально объективный подход Звягинцева к изображению своих героев и их мотивации начинает просвечивать его глубинная неприязнь к этим циникам, убийцам, лентяям, бездарям, мошенникам и ворам, которые, сидя утром перед трюмо, будто выбирают свой внешний «объективный» облик, на деле всегда сохраняя готовность совершить обыкновенное преступление, а после с жуткой верой в собственную непогрешимость защищать себя, будто молитвой (ведь настоящих молитв они уже и не знают), простыми словами: «Ты должна мне верить». Их истинное лицо останется в прошлом; на фотографиях, среди которых Елена, мучительно всматриваясь, ищет свое былое «Я», вроде бы радостное и светлое, но композиционно уже стоящее на грани между жизнью еще зеленого леса и медленным умиранием леса осеннего. И когда, несколько секунд спустя, смерть все-таки наступает, остается лишь оплакать потерянную Елену горькими слезами, а на следующее утро спокойно проснуться и вновь сесть перед трюмо.

Звягинцев, безусловно, поддерживает образ скромного и тактичного режиссера-интеллектуала европейского толку. И подход к морали у него значительно менее навязчивый, чем у соотечественников — взять хотя бы сыгравшего в «Елене» главную мужскую роль Андрея Смирнова, чья последняя режиссерская работа «Жила-была одна баба» в своей критичности достигает почти библейского размаха. К притчевости в своих первых полнометражных фильмах был склонен и Звягинцев, однако во вневременных и внепространственных мирах «Возвращения» и «Изгнания» общие идеи режиссера были к месту и не теряли соответствующей философской отрешенности и необходимой абстрактности. Перенесенные же на предельную конкретность современной Москвы в «Елене», они тоже стали предельно конкретными и потому сжались до едких, пусть и в своей холодной вежливости не вульгарных, комментариев к нравственной апокалиптичности современного мира, в котором каждое новое поколение становится заложником пороков собственных и своих родителей. Но разве не в этом же мире, не в этой же самой Москве нулевых живет сам Андрей Звягинцев? И, стало быть, честен ли он перед самим собой, когда пусть и завуалированно, но предъявляет обвинения своему конкретному миру и своему конкретному времени? Готов ли он нести ответственность за такие обвинения?

На этот вопрос каждому (Звягинцеву в том числе) придется искать ответ самому.

Достойнейшее кино нашего земляка! С виду простейший сюжет, простые диалоги, убаюкивающе-ровное повествование, показывающее нашу жизненную обыденность и нашу действительность, но как ни странно все это бьёт тебя наотмашь почище самого кровавого и натуралистичного ужастика. Тихий ужас. И огромный простор для самостоятельной зрительской работы, потому что автор не дает оценок, может быть только намекает.

При этом фильм несет многоплановую смысловую нагрузку, что позволяет каждому найти в увидеть в нем что-нибудь своё и анализировать с разных точек зрения. Например можно рассматривать его через призму социального неравенства (богатые-бедные) или через призму семейных отношений.

Но как сам говорил Звягинцев, он снимал фильм про Апокалипсис, поэтому на мой взгляд ключ здесь именно в этом — это Конец света в наших сердцах и фильм является предвестником этого конца. Поэтому пару слов о персонажах фильма — ни одного положительного, но каждый со своей правдой и болью, каждый со своим понятным отношением к жизни, каждый со своей омертвелой душой.

Елена — женщина с ярко выраженным материнским инстинктом (нянчит внука, нянчит взрослого сына, нянчит мужа), любит мужа материнской заботливой любовью, но для сына готова сделать все, даже убить. Инстинкт перевешивает все.

Сын Елены — сергейюрьевичбеляков с уровнем развития своего школьника сына, не может обеспечить сам семью с двумя детьми и доит мать, у которой богатый муж. Пиво и телевизор — главное увлечение семейного зомби-животного (трутня), которое пьет, срет, смотрит зрелища и размножается.

