Рецензии

Место действия и краткое содержание фильма можно прочитать в отзывах выше, скажу лишь, что фильм действительно очень сильный. И сильный не нарочитой бытовухой, больной убогостью и грязной пошлостью (после которых хочется непременно помыться), — как это стало модно в последнее время у «культовых» режиссёров, а сильный эмоциями и чувствами, настоящими, не наигранными.

Вот это действительно Кино с большой буквы.

Очень длинный и скучный ролик о вреде абортов и пользе контрацептивов.
Да, мужики козлы. И некоторые врачи коррумпированы.
Радует, что сборы в России — что-то около 60 тыс. долларов.

Это — «перестроечное» кино, запоздавшее на 20 лет — как раз с того самого, 87-го года, с которым связаны, видимо, самые недобрые воспоминания тогдашнего юноши девятнадцати лет автора сценария, продюсера, режиссёра Кристиан (а?) Мунджиу.

Представляя каннскую расфуфыренную публику, в бриллиантах напрокат умильно ужасающуюся «грязному натурализму сексуальной несвободы и нищеты», ни на секунду не удивляюсь их щедрости на похвалы этому фильму.

Нам, с высоты опыта перестройки, не свойственно восторгаться.

80-е годы, Северная Румыния. Эпоха коммунистического режима великого Николае Чаушеску идет на убыль, в маленьком государстве изо дня в день нарастает бытовой и социальный кризис. Время, когда под гнетом культа личности своего президента, страна становится чуть ли не самой бедной в Европе. Именно этот период вдохновил режиссера Кристиана Мунджиу на создание большого проекта под названием «Сказки золотого века» — субъективной истории коммунизма в Румынии, рассказанной на материале городских легенд.

Как рассказал в одном из своих интервью режиссер, он попытается рассказать нам о внутренней борьбе, через которую проходили многие из очевидцев того времени, прежде чем сделать свой выбор. Идея оказалась настолько удачной, что первый же фильм из этой серии, при всем своем низком бюджете, взял в 2007 году на Каннском кинофестивале победную золотую пальмовую ветвь.

Отилия и Габицэ подружки-студентки, делят комнату в общежитии Технического университета. Бытовые трудности того нелегкого времени, вечная нехватка самого необходимого формируют их характеры, хоть и с самого начало не похожи: Отилия — сильная, волевая девушка, с прямым взглядом на жизнь, энергичная и не привыкшая отступать. Габице — прямая ей противоположность- нерешительный, инфантильный человек, по-детски наивный, не способный подумать о будущем, а, значит, не сумеющий выжить в жестком мире, вылепленным Чаушеску. Но именно ей пришлось испытать на себе груз не по-детски взрослых забот.

«4 месяца, 3 недели и 2 дня»- такого название данной картины — не просто хаотично разбросанные цифры. Это — срок беременности Габицы. В отчаянии они с подругой принимают жесткие меры — сделать аборт, ибо ребенок бедной студентке вовсе ни к чему. Прекрасно осознавая, что данная операция уголовно наказуема, девушки, а, точнее, одна Отлия, идут на огромный риск, жертвуя своим здоровьем, спокойствием, своей честью ради исправления оплошности, допущенной во время одной неосторожной ночи любви.

Одно из главных достоинств фильма- его реальность, граничащая с разумом. Нет никаких прямых до безобразия откровенных сцен, ни тошнотворных медицинских эпизодов- но есть намеки. Они только приоткрывают завесу всего кошмара аборта или предшествующего ему добровольного изнасилования. Благодоря прекрасной операторской работе никуда не уходит эффект присутствия, картина на диво берет за душу своей доверительностью. Тонкая психологичная игра Анамарии Маринки (Отилия) и Лауры Василиу (Габицэ) вырисовывает нам великую историю о горячем чувстве и холодном бесчувствии, порожденном и обстоятельствами, и человеческой слабостью.

Изменилось ли что-нибудь сегодня? Только аборты стали доступнее, только больше стало дозволенности, только люди стали относится к своей жизни на удивление беспечно, не задумываясь о последствиях. Все это- продолжение той бесконечной истории, которую начал Кристиан Мунджиу, а будет ли у нее продолжение- зависит от нас самих.

