Рецензии

Почти ровно год назад не стало Алексея Юрьевича Германа, человека невероятных талантов, амбициозного режиссера, дерзкого автора, до поры до времени сочетающего в своем творчестве баланс между публикой обширной и элитарной. От «Седьмого спутника» к «Трудно быть богом» — если смотреть Германа в ретроспективе, становится очевидно, как ему все больше надоедало идти на творческие компромиссы. Апофеозом его самовыражения, тотальной свободы, доведения до совершенства любимой им методики гиперреализма стал «Мой друг Иван Лапшин» — шедевр эпохи, зарисовка «того времени», окончательное высвобождение из оков соцреализма. Дальше — больше. «Хрусталев, машину!», освистанный в Каннах, уже говорит на нарочито усложненном киноязыке, повествуя о кризисе страны через экзистенциальную ситуацию отдельного взятого индивида. В конкретном случае, на примере генерала Кленского — в последствие изнасилованного, раздавленного, как и сама страна в эпоху Сталинизма. Но суть в общем-то не в этом; сейчас, по прошествии шестнадцати лет, споры — даже несмотря на статус картины как заслуженной классики — до сих пор не утихают. Так что абсолютно закономерной сейчас кажется ситуация с самым ожидаемым отечественном долгостроем XXI века — было бы странно, раздайся в адрес этого радикального артхауса (без ярлыков нынче никуда) повсеместно одобрительный гул. Не говоря уже о том, что с чем-то гениальным это происходит крайне редко, и реже всего как раз в кинематографе.

Идея экранизации появилась в 1968 году. Тогда же была предпринята попытка ее реализовать, и сразу же безуспешно. Затем через пару десятков лет студия отдает материал в руки некого Петора Фляйшнера, выпустившего в 1989 году свою, всеми благополучно забытую версию. Потом новый сценарий, значительные коррективы в литературном первоисточнике, и вот производство запушено на рубеже между двумя тысячелетиями. Запущено, чтобы закончиться спустя долгие пятнадцать лет: объявлялись разные даты, затем переносились, потом отснятый материал снова забирали на доработку, потом еще даты, мучительный процесс с озвучиванием. В конце концов, смерть создателя, великого перфекциониста, мировая премьера в Риме, и вот уже в СМИ не утихают бурные диспуты. Интеллектуалы поют дифирамбы, народ негодует и отплевывается, равнодушные упрекают первых в лицемерии — мол, понапрасну вы в бездну всматривайтесь, ничего-то в ней нет — и посмеиваются над вторыми, тоже понятно, почему. Да, это все же не Стругацкие, тут Румата не так уж честолюбив, тут Кира полная противоположность своему образу, кое-что за ненадобностью выкинуто, а что-то так и не проговорено — но вспомним, что выходит, когда их экранизируют с более или менее почтительным отношением к истории — возьмем Бондарчука и «Обитаемый остров». И что, когда просто «по мотивам» — Тарковский, создавший «Сталкер» из «Пикника на обочине», и теперь уже Герман. Не так фундаментально конечно, мифология, базовый концепт, даже дословные цитаты; основы вроде бы сохранилось, видимо сместились лишь акценты. Ведь единственное, что устарело в блестящем романе, покоряющим каждый раз все новые поколения — политический подтекст, считывающийся вероятно, и тогда на раз-два, а сейчас представляющийся попросту не актуальным.

И в первую очередь, «Трудно быть богом» (не забудем и про другой вариант названия, «Хроники Арканарской резни»), бесконечно далек от политики, одновременно являя собой пример абсолютно антиправительственного высказывания. Намеренно ли, случайно, было ли то зловещим предзнаменованием — Россия медленно, но верно приближается к тоталитарному режиму — не так важно, куда интереснее обнаружить, что сверхидея, заложенная в фундамент, не только универсальна сама по себе. Не только развивает образы, заложенные Стругацкими в свою книжку, но она в некотором смысле свободна для трактовок, и подставить сюда практически любой современный государственный режим не представит никакого труда. Заголовок, являвшейся по сути краеугольным камнем для правильного восприятия сюжета, на деле, тоже не раскрывает конкретного замысла, да и ничего конкретного за три часа экранного времени не произойдет вовсе; там с первых кадров архаика, модернизм, Средневековье в стиле босховского «Несения креста», с разбросанными тут и там анахронизмами. Хотя по поводу последнего всегда можно возразить, что одно из жанровых определений потрясающего масштабами полотна, каким бы узким оно не являлось — научная фантастика. Или, и так правильнее, научно-социальная.