Муж Елены — богатей со своими принципами и стройной жизненной философией, считает, что люди должны сами уметь обеспечивать себя, но в тоже время содержит свою дочь от первого брака, обвиняет ее в гедонизме, будучи сам таковым (например ублажив жену, тут же смотрит на женщину в фитнесс-клубе явно не с целью любопытства).

Дочь мужа Елены — гремучая смесь цинизма и интеллекта, на мой взгляд самый страшный коктейль в характере, который только может быть. Живет удовольствиями, причем ясно понимает сама свою ущербность (ее фраза о говне, которое не может не быть невкусным, спросите об этом миллионы мух). Эгоистичное зомби-животное без моральных принципов (фраза «как квартиру дербанить будем»), сидящее на наркотике беззаботной жизни, причем неплохо думающее, как увеличить и продлить эту дозу и которое не хочет и уже не может дальше продолжать свой род.

Можно как-то оценивать героев с моральной точки зрения, рассуждать о их странных и уродливых семьях, но повторюсь Апокалипсис в сердцах, которые утратили свет, а свято место пусто не бывает. И на это место приходит даже не тьма, а кое-что пострашнее — серое равнодушие, которое оставляет место для минутного раскаяния над гробом мужа, создавая видимость жизни души, но которая уже давно мертва. Неслучаен показ в конце сухой ветки после ребенка и орды гастеров, играющих в футбол. Мы вырождаемся и деградируем, если так и будет продолжаться, наш Третий Рим снесут орды варваров, как когда-то в древности. История повторяется, но мы ничему не учимся.

Смотреть всем и думать

Снимать кино «про жизнь», как говорил один недовольный зритель, не только легко (все проблемы как на ладони — хоть иди и снимай), но и престижно и актуально, что доказывают многочисленные премии и награды. И если первые две картины Андрея Звягинцева «Изгнание» и «Возвращение» универсальны в своем переложении на любую действительность, в независимости, русский ты или американец, то «Елена» — отражение более конкретное.

И то, что некоторые называют эту работу претенциозной чернухой и фестивальщиной, упрекая его в непатриотичном изображении нашей родины вообще, и русских людей в частности, дескать народ свой надо любить, лишний раз подтверждает то, что пытается донести до нас автор: любить надо, но не слепо, как Елена, которая как наседка, печется о своем великовозрастном сыне, оправдывая его полную несостоятельность как мужчины и отца «трудными временами», и не так безаппеляционно, как муж Елены Владимир свою дочь Катю, циничную гедонистку и прожигательницу жизни, а заодно и папиных денег. Любить надо с разумом. Я тут конечно выразился примитивно. В общем, что есть истина, а что нет, не подскажет нам никто, кроме нас самих. Сам Звягинцев не морализаторствует, а лишь подталкивает к самостоятельному анализу. Мне нравится, как он показывает жизнь: не отгламуренной и рафинированной мулькой, а сложной и многозначной, в которой отличить правду и неправду порой просто невозможно.

Сюжет обычен: Елена — простая русская женщина, «работает» женой у богатого бизнесмена Владимира. Сердобольная и набожная, о чем говорят иконы на стенах, и, словно такая же икона, на которую нужно молиться, весит фотография ее любимого сыночка Сережи. Сергей и его супруга — парочка суррогатов, которые по всей видимости ничего не знают о контрацепции, а слово «презерватив» им вообще не знакомо. Каждый раз Елена, получив пенсию, едет с Остаженки в Бирюлево, покупает продукты и отдает ему оставшиеся деньги. К слову сказать, сын — этакий консумент, омерзительный подсвинок, лишь внешне напоминающий мужчину и отращивающий жир, попивая пивко и хрустя чипсами и фисташками за просмотром телевизора. Ждет себе у моря погоды, пока какой-нибудь богатенький дядя решит все его проблемы. И когда такой дядя на лапу не дает, то он совершенно искренне обзывает его жлобом и матерится. Старшему внуку Елены Саньку 17 лет, он бестолочь, по которому плачет армия, но родители не хотят и пытаются «откосить» его, клянча денег у Владимира. А он не дает. Внучок, тот ради которого безумно любящая бабушка решается на самое ужасное, тупой, ограниченный, вечно играющий в свою приставку и одновременно, очень знакомый. «Че тормозишь, Саня? — Да бабка тут запарила!» Если б знала Елена, что ее внук — прямой продолжатель своего отца. Хотя… не дано ей это. Тут же встает вопрос, что хуже: ленивая пассивность или тупая агрессия? На мой взгляд, это звенья одной цепи.

