Рецензии

Люблю этот сайт, но сам рецензии не писал… пока не увидел «Древо жизни».

Ничего подобного раньше не видел (хотя, признаться, меня вряд ли можно отнести к киноманам смотревшим всё или почти всё). Фильм задевает. Малик ставит вопросы и даёт ответы, и делает это безумно красиво. Главное то, что ты ждёшь (ждал) от этого кино. Если ждал не того: спишь, нервно смеёшься, не понимая, что происходит, или уходишь из зала (30% на 30% на 30% зрителей кинозала, где я смотрел «Древо жизни» так и поступили). Если настроился на волну… фильм завораживает. Это как классическая музыка, мы слушаем её, создаём свои образы, строим свою картину, текста ведь нет, надо мыслить самому, в этом получаешь истинное удовольствие от Гайдна и Шопена, а не в том, что это просто красивые мелодии. Так и «Древо жизни» — ТЕКСТА НЕТ.

А что же есть? О чём фильм? О воспитании детей в американской семье — нет. О сотворении мира — тоже нет. О Боге — да, но религиозен ли этот фильм — нет, более того, по мне так, картина антихристианская. Поясню свою мысль. Малик говорит нам, что Бог — создатель, творец: вселенной, Земли, жизни, человека. И человек (только не смейтесь) — венец этих творений, существо, наделённое гораздо большим, чем любая другая живая тварь на планете (кто помнит школьный курс биологии поймет, о чём я). И самое главное человеку дана СВОБОДА, свобода мысли, чувств, речи, сознания, творчества. Ведь не конституция же дала нам эти свободы, они есть у людей с рождения. Кто их вложил в человека: Бог?, эволюция? — вопрос веры, но ясно, что религия ограничивает людей. Вспомните, как зажимал, ущемлял свободу своих детей очень религиозный отец семейства, не смотря на безумную любовь к ним (слёзы героя Бреда Питта в начале фильма — доказательство тому). Почему? Недостаток интеллекта — раз («нужно сидеть на краю стула — так в газете написали»), христианское, чуть ли не «домостроевское» мышление — два.

Мать глубоко верующая (что, повторюсь, не синоним религиозной) в Бога, абсолютно верно объясняя сыновьям суть вещей, суть человека, истинную суть свободы (что она не должна ущемлять свободу другого живого существа), теряет сына. Почему? За что? Малик даёт свой ответ. Бог не хозяин наших жизней, а мы не «рабы божьи». Он сотворил этот мир, сотворил человека, и каждый из нас сам вершит свою судьбу, Господь не контролирует, не карает, он творит, и болезни, стихийные бедствия, уносящие жизни, в том числе и неповинных детей, это часть сотворённого им мира, который нужно принять и не искать ответа, почему раком заболел тот или иной человек, за что его наказал Бог. А войны, холокост, ГУЛАГ — это, извините, уже не божье творение, а человеческое. И, наверное, глупо сравнивать, сколько людей за всю историю убили другие люди, и сколько погибло из-за наводнений и землетрясений. Но принять это тяжело, помогает вера в то, что смерть не конец, а переход в другое измерение, другой мир. Веря в это, мать отпускает своего ребёнка, отдаёт его Богу (показано это было очень красиво). Так я понял, и где-то додумал Терренса Малика.

Всё хорошо, НО… Очень многого не понимаешь. В конце я даже запутался, а какой же сын умер. По всему младший (ведь дом покидали родители, старший и средний сыновья), но тогда почему мать так красиво провожала в иной мир среднего. Весь фильм думал, что Шон Пенн это средний сын, а по последним сценам оказалось, что старший.

