Рецензии

Хочу поделиться впечатлениями от просмотра последнего фильма Германа.

Во-первых, я увидел именно то, что ожидал увидеть, и в положительном и в отрицательном смысле. Я был уверен, что Герман не стал бы возвращаться к кристальной ясности и чёткости формулировок «Проверки на дорогах», и меня ждёт ещё один «Хрусталёв». Я не ошибся. С этой точки зрения мне не понятны возмущения тех зрителей (Правда, их не много. Возмущений, а не зрителей.), которые увидели совсем не то, что ожидали увидеть. Мне не понятно, а что они собственно ожидали?

Во-вторых, хочу отметить, что, не смотря на трёхчасовой хронометраж, фильм явно сокращён. Я читал в сети, как снималась сцена в логове Ваги Колеса, а именно эта сцена в прокатной версии отсутствует. Уверен, что не она одна. По всей видимости имело место условие прокатчиков о максимальной продолжительности фильма.

В-третьих, фильм очень тяжело смотреть. Не из-за большого количества малоаппетитных деталей, а из-за того, что режиссёр даже не пытается как-то контактировать со зрителем. Малопонятные события в фильме происходят без видимой связи друг с другом, и для того, чтобы увидеть эту связь, нужно хорошо знать первоисточники — повесть и сценарий (который, по моему мнению, написан не менее талантливо, чем повесть). Персонажи ведут себя эксцентрично, срываясь то в истерику, то в клоунаду. Слова диалогов проглатываются. Читал отзывы зрителей, которые жаловались на шум, хотя сам я никакого особенного шума не заметил. В общем, как заметил мой друг, балаган.

В-четвёртых, очень интересна трактовка персонажей. Я не знал, чего мне ожидать от игры Ярмольника в фильме Германа, но никак не ожидал что играть он будет так же, как в многочисленных комедиях. Дон Румата — шут, но шут злой и жестокий. Дон Румата — дьявол? Давайте разберёмся! В отличии от повести, в фильме нет сколько-нибудь положительных персонажей (за исключением барона Пампы, конечно). О, героев повести здесь навалом, и всем от дона Руматы, живого «бога» (или дьявола?) на земле что-то нужно. Ему готовы подчиниться, его хотят купить, от него хотят детей, ему готовы продать душу, наконец. И всё только для себя. Для моего спасения, для моих амбиций, для моей ненависти. Если мир фильма — это ад, то на роль дьявола в нём никто лучше дона Руматы не подходит. Не потому, что в нём нет искры божьей, а потому, что его окружению удобно видеть его либо дьяволом, либо божеством, но божеством языческим, таким, у которого можно что-то попросить опять же для себя любимого. А божественный Румата смертельно устал от того, что вокруг него ничего не меняется, и прежде всего люди и обстоятельства. И играет дьявола просто потому, что так проще избежать ещё одного спора со своим окружением.

В-пятых, как это не парадоксально (А это именно парадоксально!), фильм очень красивый. Сейчас, через несколько дней после просмотра, дерьмо, грязь, уродство из памяти медленно испаряются, а вспоминаются чёткое и контрастное изображение, детали доспехов и оружия, птицы… Птиц в фильме поразительно много. Птицу выпускает Румата из своих рук — типа фокус показал. Филин садится на плечё Румате, когда он заходит в весёлую башню. По улицам носятся курицы и гуси. Повешанных посыпают рыбьей чешуёй, чтоб привлечь внимание ворон, в доме у отца Кабани, по выражению Руматы, даже птицы пьяные. Это тоже красота — красота языка, если сможешь расслышать слова. Красота в фильме, как старинная фреска, проглядывающая из-под слоя грязи. Есть в фильме и такой эпизод.

В прологе и в эпилоге Румата играет на дудке, похожей на саксафон. Играет довольно не плохо, но раб затыкает себе уши и грозит повеситься, а маленькая девочка, услышавшая музыку, говорит, что от неё живот болит. В этих эпизодах, как мне думается, Герман выразил своё отношение к своему творчеству и к тому, как к нему относятся другие.

«Все мы опарыши в кучке божьего дерьма…»

Где-то в далёкой-далёкой галактике с весьма недалёкими, кстати говоря, обитателями, работают наблюдатели-земляне. Режиссёр картины предлагает зрителю побыть в шкуре одного из таких наблюдателей. Именно поэтому, как мне кажется, актёры часто и беззастенчиво глазеют прямо в камеру, а иногда и обращаются к кому-то по ту сторону экрана, разрушая пресловутую четвёртую стену. И, надо сказать, далеко не все земляне-зрители оказываются готовы увидеть то, что предстаёт их взору и тогда они спешно покидают чужую планету… Воистину, трудно быть зрителем.