Муж Елены Владимир — расчетливый и с виду холодный пожилой мужчина. Умеет зарабатывать деньги и понимает, что это стоило ему отношений с единственной дочерью Катей. Вследствие дурного воспитания, Катя жестока и цинична, но в тоже время умна и имеет собственное мнение на вопросы житейского характера: «Говно не может быть не вкусным, потому что миллионы мух не могут заблуждаться» — говорит она о бессмысленности скотского бытия, когда человек существует, уподобляясь животному: совершенно не рефлексируя, не производя умственного процесса, руководствуясь простым выражением «так делают все», ставшим для России почти приговором. При этом сама Катя живет в мире, где никто никому не должен, где все друг другу чужие. Она прекрасно понимает, что такое «окружающий мир» и с совершенно убийственным безразличием принимает духовную деградацию — бессмысленность собственной жизни. Пока жив папа, она еще цепляется за остатки человечности, о чем говорят ее слезы, намного более искренние, чем показательное «рыдание» безутешной вдовы. Однако скорый апокалипсис, о котором она говорит отцу в больнице, для нее уже наступил. «Ну что, как хату дербанить будем?», — жестко и под дых бросает она адвокату, занимающемуся делами наследства.

Сцена с мертвой лошадью в финале, позаимствованная у «Преступления и наказания» Достоевского, показывает, как в душе Елены закрадывается тень сомнения относительно правильности убийства мужа во имя благополучия детей. «Мама, у нас сюрприз: мы снова беременны!» Свет в квартире гаснет, а Елена хватается за грудь: тогда же гаснет и ее напускная непогрешимость и самоуверенность: она убийца. Однако тут же перечеркивает на нет все потуги на совесть сцена с наездом семейки в дом, где она еще недавно жила с мужем. Деньги на обучение есть, но им все мало: невестка уже присматривается к хозяйству, а сын облюбовал большую плазменную панель. «Тань, орешков принеси», — с видом хозяина жизни заявляет Сергей, вальяжно распластав свои телеса на диване при просмотре богомерзкого телешоу. Надежды на какое-то просветление не предвидется. Елена так и остается рабой самого сильного инстинкта, заложенного в женщине — материнского.

Вечная беда России — это пассивность и некий анабиоз, из которого нужно, нет не нужно, просто необходимо, проснуться. Многие слишком много говорят, а по-настоящему что-то делают лишь единицы. Чувствую, что отметил лишь малую часть того, что действительно показывает данный фильм, за себя лишь скажу, что подобных катарсисов я не испытывал очень давно.

Последний оплот интеллигентской духовности — кинематограф Андрея Звягинцева, берет вершины социальной тематики, пытаясь и этот неблагодарный дискурс обратить в философские искания. Камера уже не тонет в туманных пейзажах, время не отмеряется восходами и закатами. Город, кирпич, квартира. Мир четко разграничен на отдельные пространства, удаленные друг от друга на расстояния культур. Звягинцев ищет диагноз больного общества и обнаруживает, что пациент давно мертв, а по его разлагающемуся телу ползают черви. И вовсе ненужно переносить метафоры режиссера в реальность, ведь он скорее предрекает, нежели констатирует. Акт спасения заранее обречен, ибо изначальные ошибки уже встроены в наш массовый разум. «Отобрать и поделить», как всегда, не получится, одарить бедняка — значит, причинить ему лишь большие страдания. Социальная стратификация пролегает не на уровне банковских счетов и среднемесячных доходов. Люди, живущие в этой стране, в каналах столичных улиц, в венах промышленных городов, разделены в своем ощущении действительности и отношении к реальности. Их сознания работаю по разным алгоритмам, их жизни — это разные миры, и даже разрушение стен, искривление и смешение пространств не изменит их взаимоисключающей физиологии.

