Рецензии

Сколько бы мы не читали и не смотрели фильмов о белогвардейском сопротивлении, о людях верных присяге, чести и достоинству, каждый раз сжимает горечь и озноб от непоправимости свершившегося.

Без крови и самоуничтожения в гражданской войне, сегодня, королевские династии многих стран, сосуществуют с народом в «гнилом капитализме», том самом, к которому в итоге пришла и Россия… потеряв золотой фонд мужского племени и сгноив остатки в лагерях. Оправиться после такой самоликвидации интеллектуальной среды — невозможно!! Мир стремительно катится по колее без человеческих ценностей к единственному идолу — благополучию с любыми средствами в координатах, где бандиты стали верхами.

Убитый павлин — символ погибшей власти, ненавистной народу тирании — сегодня в парках нуворишей и не придаёт интеллектуальности хозяевам… сколько бы символов они не наворотили: пустота, есть пустота, но она агрессивна и просит крови и о опять сталкивает народы в гражданской войне за передел своей собственности, той, что к народу не имеет никакого отношения.

Кадры оголтелой матросни, колесящей на трамвае и стреляющих с весёлой песней — синхронизируются сегодня со сводками боевых действий не затухающей гражданки — лишь поменялись заказчики. Как же замечательно не растить, не убирать урожай, не нести ответственность за семью и очаг, одеть вонючую робу и пьяными убивать не только соседа иной национальности, но и женщин, и детей, и природу.

Вне сомнения сегодня можно передать лишь приблизительный разговор между принимающим служащим и генералами, сдавшимися в плен. Точный — не получиться, сместиться по причине знания результата революции и судьбы прославленных имён. Но, атмосфера передана абсолютно: тревожащая и угнетающая, готовая в любой момент взорваться и нерв пульсирует.

Не будем вцепляться, как овчарки в «по мотивам рассказов Ивана Бунина». Читающий индивидум не одинаково прочитывает книгу на протяжении своей жизни, что же говорить о разных читателях и акцентах, применимых к фильму. Сравнивание дело неблагодарное и шаткое по причине отсутствия единого лекала восприятия и отстраним себя от стереотипов и попробуем понять, что нам хотели сказать фильмом.

У известного художника есть свой стиль, свой угол зрения и свои приёмы. Вы или соглашаетесь с ними или нет. Это Ваш режиссёр? Решите для себя и тогда соответственно его критериям с его точкой зрения — смотрите данную историю, такую же индивидуальную интерпретацию, как и у других именитых мастеров. Не надо навязывать своё видение, тем более, что нам известен почерк Н. Михалкова.

Выверенность антуража, деталей, декораций, игра актёров, масштабность постановки и реалистичность — всегда у мастера на высоте, Содержание, сценарий — спорны, но не более, чем всегда. Антагонизм! Им себя отравляет зритель и вместо позитива и вдумчивого анализа — для чего был снят фильм и насколько он актуален сегодня — имеет сплошной негатив.

С большой надеждой ожидал «Солнечный удар»… почему-то казалось, что шквал критики, который обрушился на Никиту Сергеевича после его откровенно провальных «УС-2», заставит его хоть как-то пересмотреть свое «оригинальное» виденье истории России и мы снова увидим хотя бы некое подобие «Незаконченной пьесы…» тем более, что за основу, по заверениям Михалкова, был взят один из лучших лирических рассказов И. А. Бунина. Несколько настораживало то, что к нему метр обещал «пристегнуть» откровенно растерянные, не принявшего революции Бунина, «Окаянные дни», но теплилась надежда, что вновь вернувшийся талант позволит Михалкову справиться и с этой весьма сложной задачей.