8 из 10

Социалистическая Республика Румыния, 1987-й год. Эту надпись мы видим в самом начале фильма. По ходу действа, порой немного отвлекаешься от напряжения, которое режиссер умело поддерживает на протяжении более полутора часов, чтобы невольно поймать себя на мысли, что их 1987 год — это наш 2007 ! А ведь прошло 20 лет! А ведь Румыния тоже была социалистической! А ведь она не так далеко находится от нас! Как же так получается? Но фильм не об этом, это внешнее, а фильм — о внутреннем.

Я не буду вдаваться в сюжет, он прост, не буду рассказывать о том, как режиссер минимальными средствами, добивается максимального эффекта…

Расскажу лучше о том, о чем здесь еще не писали. Есть дополнительная сцена, не вошедшая в фильм. Встреча Габиты с отцом. В общем-то просто сцена снятая в стилистике фильма. Должна была войти в фильм, но в конце решили, что она лишняя. Чтобы не перегружать и не удлинять и без того достаточно длинный фильм (на самом деле, можно было бы подсократить некоторые моменты).

В целом, фильм оставляет немного гнетущее ощущение, меня, как мужчину, заставляет задуматься о более систематическом использовании контрацептивов, не смотря на то, что девушка — постоянная (ведь никому не хочется подвергать любимого человека такому). Вероятно у женской половины человечества, просмотр этой картины оставляет немного иные мысли, не знаю, они лучше сами вам об этом расскажут. .. когда немного отойдут от увиденного.

8 из 10

Фильм «4 месяца, 3 недели и 2 дня» - главная сенсация в европейском кинематографе 2007 года. Шутка ли, низкобюджетный румынский фильм завоевал главную награду самого престижного, Каннского, фестиваля в мире и еще целое множество других наград, в том числе и премии французской Киноакадемии.

Фильм Кристиана Мунджиу погружает нас в атмосферу социалистической Румынии времен диктатуры Николау Чаушеску. Надо сказать, атмосфера передана очень реалистично. Кто же, как не зрители из стран бывшего соцлагеря могут оценить этот факт. Типичные здания, товарный дефицит, подпольная продажа западных товаров, невежливость персонала, одинаковые автомобили, тотальный паспортный контроль во всех учреждениях, серость и уныние во всем окружающем.

Первая сцена показывает типичную комнату типичного общежития. В комнате две девушки, делающие какие-то нехитрые приготовления к одной болезненной и запрещенной процедуре. Сразу обращает на себя внимание оператора Олега Муту. Камера, как только оказывается в помещении. фиксируется в одной точке, и не покидает ее к концу сцены. Она практически неподвижна, только еле заметная легкая дрожь добавляет напряжения даже самым заурядным бытовым сценам. Прием не нов, но здесь он делает зрителя практически соучастником происходящего на экране. Работа Олега Муту, напомнила работу Харриса Савидеса, оператора другого нашумевшего лауреата Каннского фестиваля, фильма «Слон».

Две подруги – Отилия и Габицэ. Отилия – взрослая не по годам, дельная и энергичная, знающая, где и что можно достать и как с кем можно договорится. Габицэ – инфантильная, неуверенная в себе, абсолютно не инициативная, но уже обремененная не детскими проблемами. Габицэ беременная и собирается сделать аборт. Аборт, вещь в те года, нелегальная и очень опасная. Ведь, сделанный в несанитарных условиях без докторского присмотра, может принести больше проблем, нежели избавить от них.

И поможет им в этом бесчестный санитар из клиники по имени Бебе. Он бессердечный, и алчный, заработавший своей деятельностью, по тогдашним законам, как минимум высшую меру наказания.

Только, надо сказать, режиссер никоим образом не удается в ненужное морализаторство. Ведь, решение девочки сделать аборт в такой грязный способ всего лишь реакция на общество, в котором ей приходиться жить. Тоталитарный контроль со стороны власти, недоступность средств контрацепции, и от этого еще более сильное желание быть взрослой. И как результат: еще один эмбрион может оказаться в мусоропроводе высотной многоэтажки.