Горьковская «Мать» возвращается. Теперь ее зовут «Елена». Теперь ее жизнь расколота не бурей революции, а холодной, неслышной, невидимой войной богатых и бедных. Она волею рока оказывается меж двух реальностей и совершает экзистенциальный выбор в лучших традициях классиков жанра. Контекст Буриданова осла теряет привычную трагикомичность и в финале фильма явственно переходит в безнадежный размер поэтических строк Данте. Два круга российского ада: состоятельные, но несчастные, и бюджетники, которым положено быть несчастными по закону, смыкаются в образе заглавной героини, в ее напряженной артикуляции, в ее внутренних монологах.

«Чуть более, чем полностью» хронометраж картины завязан на сравнении двух семей, призванных, само собой, быть «обществом в миниатюре». Глава одной (муж Елены) — набитый деньгами бизнесмен, носитель западных идеалов коммерческой нравственности и русского бесхитростного всепрощения. Отец другой (сын Елены) — безвольный лентяй с иждивенческой психологией. Кто лучше? Конечно, первый. Режиссер, направленно делает этого персонажа не только положительным, по сравнению с его антагонистом, но еще и мучеником, чем откровенно заставляет каждого зрителя симпатизировать своему любимчику, даже если этот каждый уже собрался сострадать типичному выпивохе и попрошайке. Поэтому традиционной для нас ненависти к богачам в фильме не сыщешь, что определенно уже интересно.

Упреки насчет того, что, говоря по-честному, бедные люди в России отнюдь не лишены благородства и благоразумия, — отставить до лучших времен. Звягинцев берет конкретный случай, наполняет его здоровой порцией бытовых деталей, а претензия на обобществление заметна только в звуках телевизора, который вещает многим знакомые дебил-шоу, вроде, «Давай поженимся». Телевизор как стержневой, объединяющий и репрезентативный символ современной российской жизни — это печально и смешно. Действительно, если никакой другой более весомый в идейном и культурном плане атрибут не может претендовать на сие звание, если последней духовной ниточкой между респектабельными районами и загаженными окраинами остается ящик для дураков, фокус по распиливанию российского народа не удался, и его низ теперь в самом деле не связан с верхом.

Ощущение коренной разнородности населения, живущего на когда-то одной шестой, для нашей творческой интеллигенции не ново, а как раз наоборот (см. «Счастье мое»). Другое дело, что к невежественным, грубым, тупым деревенщинам (а наши города сегодня — это деревня в бессрочной эмиграции в стране каменных джунглей) можно относиться или как к яростной бессознательной трясине (опять же привет Лознице) или так, как это делает Звягинцев. Вводя в свое повествование Елену, он усложняет противопоставление социальных слоев, наполняя душу фильма подлинным состраданием и истинным смятением. Она, душа картины — душа героини, рвется между едиными противоположностями своей природы, между необходимыми частями своей семьи и совершает трагичное самоуничтожающее предательство. Называется оно «персональный апокалипсис».

Последние кадры равны первым. Мир не перевернулся, но в одном человеке произошла своя маленькая ядерная война, и теперь выжженная пропасть внутри никогда не затянется, а реальность по-прежнему останется непоколебимо бессердечной. Бедные духом не спасутся деньгами, богатые душой — наплюют на их бессмысленный блеск, мы мертвы — это диагноз, от которого нет лекарства.

Глубоко впечатлена фильмом «Елена». На протяжении всего просмотра не покидает ощущение полного присутсвия в реальности героев, идеальные кадры, ни одного лишнего слова в репликах героев, ни одной несущественной детали (сбитая белая лошадь на переезде, отключение электричества во время застолья, каналы, которые смотрит Елена и т. д.) Каждый предмет не только интерьера, но и одежды даёт заочную исчерпывающую характеристику каждому персонажу, вплоть до рисунка на постельном белье. Удачно применён приём контраста и сопоставления: дом Елены и Владимира — жилище сына, свеча за здравие — убийство, трепетное отношение к внукам — холодный расчёт при заметании улик; любопытно сопоставить сына Елены и дочь Владимира.