Увы… надеждам не суждено было сбыться! И если лирика Бунина в фильме еще как-то присутствует, то потрясениями революции в фильме и не пахнет… Из «Окаянных дней» остался только трамвай с матросами: все остальное-натуженные фантазии Михалкова. Но по порядку… Совершенно непонятно ЗАЧЕМ понадобилось Михалкову «править Бунина» вводя в прекрасную литературною основу абсолютно чуждых бунинской светлой печали пошловатых «Нину Дормидонтовну», какого-то комедийного неумеху-фокусника или «драгуна-д`Артаньяна» с огромным фаллосоимитатором … к ЧЕМУ весь этот «акробатический этюд» поручика в его погоне за «летающим шарфом» с нырянием в недра корабельной механики? Которая, кстати, настолько поразила воображение Никиты Сергеевича, что он не удержался от соблазна символизировать ею близость бунинских героев, что, согласитесь, уж совсем отдает откровенной пошлостью-почти паровозный поршень мечется на экране! А уж придуманное Михалковым самоубийство незнакомки и ныряние поручика в Волгу с крутого обрыва, это вообще из области мексиканских сериалов. К литературному наследию гениев нужно относиться бережно и «править» их нужно очень и очень осторожно-нельзя «ювелиру» из базарной часовой мастерской реставрировать шедевры Фаберже… загубит такой «ювелир» работу мастера, что и произошло с попыткой Михалкова «исправить Бунина».

Откровенно «выдал петуха» Никита Сергеевич и с революционным сумбуром в России. Совершенно понятна его неприязнь к Советской власти, но зачем же так откровенно и истерично «…табуретки ломать?» Мало того, что он погрешил против исторической истины-не топили в Крыму белых офицеров «баржами» (да и Бунин в своих дневниковых записях не упоминает об этом), но вот уж откровенно карикатурная подача образов Землячки и Бела Куна-это вообще «ни в какие ворота»… прямо не работа маститого некогда режиссера, а откровенная школьная самодеятельность самого низкого пошиба! Оставалось только, для полного «счастья», водку за обедом «люстрационной комиссии» заменить свеженацеженной кровью юнкера-фотографа и получился бы полнейший и пошлейший кич!!! Естественно, что не каждому дано выписать образы противной стороны, подобные генералу Хлудову или поручику Брусенцову, применительно к большевикам, но хоть как-то стремиться к этому нужно… зачем же зрителя, которого у Михалкова и так осталось откровенно мало, держать за откровенного дурака? Ведь Алов и Наумов или Дунский и Фрид наверняка не сочувствовали Белому движению, но они же сумели создать образы ЖИВЫХ людей, а не ходульных карикатурных ПЕРСОНАЖЕЙ, тесаных топором.

Кроме того, прямо-таки «резанул» откровенный плагиат, тем паче-совершенно не к месту… Естественно, что Сергей Михайлович Эйзенштейн и не думал «патентовать» свои гениальные приемы в кинематографе, но зачем же так откровенно КОПИРОВАТЬ великого Мастера? И если сцена с катящейся по лестнице детской коляской органично вплетена в сюжет «Броненосца Потемкина» и стала одним из лучших эпизодов фильма, то в «Солнечном ударе» она смотрится чужеродно и совершенно непонятно, ЧТО хотел сказать Михалков, копируя Эйзенштейна…

В заключение… У каждого Художника бывают творческие неудачи-это естественно. Но когда неудачи «идут косяком», тем паче, если они оплачиваются весьма кругленькими суммами не принадлежащими Художнику, то, наверное, нужно бы и задуматься-а не пора ли и на покой?

Оценка 3 из 10

В принципе, многое уже сказано в предыдущих отзывах, но свое видение все равно представить хочется.

Начну с того, что фильм не ощущается фильмом — зритель постепенно втягивается по ту сторону экрана, в исчезнувшую жизнь. Михалков в своем «Бесогоне» так и признался: «Сугубое внимание к деталям» — что ж, именно этот незаметный нюанс позволяет втянуться в спокойное и размеренное течение истории. А история эта стара, как мир: вспышка страсти между молодыми мужчиной и женщиной. Их имена нам даже не сообщают, но это отнюдь не выглядит упущением сценариста или странностью — просто добавляет фильму очарования.

А вообще сюжетная линия «Солнечного удара» построена таким образом, чтобы не фокусироваться вокруг кого-то конкретного. Да, разумеется, есть главный герой, есть его воспоминания, есть женщина — но все это показано с такого ракурса и с такой детальностью, что становится частью единой истории, а не очередным шоу по зомбоящику. Мы видим на экране не действо «человека А» в «ситуации Б», а два параллельных во времени отрезка истории собственной страны. И масса символов, прокладывающая мостик между тем, что было сто лет назад, и тем, что происходит сейчас.

