Рецензии

Очень серьёзный и важный фильм для меня…

Пожалуй, впервые за всю жизнь, я вижу такой беспристрастный, беспощадный и лаконичный рассказ о старости, болезни и смерти.

Название фильма говорит о любви. Ею проникнуто всё в этом фильме, и она же жестоко зачеркнута сначала ударом по щеке, потом насильственной смертью. Эвтаназия ли это? Сострадание? Соболезнь? Не берусь судить…

Страшно всё. У меня не вызвал жалости этот фильм, не вызвал сочувствия, но вызвал боль и страх. Я всё время ощущала себя этой старухой. Беспомощной, зависимой, сознающей весь ужас своего положения…

Господи! Пронеси мимо чашу сию от меня!..

Спасибо всем создателям и актёрам! Огромное!

И вот вам обоим уже за восемьдесят. Вы не забыты. К вам заходят и дети, и ученики, которых вы вывели в люди. Вы не плачете об упущенных возможностях. Наверное, вам есть о чём сожалеть, но смысл? Вы не считаете копейки — вы даже не сильно беспокоитесь, когда приходите домой с концерта и видите вскрытый замок. Вы вместе почти всю жизнь. Наверное, кто-то из молодых смотрит на вас, когда вы идёте по улице, и вздыхает: «Ах, вот бы у меня так». Будь это сказка, вы бы умерли в один день.

Но это не сказка. Кто-то из вас уйдёт первым. Что, если это будешь ты? А если не ты? А что, если всё случится не в одну секунду? Что, если твоя жена однажды просто замрёт и будет смотреть на тебя стеклянными глазами? Прямо посреди разговора. Что сделаешь, если она решит налить себе свежезаваренного зелёного чая, возьмёт чайник — и не попадёт в чашку? Что, если её операция будет в числе тех самых пяти процентов? Тех самых. Которые не удаются. Что спросишь у неё, когда её привезут из больницы домой в инвалидном кресле? Как посмотришь на неё?

Вполне традиционные представления о любви у Ханеке смотрятся удивительно тонко. На первый взгляд, весь фильм — это одно большое столкновение с реальностью: старость, болезнь, страдание. И только когда в седьмой, восьмой, девятый раз камера ловит стойкого старичка, пытающегося спеть песню с женой, не способной выговорить ни слова, пытающегося накормить её, когда она сама, лежащая при смерти, противится этому, понимаешь, что это, в общем, история одного большого побега от реальности. Того самого, воспетого и восхвалённого тысячи раз.

Любовь — это слушать другого? Да. Анна страшится врачей и больниц, и доверяет только знакомому доктору. Ещё в начале фильма она просит Жоржа больше никогда не отвозить её в госпиталь. Он не даёт обещания словесно, но при этом ни разу, даже в самые тяжёлые моменты, никуда её не отвозит. Наверное, сюда же можно привести и идиому о том, что любящий человек не бросает слов на ветер и всегда следует обещаниям. Само собой, любящий человек всегда останется с тобой, что бы ни случилось, это, наверное, даже и проговаривать как-то неловко.

Неловко потому, что буквально все подуманное, сказанное, спетое о любви Ханеке превращает в мучительную конкретику. И при большом желании «Любовь», конечно, можно использовать как пугало для шестнадцатилетних любовников. Мол, вы понимаете, что значат ваши слова, вы готовы, вот ты, ты, парень, готов к тому что однажды она не сможет выйти в туалет и тебе придётся застёгивать подгузник на её морщинистой попе. Но навряд ли фильм был сделан для того, чтобы преуменьшать или превозносить чью-то любовь. В конце концов, всё, что делал главный герой, можно делать и из чувства долга, и из чувства страха, и даже из чувства эгоизма.

Возможно, ключевой мотив фильма — поиск способа сосуществования. После того, как Жорж находит Анну у раскрытого окна, она прямо говорит ему, что не хочет жить. В тот момент в его понимании это означает дальнейшее несуществование. И всё, что Жорж делает после — ищет возможности сделать так, чтобы всем было хорошо: ему, ей, им обоим. Занятие крайне непростое, на него работают все ресурсы — преданность, терпеливость, сочувствие, сострадание, жертвенность. Им трудно заниматься из страха, долга, и тем более — из эгоизма.

Тем не менее, решение главного героя оказывается ошибочным — всем становится только хуже. Окончательно Жорж понимает это после пощёчины, отвешенной своей старой и немощной жене. Развязка фильма в этом случается оказывается чем-то вроде раскаяния главного героя, за которым следует награда. Что укладывается во всё ранее сказанное, ведь умение признавать ошибки, по сути, тоже один из самых ярких маркеров любящего человека.