Сюжет довольно прост: материнский инстинкт толкает Елену, даму в возрасте, с глазами преданной собаки, на преступление, однако поступок её воспринимается не как геройство, сочувствия к этой женщине нет. 10 лет совместной жизни с рассудительным, знающим цену труду, человеком не добавили ей ума: как была сиделкой, так, по сути, ею и осталась. Вырастила сына-планктона, нашла тысячу оправданий его убожеству и продолжает в том же духе влиять на воспитание внука. Налицо ограниченная «философия» мещанства: есть мы, а есть богатенькие; «вот жмот», как сказал её сын в адрес Владимира. Таким, как Елена и её родня, вполне хватает тёплого сарая и корыта перед носом, они дальше будут размножаться, жрать и жаловаться на обделённость. Вечная мечта о равенстве, о том, как «последние станут первыми» будет греть самолюбие, а о том, что первые места надо ещё заработать, мысль не шевельнётся, куда удобнее на всём готовеньком: будь то мама с большими сумками или деньги из сейфа мужа.

Больше сочувствия вызывает Катя, дочь Владимира, однако и с ней не всё ясно: востра на язычок, не жалует родителя вниманием, однако с удовольствием живёт за его счёт. «Гнилое семя» — звучит из её уст как приговор.

Фильм в достаточной мере обнажил социальный, экономический, духовный кризисы общества; тут вам и проблема «отцы и дети», и «булгаковская» Москва и откровенная достоевщина. Мещанство — бездонная бочка, сколько в неё не кидай, всё равно пуста будет, и да, те самые, на «верхушке», действительно право имеют решать, кто достоин куска их хлеба, а кто нет.

В моем понимании драма — это нечто, раскрывающее какой-либо смысл, несущее какую-либо идею, говорящее о чем-то важном, а если не замахиваться, то хотя бы впечатляющее. В данном же опусе Звягинцева (сразу оговорюсь, что с иными его работами не знакома) представлено достаточно скучное жизнеописание нерациональной женщины, которая положила начало (или продолжила, предыстория неизвестна) семейной линии бесполезных, а на примере внучка, за которого она и радела, социально опасных отбросов жизни, ради существования которых она приносит в жертву жизнь человека, куда более достойного, чем вся родословная Елены. И дело вовсе не в вечном противовесе бедных и богатых. Сын Елены беден и убог не по предназначению, и не по обстоятельствам суровой жизни. Его выбор был сделан им самим в пользу бытия ничтожеством-потребителем и диванным деспотом, имеющим, однако, достаточно эгоизма, чтобы судить того, за счет кого жив, и выносить ему вердикт

Я не знаю, какой реакции ожидал Звягинцев на свою главную героиню. Жалость? Сочувствие? Сострадание? На протяжении всего фильма Елена вызывала дикое отвращение и желание увидеть ее страдания и боль. Она не вызывает ни понимания, ни прощения, ибо ее цель не оправдывает средства. Сын — ее вина и забота, самым простым было достать легкие деньги, окупив отсутствие воспитания

Действительно, бросается в глаза разночтение самим режиссером Владимира — в разговорах о сыне Елены он предстает разумным и расчетливым человеком, а в ситуации с завещанием выглядит слепым и наивным. Роль дочери совершенно размыта — вроде она представляет собой недоброжелательную оппозицию, а затем просто внезапно, без лишних слов, покидает картину

Так же очень неприятной оказалась трансляция по телевизору всех самых популярных ток-шоу Первого канала. Дешево

Сквозь пальцы смотреть можно

5 из 10

Елена, жена обеспеченного пожилого человека, живет с ним уже несколько лет. Оба являются родителями взрослых детей,… у нее уже есть внуки, у него только одинокая дочь, с не очень покладистым характером. Он властен и принципиален, Елена олицетворение женственности в традиционно российском понимании роли женщины в семье. На мой взгляд, это типичные отношения в возрастном браке, без скидки на разность супругов в социальном плане, с той лишь разницей, что у них нет общего прошлого, …хотя со стороны кажется, что в доме живет прислуга, а не жена. Ситуация начинает закручиваться с момента обращения Елены к мужу с просьбой финансово помочь решить проблему внука — поступить в институт, и не пойти в армию.