Идеология шестидесятых, вытравленная Германом методично и безжалостно, заменена на визуальные метафоры, от которых неподготовленные к подобному потребители стыдливо прикрывают глаза руками; будто видят по ту сторону экрана отражение самих себя (и это еще один интересный момент). Арканарцы захлебываются в собственном дерьме, грязь, в которую благородные доны проваливаются по колено, отчего-то не прочищает легкие, а смрад, исходивший от местных коммунаров, вот-вот, и перейдет границы, отделяющие два разных мира. Мгновенно доберется до нашего, третьего, умещающегося в зале мультиплекса. Ведь и планета, где цивилизация с неотличимо похожими на нас гуманоидами, есть объект наблюдения, а камера между делом не снимает — подглядывает, выхватывая украдкой из-за темных углов размытые планы, набор звуков, обрывки фраз, иногда выстраивающихся в цельные предложения. А мы, получается, наблюдаем через окно в другой мир за неотвратимым, таким логичным и оттого еще более страшным скорее не разложением морального облика — его-то как раз все, кроме Руматы, просрали — а за циркуляцией структурного устройства человеческой природы. Где похоть, животные инстинкты, мракобесие и алчность всегда будет во главе стола, и сущность эту не искоренить; в последний момент искра нравственности угасает и в протагонисте. Он берет в могучие руки меч — и начинает резать. И еще. И еще. И еще. И в финале мы не видим на нем белоснежной майки, а доспехи больше выгодно не оттеняют его посреди толпы юродивых, членов Ордена, да местных скоморохов. Он сам стал ее частью. И вот уже вполне заурядный арканарец вновь играет на неведомом землянам инструменте, и мелодия выходит куда более пронзительнее той, что звучит в самом начале — да, человеком остаться трудно. Но еще труднее быть богом.

Картинка, привлекающая внимание. Но фильм — без смысла. Хорошо сыгранный и хорошо снятый — но все же как итог — беспросветный и удивительно однородно-бессмысленный. Нет, дело не в том, что три часа подряд несчастный Ярмольник барахтается в грязи и откручивает носы. И не в том, что последние полчаса фильма почти целиком отданы вываливающимся кишкам. Ради драмы или в интересном арт-хаусе мы видели и не такое, грязью нас не смутишь, чай, не дети уже. Если это чем-то оправдано, если режиссер хотя бы сам себе может ответить на вопрос «Зачем?»

Просто дело в том, что фильм невероятно скучный, неинтересный. Затянутый, но не затягивающий. Не шокирующий, а раздражающий. В общем смысле — совершенно не отвечающий на вопрос «Зачем?»

Как соотносится фильм и книга? Есть люди, которые не читали повести (вообще Стругацкие — это такая специфическая штука, которую не обязан любить и читать каждый), так вот им фильм будет вообще малопонятен. Любители и знатоки вполне справедливо скажут, что Стругацкие такого не писали и весь фильм будут пытаться вспомнить, где это такое было в книге. Еще говорят, что сценарий начинал писаться вместе со Стругацкими, ну, может быть, но закончилось все точно без них, не было в повести всей этой сплошной грязи «ни ради чего». Хотя я и не фанат Стругацких и даже никогда не увлекался ими (хотя и многое прочел), все же повесть читать можно и интересно, это довольно увлекательное произведение с сюжетом, хотя и не без несколько наивного «шестидесятнического» морализаторства.

Может быть все дело в том, что Герману нужно было оставить первоначальное название фильма — «Хроника арканарской резни»? Тогда было бы понятно — вот перед нами длинный, очень длинный эпизод по мотивам повести. И тогда в зале вчера было бы не 3 человека, как-то привлеченных знакомым названием, а, может быть один или вовсе никого.

Нет, в принципе сначала все это вызывает любопытство, потом привыкаешь, и ближе к концу местами уже доходит до реакции в виде смеха — настолько нелепо и нарочито все это капает с экрана, что думаешь — а вдруг это «последняя шутка» Германа. Но нет, он это серьезно.