Вы знаете, что человеческая кожа, взрезаемая скальпелем, издает звуки, похожие на треск? Жорж, в прошлом учитель музыки, а ныне тихий французский пенсионер и супруг столь же музыкальной Анн, мог и не знать. Но наверняка почувствовал, как его жизнь рвется с подобным ужасающим звуком в момент, когда привычная Анн уставилась на него замершим отсутствующим взглядом. Мирный утренний натюрморт с чайными чашками и недоеденным вареным яйцом по мере раскручивания сюжета приобретает черты грохочущего потока, увлекающего в небытие все то, что долгие годы казалось незыблемым. Мягкость серого свитера, невесомое касание агатово-серых волос, размеренная серость неторопливых дней, — все это кажется столь привычным, что уже стало необходимостью. Страшно потерять все это, но ведь еще страшнее терять по частям.

«Не рубите хвост кусками» — в ответ на данное утверждение великовозрастной австриец Ханеке наверняка обнажит зубы в интеллигентной улыбке. Для него подобный подход наиболее интересен, самая мякотка, если хотите. Вспомнить хотя бы «Забавные игры» — немецкий оригинал и увидевший свет 10 лет спустя штатовский ремейк с Уоттс, Ротом и Питтом, малость потерявший в накале, но по-прежнему способный зацепить за живое, — там подобная техника и стратегия цветут махровым цветом. А чего стоит «Пианистка», погружающая чем дальше по сюжету, тем глубже в сексуальные девиации застегнутой на все пуговки Эрики Кохут. Весь фильмографический путь режиссера — это своеобразная ода боли, ее препарирование, исследование, фокусировка на ней в урон всему положительному, что содержит та или иная лента. «Я не могу ждать, что болезненная тема будет подана таким образом, чтобы не вызвать у зрителя ощущение боли» — признается как-то герр (мистер, месье?) Ханеке в ответ на все обличающие инсинуации в очередной раз шокированной публики.

Завершающая на сегодняшний день список режиссерских работ «Любовь» во главе с дуэтом Трентиньян-Рива выглядит, что уж скрывать, куда мягче и в целом осторожнее в плане визуальных находок. Однако утверждение, что знаменитый австриец, ставший для некоторых натуральным воплощением персоны нон-грата, теряет хватку, кажется все же поспешным. Движимый собственным возрастом и осознанием того, что все земные пути в любом случае конечны, режиссер пытается перенести свои умозаключения и тревоги на кинопленку, не изменяя ни стандартной для него бесстрастности, ни болезненному для других погружению в процесс. Подчеркнуто-неторопливое первоначальное повествование, тягучесть обыденных действий способны если не навеять скуку, то оказать то самое усыпляющее бдительность воздействие, служащее хрупким наркозом для сюжетных кульбитов. В числе прочей проблематики, встающей комом в горле среднестатистического буржуа, Ханеке также копает в направлении, давно ставшем камнем преткновения для множества пар, в том числе насчитывающих не одно десятилетие совместной и в целом безоблачной жизни. Почему, несмотря на видимость взаимного доверия, Анн, по словам Жоржа, «оказывается полна сюрпризов»? И почему Жорж сам признает, что его супруга «еще много о нем не знает»? Два человека, пронесшие жизнь бок о бок, на поверку окажутся сродни двум надежно запертым шкатулкам с секретами. Ранее казавшаяся каплей в море недоговоренность вплетается в их диалог кумачовой нитью, теперь уже тут и там проблескивают маячки, означающие неполадки, вскрытые и катализированные недугом. После утраты привычной жизни максималистку Анн способно ранить и неосторожное слово, и любой недоумевающий взгляд. Забота мужа, сохраняющего ясность ума за двоих, не способна заменить ей прежний мир, и вот уже Жорж вынужден сопротивляться не только телесной хвори супруги, но и в большей степени ее моральному ослабеванию, которое оказывается страшнее и разрушительнее угасания плоти.

«Что сделал бы я?» — задается вопросом и изящный галл, и комфортабельный бюргер, и что было сил противящийся полной европеизации русский, под финал узрев сцену нелегкого принятия Жоржем опустошающего и в то же время освобождающего решения. Что сделал бы я, глядя на существо, парализованное страданием, не реагирующее на внешние раздражители, тянущее сродни заклинанию пресловутое: «Больно!» Как поступил бы, в полной мере осознав, что прежнее навсегда утрачено, а впереди дни и месяцы безысходности? Нелепая попытка усмирения смерти собственными руками дублируется Жоржем в сцене старчески-неловкой поимки впорхнувшего в квартиру голубя, этого вестника скорой кончины, — одной смерти, перечеркивающей существование двоих.