Фильм состоит из 3—4 перекрестных базовых диалогов между главными героями, которыми определяются характеры и позиции персонажей, все остальное время мы наблюдаем за их молчаливыми действиями, в основном на фоне интерьера квартир. Т. е. сценарий достаточно прост, мне показался, по конструкции.

В фильме режиссер показывает два различных мира. Один мир, это жизнь состоятельного пожилого человека (мужа Елены) и его дочери, второй — это жизнь сына и внука Елены. Разница в этих мирах принципиальная, и находится не в уровне житейской обеспеченности, а в степени внутренней ответственности за свою жизнь и необходимости ее (жизни) осмысления. Герой Андрея Смирнова — муж Елены, пример ответственного и принципиального отношения к жизни. Его дочь, хоть и не может успешно состояться, имеет свои четкие и принципиальные взгляды, и этим походит на отца. Сын Елены, как раз наоборот является образцом наплевательского отношения к жизни, с отсутствием каких-либо принципов, …такой современной производной «Обломова». Но если в девятнадцатом веке у Ивана Ильича была возможность ничего не делать, а только рассуждать, то у современного мужчины в нашей стране, да еще с тремя детьми, такой возможности быть не может,… надо работать, а не ждать случай, или надеяться на богатого «дядю». И дело даже не в конечном материальном достатке, а в серьезности, с которой надо подходить к своей жизни. Внук Елены, после соответствующего воспитания, не становится лучше родителей, и так же как отец, отправляет свою жизнь на самотек. В сыне Елены видятся симптомы общей «народной» болезни, которой в общем-то страдаю и я в какой-то степени, как типичный житель этой страны. И тут я полностью согласен с героем Андрея Смирнова — легкие деньги не меняют человека в лучшую сторону, не воспитывают его, и не дают шанс на будущее. Надо учиться у жизни и стремиться к чему-то, …об этом говорит муж Елены.

Елена находится между этих двух миров, но как женщина и мать выбирает тот мир, который кажется ей ближе, проще, роднее, не понимая, и не принимая того, что пытается сказать ей муж. Это приводит ее к совершению ключевого поступка в жизни. Женщина, которая должна приносить в мир жизнь тепло и уют совершает самый страшный грех, как раз во имя этих мнимых добродетелей, которые вряд ли принесут счастье и спокойствие ей и ее родным. Вопрос «почему это случилось?», должен быть центральным в фильме, но ответа со стороны автора мы не получаем. Из тех кратких диалогов, в которых участвует Елена, я не смог определить ее настоящие мотивы. Я ее поступок воспринял, как некую необъяснимую аномалию, в обычном течении жизни Елены. Не могу я представить, чтобы русская женщина, мать, бабушка и бывший медицинский работник убивает своего мужа, и фактически пациента.

Всякие аллегории в отношении героев фильма, кажутся мне не уместными. Пусть может такие аллегории, имеют место быть, но я даже не хочу про это говорить и делать гипотетические выводы, не люблю…

В фильме настойчиво чувствуется вложенный смысловой подтекст, и поэтому как-то не получается эту историю воспринимать как какую-то бытовую или криминальную. Фильм подталкивает зрителя к размышлению, но мне, как я уже сказал, не хватило исходных данных. Фильм остался для меня не раскрытым. Но второй раз смотреть его не хочу, такого желания не возникло… пока. Я все-таки, в таких «не обычных» историях хотел бы не глубоуомысленные загадки от автора, а его ясное личное мнение. А то получается ситуация с загадочным молчанием…если конечно этот фильм не был задуман как предсказание.