Хотелось бы отметить актеров, исполнивших главные роли. Анамария Маринка в роли Отилии – хорошо и ярко исполненная сложная роль. Лаура Василиу – роль Габицэ, серой и незаметной, скрывающего за своей детскостью и наивностью расчетливый ум. Бебе в исполнении Влада Иванова – герой того времени, серый и незаметный снаружи, но циничный и расчетливый внутри.

Все главные персонажи картины типичны для подобного рода общества. Неординарная и предприимчивая Отилия, запуганная и непрактичная Отилия, черствый и циничный Бебе – дети своего времени, когда все, что запрещено все равно подпольно делается, за тем одним отличием, что еще предоставляется возможность заработка подонкам вроде Бебе и, потенциально не одна поломанная обстоятельствами судьба.

Фильм тяжелый к просмотру, но не своим сюжетом или характером персонажей, а той гнетущей атмосферой тоталитарного общества, которая чувствуется во всем. Но одновременно именно этим он и подкупает, ты погружаешься все глубже и глубже в то повсюду царящее уныние и серость.

Фестивальное кино. Вполне заслуженный успех.

Безотчетный страх и неослабевающее волнение будет преследовать зрителя весь фильм, ибо даже совершенно безопасные ситуации здесь оборачиваются настоящим повседневным ужасом, от которого временами хочется выть и лезть на стену. Нам предлагается нечто похожее на симулятор жизни на фоне обшарпанного, серого бэкграунда и тесных советских интерьеров, так что создается ощущение полного присутствия, в результате чего мы успешно погружаемся в фильм, не замечая, как приближается время финальных титров.

Депрессия, бедность, грязь и мокрый снег действуют весьма угнетающе, добавляя картине щедрую долю атмосферности.

Но у главной героини Отилии есть более важные дела, нежели пустые размышления на тему общей несостоятельности мира и налаживания внутригосударственной обстановки. Сегодня ей нужно проводить белую от ужаса подружку Габицу.

Все, разумеется, пойдет не так, как запланировано, начиная с того, что вынесено в название фильма. От эпизода к эпизоду реализм все больше оборачивается экзистенциализмом, а камера Олега Муту, в начале равнодушно-статичная, скоро замечется в разные стороны, подобно вырывающемуся на волю дикому зверю. Вскоре из-за внешней неспешности повествования постепенно начнет проглядывать затаившаяся в финале угроза, смутно угадываемая по раскиданным намекам режиссера, заставляющая зрителя с каждой минутой все глубже увязать в парализующем кошмаре, так что опостылевший социалистический быт покажется не более чем непристойным буржуазным развратом.

Страдание является внутренним условием жизни, равно как и его противоположность, и это никак не связано с государственной политикой, доказательство чего мы и видим на экране. Героини потому и страдают, что являют собой образ нормальных людей. Мунджиу умело балансирует на грани неопределенности, легко переключаясь с одного стиля на другой, неожиданно превращая финал в некое подобие триллера, когда Отилия мечется по темным задворкам города с секретом в сумке.

К сожалению, этот фильм выпущен в московский прокат всего двумя (!) копиями, так что посмотреть его удастся далеко не всем. А жаль. Это образец реалистичного психологического кино, снятого как бы в режиме реального времени.

Режиссер не использует никаких спецэффектов, никаких ухищрений и особых приемов, он просто бесстрастно, документально и отстраненно фиксирует историю аборта, аборта, считавшегося преступлением в Румынии 80-х годов, и рассказывает это так, что зритель не может оторваться, что эмоциональное напряжение начинает захлестывать и к концу картины кажется, что ты уже там, внутри этого фильма, проживаешь эту драму вместе с героями.

В фильме нет громких событий и конфликтов, есть обыденный кошмар, поглощающий всех. И это передано бесподобно. Конечно, фильм для одноразового просмотра, так как смотреть по второму разу будет неинтересно, ибо накал уже будет не тот. Но это не отменяет высокой художественной ценности фильма и его огромного эмоционального воздействия.