Первый отрезок — светлый, в форме воспоминаний главного героя. Милый флирт, как способ скоротать долгое время путешествия, постепенно нарастающее притяжение между Мужчиной и Женщиной, финальная сцена охоты с музицированием на французском, и в итоге — «Солнечный удар». Символом этого отрезка становится колесный пароход, на борту которого происходит большая часть действий.

Второй отрезок — последние часы жизни главного героя после сдачи в плен большевикам. Растерянность, апатия, слабая надежда на то, что худшее уже позади. Символом этого отрезка становится «Железная леди» с прозвищем Землячка — нервная, мелочная, до зуда в пальцах ненавидящая своих врагов.

Эти два отрезка проходят перед нами параллельно, перемежая радость страхом, любовь ненавистью, игривость отвращением, красоту серостью, душевный порыв унынием. И главный «злодей», как выясняется в самом конце — тот самый щекастый церковный мальчишка со старославянским выговором, чей мир очень символично перевернулся и разрушился от осознания теории Дарвина о происхождении видов.

Еще одним малозаметным символом стал эпизод с фотокарточкой на витрине. Думаю, его вообще никто не заметил. Ну да, я говорю про замену благоообразного изображения на шутливое фото главного героя с его юным спутником. Женщина, увидевшая это фото, таращит глаза и крестится. Мелочь вроде бы, да? А на самом деле отсыл к бессмертному «Ревизору» (Явление I, обсуждение вопроса учительства):

Лука Лукич: «Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству».

Вот! Мелкая деталь с огромным и глубоким подтекстом.

Один символ Михалков добавил во второй отрезок, чтобы хоть как-то разбавить унылость: песня полковника в бараке, заканчивающаяся сверхдлинным выдохом — отсыл к «Утомленным солнцем», сцене прощания генерала с маленькой дочерью.

Впрочем, самым мощным, ярким и очень злободневным символом стал последний жест «Егория\Георгия» на пирсе: рефлекторно поднял руку, чтобы перекреститься, но вспомнил, кто он теперь — и лишь поглубже нахлобучил фуражку. Жест, в котором сочетаются беспомощность и разрыв с собственным прошлым. Послание нынешним украинским героям.

Вот благодаря этим и многим другим деталям и символам, мы видим не фильм, а жизнь обычных людей. И хотя эти люди к нам, вроде бы, никакого отношения и не имеют, благодаря «втягиванию» в эту жизнь зрители расстраиваются, когда видят, как эту жизнь обрывают. Кажется, что на этой печальной ноте можно и закончить повествование, но Михалков дает нам в последней сцене еще один, прощальный символ: пароход, уносящий в туман Женщину.

Этот символ заключается в том, что Женщина — источник жизни. Сколько бы мужчин не спалило в горниле войны, пока есть Женщина — есть будущее, пусть даже и окутанное туманом. Интересно отметить, что с этого ракурса Землячка как женщина не воспринимается совершенно.

Поэтому тут нечего и некого судить — ни режиссерскую работу, ни игру актеров, ни сценариста. Мы видим Жизнь, а Жизнь всегда многогранна и несовершенна. И наполнена символами, на которые мы не обращаем внимания.

В прошедший День народного Единства главный федеральный канал расщедрился, и показал новоявленный шедевр нашего гуру от кинематографа в вечерний прайм-тайм. И это при том что на широкий экран фильм вышел всего месяц назад! Случай беспрецедентный. Объяснение лежит на поверхности — Россия вновь оказалась на развилке. Куда идти? Каким путём?

Увы «Солнечный удар» не только не даёт ответов на эти вопросы (да и не должен), но и искажает реальные причины приведшие к краху Российскую империю.

Во всех интервью Никита Сергеевич упрямо заявляет что сценарий основан на двух произведениях Ивана Бунина — собственно «Солнечном ударе», и «Окаянных днях». И если в отношении «Солнечного удара» режиссёр был милостив, и сохранил основную канву рассказа, то от «Окаянных дней» в фильме (а автор обещает нам ещё, и как это модно сегодня мини — сериал, где обещает раскрыть некоторые детали подробнее) я ни нашёл ничего.