Но это не важно. Главное моё состояние при выходе из кинозала, а оно, поверьте, было очень необычным…

9 из 10

То, что в людях сильнее всего выводит нас из себя, вызывает гнев и презрение, заставляет бесконечно спорить, а когда заканчиваются силы для дискуссий, хлопать дверью: отношение к браку, к детям, к своей социальной роли, к тому, что можно и чего нельзя (себе и остальным), — это просто налёт воспитания, жизненных условий, сложившейся традиции; у кого-то этот слой толще, у кого-то тонок до прозрачности, но всегда есть. А под ним — человек, который хочет и может любить, сколько бы ни было в его голове вредной и опасной чепухи. И это, мне кажется, Малик прекрасно раскрыл.

Божественный миф в «Древе жизни» подан настолько объективно, что воспринять его можно как угодно: кого-то он убедит, кому-то покажется наивной, но трогательной сказкой, а у кого-то вызовет отвращение. (Впрочем, отвращение он вызовет ещё и у тех, кто не может не скривиться, когда с ним разговаривают серьёзно, — но об этих людях как-нибудь в другой раз.) Но это даже не самое важное: в контексте общей темы немного странно будут звучать слова вроде «профессионализм» и «хороший вкус», но мне просто нравится, как это сделано. Очень мало кто может так снимать детей и работать с музыкой, а ещё — ни разу не потерять равновесия, находясь на такой патетической высоте.

Если вернуться к наполнению, мятущийся бог Малика удивителен в своей человечности: он то нежный отец, то амбициозный творец, то зарвавшийся деспот с синдромом вахтёра, а то и просто истеричный неудачник, у которого даже трава на лужайке растёт хуже, чем у соседей.

«Древо жизни», в общем, ставит всё те же простые вопросы, которые мучают каждого вступившего в сознательный возраст человека, и ответы даёт традиционные, слегка невнятные (или, по правде, сложноватые) — примитивного грешника вроде меня не удовлетворяющие. С одной стороны, идея достижения гармонии в парадигме естество-благодать мне резко неприятна; с другой — отрицать, что в человеке непрерывно борются некие полярные силы, довольно глупо: он сам себе и кнут, и пряник, просто трактовка этой ситуации в религиозных терминах вызывает отторжение, поскольку предполагает управление извне. И говорить «я не согласна» (как мне бы хотелось) было бы странно — почти как быть не согласным с ветром, дождём, извержением вулкана, смертью. А кто согласен, спрашивается. Терпеть надо.

8 из 10

Уж насколько я люблю всякие арт-хаусные вещи, авторские и «другие» киноленты. Уж насколько я в любом, даже худшем из ужаснейших произведений кинематографа пытаюсь найти логику и смысл, ведь человек, который снимает фильм, всяко делает это не просто так.

«Древо жизни» — случай особенный.

Во-первых, это первое знакомство с Терренсом Маликом. Когда-то меня терзало желание посмотреть «Тонкую красную линию», но вот сижу я теперь в растерянности и даже не знаю…

Во-вторых, это первый фильм на моей памяти, в котором я усиленно пыталась найти смысл. Даже не логичность изложения, нееет. Хотя бы смысл.

В-третьих, меня всегда угнетают вопросы религии, особенно когда весь фильм пронизывается этими вопросами.

Помучившись полчасика, я все-таки поняла, что если убрать все моменты созерцательности и красивых визуальных эффектов, то смысл там какой-никакой все-таки есть. Воспитание в семье при различности характеров всех обитателей дома, отец (кстати, Брэд Питт совсем неожиданный в такой роли) слишком строгий к детям, мать (весьма деревянная актрисулька) вся такая благодетельная, и дети… Дети… мда.

Возможно, мое восприятие не сильно пострадало бы и нашло бы больше положительных моментов, но угнетающее действие религии сделало свое дело. Мне НЕ понравилось то, что истины прописные и уже выштампованные в каждой голове, вдруг повторяются заново под хоровое церковное пение и этот голос за кадром, и еще позиция, ключевая, авторская! — БОГ — он мало того что есть, все в его руках, ну и далее по тексту.

Я терпима к религиозным людям. Каждый верует в то, во что хочет. Но я не терплю, когда мне посредством искусства навязывают свою позицию как истину в последней инстанции.

