Рецензии

Какая только палитра чувств по отношению к главному герою не переливается в тебе во время просмотра. От жалости, когда похожий на черепаху из мультфильма «Как львенок и черепаха пели песню» стареющий интеллигент Джеф Гамбарделла с болью вспоминает самый романтичный эпизод из своей юности, до восхищения, когда он же с такой элегантностью и статью, какая присуща только итальянцам, в роскошном желтом пиджаке иронично рассуждает о похоронах, как ещё одном светском рауте. Собственно, «Великая красота» — это фильм в том числе о том, что испытывать первое лучше, чем второе.

Картину не назовёт реминисценцией «Сладкой жизни» Феллини только ленивый. В этом смысле любопытно представить работу Соррентино как своего рода продолжение, фантазию на тему того, что стало со светским журналистом Марчелло спустя 35 лет, и во что бы превратилась итальянская богема спустя 55 лет. Разница вот, например, в чём: по сравнению с почти пустой изнутри, лицемерной, но с первого взгляда благопристойной аристократией Феллини, морщинистые, толстые кокаинщики, завсегдатаи вечеринок Соррентино и внешне выглядят утрированными, карикатурными уродами. И ещё они куда развязнее и…тупее. Даже сложно представить, будто это — калька с реальной жизни.

По долгу службы, а на самом деле, по собственной воле герой элитных тусовок Марчелло у Феллини только начинает осознавать всю бессмысленность и пустоту такого времяпровождения, даже пытается в этом смысле поменяться. Самое страшное у Соррентино в том, что его персонаж при полном осознании, уже давно со всем смирился.. Привык, обжился в этом г.. не, получает от него удовольствие. Кульминация экзистенциального кризиса пройдена, уже давно идёт процесс едва ли не тления. И лишь время от времени, то ли под воздействием нахлынувшей рефлексии и ностальгии, то ли волею обстоятельств, когда, например, приходит известие о смерти той самой «первой любви», кажется, что он впадает в такое состояние, в котором можно сделать первый шаг, вырваться из круга. Вырваться так, как это сделал же его друг драматург, заявивший: «Рим меня разочаровал», и решивший уехать в провинцию.

Наверное, здесь дело не только в Риме. На его месте мог быть любой похожий мегаполис. Соррентино словно предостерегает: даже чувствуя себя рыбой в воде большого гламурного города, можно захлебнуться. Главред-карлица упрекает Джеппа, т. к. «тот никуда не выезжает из Рима», а в эпиграфе к фильму как нарочно указана цитата из «Путешествия на край ночи» о том, что путешествовать полезно. Конечно, не стоит и то и другое воспринимать дословно, мол, засиделся на одном месте наш светский лев. Луи Фердинад Селин писал о путешествии воображения, вот и Гамбарделло, похоже, слишком увяз в трясине ярких, но однообразных впечатлений, а потому почти потерял способность остро воспринимать что-то иное. Зачем говорить только о других городах и другом образе жизни? Джепп повсюду ищет, но не улавливает ту самую великую красоту, а ведь она у него буквально под носом: в Колизее, вид на который открывается с его террасы, в Пьяцца Навона, в величественных каналах и античных скульптурах, в живописи эпохи ренессанса… в детском смехе, в конце концов.

А ведь как лихо, словно для собственного же героя, Соррентино всё это демонстрирует: камера парит между памятниками архитектуры под неземную композицию Арво Пярта на стихи Бернса «Моё сердце не здесь», по настроению отдающей минорной органной музыкой Баха. Монтаж удивляет такими трюками, что из отдельных сцен можно было бы составить целый клип, как лучшую рекламу Вечному Городу. Операторская, монтажная и музыкальная части, как это чаще всего и бывает у лент Соррентино, превосходят остальные. Но его герою всё это не то что пресытилось — какой-то чёрной стороне его натуры всё это просто не нужно. По прибытию в Рим из Неаполя в 26 лет им не овладел синдром Стендаля, как азиатским туристом. Нет, он поставил себе цель «иметь власть испортить любой праздник». Вот и скончались в нём постепенно и автор единственного в своей жизни литературного произведения, которое его друг-драматург называет «шедевром итальянской литературы» и 18-летний романтик, испытавший в полнолуние на прибрежной скале первый поцелуй.