Пожалуй, последний фильм Германа не станет откровением для тех, кто уже смотрел «Хрусталёв, машину!». Режиссёр здесь остался верен намеченной манере. Мелькание лиц (колоритнейших! — словно бальзам на душу после однообразных лощёных масок Голливуда) на экране, безумная какофония звуков: свистов, покашливаний, хрипов, невнятных фраз, сливающихся воедино голосов — во второй раз всё это уже не производит того обескураживающего эффекта, который оказывала предыдущая лента. Однако, если «Хрусталёв», по сути, никакой пищи для размышлений не давал, являя собой просто некую зарисовку, срез эпохи, фильм «Трудно быть Богом» оставляет довольно широкий простор для трактовок и размышлений.

Вот лишь одна из таких мыслей: попробуйте на минутку представить себе, что на нашу планету прилетели наблюдатели, которые опережают нас в развитии лет на восемьсот… Что бы они увидели? И насколько бы увиденная ими картина отличалась от той, которую нам продемонстрировал в своей ленте Герман?..

Что, представили? То-то и оно. Ибо труднее всего быть Человеком.

Фильм однозначно не понравился, но оставил массу противоречивых чувств:

Во-первых, режиссёр явно экранизировал что-то своё, но не Стругацких. И если у меня роман вызывал в памяти приятное послевкусие газировки отрочества, то фильм оставил сладковатый привкус блевотины. Герман мастерски перенёс на экран, то что другие оставляют в кабинете психолога, ларьке с палёнкой или у барыги. 3 часа самой чёрной стороны души профессионала, поставившего месиво из грязи, кишок и Ярмольника.

Во-вторых, Ярмольник в роли дона Руматы. К счастью, этому благородному дону по ходу фильма редко приходится говорить больше одной-двух фраз подряд. Ибо, как только Ярмольник произносит абзац текста, тут же превращается опять в самого себя. А он, как известно, актёр одной роли — «цыплёнок табака». Из этого плачевного ряда в лучшую сторону выделяется только предпоследняя сцена (беседа Руматы после побоища).

В-третьих, затянутость. К чему растягивать всё это действо на 3 часа? В этом операторы Клименко и Ильин (наверное, их Алексей Герман заставил) похожи на профессионального фотографа, снимающего видео: камера плывёт по застывшей сцене, где персонажи явно начинают играть роль, как только камера доходит до них, и снова застывают, когда перемещается дальше. Плохо снимать триптих, водя объективом по отдельным участкам, и называть это фильмом.

В-четвёртых, вялые мужские писюны. Тут Герман прогадал: это стало мейнстримом после «Игр престолов». В «Трудно быть богом» маленькие волосатые мужские гениталии (4 сцены) разбавляются женскими целлюлитными задницами (3 сцены) и стоящим ослиным членом (1 сцена на 7 секунд на весь экран).

В-пятых, преобладание формы над содержанием. В этом Герман переплюнул и Кубрика, и даже Гринуэя. Особенно напрашивается сравнение с «Дитя Макона» последнего. Интересно, что того эффекта, который Гринуэй достигает за счёт камерности и заказных костюмов от Жана-Поля Готье, наш режиссёр добивается за счёт фекалий, крови и грязи.

В-шестых, уровень. Учитывая вышесказанное, вынужден признать, что уровень картины — это-таки Гринуэй и Кубрик. Пожалуй, это достоинство фильма.

На фильм шел без каких-либо ожиданий и предубеждений. В начале картинка сильно захватывает — особая операторская работа, особая реальность фильма. Очень крупные планы — ощущение, что снимается с расстояния 30—50 см, необычные ракурсы — с пола, с уровня стола. Проходит час и тут наступает критическая точка, когда концентрация внимания падает, начинаешь потихоньку скучать и думать, ну хорошо, а что будет еще следующие 2 часа? Видимо, эту критическую точку почувствовал не только я — с сеанса во время просмотра ушла примерно треть зрителей и первые люди как раз ушли примерно через час.

Откровенно говоря, чем ближе к концу, тем сложнее было высидеть и все больше хотелось уйти. Но досмотрел.