То есть первые 15 минут фильма любопытно, еще полчаса интересно, как все это будет развиваться (не будет), еще полчаса можно понаблюдать неожиданно талантливого Ярмольника (это мог бы быть Оскар за мужскую роль, но увы, Румата Германович — скучен, уныл, однообразен, предсказуем, хотя это не вина актера, конечно). Остальное время (а фильм идет без минуты три часа!) можно заниматься своими делами.

Фотографы могут в принципе поискать интересную операторскую работу и свет. И да, там еще есть пара находок типа очень длинных крупных планов на уровне пояса в самой гуще действа, диалога с камерой и т. д. Но совершенно недостаточно просто снять без монтажа 10-минутный план со сложной траекторией камеры в толпе. Например, Вадим Юсов делал это (и даже более сложные вещи) почти в каждом фильме — работая и с Дыховичным, и с Тарковским, и с Бондарчуком. Но там везде был какой-то смысл. А здесь его нет.

Сильно раздражает и бессмысленный реквизит. Подвешенная собачья туша или рыбина — о чем это, для чего? Антураж? В хорошем антураже все должно быть рационально, жизненно, применимо, чем-то оправдано. Если есть ружье, оно должно либо стрелять, либо хотя бы делать видимость, что может выстрелить. Можно конечно все это списать на некий сюрреализм в стилистике Брейгеля, еще какие-то оправдания придумать. Да, конечно, картинка местами интересная, огромный, неимоверный труд — создать весь этот реквизит, грим, декорации. Кадры продуманные, но бессмысленные.

Я пошел на 9-часовой вечерний сеанс, зал был пуст. Одна пара сбежала через полчаса. Да, еще была девушка на последнем ряду, в очках и капюшоне, которая весь фильм занималась телефоном. Все правильно. На большом экране это кино смотреть мучительно, как 13 часов в самолете. Хотя я однажды в длинный ночной рейс взял «Страсти по Андрею» и с удовольствием посмотрел.

Но «Андрей Рублев» — это красивое, драматичное кино. Драма ведь рождается не там, где сцена ровным слоем намазана грязью. Чтобы была драма — нужны контрасты, смена планов, паузы, ритм кадров, — тогда и кишки, и открученные носы будут работать.

Странно конечно писать все это про фильм Германа. Говорят, что он трудился над картиной десять лет. Помер, так и не увидев фильма завершенным. Пишут еще, что его вдова, открывая премьеру, предупредила зрителей, что «первые полтора часа будет только завязка, и уходить из зала не нужно». На самом деле это наглая ложь — фильм однородно бессмысленный на всем своем протяжении, даже там, где действие приостанавливается для морализаторства, которое бы хоть на йоту оправдало все это бессмыслие, чтобы Румата высказал пару очень предсказуемых нравоучительных фраз.

Даже как любитель так называемого авторского кино и человек, редко скучающий на полном метре, я вам не советую смотреть эту картину в кинотеатре — незачем, это потраченные деньги и отсиженный зад, а разглядывать на большом экране там нечего.

Во всех отношениях меня можно считать подготовленным зрителем. Я, можно сказать, воспитывался на клипах Мэрилина Мэнсона, смотрел (и очень люблю, кстати) фильмы Ходоровского и Фернандо Аррабаля, смотрел «120 дней содома» Пазолини… Я читал Франца Кафку, читал и читаю другую тяжеловесную литературу. Плюс к этому, мне нравятся картины Босха и Брейгеля. Да и вообще, я не гнушаюсь тяжелой музыки, литературы, тяжелого кино. И даже фильмы самого А. Ю. Германа я смотрел — «Хрусталев, машину!» и «Мой друг Иван Лапшин». В общем, я был готов к его особому неповторимому стилю и к тому, о чем предупреждали критики и простые зрители перед просмотром «Трудно быть Богом».

Но, тем не менее, даже для меня данный фильм оказался тяжеловат. Не скажу неподъемным, но и не легким уж точно!

Нет! Гадости и мерзости, о которых все только и пишут, меня не напугали! Наоборот, я бы сказал, что визуально — это рай для гурмана! Это своеобразная роскошь, если позволите…

Для меня тяжеловаты оказались манера повествования и эффект присутствия, который так старательно здесь создан, как впрочем и во всех фильмах Германа. Мне хотелось чуть-чуть абстрагироваться от происходящего и посмотреть за всем со стороны. Но Герман, как всегда, делает зрителя участником действия! И это словами не передать и писать об этом не имеет смысла. Лучше один раз увидеть.