«Великая красота» сделана так искусно, что почти прячет некоторые свои минусы. Отсутствие классических драматургических перипетий, сильных потрясений у героя здесь кажутся не недостатками, а скорее частью стиля. Не к лицу бы этому франту шли вопли и крики. Но всё ж таки к концу, особенно в своей антиклерикальной части (и здесь возникает призрак Феллини, куда уж без него), кино утомляет. Да и сам Соррентино не замечает, как повторяется, пережёвывая одни и те же идеи. Впрочем, что ему моё мнение? У него на полочке «Оскар».

8,5 из 10

С самого начала фильма нам показывают не совсем обычного мужчину, который живет не по своим годам. Все начинается с празднования его юбилея — 65-тия. Мы видим шикарную вечеринку, на которой собраны представители высшего класса Рима, которые все как один сходят с ума от веселья.

Нашего героя зовут Джеп Гамбарделла, за всю свою жизнь он написал всего лишь один роман — «Человеческий аппарат». С этого все и начинается.

Что же мы видим в фильме помимо прекрасного Рима, красоты, торжеств, большого количества пафоса и грязи, в котором и представлена эта «элита»?

Мы видим черную дыру страха и лжи. Страха это все потерять, и так ничего не найти, бесконечное вранье, которые везде и всюду преследует всех.

«Великое искусство» которое показано в фильме — сатира на то, что в наши дни считается шедевром. Людям нужна лишь обертка, а наличие души у того или иного произведения им безразлично.

Так же и герои нашего фильма. Они представляют собой только лишь внешнюю красоту, за которой скрывается ничтожество.

-Ты кто?
-Кто я?
-Я..
-Ты никто.
-Никто?
-Но я…

Этот фильм открывает виденье о прекрасном. И показывает сущность людей. Несчастных людей, которые всю свою жизнь гнались за богатством, роскошью, поставив на кон собственное счастье.

«Я искал большую красоту и не нашел. Всё всегда заканчивается ею, смертью, но сначала была жизнь и бла-бла-бла, всё происходило под болтовню и шум. Тишина, чувства, переживания и страх — легкие и беспорядочные вспышки красоты, а потом нищета несчастного человека и всё это под покровом смущение от существования в этом мире.» Джеп Гамбарделла

10 из 10

Современный Рим. Высшее общество. Блеск, роскошь, богатство и пустота высшего света. Шестидесятипятилетний писатель, повеса купающийся в лучах внимания и славы, оглядываясь на прожитую жизнь рефлексирует, пытаясь разобраться откуда эта тоска и внутренняя опустошенность.

Отличный сюжет для фильма! Могла получиться великолепная психологическая драма и социальное исследование. Но, у Сорентино, на мой взгляд, вышло нечто гротескное, отполированное и невнятно-тягучее в своей невыразительности. Нам показывают декаданс римского бомонда, но характеры героев слабо выражены, судьбы невнятны, а рассказ об их образе жизни банален. Полвека назад «Сладка жизнь» Феллини (ремейком которой по сути является «Великая красота») произвела фурор своей смелостью и откровенностью. Фильм так ярко раскрывал подноготную римского высшего света, что вызвал массу дискуссий и скандалов. Сегодня, то что нам показывает Сорентино уже является трюизмом. Ничего нового режиссер сказать не сумел.

Возможно, кино вышло бы куда более живым, если бы нам дали возможность проследить историю главного героя. Его становления как светского льва и его одновременного падения как творческого писателя. Но Сорентино предпочел создать масштабную фреску, слепок всей римской творческой элиты. И вместо захватывающей драмы, мы увидели тусклый отблеск Феллининских типажей.