Что в итоге:

* вроде разные сцены, но как будто одинаковые — на земле грязь (прямо-таки грязища — жижа по колено) и мусор, в кадре либо дым, либо огонь, либо идет дождь, либо все вместе, постоянно какие-то люди в лохмотьях с безумными лицами, постоянно кому-то дают тумаков, ломают носы. Герои перемазаны кровью и грязью. Периодически герои хлопают себя по лицу и убивают каких-то кровососущих насекомых. Периодически появляются повешенные или обгорелые;

* огромное количество шума — не в прямом смысле конечно. В кадре много людей и предметов, в звуковой дорожке — много мелких бессвязных реплик. Даже зная книгу, приходится серьезно напрягаться, чтобы отфильтровать весь шум и понять, что же сейчас происходит;

* сценарное действие практически не происходит — история рассказывается очень неспешно;

* диалоги сокращены до минимума, но на всякий случай раза три за фильм дон Румата повторяет в той или иной форме, как трудно быть Богом. Голос за кадром спасает, но он звучит нечасто;

* герои общаются буквально лицом к лицу, практически касаясь друг друга. Опять же оператор любит показывать крупно головы, особенно рты;

* последние минут 40 начинается самый трэш — сцены со вспарыванием животов, но в этот момент так хочется домой, что просто не пропускаешь эту сцену через себя

* хорошо, что пока в кинематографе нет технологии, передающей запахи

В книге авторы поднимают такие вопросы как:

- что есть добро и что зло?

- можно ли людей помимо из воли делать «лучше»?

- какими средствами допустимо бороться со злом?

- если Бог существует, почему в мире есть зло?

В фильме я не почуствовал этих вопросов. Скорее фильм — это про то, как нормальный человек, не совершивший ни одного убийства и желавший всем добра, погрузился в этот мир «мрачного средневековья», не выдержал, сломался от своего бессилия и в итоге сам стал жить по законам этого мира — начал убивать.

Тем не менее, ключевые идеи книги прозвучали:

- «там, где торжествует серость, к власти всегда приходят чёрные»

- диалог Руматы и Буддаха о том, чтобы он сделал, будучи Богом

Решить для себя идти или не идти очень просто — надо посмотреть трейлер и ответить на вопрос — «Готов или готова ли я смотреть такую картинку три часа?». Только учтите, что диалогов практически не будет и картинка будет в 10 раз менее динамичной. Если решитесь пойти, то помните — уйти никогда не поздно.

Трудно. Трудно, это, пожалуй, главное слово в этом фильме. Трудно жить на этой Планете. Трудно существовать. Трудно находиться рядом с этими людьми. И трудно смотреть такое кино.

Да, это не жизнь, это существование, это страшная, ужасающая пустота, это грязь, это безысходность. Все эти моменты прекрасно, и, я бы сказала, потрясающе были перенесены на экран. Отдельную благодарность нужно выразить художнику- постановщику за эту пресловутую Атмосферность. Именно из-за нее зрителю хочется бежать из зала куда глаза глядят, уйти, забыть, и не вспоминать никогда об увиденном. Это гипертрофированное Средневековье и эта беспросветность, которая окружает главного героя, давит, давит и продолжает давить даже после выхода из кинотеатра.

Про очевидные минусы этого фильма все написали. Да, сюжет не ясен, и, да, со звуком беда. Да, у оператора сломался длиннофокусный объектив… И вообще, сложно сидеть три часа в кино и наблюдать этот спектакль. Но! Черт возьми, атмосфера этого фильма покоряет. Это действительно целый мир, это целая Планета, здесь своя «Гармония». Здесь не важен сюжет, здесь не важны слова, но зато сколько внимания к деталям! Горы трупов, дожди, непроходимая грязь, мрачность замков, виселицы и болтающиеся на ветру трупы, политые рыбьей чешуей — это лишь крупные мазки картины. Текстурам здесь уделяется особое внимание. Они снимаются тем самым длиннофокусным объективом часто и много. Поэтому зритель замечает и грязные волосы его слуг, и чьи-то спины, вечно лезущие в кадр, и доспехи дона Руматы, и его белоснежные одежды. Противопоставление здесь отлично работает, но когда его слишком много, это начинает раздражать.

Диалогов практически не слышно, зато звук флейты и цокот копыт практически оглушают. Лиц второстепенных героев не различить, все эти люди сливаются в единую серую массу, они уродливы и безлики. Люди-тени. И дерьмо, кругом дерьмо. Оно лежит на земле, в нем топят людей, обмазывают лица, руки, ноги, все! Помазанье дерьмом даже определяет Богопричастность в одной из сцен.

Многие скажут, кино не удалось, не смотрите, не ходите. Не думаю, что они правы. Неудачное кино — это то кино, которое бездарно, безыдейно, не имеет никакого содержания. Это кино совсем другое. Оно вне жанров, вне сюжетных линий и всех этих условностей. Здесь неважно, разделяешь ли ты точку зрения режиссера или нет. Если эта картина Вас зацепила, значит цель достигнута.

