Рецензии

Вселенная - некоторые называют ее Библиотекой - состоит из огромного, возможно бесконечного числа шестигранных галерей... Известно, что на одну осмысленную строчку приходятся тысячи бессмыслиц и абракадабры. Мне известен дикий край, где отказались от суеверной привычки искать в книгах смысл, считая, что это все равно, что искать его в снах или беспорядочных линиях руки...

Хорхе Луис Борхес, Вавилонская библиотека

.

.

Ангелы не заплакали... А ведь как минимум этого я ждал от Малика, почти три года ждал, упиваясь воспоминаниями о 'Пустошах' и 'Тонкой красной линии'.

Вместо этого - упрямо досмотрев фильм, а для этого понадобилось два захода - получил головную боль разочарования и недоумения. Ну что ж, если вспомнить теорию эволюции и основы случайных процессов, то истинное сообщение - скорее исключение, бессмыслица - норма. Почему даже такой несомненно талантливый художник, как Малик, обязан постоянно выдавать на-гора шедевры?

Я также знаю места, где молодежь поклоняется книгам и с пылом язычников целует страницы, не умея прочесть при этом ни буквы.

Это - о большинстве тех, кто говорит о гениальности данной работы. Никакое всеобщее признание, Каннские ветви, рейтинги критиков и даже стадный инстинкт (а он у всех есть, и мне нисколько не хочется плевать против ветра, обзывая якобы шедевр абракадаброй - но я не могу сдержаться!) не заставят меня признать 'Древо' даже произведением искусства.

Произведение искусства должно давать пищу и для сердца, и для ума. Но сердце молчит, а ум сопротивляется далеко не универсальным истинам, с безапеляционностью свидетелей Иеговы вбиваемых в голову. Сердцу можно приказать заткнуться и не требовать от фильма невозможного. Уму не прикажешь. Ему скучно, ему неинтересно. Он требует эмоционального или на худой конец интеллектуального вовлечения в происходящее на экране. А этого нет. Он требует красоты, раз уж в фильме нет действия и напряженного сюжета. Может быть, мне не хватает подготовки?

Но красота - понятие очень интуитивное. Не нужна никакая подготовка, чтобы понять, что перед тобой - красота. И профессор Гарварда, и бродяга без начального образования будут стоять как громом пораженные, глядя на 'Рождение Венеры'. Пусть увидят они не одно и то же, эмоции их поразят примерно одинаковые. Если же для того, чтобы произведение искусства понравилось, нужна некая особая подготовка, грош цена такому произведению искусства.

Я пытаюсь оправдать художника. Быть может, Малик искал этим фильмом новые пути кинематографической выразительности?

Да, кинематограф давно зашел в тупик, да, он давно находится в поиске. И тот, кто открывает для него новые пространства, достоин восхищения и преклонения. Таковыми были Бунюэль, Феллини, Годар, Кубрик, Тарковский (список можно продолжать и продолжать). Они иногда создавали не всем понятные фильмы, но даже в самых 'безнадежных' из них чувствовалось НЕЧТО, что не позволяло оторваться от экрана, а заставляло пересматривать эти фильмы снова и снова, и наконец находить не сразу понятый смысл.

Но мне не хотелось досматривать 'Древо'! Мне стало скучно уже на тридцатой минуте. Хотя Джессика Чистейн была прекрасна и естественна, и очень правдоподобно передавала бездонное чувство потери, самой страшной потери. Брэд Питт не раздражал, дети играли очень свежо. Но я насиловал себя, заставлял сидеть в кресле кинозала. Почему?

Какое бы сочетание букв я ни написал, в божественной Библиотеке на одном из ее таинственных языков они будут содержать некий грозный смысл. А любой произнесенный слог будет исполнен сладости и трепета и на одном из этих языков означать могущественное имя Бога.