Что касается сути и смысла. Понял ли я это творение или нет? Я не знаю. Там где правят «серые», всегда приходят «черные» и «Богом быть трудно» — все это понятно. Меня поразило другое! И после выхода из зала одна мысль (или скорее впечатление) была сильнее, чем множество других мыслей и впечатлений.

Меня поразили белые розы… Какие же они красивые! Вообще все розы, конечно, прекрасны. Я никогда об этом особо не думал — а они ведь просто божественно красивы! А в фильме они белые, потому что… ну потому что фильм черно-белый и любые другие розы стали бы такой же серой массой и смешались бы со всем дерьмом, которого тут в избытке.

Зачем они в фильме?

В фильме есть «серые», есть «черные» и есть белые розы. Вернее они просто присутствуют в кадре иногда. И они невероятно прекрасны. Почему их так много и откуда их берут? кто их выращивает, а главное где? и как эти люди могут быть ТАКИМИ, когда в их мире есть такая прелесть?

Это шедевр мирового искусства! Это памятник великому мастеру! Это гимн красоте и искусству! Это завещание всем нам.

10 из 10

Сразу извиняюсь за обильное употребление синонимов слову экскременты, и за него тоже, но такова суть сего явления.

Итак началась весна: сошёл снег обнажив залежи говна, коты и кошки поглядывают друг на друга томными взглядами, вот и у российского кинематографа случилось весеннее обострение. На экраны вышел художественный (если это можно назвать искусством, пусть даже современным) фильм «Трудно быть богом» — экранизация знаменитой фантастической повести выдающихся отечественных фантастов братьев Бориса и Аркадия Стругацких.

Сея новость среди того уныния и серости обыденной жизни обрадовала меня. «Наконец-то я увижу стоящее кино, экранизацию классики отечественной фантастики.» — думал я, ведь фильм снимали целых четырнадцать лет! А режиссёр задумал снимать ещё аж в 1968 году. Из отечественных фантастических фильмов мне первым делом приходит замечательнейшее кино от маэстро Андрея Тарковского «Сталкер», которое как раз по произведению Стругацких же. Так я купил билет и отправился в кинотеатр.

Кинотеатры в нашей стране последние оплоты культуры доступные каждому. В отличие от музеев, концертных залов, театров и галерей искусств двух столиц билет в которые для большинства жителей страны складывается из нескольких билетов (самолёта, поезда, бензина и т. п.) и доходит до фантастических сумм в 30 тыс. рублей в одну сторону. Но последнее время, лет так 15 а то и больше в этих самых храмах искусства демонстрируют либо культуру не нашу, либо же тварей порождённых демоном по имени «#нслаждатьсяфильмами», но порой среди бреда умирающего раздавались и внятные слова «Географ глобус пропил», «Дом», «Изображая жертву», «Похороните меня за плинтусом» и немного других.

Размышляя так я успел прийти в кинотеатр в который купил билет.

И вот я занял свое место в зале. Кончилась реклама вот он замечательнейший кадр открывающий нам план места в котором должно проходить грядущее действо. Но. Что это. О боже. О Боже! Я понимаю тебе трудно, но пожалуйста сотвори чудо я не хочу видеть как убивают мою родную культуру мешая её с дерьмом!

Говно которого и так хватало на улице, в телах и умах людей, быстро заполнило всю плоскость экрана, а камера старалась съесть его всё тыча в него своим объективом. Я надеялся что камера не умеет глотать, но я ошибался. Фекалии поносом полились в зал. Люди не выдерживали. Мужчины стали спасать женщин — они несли их на руках идя по колено в этом дерьме. Крупный парень, по виду которого я понял, что он прошёл не меньше кино-горячих точек чем я, а может даже больше, дрогнул. Он отложил свои начос с соусом сальса и крепче взялся за подлокотники своего кресла, ибо перед нами была гигантская волна отборнейшего дерьма и она неслась на нас. Кто то в зале закричал:

- Чуете? Чуете?!
- Что? — сказал какой-то салага в ответ. по его голосу было понятно, что он в первые в такой заварушке.
- Говно сынок! Ни что в мире так не воняет! Люблю вонь говна по утрам!.. Как то раз мы смотрели «#Зелёный_слоник» целых полтора часа. Мы отсмотрели его полностью. И когда всё кончилось мы ничего не нашли в нём. Но вонь! Дерьмо. Это запах смерти.