6 из 10

4 марта 2014 года я пошел в кино посмотреть на последний фильм режиссера Алексея Юрьевича Германа (скончавшегося в феврале прошлого года), чтобы отдать дань уважения режиссеру и с целью посмотреть картину, работа над картиной которая длилась 13 лет.

За мой небольшой десятилетний опыт походов в кино (я посетил 32 картины, все помню назубок) эта картина оставила для меня незабываемое впечатление. Почему? Что здесь особенного? Во-первых, манера старого советского кино — черно-белое видео, размер экрана стремится к 4:3. Во-вторых, необычность композиции.

По сюжету действие происходит на другой планете, развитие которой развивается параллельно с земным 22 веком, отставая от развитие цивилизации Земли на 11 веков.

В этом фильме мы видим самое необычное представление Средневековья. Обычно, когда мы смотрим фильмы про Средние века, то сразу вспоминаем принцев на белых конях, поединки, рыцарские турниры, принцессы, запертые в башне с огнедышащим драконом, яркий свет, падающий на яркие декорации.

Здесь этого нет. Здесь представлена суровая действительность. Здесь показывается реальное положение дел. Как выглядели на самом деле те люди, что жили в то время, в каких условиях жили, что испытывали.

В фильме «Трудно быть Богом» снимались только двадцать процентов профессиональных актеров, остальные — простые прохожие. Часть из них — попавшие когда-то в неприятную ситуацию. Люди с ожогами, шрамами, царапины, испорченные зубы — нет, это не грим, это — реальные люди.

Фильм длится почти три часа. Все три часа он показывает переживания главного героя в исполнении Леонида Ярмольника. Философская идея исторического процесса проходит через весь фильм.

Главный минус фильма — непонятность сюжета. Если вы хотите посмотреть данный фильм, то предварительно прочтите сюжет (хотя бы краткий) оригинальной повести братьев Стругацких.

Качество фильма отличное. Только не привычно слышать четкий звук с черно-белым экраном.

Фильм сильный. Он рассчитан для опытного зрителя, потому фильм показывают не во всех кинотеатрах. Он элитарен. Как заявил один из критиков: «После фильма Германа Тарантино — Уолт Дисней!» Он не всем понятен, судя по реакции большинства зрителей. Действительно, трудно быть Богом, особенно, если ты — Алексей Юрьевич Герман. Это вполне нормальная картина.

На последок хочу сказать слова благодарности Алексею Юрьевичу за его долгий и упорный труд, его вдове Светлане Кармалите и их сыну Алексею Герману-младшему за то, что довели фильм до конца, съемочной группе, а также актерам фильма: Леониду Ярмольнику, Юрию Цурило, Наталье Мотевой, Александру Чуткову, Евгению Герчакову, Александру Ильину и ныне покойному Петру Меркурьеву.

8 из 10

«Трудно быть богом» - последний фильм А. Германа, которого я уважаю в первую очередь за его замечательную военную драму «Проверки на дорогах». Вдобавок, картина была снята по мотивам одноимённой повести братьев Стругацких, а «Трудно быть богом» я считаю одним из самых лучших произведений братьев, наряду с тем же «Пикником на обочине», «Попыткой к бегству» и «Жуком в муравейнике» с «Понедельник начинается в субботу».

И началось. Вначале на экране возникает панорама как бы очень средневекового города на одной очень далёкой от Земли планете. Ну, средневекового в массовом т. с. понимании. Т. е.- грязище, гноище, говнище. Искренне прошу прощения у всех читателей моей истории, но, рассказывая о последней картине Германа, без использования некоторых эпитетов обойтись просто невозможно. И то я постараюсь максимально смягчать могучую (хтоническую?..демоническую?.. ) силу этого, гхм, Настоящего Искусства. Итак, грязные улочки местной столицы. Смотрятся они в чёрно-белой гамме фильма вполне органично. Просыпающийся благородный дон Румата (он же – землянин, по сути, разведчик, наблюдатель, прогрессор). Играет его замечательный актёр Леонид Ярмольник. Итак, благородный дон просыпается, почёсывается, опохмеляется, раздаёт своим рабам (?!) дружеские тычки и пинки…

А что там на улице? Из толчка в стене дома высовывается голая задница. Снова голые задницы, снова дебильные улыбки. Бормотание голоса за кадром, быстренько пробубнившего синопсис сюжета, потом двое стражников вдумчиво изучают местный общественный сортир, зловонная яма крупным планом, измерение глубины, потом тащат туда топить несчастную жертву режима… И снова – задницы, задницы, задницы. Дряблые, грязные, обвислые, жирные, в струпьях и язвах. Кругом просто непрерывные потоки фекалий, просто грязи… Множество мух… Свиньи, коровы, осёл с эрегированным детородным органом… Страшная то ли баба, то ли гермафродит с жуткой грудью… Все какие-то грязные, щербатые, явно больные что телом, что душою… Исключение здесь только одно – сам благородный дон Румата. Причём грязь и дерьмо безраздельно царят везде – от лачуги бедняка до самого королевского дворца.