Похоже, Малик заговорил на совсем другом языке Всемирной Библиотеки, мне недоступном. Как я ни силился, я его не понял. Самое ужасное в том, что многие кадры фильма красивы и временами самоценны, но собрать из них единую симфонию не получилось.

Король голый, друзья. Откройте глаза.

Я не прошу мне верить. Идите и смотрите.

P.S. Ту же идею, что и в 'Древе', можно передать по-другому. Короче. Понятнее. Эмоциональнее. Посмотрите на инсталляцию Дэмиена Хёрста 'Физическая невозможность смерти в сознании живущего'. Наформалиненный труп жуткой акулы окажется более говорящим, чем 135 минут кинопленки. И, в отличие от фильма Малика, удар по сознанию и эмоциями гарантирован.

«Древо жизни» Терренса Малика — фильм-фреска, — достаточно редкий в кинематографе жанр.

Когда контуры не вполне четко прорисованы, должно выручить «величие замысла». О чем-то подобном Ахматова говорила Бродскому.

«Древо жизни» — не просто «один» фильм, это типичные — «полтора фильма».

Р. Росселини утверждал, что кино — это микроскоп, с помощью которого можно детально рассмотреть любое событие.

Малик, словно маньяк-окулист, с догматическим упорством выводит на экран одну среднестатистическую американскую семью, история которой разворачивается у нас на глазах в масштабе вселенской катастрофы.

Итак, время действия — середина прошлого века, место действия — штат Техас. Впрочем, и то, и другое не суть важно.

Поразительно, что в фильме Малика естественная среда обитания человека — не привычные авеню и проспекты, а океаны, пустыни, небо, сквозь которые «хозяин природы» проходит как через огонь, воду и медные трубы.

Малик изучает «карту жизни» не как ученый-географ, а как мудрый философ. Механизмы «коллективной памяти» использованы им для воссоздания личностно-важных «критических точек» детства.

Топология «Древа жизни» — места, куда не ступала нога человека.

Человек — капля в море бессознательного, щепка, микроб. Еще вчера «царем зверей» был динозавр, который «воспитывал» другого динозавра, прихлопывая его, как муху, устанавливая свои правила — «кто в доме хозяин». Но и сотни тысяч лет спустя точно так же поступает со своим нерадивым отпрыском «динозавр-отец»… На самом деле, человек человеку даже не волк и не носорог, а скорее всего, все же динозавр.

В мире со времен палеолита почти ничего не изменилось. Все также, как и встарь, главенствует один-единственный закон — закон «умножения зла». По-видимому, и время предназначено для подтверждения того же самого.

Что нас формирует, спрашивает Малик? Что оставляет рану, след в душе? — Две главных фигуры изначально в жизни любого человека, особенно ребенка — отец и мать. Но, в сущности, человек по Малику — «дитя природы» — пылинка, песчинка, попавшая в мясорубку гигантского «плавильного мира-котла».

Лишь в черной дыре своего «субъективного сознания» мы открываем для себя раскаленные до состояния магмы частицы правды, смысла, смирения, сопереживания.

Однако, дойдя до «точки кипения», вновь возвращаешься в исходную позицию, где каждый намертво спаян с отрезками жизни другого, «ближнего своего». Туда, где нет места гармонии, одни лишь «сломанные цветы»…

О чем думаешь, когда попадаешь в илистые «воды» этого фильма?

О какой-то глобальной, неоперабельной вселенской тупости и бесчеловечности, пронизывающих жизнь. Во всех своих начинаниях человек, буквально, обложен дьявольской бесчеловечностью, и все благие намерения действительно тяжко наказуемы.

Зло вульгарно, — говорил все тот же Бродский.

«Пуля бесчеловечности» выстреливает в первом же акте — Малик мог бы, как Чехов «Вишневый сад», назвать свое «Древо» комедией. Так оно, в сущности, и получилось…

Персонажи «Древа» осваивают «крутые маршруты», по которым слепо движутся.