В 1993 году, когда страна переживала очередной смутный период в своей истории, мне как лучшему знатоку истории, и победителю олимпиад, учитель истории дал на неделю почитать и сделать выписки из только что вышедших в России «Окаянных дней». И они произвели ошеломляющее впечатление. Ибо давали описание революции с бытовой, обывательской точки зрения.

Увы, в фильме ничего кроме нескольких монологов в исполнении Авангарда Леонтьева, и бравых офицеров, от дневников Ивана Алексеевича не осталось. Тогда зачем постоянно указывать их как первоисточник?

К самому фильму у меня претензий нет, всё таки Михалков мастер, и ниже определённого уровня упасть себе не позволит. Яркие, сочные (даже чересчур) краски, грамотно подобраный реквизит (без особых ляпов, на первый взгляд). Только вот со штампами, самоповторами, и самоцитатами на мой взгляд вышел перебор. Постоянно ловишь себя на мысли — что где-то это ты уже видел. (Бедный Эйзенштейн рано умер — иначе мог подать в суд, за украденный эпизод с коляской). Да и вообще зачем было Потёмкинскую лестницу в Одессе выдавать за Севастополь? Наверное Михалков забыл, что маленькая ложь рождает большое недоверие.

Но это всё лирика. Главное разочарование — нет, ни актёры (хотя и они внесли свою лепту); а два вопроса — рефреном проходящие через весь фильм:

- Как все это случилось?
- Какую страну мы потеряли?

Ответом служит идиллически пасторальные воспоминания главного героя (рассказ «Солнечный удар»), и монолог на барже — из которого выясняется что во всём виноваты !!! — русские писатели 19 века.

Если бы всё было так просто. Россия после отмены крепостного права была не единственной страной в мире вставшей на путь модернизации, в исторической науке есть даже термин «догоняющая модернизация». Так вот, почти одновременно кроме России этот путь начали такие страны — как Япония, Германия, и даже США. Но там несмотря на все потрясения никто не винил писателей, и не уничтожал собственных сограждан миллионами. В чём же дело? На мой взгляд дело в том, что мы не умеем, и не любим слушать других. Лишь себя любимых. Когда Александру III произнёс «Конституция? Чтоб русский царь присягал каким-то скотам?», это и стало приговором стране. Ведь «скот» как выясняется тоже произошёл от обезьяны, а не от бога, а значит ничем от «ваш благородей» не отличается. Вот и наступил момент когда скот вырвался из стойла и растоптал стоящих на пути. Только они этого не поняли, те кто понял сбежали в Париж, Берлин, Стамбул, и прочие заграницы.

Так что вопросы поставлены, только ответов Михалков не даёт, или не хочет давать.

Ну а тем кто сам хочет докопаться до сути, советую пересмотреть «Служили два товарища», «Государственную границу» (фильм 1-й), и «Дни Турбиных» Владимира Басова, даром что сняты они во времена СССР. Настоящий шедевр он вне времени.

Увы, о «Солнечном ударе» этого не скажешь.

2 из 10

«Окаянные дни» И. А. Бунина — это дневник писателя, не лишенный художественности, еще размышления мелкопоместного дворянина с аристократическими замашками и будущего эмигранта, напуганного революцией, не понявшего ее пружин и своего окаянного народа… Есть яркие зарисовки, искренность восприятия событий и далеко не бесспорные суждения. Если бы их написал не нобелевский лауреат Бунин (явно переоцененный тогдашней европейской интеллектуальной элитой), то они канули в лету «без шума и пыли» и позабылись, как многие дневники менее известных людей того времени об этих «окаянных днях».

«Солнечный удар» — незатейливый, короткий рассказ о времени еще далеком до большой русской смуты. Бунин в обычной своей манере повествует о превратностях любви и далек в нем от предчувствия близости «окаянных дней», хотя рассказ был написан уже в эмиграции.

Поставить две такие разные вещи в один ряд и назвать великой литературой я бы не рискнул. А создать на их основе сценарий для киноповествования в едином духе и стиле, дело сложное и трудно реализуемое, что и подтвердил Н. Михалков своим новым фильмом «Солнечный удар».

От Бунина там ничего нет, только название рассказа, а его незамысловатый сюжет даже в бинокль не видно, не говоря уже про аромат бунинской прозы… Зато факты есть — это про баржи с белой гвардией. Было такое.