В фильме показано социальное не равенство, а это очень деликатная вещь в нашей стране, которая может быть истолкована не верно. В корне не верно…

Картинка удивительно сделана, … совершенно магическим образом фильм не отпускает ни на секунду. То ли Звягинцев с Кричманом знают секрет, как затащить зрителя в кадр, то ли я поглощенный сюжетом, все эти «бытовые — промежуточные» кадры проглатывал, находясь под впечатлением от сцен с более динамичным действием и диалогами. Я не заметил натянутости в кадре,… все длится столько, сколько нужно,… т. е. я в ритм фильма легко попал, со своей внутренней амплитудой. Диалоги выписаны ясно и чисто, что редкость уже для российского фестивального кино (где трудно услышать связную уместную речь, которая является логическим продолжением характера героев и развития сюжета). Ничего лишнего, сцены поставлены режиссером тонко, яркие акценты, как в сюжете, так и в сценах расставлены с точностью. Игра актеров без каких-либо нареканий. Отдельно отмечу игру Андрея Смирнова,… впечатляет. Он чем-то напоминает мне Смоктуновского, какой-то внутренней и внешней нервозностью. Большая работа была сделана со звуком. Мне просто приятно слышать звук шагов в церкви или закрытия занавесок. Основная музыкальная тема фильма — чистая электронная психоделика, которая вносит тревожность в кадр и полностью гармонирует с происходящим.

Уровень картины высокий. Все до мелочей сделано профессионально. Я даже на титрах обратил внимание, на сколько дотошно указаны в них все, кто хоть как-то участвовал в создании картины, вплоть до людей, отвечающих за питание съемочной группы. Это тоже показатель отношения к работе, со стороны «первых лиц» фильма. Со времени выхода «Возвращения», Андрей Звягинцев вырос в профессиональном плане, и «Елена» фильм более детальный и объемный. Сам Андрей Звягинцев в тех его интервью, что мне удалось видеть, производит приятное впечатление, с полным отсутствием снобизма, позитивными открытыми взглядами. Но я бы хотел увидеть от него какой-то кардинально другой стиль повествования… может быть что-то более «форматное», отличное от его сегодняшней работы, с выходом из «бесконечной» тягучей драмы. Мне кажется надо как-то «обнулить счетчик», и сделать что-то визуально новое, …вот криминальный трэш или мистика «от Звягинцева» смотрелись бы очень ярко, …а вкуса и интеллекта автору не занимать …

Не помню, чтобы за последние время, смотря русские фильмы, я с таким бы интересом следил за происходящим на экране. «Елена» захватила с самого начала и не отпускала еще долго после окончания просмотра. Почему? Да потому, что, наконец, увидел отражение нашей реальной жизни. И не ее поверхность, или параллельный несуществующий глянцевый мир, который принято сейчас показывать в кино, а то, что прячется глубже, но ох как присутствует и на самом деле пронизывает все наше общество.

«Елена», наверное, все-таки, о грехе, а не о социальных противоречиях. О том, как он буднично принимается на душу. И как этот грех расползается на других людей. Звягинцев хорошо здесь переплел вечную природу человеческого греха и сегодняшние реалии нашей жизни. И поставил философский вопрос, возвращая нас к осознанию того, что такое хорошо, и что такое плохо…

После концовки, показавшейся сначала оборванной, возникло легкое замешательство, хотелось видеть дальше, чтоб все как по программе, с возмездием каким-нибудь и раскаяньем, но потом понял, что да, в этом финале есть законченный смысл. Авторы не пошли по пути шаблонов, а сделали срез острым хирургическим скальпелем.

Если судить главную героиню со стороны нашего обыденного представления, то, да, она предстает неблагодарной убийцей, позарившейся на деньги «иудой» и т. д. (хотя многие женщины могли поступить также на ее месте). А если смотреть со стороны природы, то в ее действиях проглядывает неосязаемый, но мощно управляющий нами природный дух продолжения рода человеческого, который на бессознательном уровне заставляет ее сделать это ради того, чтобы обеспечить продолжение новой жизни.

Работы одного из лучших современных русских режиссеров Андрея Звягинцева всегда имели большой успех на престижных европейских кинофестивалях, не стала исключением и эта лента, удостоенная приза жюри каннского МКФ. Это очень сильный, тонкий и многоплановый фильм, ярко живописующий портрет современного российского общества, также показывающий, насколько сильно женщиной движет материнский инстинкт, когда ради спасения своего рода она идет на невероятные поступки, не задумываясь о том, а заслуживает ли вообще спасения тот самый род.