Итогом просмотра можно в сотый раз назвать неудобоваримое чувство несправедливости жизни, недовольства ею, ее законами, так недалеко ушедшими от не допускающих двоякого толкования законов киплинговских джунглей, ее обреченностью, безжалостностью и прочая. Подобное ощущение на кого-то способно оказать значительный депрессивный эффект, находясь под которым осознаешь всю тщету и бессмысленность прилагаемых усилий. Однако Ханеке, если судить по открытому (как уже у него повелось), а не ортодоксально припечатывающему финалу, все же вряд ли видит основной своей целью введение зрителя в своеобразный фрустрационный ступор. «Любовь» на последних минутах оживляет собой обоих главных действующих персонажей, что дает надежду на будущее, а уж будет ли оно расположено за пределами нашего с вами повседневного бытия, или уместится в обитую белыми матрасами камеру психиатрической лечебницы — режиссер скромно предпочитает умалчивать. Оно, в общем, и неудивительно — Ханеке не любитель разжевывать и закладывать в рот массовому зрителю очередную ложку удобоваримой бурды. И внезапное его желание снимать более-менее классическое в общепринятом смысле кино обернулось бы ничем иным, как парадоксом орла, взявшегося высиживать кладку в местечковом курятнике. В конце концов, каждый самовыражается как хочет. И как умеет.

Глубокая, пронизывающая насквозь драма известного немецкого режиссера Михаэля Ханеке, связывает нас по рукам и ногам с первых минут просмотра. Она приглушает весь мир, который живёт своей привычной жизнью, забирая себе всё наше непоколебимое внимание. Если убрать из фильма все диалоги и вообще какие-либо звуки, а включить, к примеру, «Ave Maria», скажем, Франца Шуберта, всё будет более чем ясно, и слёзы, точно такие же слёзы полнейшего отчаяния, неутолимой тоски и чувства близости к героям, будут переполнять нас. На секунду впадая в около экзальтированное описание внутренних изысканий, хочется отметить, что со второй половины двухчасовой ленты, мои глаза, руки и подушка были мокрыми буквально все время.

Стоит упомянуть и тот немаловажный факт, касающийся того, что «Любовь» — очень европейское кино, которое, как французские сыры, может отталкивать людей своим запахом. Но когда кусочек сыра начинает таять на языке, мы ощущаем истинный вкус, скрытый за отвратным запахом. Это не просто красноречивая аналогия, это именно то, каким может предстать для вас «Любовь». Первое время может показаться долгим, скучным, наполненным вечными диалогами, резким молчанием и странной камерой. Однако для меня всё вышеупомянутое трансформировалось в один общий плюс.

Начинается «Любовь» со строгих, но удивительно пленящих планов, проводимых рукой Дариуса Хонджи — оператора картины, известного по многим другим замечательным работам(«Семь», «Полночь в Париже», «Пляж»). Кажется, планы имеют именно ту идеальную длину, которая необходима зрителю для того, чтобы впитать все самое важное, чтобы вобрать своими жилами весь дух атмосферы, царящий в этой истории. Неспешное следящее движение камеры или резкая абсолютная статика обнажают всю суть, всё горько-сладкое естество, которое мы невольно примеряем на себя. Из кадра в кадр мы наблюдаем полноту действий, позволяющую картине дышать. Даже когда люди скрываются в комнатах или за углами, мы всё равно ощущаем жизнь. Так, я считаю длинный монтаж абсолютным преимуществом, никак не оскучняющим истории. Прекрасно подобранные цвета, эстетика высоких французских потолков и вечных винных бокалов приводит в тихий восторг. Говоря о игре актёров, хочется просто молча аплодировать. Гениальный Жан-Луи Трентиньян, которого Ханеке вытащил к камерам после долго отсутствия, всё еще не утратил своей пресловутой обаятельности и красивого мужества. Эмманюэль Рива — совершенное, на мой взгляд, сокровище. Первый фильм с ней «Хиросима, моя любовь» является, пожалуй, и самым быстро вспоминаемым при упоминании её имени. По моему мнению, она сыграла (скорее — прожила) свою роль настолько идеально, насколько это было необходимо. Изменения героини на протяжении всего фильма просто удивительны. Не только внешние, но и всё то внутреннее состояние больной, утратившей силы и дух женщины.