НЕТ, я так не думаю. НЕТ, мне это не близко.

И наверно это в большей степени вводит меня в состояние ярости к этому фильму.

Он силен, да, и вот они — эмоции посыпались градом.

Это безусловно произведение искусства. Такое, если можно так выразиться, полотно. Наверно, он долго шел к нему, потому что не происходит просто так рождение подобного творения.

Но я его не принимаю.

О просмотре не жалею. Оценивать не буду. Идите и смотрите.

Картина- как рассказанная кем-то боль. Долгая дорога к себе…

Если нет покоя на душе, наверное, надо возвращаться мысленно в детство. Уже сам путь умиротворяет постепенно: ведь вспоминаешь близких, вспоминаешь или боль или радость, но находишь время на главное. А главное — кто мы в этом сумасшедшем, жестоком мире. Если по пути воспоминаний ты вопрошаешь Бога, делишься болью — придет и мудрость. Кто-то постигает ее, стараясь охватить вселенную, величие нашей Земли, всего созданного. Тогда отпускаешь свой страх перед благоговением к Творцу. Да, надо заметить то, что все в природе дано, чтобы давать нам силы, но перед этим должно придти смирение: ты подвластен законам бытия, ты подвластен любви. Настоящая любовь не ищет только своего, умеет терпеть, настоящая любовь только та, что появляется после прикосновения к нашему сердцу Создателя. А он умеет ждать. Как говорилось в фильме: Бог посылает мух, когда хочет вылечить раны. Мы не все сами можем решать на этом мире. Есть мудрость выше нашего понимания, только наблюдайте.

Насколько более полноценной жизнью живут маленькие дети; познают мир постоянно, познают себя. Да они еще не рабы тщеславия, похоти, зависти… Очень здорово в фильме показана жизнь детей, как-будто просто кто-то ведет семейные съемки, кто-то очень наблюдательный, знающий какие слова должны звучать за камерой. И нельзя просто запрещать своим детям что-то, нельзя проявлять насилие. Только в общении, только когда мы слышим наших детей — они слышат нас. Они очень чувствуют: с любовью что-то им сказано или как слепой приказ. Для подростков это просто боль, которую надо куда-то деть.

Мне кажется, желание создателей картины было именно заставить зрителя вспомнить о духовном, путем путешествия с героями картины по их жизни. Вся наша взрослая жизнь — это эмоции, знания, которые утвердились в детстве. Если мы слышали музыку Баха в детстве, при этом светило солнышко, кошка играла в его лучах, где-то аппетитно лежали яблоки… в взрослой жизни эта музыка станет возвышать нас над проблемами, над обидами. А проявленная ненависть в детстве к ребенку — во взрослой жизни он может скоро стать опустошенным, озлобленным.

Нам просто необходимо слышать и того кого не видим, но понимаем что он есть. Доверяем ли мы Творцу еще до того как беда постучится в наш дом?

Вышел новый фильм Терренса Малика. Событие, безусловно, большое, и вовсе не из-за того, что режиссер до безобразия редко радует общественность перлами своего выдающегося творчества. Снимай он хоть по 3 фильма в год вопреки всему, что было раньше, «Древо жизни» ворвалось бы в киномир, будто пылающий метеорит, несущаяся черная дыра, влекущая сознание вслед за белым кроликом. Когда объявили, что картина осенена Золотой пальмовой ветвью, возникло бунтарское желание обязательно посмотреть эту работу, чтобы непременно уличить фестивальное жюри в недостаточной глубине понимания или, еще веселее, зашоренности и предвзятости. Нет, не получится. У Де Ниро сотоварищи не было ни одного шанса выбрать какой-либо иной фильм. Почему?