Говоря о фильме, нельзя упомянуть интервью неподражаемой актрисы Лии Ахеджаковой, размышляющей о ситуации в стране и нашем обществе. В этом интервью она упоминает эту работу Звягинцева, сказав такую горькую и справедливую фразу: «Я верю в отдельных людей, но я не верю в миллионы. Миллионы — это семья Елены, которые смотрят Первый канал». К сожалению, таких людей — 80%, это заполонившие наше общество люмпены, деклассированные элементы, которые не имеют никаких стремлений, желаний, четкого осознания того что происходит вокруг, с изуродованной системой жизненных ценностей и отсутствием морали и культуры. Парадоксальным образом именно они, не имеющие талантов, лишенные умения качественно выполнять свою работу, да и вообще не желающие трудиться, получают многое, не прикладывая усилий.

Картина не посвящена проблеме классовой ненависти, как утверждают многие, она наглядно доказывает, что низшие классы живут в том самом низу лишь потому, что так хотят сами. Это не «униженные и оскорбленные», которым воздается по заслугам за тяжкие труды и нелегкую судьбу, это «отвратительные, грязные, злые», безликая, но активно идущая вперед серая масса, изничтожающая интеллигенцию. Сам образ Елены выворачивает наизнанку сложившийся в советском кино образ Женщины-Матери, которой, казалось бы, хочется посочувствовать и понять ее тяжкую долю, но стоит режиссеру показать, что это за доля, и на какие поступки она идет ради спасения своего рода, рода, который не заслуживает, чтобы его спасали, поскольку рано или поздно изничтожит себя сам, ибо идущая вперед эволюция все равно перемелет в своих жерновах примитивизм и серость.

Ну и напоследок нельзя не похвалить стопроцентно точно попавший в образы сценарий, ухвативший множество важных и хорошо раскрытых нюансов, уверенную и толковую режиссуру и отлично играющих актеров. А также для меня стало большим и приятным сюрпризом упоминание в титрах прославленного композитора Филиппа Гласса, чей шикарный саундтрек в духе «Часов» идеально гармонирует с изысканной операторской работой, создавая прекрасную атмосферу. Один из лучших виденных мною за последнее время отечественных фильмов последних лет.

9 из 10

Да… почитала я отзывы… И стало странно — многие положительные. Но как говорится- на вкус и цвет… А цвет фильма — далеко не в «зеленых» тонах — скорее в темно серых. Беспросветных…

Кино конечно не однозначное. Посмотрела его недавно и честно говоря — очень разочаровалась. А когда узнала, что фильм получил приз Канского фестиваля — не удивилась абсолютно. Чем мрачнее фильм о российских реалиях — будь то Груз-200 и ему подобные — он тут же получает призы за границей — а как же, в очередной раз увидеть доказательство того, как все плохо на Руси… Вот и «Елена» оказался в той же группе фильмов: избалованный своим богатством пожилой скупердяй, его тихая, во всем покорная ему и забывшая о самой себе, жена, родная дочь скупердяя — бывшая наркоманка, семья родного сына жены скупердяя — моральные «деграданты», включая старшего внука, попавшего в плохую компанию, и единственное, пожалуй, светлое пятно в этом фильме — недавно народившийся родной внук жены скупердяя — вот пожалуй и все герои фильма… Что за «прекрасный сюжет» — мне непонятно… Показана черствость людей и мрачность событий, безысходность и отчаяние, в результате которых каждый проявляет себя по-своему, а положительная со всех сторон жена скупердяя выступает в неожиданной роли с целью отъема хоть какой-либо части наследства, которую умирающий пожилой скупердяй и не думал делить с учетом супруги. Мне фильм показался удручающим… А что еще было ждать от Звягинцева — вроде как талантливого режиссера… Такой молодой — и столько черноты в каждой картине — как будто в душе режиссера ни единого светлого оттенка…

За одну только игру актеров с натяжкой могу поставить

6 из 10