Очевидно, так в представлении авторов картины выглядит Средневековье. Только вот такой «гиперреализм» отдаёт всё-таки не реализмом, а маразмом. Во-первых, западноевропейское Средневековье было очень разное – от первых варварских королей, сокрушивших прогнившую изнутри Западно-Римскую империю, и вплоть до централизованных монархий Высокого Средневековья. Здесь же свинарник, дикие нравы и пьяный сброд ранних варваров почему-то соседствуют с рыцарскими доспехами золотой осени Средневековья, упоминаются невнятно и университеты… Вдобавок многие критики, занимаясь откровенным домысливанием, проводят смелые параллели между этой большой навозной кучей и историей что Запада, что нашей страны. Простите, но это же полное непонимание истории вообще! Начиная с западноевропейского же Средневековья, в котором люди всёж в ямах с дерьмом не жили, более того – именно Средние века на своём излёте смогли породить тип человека, сделавшего нынешнюю Западную цивилизацию. Великолепные соборы, университеты, развитие основанных на римском ещё праве идей, наконец, вершина всего этого – корабли, несущие на борту пушки и способные к океанскому плаванию. И если когда-то европейцы-рыцари смогли отбить нашествие на Европу арабов и потом турок, то на излёте Средневековья уже Запад переходит в цивилизационное наступление. Что же до российской истории, причём что царской, что советской эпох, то положительного в ней можно найти всё-таки много больше, нежели отрицательного. И никакой не «гиперреализм» видим мы на экране. Мы видим, и признаем же это честно, простую чернуху и упоение её, восторженное купание в фекалиях, смакование их на вкус и запах. И это страшно. Зрителю на протяжении трёх часов демонстрируют самый настоящий паноптикум, нескончаемый карнавал уродов, постоянно норовящих влезть в объектив камеры и то промычать какую-нибудь гнусность, то сделать какую-нибудь мерзость.

Проблема фильма Германа в том, что он:

a) По сути своей глубоко вторичен. Ибо грязь в изображении условного Средневековья мы видели уже не раз. Вспомним же киноклассику – «Седьмую печать» И. Бергмана, «Кентерберийские рассказы» П. Пазолини, да даже более массовые и современные «Жанну д, Арк» Бессона или «Королеву Марго» (с Аджани). Кровь и грязь во всех этих картинах не самоценна, а является всего лишь сильным выразительным средством, придающим пикантность и достоверность всей картине. Но никто же не станет есть вместо хорошо приправленного пряностями блюда простую смесь соли и перца… Да, и даже эрегированный ослиный болт в кино уже был. И ещё про историю. Есть в этой картине одна очень хорошая фраза, слова про то, что Возрождение – это очень коварная эпоха. Которую не стоит так уж идеализировать. Потому что именно это время оказалось очень страшным, жестоким и кровавым. Временем падения традиционной морали, временем, когда «овцы стали пожирать людей», временем разгула изуверских сект и охоты на ведьм…

b) Герман совершил своеобразный культурный переворот, он фактически поменял местами основное с внешним, вместо знака «+» везде поставил «-». И поэтому так уж вышло, что вместо ожидаемого умного и глубокого кино несчастный зритель оказался вынужден почти целых три часа лицезреть одну сплошную и непрекращающуюся чернуху. Говоря грубо, искусство и разум подменили потоком нескончаемого дерьма, высший смысл в котором способны видеть только черви и навозные жуки. Фактически произошло размывание самого кинопространства, полная его деструкция.

За внешними ужасами фильма оказалась надёжно похоронена сама книга со всеми её далеко не глупыми идеями. Одна из лучшим, пожалуй, даже лучшая книга Стругацких оказалась оскоплена, осквернена, обгажена и походя выкинута в очко деревенского сортира. Ибо в фильме Германа от книги остались только имена собственные. О чём была книга Стругацких? О любви. О верности самому себе, невзирая ни на что. И – ключевое слово – о гуманизме. Роман был полон того самого гуманизма. А в фильме Германа от него нет и тени. История любви просто никакая. Спора о прогрессорстве фактически тоже нет. А ведь это ключевая тема как романа, так и большинства произведения Стругацких вообще.