Сюжет любого хорошего фильма пересказывать бесполезно. Вербальное представление событий — это неизбежное упрощение, обесцвечивание и потеря смысла. Для «Древа жизни» такие рассуждения справедливы более чем. Дело усугубляется еще и тем, что фабула картины, если где и развивается, то это место находится точно не на грешной Земле и даже вне досягаемости многометровых телескопов. Им недоступны те сокровенные альковы сознания и памяти, воображения и размышления, галлюцинации и наваждения, в которые отправляется кинокамера. Единственный опыт, который способен хотя бы отдаленно показать архитектуру этого древа, походит либо на шаманский ритуал, дарующий путешествия по реке воспоминаний, либо на куда более бытовое действо. Можно, допустим, вырвать страницы из учебника биологии с теми параграфами, где рассказано о возникновении нашей планеты, жизни и последующем ее существовании, перемешать их с даосистскими фолиантами, сложить получившуюся пачку с парой семейных фотоальбомов, пропустить всю эту кипу через мясорубку, а вышедшей бумажной трухой набить самокрутку. После чего закурить сей косячок из слов и мудрости, смачно втянув свинцовый дым человеческих жизней, и тогда, вероятно, вам откроется дивный Сезам видений и миражей, море, разлитое между родительским домом и куполом мироздания.

Снимки того фотоальбома станут живыми отражениями на воде, и око оператора упадет в их глубь, чтобы торопливо, будто экономя задыхающееся время, следить за кротким мальчиком, растущим в семье из трех братьев, очаровательной оранжевой мамы и сурового отца. Чтобы не созерцать, но действовать, разглядывать природу и людей, словно ощупывая их прикосновениями света. Здесь мир зеленых лужаек, одноэтажной Америки, традиционного быта, мир из горя и любви, злобы и нежности, лжи и искренности, непреходящих сомнений и вечных истин. Здесь живут, взрослеют и, разумеется, умирают. Все должно быть обычно, но так не получается. Ведь режиссер уже показал нам зыбкую пучину космоса, звездные туманы, в которых время растворилась в пустоте, пространство превратилось в холодные айсберги лучистой плазмы, парящей в бездне вселенского вакуума, что будто вскипает отблесками зарождающейся материи. Мы ослеплены этой невыразимой симфонией бытия, сердце наше остановлено сверкающей красотой и величественными хоралами божественного амфитеатра. Потому привычная человеческая жизнь кажется нам необыкновенно значительной, а всякий ее момент судьбоносным — из тех, к которым спустя годы мысленно возвращаешься, словно к источнику собственной души.

По вопросу о смысле жизни, как сразу определили тему картины, Малик не изобретает велосипеда, он в принципе не собирается говорить что-то непостижимо-сакральное и не тянется к потусторонним откровениям. В мире есть добро — белое, мягкое, ласковое, радующее солнечной теплотой материнского лица, мир не может без зла — строгого, грубого, жесткого, пугающего твердостью отцовских рук. Впервые в жизни, открывая глаза, мы встречаемся с этими неразделимыми противоположностями, их постоянный конфликт, словно бытовая ссора, поселяется в нас до самой смерти, создает духовные кризисы, муки сомнения и неизбывную тоску существования. Но, вырываясь из поля земного притяжения, пускаясь в скитания по бесприютной равнодушной вечности, только один ответ ждет нас у точки схождения неба и земли. Нет ни добра, ни зла — и всюду лишь одинокие люди, которые ищут прожитые ими жизни.

В «Древе жизни» Малику удалось найти точную стилистическую систему и нащупать тот образный язык кино и слова, возможности которых он довел до физического предела, вплотную подступившись к некой уже не преодолимой границе человеческого восприятия. И это легко почувствовать в финале картины, которая по гладкой гиперболе устремляется в бесконечное приближение к асимптоте, старается хотя бы на мгновение притронуться к прямой абсолютной истины, но раз за разом, кадр за кадром ничего не получается, и потому режиссер блаженно отпускает своих героев в призрачный туман иного мира. Малик дошел до края собственной земли, дальше в ее координатах — лишь пустота; он написал свой личный Черный квадрат: теорема доказана — решения нет.