Желторотика вырвало. И тут нас накрыло волной отборнейшей гуаны. Она была повсюду: на стенах на потолке, на парне справа, на мне, на всех. Всё было в дермище, как будто его не хватало в этом мире, но нет же — надо добавить. И вот когда, казалось, что это дерьмо ни когда не кончится Ярмольник сказал «Трудно быть богом».

ПОЧЕМУ! ПОЧЕМУ! ПОЧЕМУ! У режиссёра было 14 лет натурных съёмок, 46 лет раздумий, и 2 часа 57 минут экранного времени чтобы объяснить это мне, зрителю почему богом быть трудно!

Но нет он показывает дерьмо вместо трудностей жизни, срущих вместо серых, дрищущих вместо чёрных, массовый сеанс поноса вместо общественных движений и переворотов. И Ярмольник на фоне этого всего плохо пахнущего говорит трудно быть богом. Чего? Говна! Почему? Говно! Зачем быть богом? Гов…

Всё кончилось. Все кто выстоял.. Высидел молча поднялись — я никогда не слышал такой тишины в зале после просмотра фильма. Даже на похоронах громче — там хотя бы рыдают. У меня не было сил плакать. все силы мы потратили защищая с другими зрителями наш кинематограф. Все вышли. Я остановился у выхода из зала и ещё раз глянул на изнасилованный труп Российского кинематографа, похороненный под тоннами дерьма.

Goodnight, sweet prince.

1 из 10

Поделюсь с вами впечатлениями человека, не читавшего книгу Стругацких. Перед просмотром, правда, я узнала кратко сюжет, почитала про то, как снимали этот фильм. Много людей ушло из зрительного зала, но это и понятно.

Главный герой ходит посреди средневекового безумства другой планеты и пытается отдельными фразами привить местным жителям хоть какую-нибудь культуру. Однако его действия остаются незамечеными в суматохе человеческих настроений, он будто на заднем плане. Он бог, но в то же время самый обыкновенный житель планеты.

Голос за кадром довольно быстро и отрывисто поясняет общую тему фильма. В начале отрывки фраз, брошенных героями, ещё как-то составляют картину происходящего, но со временем совершенно теряется канва истории.

К откровенным сценам я подготовилась морально перед просмотром. Смакование данных моментов иногда казалось нарочитым, кроме того, вся эта средневековая жизнь напрочь забила и героя и всё, что с ним происходит. Постоянно мелькали десятки кривляющихся лиц, отчего все остальные герои, кроме героя Ярмольника, слились воедино. Относительно правдивости того, что было показано, можно поспорить. Люди-животные обитают везде, на улицах, в домах и даже в дворцах знатных донов. Они шляются из стороны в сторону и никто из них не занимается каким-то конкретным делом, кроме кривляния. Но как же был создан город, были сделаны дома, выкованы мечи и латы, как эти люди питаются и зарабатывают себе на жизнь? Ведь должна быть у них какая-то направленность жизни. В общей массе животного этого существования, совершенно внезапно кто-то высказывает какие-то мысли, совершенно непонятно откуда взявшиеся у человека, который пять минут назад так истово кривлялся.

Эта сосредоточенность на зловонном быте средневековья, а также непомерная растянутость фильма, на мой взгляд были излишни. Лично меня заставляют задмываться фразы героев, некие детали того, что и как они делают, над этим можно размышлять. В данном фильме говорят редко, герои сливаются в единую массу, часто их реплики невозможно разобрать. Вот он смотрит на тебя и выразительно-ехидно улыбается, но сказанное им тихо и неуверенно. Мне бы хватило несколько сцен, посвященных средневековым нравам, а остальное можно было бы сделать деталями на фоне истории главного героя. Хотя сослагательное наклонение, конечно, тут выглядит смешно. Герман сказал то, что он хотел сказать.

Особенно мне понравились самые последние минуты фильма, минут пять. Девочка проходит со своим папой и спрашивает, нравится ли ему музыка, которую играет Румата. Он говорит:' не знаю». Девочка отвечает: «у меня от неё живот болит». Они уходят и виднеется очень красивый эстетичный такой пейзаж с туманом, лошади бредут в далеке и Румата играет свою мелодию. И идея ясна, и коротко, и эстетично.