Арканар у Германа – это не просто большая помойка с клоакой вместо улиц. Это по сути своей город мёртвых, место которого рядом с рвами кипящих фекалий (вспоминаем великого Данте), но которое имеет очень мало отношения к обычным человеческим времени-пространству. Это герметичный, замкнутый мир, мир где давно убит Бог, где давно само понятие искусства стало извращено, мир, где разложение возведено в культ, это тот самый край вечной ночи, где культура обращается антикультурой, искусство становится антиискусством, а сам этот мир уподобляется то ли частичке антиматерии, то ли опаснейшему вирусу. Вы помните последний, пожалуй, шедевр советского кинематографа – х/ф «Человек с бульвара Капуцинов»? Вспомним же историю мистера Фёрста и мистера Сэконда? Настоящее мастерство подобно огню или ножу – оно может приносить пользу, и оно же может убивать. Пожалейте свои психику, время и деньги. Лучше перечитайте книгу.

На свете есть множество мест, где лучше было бы не присутствовать. К числу них следует отнести теперь и кинотеатры во время показа данного «творения», по крайней мере это относится к людям с нормальной психикой. Если же Вы — мазохист, любитель чернухи, грязи и дерьма — то милости прошу — это ваш фильм!

Лично на меня просмотр этого «шедевра» поверг в моральный шок. Такое обилие нечистот, что можно захлебнуться прямо с экрана. В пору после просмотра раздавать бесплатно рвотное и слабительное, дабы освободиться от накатывающего приступа тошноты.

Автор фильма воспевает грязь. И у него это получилось. Это все! Во всем остальном — полный бред. Да, именно такое ощущение возникает при просмотре этого фильма — просто игра больного воображения. Несвязные сюжетные линии. Невозможно понять что и зачем происходит. Сложно выделить персонажей и их роли, поскольку все сливается в единую чехарду хаотичных движений. Не ясны мотивации действующих лиц. У кого-то что-то взбрело в голову не понятно почему и он это сделал не понятно зачем. Хаотично снующие, вечно плюющиеся едой и соплями люди, постоянно сморкающиеся и пачкающие себя и окружающих грязью, дерьмом, запекшейся кровью и прочими «прелестями». Постоянное ощущение тесноты. Беспорядочно разбросанные вещи, повсеместно валяющиеся и подвешенные трупы животных и людей с выпотрошенными внутренностями… И на фоне всего этого смрада главный герой в поразительно чистой одежде, перстнях и драгоценностях, появление которых само по себе в такой среде было бы совершенно не логично, раздающий по непонятным причинам монеты, которые в конечном счете тоже сливаются с грязью, из-за которой невозможно отличить улицу от жилища…

Еще более странным кажется появление в такой среде каких-либо изобретателей, художников и поэтов. Извините, но здесь выживание человека было бы под огромным сомнением, не говоря уже о каких-то потугах к творчеству.

Постойте, но разве об этом писали Стругацкие? Неужели это и есть главная идея их произведения? Так испохабить и унизить творчество писателей — это огромное достижение со знаком «минус».

Эпилог. В фильме нет никакой моральной, эстетической и художественной ценности. Это продукт разлагающегося общества с его низменными устремлениями. В какой-то степени он отмечен печатью нашего времени, где воспевается бездарность и гниль, пошлость и порок, где мазня дерьмом на полотнах продается за бешеные деньги, а истинную красоту и талант втаптывают в грязь (о чем очень точно подмечено в фильме «Реклама для гения»).

С первых же кадров очевидно, чья эта картина.

Гениальная работа художников, перфекционистская работа операторов и, конечно, режиссура метра динамики и погружения вглубь исторического пространства со всеми сверхдеталями и напряжённой скрупулёзностью, ибо всё должно быть максимально достоверно, максимально тактильно, максимально правдиво, какая бы придуманная история ни была. Но всё вместе это делает её ужасающей, страшной и невыносимой. Воистину трудно быть зрителем картины «Трудно быть Богом».