О чём же говорит нам Михаэль Ханеке и его актёры? О жизни? О смерти? О Любви. О такой Любви, которая сейчас, вероятно, доживает свой век. О Любви, которую, возможно, не поймет и не пронесет сквозь жизнь никто из нынешнего поколения. О Любви, которая должна была испытать свою последнюю проверку. Возможно, если бы история была хоть немного другой, это не вызвало бы у меня слёз, но так как я легко могу примерить её на свою жизнь, водопады из моих глаз не высыхали. Эта тяжесть, которая падает на лёгкие при просмотре, не исчезает и после финальных титров. Вообще, патетично рассуждать и как-либо красноречиво изъясняться по поводу этого фильма для меня действительно трудно. Не хочется даже говорить о сюжете, о разных прекрасных деталях, которые режиссер, как умелый мастер, использовал здесь. Смотреть его тяжело еще и потому что он очень приземлённый, невероятно реальный и страшно досягаемый. Пыльный осадок, который остается внутри, позволяет только говорить о Любви. Была ли здесь вообще Любовь?

Знаете, как говорят:«Красота в глазах смотрящего». Говоря о «Любви» хочется сказать: «Любовь глазами Ханеке». Кто-то, возможно, не увидит никакой Любви тут вовсе, кто-то сочтет все наигранным и будет кичиться собственными определениями этого Великого чувства. Но я считаю, что нет ничего более сокровенно-личного, чем простая обыкновенная Любовь. Все мы знаем сотни определений этого чувства, продиктованные нам писателями, философами и иными, но каждый, кто хоть раз приближался к чувству, которое кого-то заставляет порхать на крыльях бабочек внутри живота, кого-то биться в падучих от недосягаемости и непрерывной боли, составил своё собственное, личное определение всего многогранного спектра чувств, который предоставляет нам это чувство. Я не хочу сейчас рассыпать трюизмы о Любви на ваши головы. Я просто хочу сказать, что Любовь — цветочно-звёздная открытка. Цветы на ней — прекрасные воспоминания, знак чего-то хорошего, а звёзды — символ боли и неприятных моментов. Но ведь едва ли не каждый восхищается как нежностью цветка, так и холодным светом звезды.

Несмотря на то, что за окном 2016, именно сейчас на мои глаза попался фильм Михаеля Ханеке «Amour» 2012 года. Я не знакома с творчеством режиссера и поэтому перед просмотром данной картины не возлагала больших надежд. Но, как говорится совпало и время и место и тема. Уже прошло много ночей, а в голове все продолжают всплывать картинки и мысли являющиеся послевкусием этого фильма.

Конечно же фильм не рассчитан на большую публику, скорее он сделан для своих. История заложенная в основу этого фильма могла быть рассказана только тем человеком, который сам был свидетелем данной «Любви». И понять и прочувствовать до конца сможет не каждый. Это не в обиду кому-либо сказано, а скорее счастливчик тот, кто и не поймет всей счастливой трагедии фильма.

Сама картина сложна в восприятии. Долгие планы, постоянная статика кадра, обыденные диалоги, в которых, конечно, и заложена сама Жизнь, могут навести зрителя на тоску. Но думаю это и есть посыл автора, показать жизнь стариков, вернее ее конец. Он не может быть в оприоре быстрым, динамичным, веселым и легким. Скорее вы почувствуете всю тяжесть прожитых лет.

Михаель Ханеке погружает полностью нас в мир этих стариков. Мы не произвольно ставим себя на место их и с большим страхом понимаем, что сделали бы все так же. Самое удивительное, что на примере этой картины, мы скорее и понимаем, что есть ЛЮБОВЬ на самом деле. И способны ли мы на такие чувства.

Фильм бы не достиг своей сверхзадачи если бы не игра актеров: Жан-Луи Трентиньян и Эмманюэль Рива. Я не смогу описать словами, что они сделали в кадре. Это была Жизнь. Такое невозможно сыграть… Только если пережить.

Фильм не насыщен событиями и все, что нам дает режиссер это просто наблюдения за стариками, но вы прикованы к каждому кадру, словно каждое движение идеально выверенное и в то же время безумно естественное. В фильме важны все детали деталь, тут нет случайностей. Нет лишних движений, слов, героев, ракурсов.

Нельзя не сказать про концовку фильма, то, как режиссер это преподнес нам. С какой искренностью и наивностью в кадре. С каким молчанием и пустотой после.

Фильм безусловно достоин Вашего внимания. В нем не нужно искать скрытых смыслов, безумства и экшена, достаточно просто пережить этот конец жизни стариков в этой бесконечной квартире маленького города Франции и наконец ответить себе на вопрос, что есть Любовь и способна ли Ваша пройти такие испытания.