Я затрудняюсь поставить этому фильму оценку. Мне он не очень понравился, хотя я, возможно, пересмотрела бы его, чтобы лучше уловить некоторые моменты.

Сразу оговорюсь — я человек, который на протяжении десяти из 20 лет жизни называет Трудно Быть Богом своей любимой книгой. Поэтому фильм я оцениваю не как последнюю работу Германа, а как экранизацию Стругацких — думаю, такой подход в данном случае имеет больше смысла.

После выхода из кинозала у меня осталось два больших вопроса. Первый — к себе. Почему я досидела до конца? По здравом размышлении я поняла, что уйти следовало примерно на 15ой секунде просмотра — когда в кадре появляется большой кусок белого живого мяса, который хозяйская рука скребет, а рука чья-то еще собирается уколоть пикой. Надо было уйти…

Книги тут нет, это ясно. Есть общая — общая! — сюжетная линия, при этом для человека, незнакомого с оригиналом, и она остается неясной. Герман словно забыл объяснить, что за Арканар такой, каких грамотеев надо спасать, почему у Дона Руматы на лбу точно такой же обруч с камнем, как и у Дона Кондора… и кто вообще такие эти «бла-а-ародные» доны?..

Еще есть грязь. Много грязи, слишком много грязи. Грязи моральной, душевной, человеческой — даже там, где ее быть не должно. И чистого, светлого, нормального остались только белоснежные металлопластовые рубашки Руматы. И все лица, все персонажи — кроме, пожалуй, великолепного Барона — сливаются в одно сплошное пятно, неясное, мутное, вызывающее как минимум омерзение.

И тут появляется второй большой вопрос, на этот раз к режиссеру. За что? За что так с книгой? За что так с персонажами? Ладно, прохожих — опустим, забудем. Куда дели чудесного тихого Будаха и добрую Киру, почему они превратились в обыкновенных животных, по сути своей ничем от остальных не отличающихся? Почему Арата Горбатый, он же Арата Красивый, из «мстителя божьей милостью» стал обыкновенным разбойником, тупым и жестоким, не знающим иного образа жизни? Куда делся изворотливый, хитрый, сумасшедший дон Рэба? И, самое главное, почему Румата, с насмешкой и горечью примеряющий на себя одеяния господа, стал Руматой, позволяющим смертным лобызать его грязные пальцы и припадать губами к его ногам?

Я не говорю о психологической (и, можно сказать, физической) тяжести фильма — вполне можно выдержать. Я не говорю о чувстве опустошенности и отчаяния, которое он вызывает — должен вызвать! — у более-менее думающего зрителя. Я говорю о том, что этот фильм не имеет отношения к Стругацким — в кадре остались их слова, но не их мысли. Пусть простят меня почитатели Германа, но этой картине я ставлю минус.

Четыре — и то исключительно из уважения к Братьям, чьи имена появляются в титрах.

1 из 10

Посмотрел сегодня «самый долгожданный отечественный фильм». Откровенно говоря, такого уровня безвкусицы я даже ожидать не мог. Жестокое психологическое и этическое издевательство над зрительным залом с полным отсутствием сюжета и актерской игры. Если вам нравится на протяжении трех часов смотреть на сопли, дерьмо, грязные половые органы, опять на дерьмо, на дождь, еще на дерьмо и снова на половые органы, сходите, не пожалеете. Через пять минут просмотра начинаешь практически чувствовать носом запах навоза, пота и гнили. Ощущение такое, что все 15 лет съемочного процесса, создатели этого кошмара пытались уничтожить даже намек на адекватность, вкус и сюжетную линию.

Всем поклонникам творчества Стругацких советую принять к сведению тот факт, что единственную параллель, которую можно провести сравнивая книгу и фильм, это их названия. Вся многогранность и глубина книги сводится к ковырянию в дерьме, смраду и всем проявлениям мерзости, доступным человеческому воображению. Все три часа фильма я усиленно пытался найти скрытый смысл, подобно персонажу фильма, пытающемуся найти монетку в куче говна. Были моменты, когда я всерьез думал, что я попросту слишком узколобый, чтобы прочувствовать гениальность этой картины, но под конец, обнаружив себя в полупустом зале (в первую минуту была полная посадка), все таки пришел к выводу, что не я тупой, а фильм отвратительный.