Он никому не угождал и не пытался понравиться — это редкостное качество даже для ветеранов кинематографа. Он сделал картину максималистски сложной и художественно насыщенной. Настолько, что устаёшь почти сразу, а уж из кинотеатра выходишь с нехилым головокружением и чуть ли не с тошнотой. По мне так — это работа слишком графоманская: много-много образов, которые вымещают один другой, взаимоисключаются, наслаиваются, доводя палитру до невообразимых по грязности оттенков. Всего слишком много, продохнуть невозможно. Какие-то моменты кажутся совершенно неоправданными, как будто мэтр увлёкся бытописанием и подзабыл, что нужно бы и поговорить по делу. 10 000 оттенков и видов грязи. Кровь — та же грязь. Никакой священности жертвы. Всё тщетно и напрасно в мире без красоты.

Едва ли можно терпеть своё собственное навязчивое присутствие во всём этом круговороте кошмара, вони, гнили и сырости, камера безустанно тащит нас внутрь, принуждает варится в том же зловонном котле, а какой-то беззубый золотарь нам говорит: «Ну чё ты встал? Проходи давай!» И невольно дёргаешься в бок, чтобы не словить на свою голову помои. Или прикрываешь ладонями нос, а то как бы не порвали ноздри.

Глаз за 3 часа отдыхает от тесноты и вони только три раза:

1) на поле с виселицами;

2) на ворсистом теле коровы;

3) и когда на Дона Румата садится белый филин, а второй отлетает куда-то дальше. Прелестные птицы.

А так сплошная ненависть к человечеству, которое погрязло во тьме и нет спасения и пути назад, что если уж человеку туго, то Богу подавно. Ты у себя один, а таких, как ты, у него миллионы. Беспросветно. Герман не верит в людей и в счастливые концы.

Это отличная работа с психологической точки зрения. Меня она заставила благодарить свою современность за то, что она стала такой стерильной. За то, что разврат не повсеместное явление, а личный выбор конкретного человека. За то, жестокость и насилие, хоть никуда не делись с нашей планетки, но всё-таки уже не являются общепринятым способом для доказательства собственных правоты и силы.

В одном интервью Алексей Герман сказал, что если бы он был верующим, ему было бы легче, потому что у верующих всегда есть надежда. Он вырос в атеистической советской среде и к более зрелому возрасту самостоятельно Бога не нашёл: ни в душе, ни в окружающем нас мире. Вот и мы не нашли никаких признаков божественного в «Трудно быть Богом». И надежды тоже.

6 из 10

Что же нам остаётся?
- Когда-нибудь о тебе будут слагать песни…
- И только-то?
- Поверь, это уже немало.

Трёхчасовой сеанс пролетел для меня незаметно — времени я совершенно не чувствовал. Периодически отвлекался, конечно, на уходивших из зала людей. До конца сеанса, кажется, досидели едва ли 2/3 зрителей. Скажу честно: с одной стороны, мы с другом искренне недоумевали, почему люди уходят… а с другой — не знаю, можно ли рекомендовать кому-нибудь идти на этот фильм… Не стоит ждать, что он оправдает какие-либо возложенные на него ожидания.

Эта картина покойного Германа — поистине его лебединая песня, его «Реквием». Уровень мастерства режиссёра невероятен — как много раз говорилось, это не кино в привычном нам понимании. Это глубочайшее, и, в то же время, кристально ясное повествование о простых и понятных вещах — но совсем не простым образом, обходящееся, при этом без, костылей вроде кино-языка, сюжета, героев повествования. Друг, смотревший фильм со мной, сравнил картину с опусом Стенли Кубрика «Космическая Одиссея 2001», оговорившись, что фильм Германа превосходит её на голову, лежит в какой-то иной плоскости осмысления; а также удачно охарактеризовал этот фильм как совершенное, понятное и очень качественное сотворённое советское кино в самом хорошем смысле этого слова — при этом свободное, созданное вне цензуры и вне страха неудобных толкований и трактовок. Картина просто гениальна — я не в кино побывал, нет. Это об моё лицо тёрлась морда лошади дона Руматы, лезла в глаза бахрома из колбас, связок чеснока и развешанных тряпок в его замке, это вокруг меня суетились рабы и слуги, это мне в лицо брызгала грязь, лезли мухи, это на меня лился дождь, это мне в лицо несло трупным смрадом. Я ТАМ БЫЛ. Я посетил Арканар. Меня туда втащили. В момент, когда произошёл один из важнейших диалогов — разговор Руматы с доном Рэбой, во время которого Рэба осознал, что перед ним некто сильнее его, и от ужаса начал блевать, я ощутил запах рвоты.

В какой-то из рецензий читал, что единственным красивым предметом за весь фильм были перчатки дона Руматы. Не согласен. Красивых — по-настоящему эстетичных и красивых предметов — в фильме было, на мой взгляд, всего три: это флейта главного героя (о ней отдельно), оголовок одного из его мечей в виде головы ящера, и панцирь с отчеканенным на нём родовым гербом благородных донов Эсторских.