У Михалкова же есть слабость не только к красивым названиям: «Унесенные ветром» — «Утомленные солнцем», «Свой среди чужих, чужой среди своих», но еще и к самой кинокрасивости, которой он грешит последнее время… Техника и т. п. (в том числе и бюджет фильма) позволяют делать кинокрасивости. Но они никогда не станут органичными в кинопроизведениях о настоящем, а не о выдуманном мире. Наши окаянные дни это не аниме и даже не история любви на обреченном «Титанике»… Вообще, понятие и категория красивости к теме окаянных дней неприменима по определению, но «Солнечный удар» Н. Михалкова чересчур кинокрасив. И ссылка в нем на бунинские мотивы, тоже из разряда красивости, увы. Что ни говори, а русский бренд, как нынче говорят.

Окаянные дни той нашей истории — кровавая русская окрошка, которой Россия наелась до отрыжки, до блевотины; так наелась, что до сих пор не может прийти в себя.

Поэтому «смутная» Россия в фильме маститого режиссера с бунинским названием мне не понравилась… Короче надо, яснее и пронзительней… только без кинокрасивости. А в этой картине я увидел лишь миску до краев с «русской окрошкой» по рецепту Н. Михалкова… Но хлебать ее лично мне почему-то не хочется, наверное, где-то подобного уже наелся.

На мой взгляд, самые лучшие фильмы Н. Михалкова — это «Несколько дней из жизни Обломова» и «Пять вечеров». В их основе была, по-настоящему, большая литература и превосходные актерские ансамбли из артистов очень известных и не очень… У его нового фильма, по сути, нет ни первого, ни второго и свою же планку, из названных выше фильмов, он в очередной раз, по-моему, не преодолел, а жаль.

Темные, окаянные дни… Холодный ноябрь 1921 года… Потерянный, побитый революцией и гражданской войной человек ожидает своей участи. В голове проносятся картины прежнего счастья: Волга, лето, пароход… Как наваждение. И эти пара летних дней на Волге — эти-то самые дни и есть апофеоз далекой прежней жизни. А теперь всё то прошло, улетело, сгинуло дымкой голубого платка… и ничего не вернуть и не изменить. Царя убили, Бога отринули, женщин омужичили, все прежние идеалы в топку. И рядом честные, благородные, неглупые люди, которые от приступов совести страдают, что «своими руками… такую страну загубили». Никто конкретно не виноват, и непонятно, как это всё случилось и с чего всё началось. Тогда ли ещё, когда молодой блестящий поручик на пристани встретил мальчишку деревенского, который всё в недоумении спрашивал: неужели Бога нет и мы все от обезьяны? Тот мальчишка вырос и через 14 лет стал безжалостным красным комиссаром… Или может раньше? В какой именно момент всё покатилось под гору? А главное — зачем? В перевалочном пункте грустно, и холодно, и безнадежно. Одни пострадали за свои идеалы, другие от верности присяге, третьи может за семью или за дружбу, четвертые… а какая разница. Все оказались здесь, в этом странном месте, с цветным прошлым и темным будущим. Проигравшие, поруганные, лишние в своей стране.

В фильме много вопросов ставится. О поисках виноватого. О верности и чести. О последствиях революции, которую пришло время переосмыслить. О морали и нравственности. О том самом истинно-русском, которое мы никак найти не можем (или вспомнить…?). Это самое русское Бунин замечательно передавал, на мой взгляд. И Михалкову из режиссеров пока одному это удавалось. А тут — два в одном. И режиссёр и писатель так совпали, что мне даже страшно было в кинотеатр идти. А вдруг — опять провал? Вдруг пафос? Вдруг искусственность? Вдруг загубит тему революции? Не загубил. Не стыдно за Михалкова. Не стыдно в кои-то веки за наше кино. Молодец Никита Сергеевич. Сколько его ни костерят, а понимает человек, как надо… понимает.