В центре внимания режиссера — семья: отец, мать и трое сыновей. Отец (Брэд Питт) зол, кажется, на весь мир. У его богатого соседа «лужайка зеленей», чем у него, да и денег побольше.

Отец, имени которого мы, кстати, так и не узнаем, с младых ногтей вдалбливает сыновьям нехитрую мысль о том, «как важно быть упертым и серьезным», не упустить свой шанс.

Он сам — наглядный пример того, как круто быть топорным, грубоватым, бессердечным, наглым, в общем, — истинным «главой семейства». Только сильный способен выжить — таков, настаивает отец, неотменимый «закон джунглей».

Что такое семья? Семья — это преемственность, это цепочка, это эволюция, это, когда от отца — к сыну. Но Малик говорит о другой системе отношений, о такой идее эволюции, которая не работает через преемственность.

Прогресс и регресс, непрерывность и большие зияющие дыры, не эволюция в строгом смысле, а бунт происхождения, чьи степени модификаций зависят от внешних условий.

Один из «законов банальности» гласит,- противоположности сходятся. Так авторитарный маликовский отец сосуществует с ангелической, почти бессловесной матерью своих детей. На первый взгляд, семья вроде бы неплохая. Родители, как могут, как умеют любят своих детей. Вот рождается первенец, Джек. Отец целует его пяточки — нежные, розовые, мягко-складчатые. «Твердое и крепкое — то, что погибает, нежное и слабое — то, что начинает жить», — говорил Лао-цзы.

Симбиоз этих родителей, таких, каких демонстрирует нам Малик, запускает в игру детей из враждебных отцу природных царств и устройств, не связанных с ним какой-либо возможной преемственностью.

Проходит время, у Джека, как завещано в Библии, появляются братья. А что же с их родителями? Мать продолжает играть роль «тени Отца Джека». Что же до самого Отца, то он становится все более и более озлобленным и жестоким, — к примеру, противится даже тому, чтобы мальчики «по-девчачьи» называли его «папой». Ему по душе — без нюнь и соплей! — «Отец» или «Сэр».

Отец — тиран до мозга костей, «неудачник по жизни», который как упрямый осел, отыгрывается за все свои прошлые и будущие неудачи и обиды на близких. В общем, вполне «рядовой» случай. Ему не нравится, когда сын громко хлопает дверью, и он заставляет мальчика по сто раз подряд закрывать дверь бесшумно.

Но вот что удивительно: Отец ведь не просто бывший пилот, изобретатель, он еще и музыкант. А, по сути, он — унтер-офицер, по внутреннему устройству он — солдафон: страшно негибкий, прямолинейный, нетерпимый.

Тем не менее, он требует, чтобы его выдрессированные дети искренне его любили. Но они не хотят, физически, органически не могут его полюбить. Напротив, они с детства люто его ненавидят. Однажды, когда отец чинит машину, лежа под капотом, Джек размышляет, не придавить ли, к чертовой матери, Отца как муху? Не уронить ли «случайно» домкрат?

Униженный ребенок бунтует, пытается вырваться из-под плиты тотального контроля, подумывает о суициде. И этот бунт, это желание «не подчиниться», не дать себя затравить выливается подчас в дикие формы — в проникновение в чужой дом, дабы «себя испытать», в хождение по рельсам железной дороги.

Маховик ненависти запущен, и его не остановить. Давление авторитарного отца столь велико, что один из сыновей в 19 лет трагически погибает…

Фильм, собственно, посвящен становлению Джека. В этом мальчике борются, противодействуют черты отца и матери, и как он сам признается, победит в нем все-таки отец. Джек станет архитектором (Ш. Пенн), но раны в его душе вряд ли когда-нибудь зарубцуются. Что же до других детей, то дети складываются почти как пирамидка, из камешков, что принесли родители, и «благодаря», и «вопреки»…

В любом случае в «Древе» Малик, вслед за многими другими великими художниками, подтверждает старую истину: причиной любой «семейной» драмы являются человеческие характеры, поставленные в обстоятельства безвыходного столкновения.