9 из 10

Тьма.
Я здесь, ее здесь нет, дышит ужасом тишина.
Мы пропали: нас, как зерна, трясет в своем решете Сатана.
Я страдаю, страдает она, — и она от меня далека,
От неё не дотянется ко мне ни слово, ни рука.
Все, чем связаны мы, — это мрак, прерывающий всякую связь,
Цепенящий мрак и чудовищная, безнадежная страсть.
Вслушиваюсь: рядом нет никого, и страх овладевает мной,
Мне чудится её голос в темноте ночной.
Веет слабый ветер, и я, похолодев, молю, уже не веря:
Боже, спаси её от гибели, вырви из пасти Зверя.
Вновь я чувствую этот вкус, эту горечь смерти во рту,
Вновь осилить не могу эту резь, эту лютую тошноту.
Всю ночь я был один: я топтал виноград в давильне, шагая
От стены к стене, взрываясь безумным смехом, изнемогая.
Тому, кто создал глаза, нужны ли глаза, чтобы видеть меня?
Тому, кто создал слух, нужны ли уши, чтобы слышать меня?
Как грех ни велик, милость Твоя все же больше, ибо Ты благ.
Нужно молиться: в этот час торжествует всесильный Враг.

Поль Клодель — крупнейший религиозный писатель XX века написал это. И это молитва. О любви и о любимой. Заступительная и в то же время обжигающе безнадежная. Такая, когда молишься, но кажется, что в пустое небо, будто между тобой и Богом — тьма. Но молишься, потому что любишь, несмотря на грех, слабость, отчаяние, безысходность.

И кино Ханеке во многом — тоже молитва.

Страстная стихия текста Клоделя, на первый взгляд, уж слишком далека от стариковского шепота, шарканья, крика, всхлипа, бормотанья и вообще житья-бытья, которое режиссер столь достоверно (вплоть до однообразной еды и однообразного цвета жилища и одежды) воссоздает в фильме. Но все же видится сходство. Кино-то не про старость, а про души, а для них, как известно, старости нет.

По большому счету, люди в фильме «Любовь» — мужчина и женщина — полностью очищены и распакованы, с них совлечены все покровы. Ни социальных функций и ролей, ни бытовых, ни, наверное, возрастных, ни идейно-мировоззренческих, ни каких-либо ярко выписанных психологических характеристик. Только души, чья оболочка-плоть так слаба, что почти исчезла, перестала иметь значение, растворилась в тишине молчания, расплавилась в правде подлинности. Митрополиту Антонию Сурожскому принадлежит мысль о том, что в минуты горя мы не наблюдаем за тем, как живем, забываем о тех, кто смотрит на нас, судит нас. И вот оно перед нами — это самое что ни на есть горе, и вот он — в полный рост, как на ладони — сокровенный, подлинный человек, углубленный до внутренних света/тьмы, без маски, без надобности быть кем-то, кроме себя, быть лучше, чем есть.

Убеждена, многих именно эти подлинность и глубина в фильме могут устрашить и оттолкнуть не меньше, а то и больше физиологической достоверности предсмертного угасания, тлена, стариковской немощи, бреда и мычания боли.

Старик Трентиньяна невыносимо подлинный, он не лжет, когда говорит Богу «Нет», а ей — «Да», спасая любимую от всего и всех — от боли, Бога, дочери, судьбы, случая, тела, отказавшегося служить и жить… Вот что страшно — это спасение, эта его свобода (освобождение), эта его любовь, познавшая что в любви мы любим не продолжение себя, не некое единое Мы (пусть даже этому Мы пятьдесят лет, прожитых вместе), а другого, неумолимо другого — с другой судьбой, с другим желанием (или нежеланием) жить, с неумолимо другой смертью.

Прикосновения рук, касания душ, их почти сакральный шепот о всякой ерунде, о том, что было много того и сего, того и сего… Все это в фильме — не режиссерские искания любви (как часто ее именно ищут в кино и как редко находят). Это Встреча с ней! Столь же сильная и страшащая (в значении — удивляющая, сражающая), как и встреча со смертью. Сильна, как смерть, любовь (Песнь Песней). Да, так. Режиссер показывает нам встречу с истинной Любовью, не думаю, что для Ханеке в фильме она под вопросом. А вот ищет он через нее, посредством нее Бога, ищет так, как взыскуют последний и окончательный ответ. Находит ли? Или после долгой, бесплодной молитвы фильма, идущего наполовину наяву, наполовину в полусне, возвращает Ему билет, как когда-то герой Достоевского? Вот о Ком — исступленное, лунатическое, напряженное молчание фильма «Любовь». По атмосфере он сродни состоянию «тупик надежды». Оксюморон. Как и то, что, с одной стороны, Ханеке раскрывает сердце до слез, с другой — закрывает, забивая досками сдержанности, даже чисто формальной сдержанности (словесной, стилистической, композиционной).