Никаких почти спецэффектов, зато много режиссерских находок. Тут тебе и символы: коляска, платок, часы, листок из книги Дарвина, фотокарточка, крестик… и метафоры: пароход уплывающий, работа механизма как постельная сцена… И это чисто Бунинское погодно-аллегорическое: жара и солнце в воспоминаниях и серо-беспросветное небо настоящего. Актеры все как на подбор — от мальчишки-попутчика до доносчика-полковника отыграли характеры. У каждого в глазах — судьба. Единственная претензия к Виктории Соловьевой — мать она сыграла не очень убедительно. Впрочем, как только дети исчезли из кадра, исправилась.

Спасибо за сюжет, за красоту и за идеи.

9,5 из 10

Трудно не заметить, что словосочетанием «Солнечный удар» лучше всего описывается актуальное состояние самого Никиты Михалкова — провал сиквелов «Утомлённых солнцем», несомненно, оказался сокрушителен. И решение обратиться к прозе Ивана Бунина виделось резонным: наконец-то режиссёр вернётся к жанру, в котором он всегда был силён, и снимет настоящее кино. Действительность оказалась иной: оскароносец вновь затеял игру на чужом поле и снял эпик, больной всеми язвами других его опытов в этом жанре («Несколько дней из жизни И. И. Обломова», «Очи чёрные», «Цирюльник», «Предстояние», «Цитадель»).

Почему на чужом? Очень просто: у Михалкова напрочь отсутствует эпическое дыхание. Это не хорошо и не плохо, это медицинский факт. К тому же, Никита Сергеевич — приверженец системы Михаила Чехова, предполагавшего создание атмосферы внутри актёрского ансамбля. Большой стиль диктует иные законы: он про высокие страсти, про масштаб и многофигурье, ему не до тонкостей. Как выходит из положения Михалков? Оригинально, но беспомощно: выращивает эпос из детали. Придумывается живописная подробность, грузится шлакоблоками очевидных смыслов, а затем снимается крупняком. Такая стрекоза, увеличенная до размеров далеко не собаки, противна сама по себе, а Михалков только подкидывает полешек в костёр, гвоздя подобными метафорами бесперебойно. Пример: фильм начинается видом ввергнутой в разруху Одессы. Хлам и крошево, мостовая завалена листовками (кстати, почему ими, а не увековеченной Буниным лузгой?), а посреди содома разгуливает поникший павлин. Символ вычурен, содран из «Амаркорда», да ещё и открывает кино — казалось бы, вот он, порог безвкусицы, ан нет! За кадром гремит залп, камера на миг даёт залитый кровью документ, а потом возвращается к павлину — тот лежит, подстреленный, закатывает глаз. Хотите добавки? Вот вам парафраз эйзенштейновской коляски (невыносимость эпизода усугубляется тем, что голос за кадром считает ступени — их 89!), вот вам куриный бог на ниточке, вот вам урна с погонами, вот вам служка-дарвинист. Мелких находок у Михалкова тьма, а есть ещё магистральные, намечаемые уже не точечными ударами малярной кисти, но ковровой бомбардировкой. Это часы; это водная стихия (от Волги до глубокого серого моря, в котором качается баржа) и это — мотив истории как линзы, в которую может попасть человек (на героев постоянно смотрят через бинокль, а фотографирование породит отдельную сюжетную линию). Концептуален и цвет: тревожная часть про Гражданскую выполнена в серовато-голубоватых тонах, а идиллическая про пароход — в кислотно-тёплых, которые должны были вызывать тень Кустодиева, но приходят только реклама шоколада «Милка» да сериал «Участок».

Но и это ещё не всё! Михалков даже в лучшие годы не доверял догадливости своего зрителя, а уж здесь он и подавно не удержался от соблазна бросить кисть, пустить в кадр героя-резонёра и озвучить его устами основные идеи картины. А для совсем несмышлёных в патетический финал вклеивается титр, намекающий: всё, что вы увидели, вовсе не преданья старины глубокой, а актуальное, общественно значимое высказывание, которое надо срочно намотать на ус.