В конце «Сладкой жизни» герой Мастроянни пытается расслышать, что ему кричит на пляже красивая простая девушка, символизирующая другую жизнь. Не в силах расслышать ее (или не желая ничего менять) он возвращается в мир кутежа и бездумного прожигания жизни. У Сорентино другой жизни просто нет (хотя в реальности она конечно же совсем рядом). Его герою приходится возвращаться и прислушиваться к воспоминаниям прошедшей молодости, когда он похоже сделал свой выбор в пользу внешнего благополучия вразрез внутреннего стремления к творчеству. Но повторюсь, само по себе, такое высказывание является обычной банальностью.

Рим пал. Первый, во всяком случае. С его императорами, наслаждающимся роскошью своего бытия, упивающимися приторной сладостью собственных грехов. С его плебсом, постоянно жаждущем panem et circences и влачащем собственноручно созданное жалкое существование среднестатистических рабов, с отпетым удовольствием лижущих пятки господ, которых они породили. С его прокураторами, для которых хороши лишь те законы, которые удобны и приятны, для которых право силы и право власти едино, а власть народа — ничто. С его проститутками, шутами, гладиаторами. Бесстрастно взирали на гибель первой империи бесчисленные произведения искусства, рожденные в холодном мраморе и вылепленные из теплой глины разумом великих, чьих именам не суждено было исчезнуть в болоте всеобщей посредственности. Им было все равно.

И на такую же гибель обречен и нынешний Рим, полный дешевого балагана, безвкусного китча, слепящей неоновой яркости и тошнотворной вульгарности. Вокруг одни лишь маски, гримасы, вечный карнавал имитации полнокровной и полноценной жизни в вечном городе, обреченном из века в век взирать на гибель очередной империи. И вслед за ним, в глубокую бездну веков, последует и несостоявшийся гений, посредмственный писака-вуайерист 65 лет от роду Джеп Гамбарделла, уже уставший в своей веселой жизни от всего. Кроме Рима, чья красота от него постоянно ускользает в калейдоскопе пьяных лиц, звучащем как набат звоне бокалов с дорогим шампанским, в какофонии звуков, напоминающих голоса безумцев, с велмкой радостью идущих на эшафот.

Лауреат премии Оскар-2014 в категории «лучший фильм на иностранном языке», шестая по счету полнометражная работа одного из самых заметных режиссеров современного итальянского кино, любимца фестивальных критиков от Канн до Венеции, Паоло Соррентино, на всем протяжении своего насыщенного творчества тяготеющего к явному переосмыслению под новые постмодернистские условия традиций неореализма, фильм «Великая красота» 2013 года становится в его карьере тем самым программным высказыванием и манифестом, отделяющем просто перспективного творца от Мэтра и Мастера, которому суждено стать синьору Паоло. «Великая красота» не есть удручающим своей вторичностью пастишем, подобием искусства, а возведенным до гипертрофированного, намеренного в своей гротескной привлекательности парафразом «Сладкой жизни» и «Восьми с половиной» Феллини, фильмом, являющимся и данью уважения неореалистичепским манифестам ушедшего безвозратно ХХ века, и умелым их переиначиванием на современный лад, ибо ничто по сути своей не изменилось и до сей поры — времена хоть и другие, но нравы, страсти и страстишки человеческие те же. Фильм утопает в аллюзиях и иллюзиях, при этом по сути начиная заново в современном европейском кино темы, привычнеы для всего неореализма — темы критика богемы и восхваления пролетариата, нищего финансового, но богатого душой. Впрочем, в «Великой красоте» социальных низов не видно, а верхи столь ничтожны, что им суждено быть сметенными очередной революцией, которую создадут барчуки и хипстеры, желающие свободы, но с упором на самоконтроль, ибо высший свет и вовсе сошел с ума.