И когда Михаэль Ханеке только пришел в кино, и когда своими триумфами штурмовал Канны, многие обвиняли его в жестокости к зрителю. Упреки были приблизительно такими: зачем мучить людей (речь не только о героях), зачем предъявлять им непосильные требования, жать на запретные педали, зачем рассказывать ужасные истории… Его взгляд на мир и человечество твердый, беспощадный (ни уныния, ни слезливости, ни страха), он сродни тому, что нашел когда-то критик Михайловский в писаниях Достоевского — «жестокий талант». Тургенев высказался пренебрежительнее, но по смыслу очень похоже — «наш маркиз де Сад». Вот и у Ханеке нередко сквозит «десадовость».

Но это кино… Оно словно из другого теста. Его снял не «жестокий талант», а милосердный талант, запутавшийся, хоть и все почти знающий, талант, снисходительно оставляющий себе и своему зрителю право на ошибку, на неверный выбор, на какую есть жизнь и любовь, тоже какую есть. Нравственный максимализм уступил место снисхождению. Перед нами уже не учитель и яростно сдержанный пророк, а собеседник, который (это особенно очевидно в сцене письма про птицу) сам не знает, как жить, думает вслух, предлагает вопросы, на которые только ищет ответ, но ищет бесстрашно, проявляя чудеса внутренней свободы, чудеса веры в то, что и мы будем искать…

P.S. Мысли о «неумолимо другом» и о том, что подлинное иногда страшит и отталкивает, можно найти в «Школе молитвы» митрополита Антония Сурожского.

Правдиво, лаконично, шедевриально.

Ханеке известен своей любовью к анализу низменных черт человеческой натуры, проблематике ненависти и жестокости. Даже говоря о любви, он утверждает, что она может быть «не меньшим насилием, чем что-то ещё». Взявшись за тему старения, жизни в преклонном возрасте, Ханеке создал фильм о смерти, страдании, муках и вечной, возвышенной и непреклонной в своей преданности любви. Удивительное смешение жестокости и трогательности, нежности и угасания.

Остаётся загадкой, как такому режиссёру удалось так тонко почувствовать сущность самого ценного чувства и изобразить его на экране. На примере жизни престарелой пары, их союза и борьбы, автор показал настоящую, вечную любовь. Это противоречиво и сложно — годы обид и ссор с одной стороны и совместная жизнь с её прелестями и трудностями — с другой. Вполне естественно, что в этом возрасте и на этой стадии отношений нежность проявляется в ласковом рукопожатии, а забота в отсутствии взаимных упрёков.

Диалоги, короткие реплики и тяжеловесные сцены не могут не вызвать искреннего и глубокого восторга. Врезается в память великолепная реплика Анны, направленная её мужу: «ты монстр, но ты очень мил», — в этом всё — и признание в любви, и память о прошлых ошибках, принятие их. Ведь, действительно, горечи обид за такую долгую супружескую жизнь накопилось немало — то, как старательно парализованная Анна старается сохранить свою самостоятельность не может не вызвать уважения как к героине, так и к актрисе (Эммануэль Рива), сыгравшей эту роль. Жорж (Жан-Луи Трентиньян) же ухаживает, нанимает сиделок, делаёт всё, что должно. За короткими сценами таится невероятной глубины психологизм, раскрывающий сущность отношений пары — это любовь-борьба- с собой, своей усталостью и гордыней, друг с другом. Это и есть вечная любовь, которую принято понимать как нечто эфемерно-воздушное. На самом же деле она топкая, тяжёлая, предполагающая осознание и принятие недостатков любимого. Когда Анна упала, Жорж сетовал из-за разбитой лампы, потом непокорной, жаждущей смерти жене дал пощёчину, и что, интересно — это не вызывает антипатии к герою — наоборот, создаётся ощущение погружения и присутствия.

Помимо тягот и проблем, авторам картины удалось очень тонко и светло изобразить ту самую нежность и заботу, которой всегда восхищаются и завидуют «молодые». Да, это не букет роз, а погребальный букет полевых цветов, не поход на концерт, а имитация игры жены на фортепьяно, не «задушевные» беседы, а стойкость и поддержка чувства собственного достоинства своей супруги, не шикарный ужин, а любимый персиковый сок, добавленный в пресную «больничную» кашу.