В общем, прочитанная мной в одном из рекламных биллбордов фраза, гласящая: «Данное кино не рекомендовано к просмотру людям, не способным мыслить. Кино вызывает сомнения. Может стать причиной пересмотра жизненных ориентиров»- всего лишь попытка оправдать свой полный провал и отсутствие вкуса, нацеленная на человеческую самовлюбленность. Немногие кинокритики скажут, что фильмом этот котел бурлящего поноса назвать просто нельзя, побоявшись показаться недалекими и поверхностными. Проще ведь сказать, что фильм «не для всех» и в нем глубочайший смысл, доступный лишь избранным мира сего, и чувствовать себя ценителем арт-хауса.

Реплики типа «попробуй сделать лучше» тут просто не уместны. В данном конкретном случае, лучше вообще ничего не снимать, чем выливать на зрителей такое убожество. Из кинотеатра вышел с чувством, будто весь мировой кинематограф, и меня вместе с ним, измазали фекалиями и поимели в извращенной форме со скрабом.

Все разговоры о фильме — это и правда, и ложь, одновременно. Да, физиологично, но вообще-то с определённой саркастичной иронией. Сравнивают с Босхом, а надо бы ещё и с Рабле. Ищут перекличку с реальностью, но кажется всё это кошмарный сон, лишённый примет конкретных событий и мест, состоящий по большей части из общих мест в любых их проявлениях. Видят политическую актуальность, но трактуют её как-то иначе, хотя возможно именно общность фильма и позволяет существовать в рамках фильма кардинально противоположным трактовкам (на самом деле фильм глубоко аполитичен и именно в этом кардинальное расхождение с первоисточником за авторством братьев Стругацких). Этот фильм, как и любое сновидение, не существует в мире объективной реальности. Тот редкий случай, когда любая трактовка верна. Даже более того, Алексей Герман снял фильм, который раскрывает своего зрителя изнутри, обнажая его сущность, через прохождение трёхчасового ада. Каждый успеет ощутить на собственной шкуре, благодаря невиданному прежде сюрреалистическому ультрареализму, насколько трудно быть богом по имени Человек. Возможно, это фильм, которому нужно дать пройти проверку временем, чтобы понять его новаторство, но не краткосрочной, а хотя бы лет 10, но уже сейчас очевидно, что это фильм вне каких-либо канонов, трендов, брендов и конъюнктур. А уж количество визуальных образов, обильно набрасывающихся на зрителя, и вовсе не поддаётся какому-либо анализу.

Как по мне, с одной стороны в «ТББ» высказывается мысль против любых вооруженных противостояний, даже если это «абсолютное добро» против «абсолютного зла». Ибо, как только у добра появляются кулаки, оно становится таким же злом, только другого цвета (рыжего или чёрного, не важно). Да и вообще, несмотря на присутствие таких банальных, прописных истин Алексей Герман, как бы отгораживается от них. Оставляет их в полотне картины, но лишает акцента, заставляя несбыточные лозунги, потонуть где-то между нужником и сожженными еретиками, в итоге сами понятия «добро» «зло», «гуманизм» растворяются в пространстве непреодолимого смрада, который кажется через секунду наполнит собою зрительский зал, привнеся в него зловоние нечистот.

Хотя, конечно, предсмертное сравнение Руматы с понятно каким политическим персонажем никуда не делось, но теперь пожалуй никто не может быть уверен в том, что Герман его осуждает. Потому странные фразы о том, что дескать удивительно, что фильм с проката не сняли, не совсем корректны, ибо такой многогранный фильм работает в обе стороны. Да там где торжествуют Серый, приходят Чёрные. Но разве каждый народ не имеет такого правителя, которого заслуживает? Да и кажется все эти фразы из Стругацких тут скорее для острастки.