Соррентино мастерски расставляет морально-этические акценты в фильме, сосредотачиваясь на уничижающей сатире современной буржуазии и богемы, жизнь которой в картине представлена как силлогичный маскарад, как набор роковых и неизбежных эпизодов, ведущих к финалу-приговору для всех, в том числе и для зрителей, отравленных этим сладким ядом пустого гламура, над которым Соррентино смеется, но с грустью и слезами. Красота обернулась вычурностью, от которой рябит в глазах, роскошь — вульгарной дешевизной, любовь — ее не видно среди тех, кто про нее пишет, поет, кто ее играет, но по сути — изображает, для кого любовь и истинные чувства это товар, девка, прлдающая себя за бесеценок на римской площади; а Джепа между тем преследует призрак утраченной когда-то им любви. Для Джепа еще есть надежда, он прожигает собственную жизнь, одновременно пребывая в размышлениях и философствованиях, анализируя и прошлое, и настоящее, одновременно с тревогой смотря в будущее, в котором нет великой красоты, нет ничего.

Отнюдь не случайно Соррентино отсылает зрителей к монументальному литературному семитомному труду Марселя Пруста «В поисках утраченного времени», ставшего в свое время эпитафией на могиле всего ХХ века. Рим в «Великой красоте» и населяющий его людской бэкграунд от мира высшего света подобен ему же, столь ярко описанному Прустом в «У Германтов» и «Содоме и Гоморре». Ciao, Марчелло! Ciao, Гуидо! Bouno Giorno, барон де Шарлю, размноженный на тысячи одинаковых пустых лиц, веселящихся в алкогольно-наркотическом дурмане Вечного города, который забудет их сразу же, стоит плоти подвергнуться тлену, а праху быть поглощенным почвой! Трагедию общества в «Великой красоте» не предовтратить уже, и даже в самых комических своих сценах, полных стилистической избыточности, сюрреалистического безумия, логики сна, проскальзывают нотки напряженного ожидания конца, когда все погибнут, а Джеп останется. Впрочем, с той же несомненной уверенностью можно сказать, что декаденствующий Рим, воспетый Соррентино не менее эффектно, чем Феллини или Росселлини, подобен и удушающему Петербургу Достоевского, в котором маленький человек легко может потеряться, сойти с ума, утратить свое Я и пойти против воли Бога. «Великая красота» как «Сон смешного человека», только с привкусом острой сатиры и ернической трагикомедии.

Пир во время чумы продолжается, пресыщенные ничтожества наслаждаются последними предсмертными вздохами гниющей заживо империи, уродливые маски скрывают еще более уродливые лица, за которыми нет ничего — одна лишь пустота, безверие, апатия. Джеп при этом скорее пассивный наблюдатель грядущей гибели, он на самом пике своей жизни начинает искать в ней смысл, утраченную им суть, искать красоту в бессмысленном мире барокко, излишеств, карикатур, чудовищных и чрезмерных искривлений и аберраций. Искать красоту и не находить нее среди живых. Искать ее в мире современного искусства, не видя великую красоту самого города, которая от него искусно прячется, притворившись обыденностью, от которой так убегает Джеп, но которая рано или поздно его догонит, и он поймет, что вся жизнь его прожита впустую, бесцельно. Сладкая жизнь и — горькая смерть в финале.

10 из 10

Главный герой писатель, накануне своего 65-летия проводя все свое время на светских вечеринках вдруг оказывается перед жизненным выбором и вспоминает свою жизнь, прожитую в великом городе Риме. Он приехал сюда в 26 полным творческих идей, надежд и писательской энергии. Последующие сорок лет он потратил на поиски Великой Красоты. Но так и не смог понять что же это такое. Может это архитектура вечного города Рима, может это прекрасные девушки которые окружают нас, а может это литература, которая его так захватила и вдохновила на написание первого романа, или может это дети весело бегающие по улицам, или музыка рожденная великими композиторами в самом музыкальном городе мира, а может Великая Красота это сама Жизнь.

Это портрет вечного города Рима, который владеет этой красотой

и дарит ее всем кто туда попадает и влюбляется.

Фильм следующий традициям великой итальянской школы кино, заставляет вспомнить прежде всего Сладкую жизнь Феллини и весь итальянский стиль 60-х созданный Антониони и Висконти. А Сорентино показывает себя истинным знатоком кино и последователем великих режиссеров, для которых было важно ощущение красоты и мысли в кадре.