Вместе с тем, рудименты художественного мышления Михалков всё-таки сохраняет. В частности, он догадывается, что на зверином сурьёзе такие вещи говорить не стоит, потому пытается иронизировать. С иронией у оскароносца так же туго, как с эпичностью, вместо неё мэтр включает свой фирменый вульгарный юморок (из-за него в «12» возник гигантский лифчик, в «Обломове» — язык Басилашвили, в «Цирюльнике» — катающийся рояль и проч). В «Удар» вложено рекордное для НСМ количество острот: тут тебе и пукающий мальчик, и птичий помёт на погонах, и надсадное чихание в будуаре, и лезгинка на пристани, и звонарь-сладкоежка, и писатель Тригорин, принятый за Чехова, и каламбуры, взятые у Тэффи, и Адабашьян, загримированный под Эйнштейна, и Авангард Леонтьев, загримированный не то под Граучо Маркса, не то под самого Михалкова…

Постойте, а что же любовная история? Михалков утверждает, что постигал секрет бунинской прозы, неоднократно переписывая «Солнечный удар» от руки. О неожиданных эффектах таких предприятий в своё время поведал Борхес — надо думать, и он бы поразился тому, насколько мутировал текст под шкодливой рукой мастера. Камерная, лаконичная — и оттого пронзительная — вещь у Михалкова раскаталась в слабо опознаваемый блин. У Бунина, к примеру, опущена предыстория знакомства героев; отсюда и их безымянность, и случайность их встречи, и лёгкость дыхания. На экране же персонажей утомительно сводят — сначала посредством траченых молью штампов, высмеянных ещё в «Операции Ы» (он впервые увидел её — она плывёт в рапиде). Затем — при помощи идиотских анекдотов, включая погоню за шарфиком и разворот парохода. Увенчается всё уже почти пародийной случкой — я имею в виду постельную сцену, взятую из «Голого пистолета-2». После Лесли Нильсена монтировать секс с движением поршней на полном серьёзе может позволить себе только очень смелый человек. Сальная метафора вообще характерна для михалковского прочтения «Удара». Там, где у Бунина — слепая, безотчётная страсть, у НСМ — циничная и бесчувственная эротика. У Бунина «исступленно задохнулись в поцелуе», у Михалкова поручик стоит и, сжимая — ох уж эти фаллические символы! — саблю, смотрит, как раздевается его попутчица. У неё звенят серьги, звенят настойчиво, как дверные колокольчики в лавках, возникает ощущение тягостной неловкости, будто перед нами старшеклассник, склеивший тёлку и в последний миг чего-то застеснявшийся. Незнакомку же режиссёр оснащает пикаперскими ухватками: вопреки классику, она исчезает утром, пока поручик спит, а в качестве трофея умыкает пузырёк с одеколоном.

Перед уходом она шепчет программную фразу про солнечный удар — и это уже катастрофа, попытка проболтать то, что надо было воплотить средствами кино. В чём проблема? В том ли, что в михалковском эпике что ни страница — то зверь, то птица, и они постоянно загораживают героев? В том ли, что актёры вместо тонкой игры выдают тухлый капустник? В том ли, что Эдуард Артемьев в который раз заставляет ронять слёзы по прогрессивному композитору, променявшему свой талант на сочинение пышных скоров? В том ли, что фильм переполнен дурно нарисованными спецэффектами, тщетно имитирующими стеклянный эклер «Моей любви» Александра Петрова? Как это всё случилось? На каком этапе неплохой замысел превратился в очередное смехотворное чудище? И если терзания своего поручика Михалков удовлетворяет чётко (но не бесспорно) сформулированным ответом, то наш вопрос так и останется риторическим. Ясно пока одно: в отличие от шумно провалившихся «Утомлённых», «Удар» прокатывается под гробовое молчание пустых залов. Офицеры восстают из пучины морской напрасно — на них никто не пришёл смотреть. Тем же, кто всё-таки польстился на Михалкова, полагается бонус: финальные титры, в которых слово «ротмистр» набрано с опечаткой, а ВТБ указан раньше, чем господа актёры. Это, пожалуй, оставим без комментариев.

Картина, к которой Никита Михалков шел более 37 лет.

Я была очень напряжена, боялась, что картина не произведет на меня должного впечатления.

Но случилось то, что должно было случиться-шок.

Человек, знающий Бунина, знакомый с его творчеством, в данном случае с произведениями «Солнечный удар» и «Окаянные дни», отметит, что у него никогда не возникало мысли: «Хорошо бы кто-нибудь снял фильм по этой книге!».