Румата не виноват в том, что тут полный мрак, грязь, дерьмо и идиоты. Он всего лишь заезжий наблюдатель, ставший демиургом. Истинная проблема Арканара не в этом гастролёре, ставшим «Богом» для сирых. Он ведь от всей души помочь пытался, но столкнулся с препятствием, которое куда сильнее человеческой природы. Об этом не говорится прямо, но это следует из рабочего названия и предыдущих лент Алексея Германа, а так же, как не странно фильмов Германа-мл. Несмотря на то, что Герман-ст. не смотрел фильмов сына. Главная проблема арканарцев и жизни их уродливой в том, что нет у них истории, нет прошлого, время победило и остановилось в точке вечной смерти, и не осталось никаких примет о том, что было прежде. Всех убили, всё сожгли, а память имеет свойство испаряться, как дурной сон. Даже у монахов вместо песен сплошные гортанные песнопения, ибо и религиозных гимнов не сохранилось. Вот и живёт этот обезличенный народ без роду и племени внутри своего безумного мирка, а зритель становится свидетелем первой записи в новой истории. И запись эта — хроника арканарской резни. И отсюда начинается вера в будущее. И раствориться Бог среди людей, поняв и полюбив их во всём их неприглядном виде. И сменит грязь весны, девственная чистота зимы. И расцветут белые розы посреди гнилья. И зазвучит мелодия надежды посреди миазм. А если у кого-то заболит живот, значит всё идёт по плану.

Фильм удался, без сомнений. Но для кого этот фильм? Не для меня, точно, меня из кинотеатра выгнали, хотя, по хорошему я должен был уйти сам, через полчаса после начала. Ровно так же, он не для фанатов книги, он ее перевертыш, сложно придумать что-то стоящее дальше от первоисточника. Но и как самостоятельное произведение фильм абсолютно несостоятелен, понять течение сюжета невозможно, герои пишутся акварелью, короткие невнятные мазки в грязи, эмоции… только отвращение. И, что уже совсем странно, даже как гротескное уродство фильм не смотрится. Если уж гиперреализм, о котором все говорят, то почему так мало секса? Если выворачивать наизнанку человеческое неприглядное, то секс будет повсюду, а здесь много грязи, фекалий и соплей, и почти нет обнаженки. Так зачем и для кого этот фильм?

Как мне думается, он исключительно, подчеркну, исключительно для тех кто понимает и ценит творчество Алексея Германа, его особый презрительный подход к кинопроизводству. Это его последняя насмешка над магией кино. Кое в чем я с ним согласен, вы можете сколько угодно считать и верить, что искусство, кино способны менять этот мир к лучшему, делать лучше людей, но это не так. Мир уродлив, отвратителен и неизбежно уничтожит вас и все ваши идеалы, а кино, это просто способ на время забыть об этом, откровенное шутовство. Как раз для того, чтобы уничтожить ненавистного шута, превратить в грязного попрошайку, нацепить на него маску не просто серьезности, а глубокой ненависти, вот для этого Алексей Герман снимал этот фильм. И своей цели он добился, фильм удался без сомнений, но не для меня, я предпочту остаться глупцом и верить в магию.

Специально до просмотра фильма я прочитал одноименную повесть братьев Стругацких, в которой я узрел и динамику, и смысл, и красоту изображенного. Таким образом, для просмотра фильма у меня сформировался очень положительный фундамент и очень было интересно посмотреть на то, как увидел литературное произведение великий мастер А. Ю. Герман.

И вот начало фильма: буквально уже во второй фразе повествователя, голоса его не слышно за всеми шумами и шорохами происходящего на экране, как не слышно и фраз действующих лиц. И так на протяжении всего фильма: видимо резкость и громкость звукового фона для создателей были гораздо важней голосов героев. Не читая повести, большую часть имен и названий даже и не разобрать.

Теперь о картинке: я готов найти оправдание тому, для чего весь фильм сделан в столь близком плане, настолько вплотную; для чего эти взгляды в камеру, свисающие сверху куриные лапы; почему все прыгает, все крутится-вертится, что создается впечатление самого обычного балагана, сумбура да и только. Я готов найти этому оправдание: может быть именно таким и должны видеть Арканар исследователи с Земли, благодаря камере в обруче Руматы. Но на фильм пойдут обычные зрители, а никакие ни исследователи — не на три же с лишним часа расстягивать то, что видят ученые.

И по поводу динамики: ее нет и не будет, и после полутора часов ты с этим миришься, и тут уже остается только отключить голову, оставив попытки вникнуть в речь, в сюжет, и воспринимать происходящее, как уже писали выше, подсознанием.

Да, это авангард, но снятый и сделанный конкретно для себя и для всей кино-режиссерской братии. Данный фильм совершенно не рассчитан на массового зрителя; в связи с этим масштабная реклама в метро и на улицах воспринимается лишь как способ окупить время и деньги, вложенные в фильм. Трудно ответить, насколько это было бы нужно главному его создателю.

1 из 10