Можно бесконечно говорить о блестящем актёрском составе — непокорной и сильной жене Эммануэле Риве, страдающем и устающем муже Жане-Луи Трентиньяне, поверхностной и неблагодарной дочери Изабель Юппер и прочих. Так же хочется отметить прекрасную операторскую работу — фильм долгий и медленный, плавный и неспешный, текущий вяло и будто с осторожностью, что создаёт эффект полного погружения в мир престарелой пары. Особого внимания заслуживают фантасмагорические сцены, совершенно нетипичные для Ханеке, а именно концовка и сон Жоржа. Они метафоричны и прекрасно вписываются в общую канву повествования, оттеняя определённые, значимые для автора моменты. Так, смерть, словно стук в дверь с утра — неожиданна, она изолирует и подкрадывается внезапно и сзади, о чём свидетельствует сновидение Жоржа.

Конечно, много споров возникает вокруг кульминации, финала, а лично у меня — насчёт названия. В фильме поступком одного из героев поставлен вопрос, на который каждый даст свой, однозначный или неуверенный ответ, который всё равно никогда не будет исчерпывающим. Режиссёр же названием картины определил своё отношение к этому. Я не могу полностью согласиться с ним в этом, на мой взгляд, он слишком уверен в спорном, вечном, философском вопросе. Однако это его видение, с которым зрителю остаётся примириться и над которым задуматься.

Часто фильмы, оцененные самыми престижными наградами оказываются далёкими и непонятными для обычного зрителя, каждого из нас. Но это не про «Любовь». Этот венец каннского фестиваля, оскараносный фильм о самом простом и сложном тронет каждого, призовёт к размышлению и раздумью.

9 из 10

Давно уже ничего так не трогало. Последние полчаса без слез и дрожи в теле вообще смотреть невозможно — все как в лучших традициях старого доброго кино. Пересказывать сюжет бессмысленно — он уже пересказан десятками других критиков. Хочется коротко сказать о другом.

Фильм о простых человеческих отношениях — между любящими друг друга людьми, между детьми и родителями, между соседями. Фильм о том, как достойно встретить старость и смерть.

Повествование поначалу идёт неспешно и думаешь, ну о чем будут показывать более двух часов, но неожиданно, сам того не замечая, все больше и больше проникаешься событиями, чувствами героев, их отношениями. Действия очень мало, но переживаний очень много. Не знаю, как это удалось режиссеру, но наверное именно в этом и состоит магия кино, именно за это мы его и любим, именно это и заставляет нас пересматривать сотни фильмов в поисках одного, но зато какого! А последние полчаса комок в горле и слёзы вообще с трудом дают посмотреть этот экшн без экшна до конца.

А само окончание, в котором дочь приходит в опустевшую после смерти родителей квартиру как по мне, является самой сильной сценой в фильме. Потом идут титры, а ты все ещё сидишь и не в силах оторваться от экрана, вновь переживаешь все произошедшее за два часа на экране и думаешь об этом.

В общем спасибо за фильм. Рекомендуется к просмотру всем, кто старше тридцати — наши дети пока ещё вряд ли оценят такое кино — всему своё время.

За веру в любовь и человечество, за надежду на достойную старость, за блестящую игру актеров, за экшн без экшна, за комок в горле однозначно не менее

9 из 10

Фильм великолепен. Оторваться было невозможно, но и смотреть его было невыносимо тяжело. Очень тяжело осознавать, что жизнь не вечна и смерть никогда не обойдет нас стороной. Когда-то наступает конец. Но в то же время осознаешь, как важна для человека искренняя любовь. «Любовь» потрясает, шокирует. В этом фильме нет юной слепой влюбленности, которую мы привыкли видеть на больших экранах. Это не романтика, не страсть, не мимолетная увлеченность, это не громкие ссоры и быстрые примирения, любовь здесь — это старость, которую двум людям посчастливилось встретить вместе. Пройдя все препятствия и испытания в жизни. Любовь, не бывает только в юности, пылкая и страстная. По-настоящему любить — это умение принимать человека таким какой он есть, прощать его недостатки и не мыслить себя без второй половинки. Даже через много лет совместной жизни.