Сеанс фильма напоминает долгое погружение в безвоздушное пространство, дыхание останавливается, сознание расплывается в череду зыбких видений, пестрых, оранжево-сине-красных, ты летишь все ниже, скользя по певучим струнам изумительно прекрасной картины, но внизу — лишь мрак. И в этот-то момент внезапно, одним ударом на тебя падают заключительные титры — вынырнул, схватил ртом воздух. Фильм закончился, но в голове раздает эхом какое-то удивительное ощущение странности окружающей действительности. Будто до сеанса все было чуть-чуть по-другому, но сейчас то ли незаметно трансформировалась реальность, то ли твое сознание подверглось чудесному аудио-визуальному воздействию. Но, как и многие великие фильмы, пересматривать «Древо жизни» вряд ли захочется. Ибо путешествие в инобытие — далеко не самое приятное дело. И, выходя из кинозала, проскальзывает тихая радость, что все вокруг такое обычное, вещественное и осязаемое. Терренс Малик — гениальный режиссер, и ему за это хочется отдать еще множество наград, лишь бы больше не тонуть в бездонном вакууме вселенной. Вполне может быть, что примерно такой логикой и руководствовалось каннское жюри. Мысли и образы Малика шире и глубже нашего скромного мирка, но его банальная ощутимость и простота все-таки нужнее и важнее, чем все трансцендентное и экзистенциальное. И пусть так будет хотя бы до того момента, пока мы живы.

Идя в кинотеатр на просмотр этого фильма, признаюсь, был скептически настроен. Фильмы Терренса Малика, обычно красочные, но бессмысленные, длинные и не блещущие интеллектуальной нагрузкой (за исключением «Тонкой красной линии») нагоняли на меня дремоту быстрей просмотра матча российской премьер-лиги.

Но это… Это даже трудно назвать шедевром,скорее колоссальный, монументальнейший труд, который навсегда войдет в анналы киноискусства и всегда будет сотрясать умы и трогать души зрителей, если только они будут готовы принять это фильм. Скажу сразу его нужно смотреть лишь настроившись на определенный лад, это не «ширпотреб» по типу посмотреть перед сном или когда скучно, это настоящее искусство которое требует определенного настроя и, если можно так выразиться, высокого уровня внутреннего саморазвития. Не буду распыляться описывая все перипетии и сюжетные изыски, все тонкости и хитросплетения происходящего на экране, тончайшую аллюзию человеческой жизни на возникновение мироздания, религиозную подоплеку и прочее. Вы сможете насладиться этим сами. Просто напишу свое отношение к фильму в целом. И напишу довольно коротко и лаконично-лучшее из увиденного.

Шутка!

И так дорогие друзья нас опять держат за овощей! Или за микробов! На нас очередной раз тупо зарабатывают деньги! После фильма чувствовал себя морально изнасилованным. Куда вообще катиться кинематограф да и мир вообще?!Что это было? Что за квинтэссенция пафоса и философского поноса?Что за тягомотина, разбавленная вставкой из Дискавери, без внятного начала, развязки и конца?! Еще раз повторюсь, на нас просто делают деньги, уже даже не придумывая внятный сценарий картин! Та наснимаем набор кадров, а они сами додумают что там и к чему, что бы не показаться глупыми друг перед другом! Еще и скажут, что до нас, такого никто не делал. Мне кажется именно такие мысли были в головах у авторов.

Стыдно и мерзко. И денег за просмотр жалко. Этим фильмом надо пытать провинившихся заключенных и скидывать ящиками на территорию врагов во время войн, что бы они дохли от кровавой рвоты, который вызывает этот «шедевр, который не каждый сможет принять».

О людях которым нравиться этот маразм. Все они делятся на: психически нездоровых, Терренса Малика, хипстеров и девушек, падких на красивости.

По поводу первых говорить нечего.