Бесцельность жизни, духовная разруха, извращенные «забавы» богемы — и величественная красота Рима. Великолепие древнего города, с вышины своего безмолвного величия (съемки в буквальном смысле головокружительные: шикарные «круговые» панорамы города с высоты птичьего полета и потрясающая съемка старых зданий — видна каждая трещинка на стенах Колизея).

Ритм картины как у итальянских итальянских классиков: так снимали Феллини, Антониони, Висконти… Во главе угла тема смысла человеческой жизни. Главный герой — Джеп Гамбарделла — писатель, отметивший свой 65-летний юбилей. Правда, свою первую и единственную книгу он написал 40 лет назад. На данный момент — журналист Джеп очень похож на героя Мастрояни из «Сладкой жизни». А Рим, как отражение внутреннего мира персонажа — упадок. Рим же вокруг Джепа — это упадок упадков

В финале кинокартины улыбающийся Джеп, переосмыслив свою жизнь, говорит о том, что его роман только начался. Только, почему — то, не верится… Даже после того, как 104 летняя матушка Мария, которая питается только корешками (намек на то, что писатель прожил настолько бесполезную жизнь, не «укоренившись». И в смысле продолжения рода, и в «оставить след на земле»). Матушка искупила и его грех. Писатель сообщил о новом романе — своей жизни. Но… проще сказать, чем сделать. Это уже домыслы.

Впечатление шедевра. Пересмотрела его несколько раз. Глубоко и легко одновременно показаны вечные вопросы. В меру устало, красиво, правдиво. Ощущение от просмотра сходно с тем, что возникает после прослушивания хорошей классической музыки. Только думается, что смотреть его надо тем, кому за тридцать… Конечно это не о биологическом возрасте, а об опыте. Для меня важным открытием еще до просмотра стало понимание, что если есть внутри баланс между ужасным и прекрасным от ощущения жизни, то ты можешь проживать очень трудные времена, а как только ужасного в твоем восприятии становится больше, то тут уже опасность депрессии, отчаяния. Находите красоту, ощущайте ее. И фильм это для меня еще раз изысканно отразил. Особенно долго вспоминалось лицо главного героя крупным планом и сцена у маяка. Музыка. А цитаты из фильма, можно с улыбкой обсуждать с друзьями. Приятного вам просмотра.

10 из 10

Фильм «Велика красота» ждал меня как зрителя несколько месяцев: неудачный трейлер, длительность более 2 часов, отзывы критиков вопреки премиям… Наконец, я его посмотрела, и потом смаковала «послевкусие» несколько часов. Поясню.

Мне понравилась красивая картинка, качественная наполненность звуками, то, что вопрос, возникающий в ходе фильма, находит ответ только через несколько сюжетов. Это позволяет сохранять внимание зрителя, несмотря на медленный темп фильма. Хотя медленность эту ощущаешь только в самом начале, потом втягиваешься. Хоть критики, сравнивая со «Сладкой жизнью» Ф. Феллини, и критикуют «Великую красоту» — мне она понравилась. Ведь важно ощущение, которое возникает в конце картины. От «Сладкой жизни» была тоска и некая «вакуумная» пустота, а от «Великой красоты» — чувство экзистенциальной наполненности, значимости текущих переживаний.

На мой взгляд, фильм интересный, главное, — отсидеть первые 15 минут, — а потом уже он сам затягивает, даря длящееся мгновение «наполненности».

О, великая красота…Какое интригующе название, какое потрясающий изюм должен крыться за этим названием, думал я, начиная очередной просмотр оскароновского фильма. Ну и что же? Разочарование, господа.

Герой не вызвал положительной реакции, разве что одевался он отменно, да. Вкус относительно тряпок определенно имел. Но вот постоянное полуулыбающееся выражение лица, эдакая усталость от жизни и поиск в глазах поднадоели к середине просмотра. Больше жизни, господа, веселее, активнее. Эта тема усталости…Ну что тут сказать. Я порядком устал от неё, вот каламбур. Так забавно наблюдать за поисками и треволнениями богемы. «Тебе не понять!» - скажут многие и будут правы. Я действительно не понимаю усталости человека, который не занимает своё тело и ум делами. Мы так погрязли в арт-хаусно-философичных облаках, что забыли про базовые вещи.