Да простят меня высокоинтеллектуальные посетители сайта и ценители отнюдь не поверхностного искусства, но…! Что это вообще было?!

Я шла на этот фильм не прочитав ни одной рецензии, а это было большой ошибкой, так как, если б я все же нашла для этого время, я бы 138 минут искала хоть какой-то положительный момент в моем присутствии в кинотеатре, а не подбивала тех, с кем пришла побыстрее сбежать. Честно говоря, уже через 5 минут я поняла, что чуда не будет, кино не станет интереснее, игра Питта и Пенна не повлияют на мои эмоции и раздражение прибудет со мной до титров.

Раздражали очень крупные планы и этот голос на фоне картинок вселенной, говорящий «Сын мой, душа моя…», а также то, что хоть съемки всяких там протуберанцев и ползущей лавы и были красивы и хороши, но шла я не на фрагмент документального фильма канала discovery. Хотя так оно и получилось.

Фильм беспощадно скучен, не понятен (кроме тех прописных истин, изложение которых вместилось бы в короткометражку) и лично для меня явился огорчением и потраченным впустую временем.

Я впервые увидела, как после титров зритель с недоумением на лице хватается за голову и «зависает», видимо, в мозгу кипело, а кто-то решил закончить вечер напитками покрепче и срочно посмотреть что-нибудь ИНОЕ, чтоб перебить впечатление. Видимо, таким и должно быть высокое искусство: к нему нельзя быть равнодушным, но можно ненавидеть (ибо это хоть какое-то чувство).

P.S.- more Terrence Malick?
-no sir!

3 из 10 (Питт все же отличный актер)

До этого, я видел только один фильм Терренса Малика — «Тонкая красная линия». Оба фильма хороши по своей задумке, идее, вложенной в них. Единственного, что им не хватает — времени. Они не умещаются в отведенные им два-три часа.

Но если в фильме «Тонкая красная линия» это замечалось очень сильно (фильмы выдается кусками, иногда не чувствуется целостности; актеры, заявленные как одни из главной в итоге появляются в кадре на 5 минут или вообще не выходят), то здесь в двухчасовой версии «Древа жизни» есть целостность.

Но фильм, по-моему, довольно скучен. В фильме почти нету действия и (!) даже диалогов. Большая часть фильма — просто великолепная картинка. Кстати, отдельное «спасибо» хотелось бы высказать оператору картины. Операторская работа в фильме на высшем уровне, таково я не видел давно. Эммануэль Любецки в «Древе жизни» превзошел, наверное, моего любимого оператора — Михаила Кричмана.

Про игру актеров говорить трудно, поскольку игры героя Шона Пенна я практически не увидел. Он появлялся в кадре минут на двадцать (это при том, что он главный герой). Про игру Бреда Питта и Джессики Честейн уже можно говорить. Они очень хорошо сыграли злого папашу и добрую мамочку.

В общем, ощущения от версии для кинотеатра смешанные. Вроде великолепная операторская работа и прекрасная задумка, но режиссерское исполнение не очень. С великим предвкушением жду 6-часовой версии, после которой я уже точно скажу что ждать от этого фильма.

7 из 10

Это прекрасно, что в нашей повседневной и типовой жизни из стекла и бетона еще находится место чуду. И особенно поразительно, что чудеса эти рукотворны и прикоснуться к ним может каждый, если, конечно, хватит мужества.

Несомненно, Малик дарит нам это чудо, дарит его легко, красиво, живописно и откровенно. «Древо жизни» — это не просто драма, но, несомненно, откровение, гимн жизни в самом великом её смысле.