По поводу Терренса Малика говорить, тоже нечего, кроме устойчивого желания подарить ему на Новый год, к примеру, гранату с оторванной чекой.

По поводу хипстеров. Которые делятся, в свою очередь, на подвиды по первичным гендерным признакам:мужеподобные (то есть с прической а ля «Гитлер югенд», наличием усов-бород и велосипедов-мотороллеров),и женоподобных (то есть «думающих индивидуумов с глубоким внутренним миром», уровень пафоса которых часто выше IQ в раз 6, но которые выучили слова типа трансцендентальность и пытаются как можно чаще использовать их показывая свою «образованость»). Им я дам совет. Для начала парням, обрейте свою растительность, выкиньте мокасины, натягивайте бутсы и айда играть в футбол, а потом бахнете пивка с друзьями, к примеру. Хипстеры-девушки, в большинстве своем неизлечимы (это не мужской шовинизм, это горькая правда).

О падких на красивости девушках. Дорогие мои, есть фильм и покраше да и поинтересней, пример «Куда приводят мечты».

Я все.

Иногда после фильмов нужно помолчать. Не пять минут, а час, два, три. Много было сказано и, несомненно, сделано. Но вопросы начинают сыпаться уже с первых минут фильма и не могут найти ответов. Что есть религия? Что есть Бог? Что есть любовь? Что есть семья?

«В жизни есть два пути: путь эгоизма и путь благодати,' — рассказывает любящая мать. Эти пути переплетаются в древе жизни. «Каждый выбирает свой,' — добавляет она. В семье благодать находит свое отражение в матери, эгоизм — в отце. Два пути — одна семья. «Мир живет обманом, и если хочешь преуспеть, нельзя быть добреньким,' — поучает Джека отец. Эгоизм и благодать найдут смысл только в совместном существовании. Они могут слиться в одном человеке, в одной семье.

Нельзя быть добреньким, да. Поэтому нужно искать столкновения эгоизма и благодати. И себе, и людям. Одной благодатью сыт не будешь, как и эгоизмом. Я считаю, что этот фильм не предназначен для массового проката. Чересчур религиозен, сложен по композиционному построению, захватывает глобальные философские темы. В нашей сегодняшней жизни мы обсуждаем совершенно другие пути. Для меня этот фильм — путешествие на неизвестную планету. Порой я не понимала, что происходит. Фильм и вовсе не для меня. Не по нашу душу.

В семнадцать лет хочется чего-то совершенно другого. Как быть тем, кто так же как и я, чуть дальше от Бога? Я не доросла, я не поняла, мое видение этого фильма сводится к одному абзацу. О чем фильм? О связи Вселенной, человека и Бога. Зачем фильм? Чтобы показать другую жизнь. Слишком чистую, слишком правильную. В этой картине жизнь держится на волоске. Еле дышит.

Идею режиссера уловить очень сложно. Сюжет затянут, часто отправляет нас во времена создания Вселенной. Не хватило связи Вселенной, человеку и Богу в этом фильме. Очень сложны и утомительны переходы. Тем не менее актеры отдались картине полностью. Кадры были из тех, что я никогда не видела, но стоило ли? Музыку я даже не услышала, потому что в голове отплясывали вопросы. Мои мысли не успевали за картинкой. Чувствовала себя отстающей по школьной программе. Я так и не нашла разгадку. Полегче, режиссер.

Я не получила удовольствия от просмотра фильма. Мне он показался разорванным, затянутым, перевернутым, вывернутым, искаженным, приглаженным. Но, когда кажется, креститься нужно. Я оставлю в покое творчество Терренса Малика на некоторое время, чтобы вернуться, когда настанет час. Пока же я стала еще острее ощущать, что у меня нет отца, который сказал бы: «Врежь мне, врежь мне, сынок!» Я долго с улыбкой буду вспоминать этот эпизод.