Фильм наполнен как прозрачными, в общем-то, и достаточно читаемыми символами (въезд пьяного Руматы на осле задом наперёд в город под хоровое пение монахов, фрески Богоматери в одном из замков, питие воды, в которой благородный дон ранее омыл ноги, голова главного героя на пиршественном столе в самом начале фильма — как усекновенная голова Иоанна Крестителя, ну и прочие), так и цитатами из фильмов. Герман процитировал и самого себя — так, сцена с укусом пальца Руматы Кирой аналогична такому же эпизоду из фильма «Хрусталёв, машину!» в кабинете генерала, а момент пленения Руматы ох как напоминает сцену ареста того же генерала из всё того же «Хрусталёв…» — так и Тарковского: и его и шедевр «Андрей Рублёв» (множество эпизодов, так или иначе отсылающих к этой картине), и не менее гениальный «Сталкер» (долгие планы, концентрация на лицах персонажей). Да даже цитатам из фильма «Кин-дза-дза» нашлось место: кольцо в носу одного из емлян в эпизоде встречи у Руматы; его раб, повсюду таскавший железный стул.

Проработка деталей и атмосфера завораживает. Повторюсь: редко где и когда удавалось увидеть столь тщательную, скрупулёзную работу. Сейчас на память пришла ещё и картина Владимира Бортко «Собачье сердце». Хотя, неудивительно: «Трудно быть богом» стоит в одном ряду со всеми великими произведениями русского кино, органично дополняя его. Этот фильм отметает все ожидания, все претензии, высказанные в его адрес, все чаяния и надежды. Герой погружён в тьму. Хотя нет, не в тьму — в серость, в самую настоящую рутину из грязи, крови, смерти, страдания, тоски, скотства, нежелания рабов жить без цепей и снимать колодки, в понимание только одного языка — силы, и в отсутствие желания понимать хоть что-то другое. Зрителей не приглашают туда, ничего не предлагают — мы с самого начала сеанса оказываемся вместе с героем там. Кто-то не выдерживает, и таких немало.

Звук просто поразителен. Светлана Кармалита и Герман-младший проделали поистине великолепную работу: слышно каждое слово, произнесённое шёпотом, слышно плеск мельчайших капель, бульканье грязи, бормотание жителей города за завесой дождя и стоны истязаемых узников в подземелье — сквозь треск и гудение огня. Музыки в фильме почти нет, исключая 4 эпизода: Румата играет на флейте в начале фильма, после пробуждения; кто-то из землян, кажется, насвистывал некую земную мелодию; ещё эпизод с девочкой и склянками, на которых герой исполняет хрустальную мелодию, невероятным образом контрастировавшую с происходившим вокруг него; потом — дикие, какофонические, звериные какие-то звуки оркестра монахов у ворот города, игравших после взятия Чёрными взял Арканара; наконец, соло на флейте от Руматы же, в составе джазового трио из солдата, отбивавшего такт в свою капеллину ложкой, и слуги, басовито гудевшего в древний аналог тубы. Нельзя умолчать об игре главного героя на флейте — это нечто поразительное. Совершенно джазовые пассажи — не зря я пошутил про трио — которые не в состоянии оценить никто, кроме, собственно, исполнителя, самым невероятным образом и контрастирующие, и, в то же время, порождающие какую-то невероятную синергию с тем, что творится вокруг.

Леонид Ярмольник в главной роли бесподобен. Всемогущий, по куда как скромным меркам обитателей Арканара, и в то же время — бессильный в рамках общепринятых для людей Земли норм морали, нравственности. Он не помогает уже никому, оставьте. Спасённые им книгочеи грызутся между собой, словно пауки в банке, сдают друг друга Серым, держат за пазухой нож, и стерегут удобный случай. Никто не слышит и не видит, никто не хочет не то что постигать — даже выбраться, разогнуться, протереть глаза. Румате остаётся только вино, сны, поединки, а ещё издёвки: не столько над окружающими, сколько над собственной ролью бессильного творца, наконец-то разрешившего дилемму Бога — создав камень, который он сам не может поднять. Утопающего в принципе не возможно спасти, если он смотрит на того, кто протянул руку, как на сумасшедшего, и сам хватается покрепче за камень, тянущий его ко дну. Всё кончено, забудьте. А напоследок маэстро сыграет нам туш — в такт гулкому лязганью ударов по полям капеллины, под редкие хрипы тубы, поддерживающей упрямо на что-то надеющуюся вихляющую мелодию флейты.