В фильме сюжет практически отсутствует, нет запутанных историй, диалоги подчас незначимы, но есть общий смысл всего происходящего на экране. На мой взгляд, это прозрение главного героя Джека. Фильм начинается с того, что мы видим взрослого Джека бессмысленно блуждающего в вакууме бизнес-центра. Сегодня день смерти его младшего брата. Мысли о жизни и смерти сами собой лезут в голову, он вспоминает свое детство и брата. Я предполагаю, что режиссер намеренно сближает образы Бога и младшего ребенка в семье, тем самым показывая, что Джек потерял не только брата, но и Бога. Детство является точкой возврата, нулевым километром в этих поисках. Он вспоминает что значила для него мать и чем был отец, как они вечно в нем боролись, а он все не мог понять что принимать, а от чего отказываться. Мать призывала к доброте и любви, тогда как отец — к силе и твердости в своих целях. 11-летний мальчик испытывает глубокий личностный кризис, он видит своего младшего брата, как олицетворение любви к жизни и видит смерть других людей. Мир кажется ему непостижимым, он хотел бы быть как его брат, но скорее похож на отца.

Особое внимание стоит уделить значительной части фильма посвященной зарождению жизни. Малик воспевает жизнь, показывает всю величественность процесса эволюции, зрелище завораживает. Мир предстает гармоничным, в котором все существа разные и по-своему уникальные. Затем эпоха динозавров (самых разумных существ в своем развитии), и один динозавр наступает на голову своему сородичу, не давая ему подняться, и вот гармония нарушена, все живое отныне делится на сильных и слабых. Как божья кара метеорит обрушивается на Землю, на смену эры динозавров приходит наша эра человека.

До момента рождения мы в своем развитии проходим всю цепочку эволюции и, несомненно, несем ту божественную искру жизни наших первых пращуров. Бог создает нас из человеческой любви и нельзя её утрачивать с годами. Пусть наше общество существует по своим правилам и иногда нужно быть сильным и мужественным, но необходимо и другое, более значимое — доброта, любовь, жизнелюбие, лишь оно делает нас счастливыми по-настоящему. Стереотипы замыливают нас, делают универсальными роботами и лишь мы сами можем поменять это, осознать, что жизнь божественна, а Бог жизнен. Он существует даже в луче света или мыльном пузыре, надо лишь посмотреть под другим углом.

Поскольку сам фильм бессвязный, мысли по его поводу будут такими же, но пойдут блоками, как действие в фильмах К. Тарантино.

Итак:

1 / Мировосприятие — как оно «ловится» и меняется /

Что действительно удалось в фильме, так это поймать ракурсы и сцены, которые передают детское мироощущение (когда можно забыть о себе и погрузиться в узор на обоях или тени на стене). Разорванность сюжета, сопровождающаяся время от времени закадровыми голосами добавляет эффект погружения в хаотичные чужие детские воспоминания, который заставляет вспомнить и свои. Здесь есть стиль «Койяанискаци» или «Хроноса», и небольшие визуальные параллели с Д. Линчем. Музыкальное сопровождение соответствующее. Я всегда хотел узнать — как оптимальным образом переключаться в такой режим? Поскольку психотропные вещества не вызывают интереса, наверное самое простое — насмотреться подобных фильмов в ночное время суток. Но съемочная группа явно что-то еще использовала для вдохновения.

2 / Этика — почему и как люди ее себе выбирают /

Что больше всего вызывает отторжение в начале картины — глубокомысленный и прочувствованный закадровый текст. По ходу развития эффект неприятия циничного зрителя теряется, но возникают этические вопросы. Их куча. Например. Почему восприятие драматических эмоций персонажей вызывает неадекватную реакцию зала: это актеры плохо сыграли или неотесанная публика невосприимчива к высокому искусству? Почему образцовая семья становится полем для всплесков агрессии и непонимания? — а это уже залу явно ближе — может у кого-то есть ответ? Основа вопрошаний авторов фильма — христианская этика. С этого собственно и начинается фильм — два возможных выбора жизненного пути: либо будь хорошим, либо живи в свое вульгарно понимаемое удовольствие. Собственно на первом у выбравшего возникают базовые вопросы: почему Бог допускает зло?.. и далее — Что будет, если я тоже попробую быть плохим? Какой ответ правильный? Решайте самостоятельно. Вопрошать небо можно долго и упорно, но если Вам начали отвечать — значит пора обращаться к психиатру. И по результатам выбора — гореть Вам в аду (не исключено). Ад — это другие, с которыми вы пожили в земной жизни (ну или некоторые из них), а после жизни — вы узрите их истинные райские лица. Образом чистилища, этакой зоной ожидания, похоже выступают офисные помещения из стекла и металла, занимаемые в середине и на закате жизни.