«Любовь» Михаэля Ханеке именно об этом. Престарелая супружеская пара. Он и она не один десяток лет вместе. Им за восемьдесят, их зовут Анна и Жорж. Очень трогательно было наблюдать за проявлением любви в преклонном возрасте. Ведь пара, они же главные герои, прожили всю жизнь рука об руку и, разумеется, за все это время было не мало тяжелых периодов. Но тут нечто особенное. Во-первых, возраст уже не тот, когда жизненные силы и эмоции «плещут» во все стороны. Во-вторых, здесь уже деваться некуда, потому что за столько лет люди очень сильно к друг другу привязались. Разве можно отказаться от человека в таком возрасте? Если в юном возрасте люди расстаются, считая, что вся жизнь у них впереди и они еще смогут найти свою настоящую любовь, которая предначертана судьбою, то тут сделать это невозможно. Здесь возраст и привязанность очень глубокая…

Браво актерам и всем, кто принимал в фильме участие.Жан-Луи Трентиньян (Жорж) и Эмманюэль Рива (Анна) справились со своими ролями на отлично. Они как будто играли самих себя, было ощущение, что подглядываешь в замочную скважину за обычной жизнью двух интеллигентных пожилых людей. Представляю, как им было сложно в их то возрасте играть такие роли. Но в этом вся идея и «фишка» режиссера.

Если вы решитесь посмотреть этот фильм, я в заранее вас предупреждаю: забудьте о просмотре, если для вас любовь это страсть и пылкая романтика! Любовь в этом фильме другая, не такая которую мы привыкли признавать. Она больше сфокусирована на общих интересах, заботе, участии, поддержки, акцент на духовные ценности. Это действительно любовь, которая поражает своей мужественностью и силой. И Ханеке подробно покажет вам свою историю о настоящей любви «до гроба», о том, как быть преданным своему партнеру.

Рекомендовать к просмотру или нет? Признаюсь честно, что фильм поверг меня в сильный шок, после просмотра еще минут 10 сидела в ступоре, и под впечатлением ходила еще несколько дней. Он зацепил и напугал одновременно. Напугал меня своей реальностью, правдивостью, заставил задуматься о старости. Ведь происходящее в фильме может коснуться каждого. Последний час фильма я сидела и периодами закрывала глаза ладонями, как при просмотре фильма ужасов. Сама не знаю почему, просто мне было жутко. Финал был ужасно неожиданный. Временами даже пожалела, что досмотрела до конца. Но, как и любое шоковое состояние, его просто нужно «переварить», а для этого нужно время. Два часа просмотра стоял ком в горле, а сильно разрыдаться почему-то так и не получилось. Хотя хотелось, не скрываю.

Единственный минус в «Любви» — это затянутость сюжета. Но это никак не отразилось на впечатлении и на пережитых мною эмоциях.

Итак, если вы устали от наигранности и слащавости кинематографа, если вы хотите взглянуть на любовь, где на первом месте цениться стабильность, спокойствие, постоянство, духовные ценности- смотрите, не сомневайтесь. Этот фильм для вас.

Если Вы ждете чего-то яркого и страстного, если вам нужен экшн, и для вас любовь-это обилие цветочков, сильного сексуального влечения и поцелуев- не тратьте свое время. Он не для вас.

9 из 10

-Что бы ты сказал, если бы никто не пришел на твои похороны?
-Ничего, по всей видимости.

Пальмовая ветвь Каннского фестиваля, Оскар и Золотой глобус за Лучший фильм, Лучший режиссер, актер и актриса — это то, что подтолкнуло меня к просмотру данной картины.

Безусловно, фильм очень трогательный. С первых кадров он привязывает нас к Анне и Жоржу, изображая их мирную жизнь. Несколько минут, и вот мы уже вместе с ними переживаем достаточно тяжелые моменты. Именно они то режиссеру и удались на максимум. Невозможно остаться «сухим» и не разрыдаться.

У меня даже появилась любимая сцена с коляской (на 51 минуте): Она дает хоть какую- то надежду, на то, что счастью найдется место и в самые непростые времена.

На протяжении всего фильма задумываешься о жизни, о самых важных вещах, о близких людях, о трудностях. Поднятые режиссером проблемы- это большой плюс сюжета.

Также мне понравилась скрытая параллель межу той историей из детства Жоржа о звездах (когда все плохо) и цветах (когда все хорошо) и уложенными на кровати цветами.

К минусам я бы отнесла

Во-первых, то, что еще в самом начале нам показано чем все закончится. Все- таки было бы лучше увидеть события по их хронологии. Во-вторых, размытый финал, который подходит не всем фильмам. Я больше была готова к жесткой точке, чем к незаконченности.

И последний вопрос, который не выходит у меня из головы (по поводу поступка Жоржа). Неужели человек, который настолько сильно любит, готов взять на себя такой грех? Разве, избавив свою любимую от мучений, он сможет избавить от мук себя?

Вывод:

Я считаю, что фильм нужно увидеть обязательно. Несмотря на его мелкие противоречия, те эмоции, которые он доставляет, бесценны.

8 из 10