4 из 10

Надо сказать, что название фильма многообещающее. Оно сразу говорит, что фильм будет сложный, философский и не из легких. В надежде на правдивый сюжет без примесей американского фанатизма и прочей сопливой ерунды зритель идет воодушевившись на фильм Терренса Малика.

Но по ходу течения фильма мы не видим ни сюжетной линии, ни чего-то, что хоть в отдалении могло её напомнить.

Все начинается с эпичного миро создания минут так через 10—20 после начала фильма, отсылающего нас к природному начала, но вставки на редкость противного слащавого женского голоса (а-ля умирающий лебедь) все же говорит, что созвездии Андромеды, метеорит, грохнувшийся на землю не последняя инстанция, посылая нас к богу (В течении всего фильма нас буквально за уши пытаются притянуть к богу, при этом говоря, что с ним нам будет плохо.). Потом бесконечные женские танцульки и замедленные помахивания ручек под какую-то церковно-завывающую музыку. Убогая, бесхарактерная амёба — мать, хаотичный вечно в движении отец, который непонятно по каким причинам от первой обзавелся тремя детьми. И на конец куча бессмысленных и бестолковых кадров, приклеенных для длительности фильма.

Ну, а заканчивается это поцелуями и обнимашками на пляже. Хотя и непонятные объятия не конец. Конец это зачерпывание женскими руками воздуха и плавное подкидывания его к небу.

Ничего не понимаю! (М-ф «Следствие ведут колобки»)

Именно этой фразой как нельзя лучше можно описать состояние, которое оформилось гримасой на лицах подавляющего большинства кинолюбителей, выходящих из зала после просмотра фильма. К слову, часть из них так и не смогла найти в себе силы досидеть до конца — не формат, видать. Многие посчитали себя обманутыми.

А дело в том, что псевдоискушенный зритель опять-таки купился на красивую обвертку фильма — актерский состав в лице смазливого и многогранного Бреда Пита и харизматичного, по определению не играющего в плохих фильмах, Шона Пенна (которому, к сожалению, с учетом хронометража, да и в целом, было уделено минимум экранного времени), но, к своему удивлению, был выбит из колеи, обнаружив качественную, без заменителей, ароматизаторов, добавок и красителей, натуральную шоколадную конфету, которые на прилавке мирового кинематографа нынче встречаются очень редко, а оттого с непривычки кажутся чрезмерно горькими и заставляют кривить лицо от горечи. Итог: к середине фильма на 80% пустой зал. Что ж, каждому — свое.

Cogito, ergo sum, я мыслю, следовательно, я существую, писал Р. Декарт в своих «Началах философии». Именно через призму вышеназванного философского утверждения французского математика и философа стоит подходит к просмотру данной киноленты, т. к. сам фильм содержит в себе множество аллегорий, метафор и аллюзий к фундаментальным философским трудам, среди которых — главная книга христиан — Библия.

Школа готовит нас к жизни в мире, которого не существует, про себя вспоминал фразу Камю герой Пита — отец семейства, в соответствующем стиле подготавливая сыновей к взрослой жизни в мире, который, к сожалению, существует. Героиня, скорей всего новой восходящей звезды, Джессики Честейн — мать, воплощение материнской любви и заботы, в свою очередь, окутывает детей теплом и пониманием. Самое интересное, что каждый родитель субъективно прав. Тем не менее, конфронтация родительских методов воспитания детей приводит к необратимым последствиям, визуализированные Шоном Пенном.

Игра актеров, как контрастный душ, приводит в замешательство нейроны головного мозга зрителя, заставляя того, как при смехе сквозь слезы, то плакать, то смеяться.

Изображение непростых отношений между отцом, сыновьями, их матерью во всевозможных комбинациях со вставками зарождения Вселенной, происхождения жизни на земле, эволюции этой самой жизни, сдобренное великолепным музыкальным оформлением, представляют собой без преувеличения незабываемое зрелище.

Иегова, сотворив мир, сказал, что это хорошо. Чтобы он сказал теперь? (Джордж Бернард Шоу).