3 / Мужская жестокость — нахрена она собственно говоря?

Образ Бреда Питта в фильме — это его кинокредо в концентрированном виде. Очень целостный тип. Стремление к максимальным достижениям в жизни, про-(или пре-)рывающееся скандалами за семейным столом. И признание под конец, что бизнес-успех (несостоявшийся) ничего не стОит, и что дети и семья — наивысшая точка карьеры. Важный момент — воспитание храбрости у мальчиков отцом («Бей в лицо!»). Мне вот интересно, все отцы пытаются воспитать из сыновей «львов»? или есть все-таки воспитывающие «лисов»? Может «лисы» — это исключительно результат самовоспитания? Нет, скорее такое воспитание происходит гораздо более скрыто. Так или иначе все мужчины жестоки, показатель нормальности — это осознание данного факта и стремление избегать конфликтов с более слабыми. Особенно жалко в данном случае самооправдание — «меня достали» и т. п. Был уродом — признай это, станешь лучше. А мужская жестокость — это (как вариант) одна из движущих сил по жизни, только вот рулевая колонка у многих неисправна.

Ортодоксальность фильма прямо пропорциональна ортодоксальности Теренса Малика, который наделил своих героев незыблемо четкими консервативными архетипами.

И не зря умерший ребенок проецируется в современном норманофостеровском мире — стеклянная жизнь, жизнь, спертая в вакуум безвоздуховности (не путать с бездуховностью) и мертвенности, в отличие от всего, того, что он показывал в авангарде фильма: эмоции детей, матери, суровости и меж тем бредпитости строгого отца.

Вкрапления визуально видеоряда олицетворяющего жизнь, бытие и эмбриональное взращивание плода — составляют основную нагрузку фильма. Теренс подчеркивает важность, последовательность, нерушимость процесса жизни, не забывая показывать его во всех красках, в таких красках, которые мы бездумно упускаем в реальной действительности, если она все же реальна, а не матрична.

Плеяда визуальных конвульсий воспринимается также как впитывание музыкальных нот Бетховена: они или проскальзывают внутрь и взрываются там всеми оттенками, или оседают на радужной оболочке глаз.

Кино ли это или отпечаток мысли, короткой, важной для Теренса, для его теологического мировоззрения?

Отпечаток длиною в два часа. Теренс пытается окружить нас безусловной любовью матери, и любовью отца, которую надо заслужить. Любовь отца условна, зависит от поведенческих аспектов подрастающего плода. Ежели плод склонен к нарушению традиций, непослушанию, то есть отличному поведению, от поведения других птенцов, то его ждет немилость. И птенец чувствует это, он хочет и заслужить эту условную любовь отца, однако он видит только строгость, он не хочет быть милым и однообразным как все, в нем слишком много электронов, которые бегают и хаотически разрывают его в разные стороны.

Для него проблема кроется и в том, что он не видит любви к себе от отца, только скупую похвалу за правильно содеянное событие — не более того. Ему мало — тем более в сравнении с безусловной любовью матери.

Момент потери — полускрыт в фильме — режиссер отображает лишь горстки боли, горстки печали, которые и начинают порождать болезненные внутриутробные воспоминания о зарождении непослушёноша. Вряд ли это можно назвать потерей — теряешь то, то можно вернуть — здесь такого нет, — это без камбэковая утрата. Наличие других отпрысков не может заместить отсутствие третьего.