Бунин-невероятно противоречивый писатель. Искренне любящий родину, он больше всего на свете ненавидит новоиспеченную советскую власть, считая большевиков чуть ли не приспешниками дьявола.

Вся бунинская желчь и ненависть по отношению к Советам, мрачные серые пейзажи, ощущение промозглости и холодного ожидания неизвестного, сочетаясь и балансируя с легкомысленной влюбленностью, игриво-детскими настроениями на пароходе, воздушно-солнечными пейзажами, образуют особенный «бунинско-михалковский» оксюморон, что и вызвало у меня ощущение приятного, ранее не испытываемого шока.

Многие скажут, что им не нравится композиционное построение фильма.

Если не нравится-не поняли оксюморон.

Лично мне понравились эмоции, оставшееся после фильма: такое ощущение, что кто-то из отечественных режиссеров хотел сказать подобное, но не знал, как именно это сделать. Спасибо Михалкову. Это было очень смело.

О чем?

Фильм — это режиссерское взывание к нашей национальной памяти, нашей исторической самоидентификации. Фильм о любви, страсти и причинно-следственных связях, как о человеческих, так и более масштабных.

Актерская игра превосходна, атмосфера захватывает и уносит в другую эпоху, декорации выполнены на высшем уровне. Отдельно стоит отметить детальную проработку каждого из второстепенных персонажей, от этого восприятие картины становится ярче, обретает душевную плотность.

Композиция фильма восточная, событийный ряд имеет не первостепенное значение, а созерцательный аспект преувеличен. Растянутые по меркам современного кино сцены позволяют сюжету дойти до сердца в нескольких ипостасях. Успеваешь, и насладиться видом и почувствовать атмосферу, уловить любовную линию, оценить исторический контекст, глубже понять героев, рассмотреть метафоры.

Что можно вынести:

Можно смело освежить взгляд на отечественную историю с ракурса православия и царизма, задуматься о том, как вопросы, поставленные в произведении, решаются сейчас. Истина, как говорится, посередине и с точкой зрения режиссера можно не соглашаться, но форма и способ подачи достойны уважения.

Итог:

Такие фильмы пробуждают национальное самосознание от иллюзорных ценностей успешно навязанных извне, поэтому, несмотря на садомазохизм русской души, любящей хлестать себя веником в бане, да облить грязью своих:

10 из 10

Всегда любила Михалкова. В своё время восхищалась» Рабой любви»,«Механическим пианино»,«Без свидетелей»,«Пятью вечерами»,' Ургой…»,' Сибирским цирюльником»,' Двенадцатью» Сожалею, но с «Предстояния» ушла по причине невозможности досидеть и нежелания досмотреть. На» Цитадель» пойти уже не захотела. А тут стали много говорить о его новом фильме и я не выдержала, подумав, что у каждого может быть неудача,- пошла. Честно просидела два часа. Действия никакого. Ни один герой не вызвал ни симпатии, ни сопереживания, ни даже улыбки. А ведь это, ой как важно! Поглядела по сторонам — смотрят. Ну, думаю, это я одна такая бестолковая. Вышла, погуляла по фойе, вернулась в слабой надежде, посмотрела ещё немножко — надежда окончательно рухнула. Почему-то жуткую тягомотину у нас принято стало называть» настоящим русским кино». Я, конечно, не режиссёр и не кинокритик, но, простите, я зритель и, когда иду в кинотеатр и плачу свои 200 р. (я из глубинки, в Москве, наверное, дороже?), я всё-таки хочу увидеть зрелище, чтобы его «зреть», удивляться, радоваться, скорбеть, плакать, а после просмотра долго-долго думать, осмысливать и переосмысливать. Ни того, ни другого, ни третьего не произошло со мной, к сожалению. Тронул только один эпизод с часами. Всё. Коляска, практически, эйзенштейновская — это уже перебор. Шарф я видела в «Рабе любви»,только он там был к месту. Резкий звук от падения тяжёлого предмета, да ещё неоднократный, наверное, для того, чтобы разбудить уснувших, был то ли в «Двенадцати»,то ли в «Родне»? В одной рецензии прочитала, что фильм состоит из символов. Ну и что? Важно, чтобы символы хотелось разгадывать, а мне почему-то не хотелось, и на себя вину за это брать я не настроена.