Не понять мне и того, с чего же всё началось и чем же закончилось. Как будто весь фильм мы протопали на месте, точнее протанцевали на очередной вечеринке главного героя и теперь с опухшей головой пытаемся всё-таки определить, что с нами случилось.

Как ни старался, особой красоты в фильме не увидел. Не удивительно, что и главный герой её не нашел.

«Великая красота» — это карикатурный «Рим» наших дней, или, если хотите, вариация на тему «Сладкой жизни». Постмодерновая фреска о нравах и пустоте, скрывающейся за внешним лоском. На самом деле, двух этих коротких предложений более чем достаточно для точного описания.

Джеп Гамбарделл (Тони Сервилло) — шестидесятипятилетний писатель, ведущий светский образ жизни. Нет, что-то тут не так. Возраст его не характеризует — выглядит отлично, даже изысканно. И писателем Джепа можно назвать с натяжкой. Всё, что вышло серьёзного из под его пера — это лишь один успешный роман. И это было сорок лет назад. Сейчас он больше промышляет журналистикой. Ну, он ведь всё-таки любит ежедневные вечеринки? Это только полуправда. И впрямь, богемные тусовки — неотъемлемая часть его жизни, но, кажется, он уже устал от римской суеты. Джеп не занимается самообманом. «Это моя жизнь и она — ничто». Всё, что происходит с главным героем лишено какого-либо смысла. Не стоит ожидать от этой истории начала и конца, как и искать связь между разными эпизодами. Здесь нет сюжета. Зато есть персонажи. Чудаковатая баба, «современная художница», с разбегу врезается в столб. Бессмысленный и беспощадный перформанс. «Что вы сейчас читаете?» — берёт у неё интервью Гамбарделл. «Мне не нужно читать, я живу вибрациями, чаще — экстрасенсорными». Циничный старикан не стесняется насмехаться над бездарностью. Переместившись немного дальше по ходу действия, мы столкнёмся с девочкой, которую родители заставляют на большой вечеринке заниматься примерно тем же самым: она, плача, кидается краской. Получается нечто вроде современной живописи. «Если ты покажешь им, что ты умеешь, то наша семья будет счастлива!» — подначивают её предки. «А я уже счастлива и хочу стать ветеринаром!» Девочка ещё не успела отравиться ядовитыми испарениями богемной тусовки. Да, здесь все или почти все уже поражены вирусом праздности, люди стали заложниками своего образа жизни. Некоторые пытаются носить маску, как одна из знакомых главного героя, считающая себя какой-то особенной, но для Джепа не составляет большого труда вывести её на чистую воду. Первым не выдерживает его приятель и уносит ноги из Рима. Назад, к корням — в деревню. Чем не пример для подражания? Чёрт, да ведь здесь даже кардинал, которому пророчат место Папы, заядлый тусовщик. Он убегает (буквально!) от беседы о духовности, но радостно делится своими кулинарными рецептами. Пустой, как и все. Отдельно хотелось бы выделить Святую, но не хочу вас лишать возможности самостоятельно насладиться этим загадочным персонажем. Калейдоскоп из странных эпизодов упакован в прекрасный фантик из отличной операторской работы.

Игра света и тени, композиция кадра — это важнейшие элементы фильма Соррентино. Здесь эстетика изображения и звука настолько удачно вписывается в режиссёрскую концепцию, что это не вызывает ничего, кроме восторга. К счастью, режиссёру хватает самоиронии, чтобы не скатиться в пошлую претенциозную критику. Сдёрнув цветастое покрывало вечеринок и напускной цинизм с главного героя, мы осознаём, что стали свидетелями истории «разочарования и усталости». В мире, где похороны — светское мероприятие, нет места великой красоте, но гротескные вычурные образы современного Рима в финале уступают место кадрам с безмятежным видом Тибра в сопровождении умиротворяющей музыки, оставляя надежду на лучшее.