И здесь у отца к появлению безусловной любви появляется и чувство вины, чувство иллюзии контроля, ответственность за содеянное. Он прокручивает в голове постулат о том, что мы ответственны за тех, кого приручили. Пытается вспомнить все свои огрехи, присущие его воспитанию, которые теперь, на его взгляд, являются несомненными составными частицами того паровозика причинно-следственных связей, приведших к аидовскому концу.

Между тем, религиозное веяние Теренса чувствуется и в завершении опуса: сорванец, пусть уже и взрослый, встречается с семьей, обретает временное чувство покоя — вряд ли рая, что-то есть в нем, не заслуживающего рая, как не получил его Мастер, как не получила его Маргарита, так не получил и герой нашего романа Теренса Малика. Он обрел смесь внешнего покоя в стеклянно-каменных доминах и внутренней боли от отсутствия единения с семьей и отцом.

Он путешествует на лифте, пытаясь попасть — туда, наверх, и в то же время пытается дозвониться на землю — отцу. Между тем, не достигает ни того, ни другого.

И лишь на задворкахфильма, мы видим, что мечты о взаимопонимании отца и сына воплотились, пусть и в параллельных мирах и временах.

А море, обвивающее наших путешественников, очищает их от греха, страха и человеческого убивания природы жизни.

Можно вибрировать воздух и ожидать 6-часовой версии фильма, между тем основные посылы отображены в небольшой двухчасовой зарисовке, и лишь тяга к познанию визуального ряда Теренса может сподвигнуть на 360 минутное просветление.

Ох, уж эти закадровые голоса, которые вещают то за здравие, то за упокой.

Перед нами юродствует папа-псих (Брэд Питт), раздираемый нереализованным стремлением стать Великим Музыкантом; помалкивает мама-тоже-псих (Джессика Честейн), травмированная домостроевскими порядками своего мужа (он же — Сэр); бунтует Джек (Шон Пенн), мучимый борьбой материнского и отцовского начал в себе самом.

Постепенно адаптируясь к религиозному давлению, зритель погружается в состояние, близкое ко сну. Два часа становятся для него путешествием в царство смерти, но не жизни. Параллель между метаморфозами планетарного и межличностного масштабов перегружает его восприятие, но, разумеется, позволяет создателям фильма набить культурную цену. Невесть откуда взявшиеся динозавры дополняют унылую атмосферу вымирания.

О дереве судят по его плодам. The Tree of Life — ни худой плод, ни добрый. «Ты вырастешь быстрее этого дерева».

Мы находимся в системе потребления искусства. Большинство того, чем мы занимаемся, — это не то, что «я сделал настоящее кино и попал в ваше сердце». Моя задача — убедить вас в том, что я сделал настоящее кино и попал в ваше сердце. Я заставляю вас поверить в то, чего нет, продюсирую невидимое. Я говорю: «Это самый крутой фильм!» — всячески атакую вас до того, как вы приходите, или после — так, что, когда вы смотрите и чувствуете, что в вас не «попадает», но, уже завороженные моим гипнозом, убеждаете себя… И когда вас спрашивают: «Как фильм?» — вы говорите: «Классно!» (И. Вырыпаев)

В полной мере это относится на мой субъективный взгляд к Каннскому кинофестивалю. Второй год происходит подмена или мистификация или что то еще. Я о Древе жизни Теренса нашего Малика (О дядюшке Бунми режиссера с труднопроизносимой фамилией совсем умолчим). Вот ну странная история, слышишь восторженные отзывы не глупых и даже сведущих вполне людей. Это поэзия в кинематографе и т. п.