Итог: смотреть, думать, анализировать, существовать.

Ключевое слово, которое возникает в воспаленном мозгу после просмотра нового фильма Джерома Сэлинджера от кинематографа — это растерянность. Кто-то защищает последнего американского поэта, кто-то презрительно готовит целую отповедь автору, кто-то тихо зевает, прикинув, на что можно было потратить два часа фильма. Однако выделить, кто прав, всё равно не получится, потому что Малик снял экзистенциальную притчу вселенских масштабов. Плевок в вечность. Безусловно, Малик уже давно шепчется с космосом, получая ответы на постоянно мучавшие человечество вопросы. И, безусловно, Малик имеет на это полное право. Вопрос только в том, что мнение американца диссонирует не только с киноманской природой отдельного зрительского сегмента (кинематограф Малика чрезвычайно своеобразен и сложен для понимания), но и жизненным опытом каждого смотрящего.

Как заповедовал еще Герман Гессе, Малик пытается освоить, подчинить окружающий мир с помощи музыки и математики, видимо, предпочитая выбить из постмодернизма его схоластическую составляющую. Двоичное деление прослеживается даже на уровне социального звена биологической цепочки «Древа жизни» (хотя не надейтесь, человек у Малика всегда был максимально растворен в лоне природы) — суровый деспотичный отец и мягкая, почти бессловесная мать. Первый, обеспечивающий финансовую независимость тихого уголка американской субурбии с помощью жесткой, порой авторитарной власти и вторая, уравновешивающая его сила, христианское непротивление злу насилием, тихая и упоительная мелодия любви. Среднестатистическая американская семья в декорациях 50-х скорее абстрактная идея вечного поиска бога рядом с собой, классического деления библии на два завета — ответа на вопрос, который не дает покоя многим философским школам на протяжении нескольких столетий. Мир Малика дисгармоничен с привкусом невыносимой симфоничностью бытия с явным перекосом в сторону ригористической морали, что выдает в режиссере скорее Достоевского, нежели Толстого.

Впрочем, отпечаток мировоззрения американца, которое по-честному проецирует христианские парадигмы — вроде бы готовые ответы на многочисленные вопросы, проходящие через зрачок зрителя по нервным окончаниям в захламленный постмодернистский мозг. Не беда Малика, что многие не в силах считать чистый поток авторского сознания, ощущая некий привкус лукавства, озорства, но никак не откровения. Для них бог безвозвратно умер, погибнув от рук Тайлера Дерденна, или покинул небеса. Если проводить временные параллели, то выбор 50-х в картине явно не случаен — бог в американской глубинке был тогда живуч как никогда, через полвека растворившись под бликами от стеклянных монстров крупных городов. Однако побег от бренной и суетной жизни случился именно в те времена, когда паства осталась без веры — герой Шона Пенна, заблудившись в стеклянных лабиринтах небоскребов, слепо бредет в сторону абстрактного рая. Того, где все члены семьи живы, не обременены болезнями, проблемами и счастливы вместе. Отстраненность Малика прослеживается даже здесь — в то время как фестивальное кино заново проводит отдельные поиски «новой духовности», американец закрыт от веяний моды, благополучно справляясь собственными силами.

«Древу жизни» уже нашли двойника — «Космическую одиссею 2001». Сравнения Кубрика и Малика вполне уместны, с одним единственным «но». Если Кубрик в попытке систематизировать иррациональное, находящееся за рамками человеческого познания находил гармонию, успокаивая тем, что грядущее неизбежно, но при этом человек небесполезен вселенной, то Малик равнодушен к участи людей. Он, как настоящий поэт, слагает свои вирши про голубое небо, красивых, духовных личностей и смысл жизни во славу одного единственного, кто видит всю картинку целиком, со всех ракурсов. И этот персонаж точно не тот творец, которого так тщательно разглядывает зритель, вооружившись увеличительной линзой оператора Эммануэля Любецки.