Опять же на мой субъективный взгляд, что я вижу. Синопсис: Инверсия — у неких родителей погибает или умирает (не расскажут) сын. Далее идет раскрытие темы. Жили были папа с мамой. Мама до сведения скул трогательна, набожна и правильна, Несет в себе чудесное доброе и вечное. Женское начало. Папа правилен, но по своему. Несет рациональное зерно, в меру жесток, но справедлив по своему. Начало мужское. Два сына. Повествование идет от лица выжившего. Опускаем получасовую нарезку the best of Discovery chanel, и прогулок с динозаврами олицетворяющими собой всю эволюцию деторождения (каюсь, может, что упустил, но задремал в какой то момент, хотя был бодр и выспавшись, а тенденцию имею такую на фильмах вроде «девичник в Арканзасе» или что то в этом роде) Внутри сына борется мама и папа (Фрейд?) Папа к его чести вроде побеждает, впрочем сложно быть уверенным, когда имеешь дело с поэтами. Нам доносят умную мысль о том, что миром правят сволочи бездушные. Папа катится по наклонной от морского офицера до уборщика мусора (закрывают завод) И все покидают Эдем, дом с садом и лужайкой. Еще очень много «поэзии.» На грани пошлости, совершенно, например, встреча главного героя на берегу моря, среди хаотично бродящих туда сюда людей, со своими умершими родителями. Много задумчивых зависаний камеры, а ля Тарковский. Но именно « А ля» Это как сравнивать Гамбургер с непонятно как сделанным изысканным блюдом. Вроде тоже еда, но есть нюанс. К плюсам — хороший саундтрек. Оператор — без вопросов здорово. Но скучно. Тупо прямолинейно. Пафосно. Очень Пафосно. Артхаус в самом плохом понимании этого слова. Коньюктурно. Просто давят по инстинктам деторождения. Очень грубо давят, без выдумки. Не цепляет вообще. Даже не интересно смотреть, как это сделано. Больше нет ничего. Ни Второго ни пятого смысла, ровно то, что Теренс хотел донести он донес. При повторном пересматривании, уверен, найдешь то же самое, хоть уищись.

Вот интересно это какая то новая политика Канн, в профессионализме отборщиков которого я не сомневаюсь ни на минуту, или со мной что то не то?

Так получилось, что на этот фильм я пошла совершенно одна. И никогда еще я не чувствовала себя такой опустошенной. Каждую клеточку моего тела обнажило творение Терренса Малика.

Это шаг вперед — ничего более интимного еще не было. Это как исповедь — ты и Бог. Человек рождается нагим, открытым, безгрешным и беспомощным. В течении всей своей жизни он познает себя и окружающих. И только в самом конце пути он находит в себе Бога, которого так не хватало для успокоения души.

Бог сотворил все живое за 6 дней. Сейчас длится его 7-ой день. Мы живем. Мы существуем. Мы радуемся. Мы теряем. Но мы любим, даже в минуты самого тяжелого отчаяния, т. к. без любви наша жизнь Ничто.

Дети. Как воспитать из них хороших людей? Как помочь им познать себя? Как принять на себя все их страдания?.. Как… Так много вопросов и лишь один ответ- Любить.

Конечно, не могу не отметить «жизнь актеров», потому что это даже не «игра актеров». В одной статье я прочитала, что на площадке не было стандартных «Камера! Мотор!». Это была жизнь, камера лишь тихо включалась и выключалась в определенные моменты. Потрясающие дети — у которых даже не было сценария, показали, что такое жизнь. А жизнь- это Любить маму, Любить брата, Любить отца, бить стекла, бегать по траве, запускать лягушек в космос и т. д.

«Древо жизни» — крик души человека Терренса Малика. Так за 2 часа обнажить душу зрителя, может только тот, чье творение, не претендует на славу и деньги, а кричит призывает и молит. Браво!

А теперь, лично мой «крик души». Люди, пожалуйста, не ходите в кино на этот фильм для того, чтобы просто «убить время». Вам не понравится. Вы будете ждать развязки сюжета. Но её нет. Пока мы живем на этой земле — развязки нашего сюжета нет. Прошу вас, не мешайте другим смотреть кино!

Спасибо за фильм!