9 из 10

Как известно, друзья познаются в беде. Поговорка есть такая. Правда, можно не дожидаться неприятностей и самим организовать тестирование личностей, прибегнув, по совету Владимира Семёновича Высоцкого, к совместному участию в каком-нибудь (не обязательно альпинизм) экстремальном занятии.

С двумя подругами по студенческому общежитию, Отиллией и Габитой, кажется, случилось и то, и это. Беда – это нежелательная, оказавшаяся запущенной сверх всякой меры, беременность Габиты, а экстрим – это проведение организованного совместными усилиями подпольного аборта.

В современной Европе, такого вообще не должно было случиться. Контрацепция избавила бы от первого, а цивилизованное законодательство - от второго. Однако ж в Румынии эпохи Чаушеску, когда за аборт дают от трех до десяти лет тюрьмы, прерывание беременности сродни экстремальному виду спорта, когда неизвестно как повезёт и куда вывезет.

Вряд ли Габита слышала что-нибудь о Высоцком, да и не собиралась она испытывать свою подругу на прочность, просто, знаете, есть такая категория людей, которые любят паразитировать на хороших отношениях с товарищами, эксплуатировать дружбу в своих личных интересах, организуя для себя дорогу с односторонним движением. Габита как раз субъект такого рода.

А что Отиллия? Из той категории людей, что ввязываются в дело, не представляя себе, чего это будет стоить и какой ценой достанется, оказываясь перед жёстким выбором, когда выбора уже нет, а отступать некуда. И что тому виной: беспечность девушек или кондовый социализм с нечеловеческим лицом?

Кристиан Мунджу, по всему видно, отдаёт первенство человеческому фактору. Персонажи его фильма сжились с системой, адаптировались к специфическим отношениям, когда пачка импортных сигарет помогает решать сложные проблемы, когда за всем глаз да глаз и тотальный надзор. Они успешно преодолевают бытовые трудности, знают, как достать, у кого можно взять, к кому можно подъехать и как подвалить. Кризис обнажает их личность.

Отиллия, в горячке и суете не сразу понимает, что к чему. Габита некоторое время выглядит полной дурой со своими «я думала», «я слышала», «мне сказали», пока за этими недоумениями не проступает спокойный и выверенный расчет лицемерного циника, эксплуатирующего доверие своей подруги.

Отиллия шокирована холодным равнодушием подруги к процессу и его последствиям, но настоящий ужас у неё вызывает мысль о том, что на месте Габиты завтра может оказаться она. Да, да: «Если завтра залёт, если завтра аборт – будь к аборту такому готов!» Отсюда следует выговор и выяснение отношений со своим беззаботным другом, обнаруживающим не то растерянность, не то здоровый инфантилизм.

Картинка вырисовывается такая: они были знакомы, но мало друг друга знали. Случай открыл им глаза, но это не значит, что у них есть шанс исправиться. У кого-то есть, у кого-то нет, а кто-то и вовсе не собирается. Всё ведь вышло. И надо забыть. Суть в том, что все здесь заботятся о себе, и никто при этом не задумывается о том, что выброшенный в мусоропровод плод – суть плод их жизни, случайной, бессмысленной и бесцельной.

Лишь только раз рукодел от медицины произносит слово «убийство», которое не останавливает никого из трёх участников этого процесса. Одержимость женщин, помноженные на азарт и предприимчивость мужика, согласного участвовать в мокром деле за натуральную оплату телом своих клиенток – делайте выводы.

Кино из серии «О времена, о нравы!» Обычное европейское кино, в Америке подобные работы часто проходят по линии независимого кинематографа, обнажающего и шокирующего, открывающего лицо и вскрывающего подноготную. Это нормально: плеснуть с экрана немного едкого калия, заставить зрителя зажмуриться и вспомнить о разных там «общечеловеческих ценностях», существующих независимо от политического строя.

У Кристиана Мунджу так и вышло. Добавьте к этому умение режиссёра нагнетать напряжение и регулировать темп действия, замедляя и даже растягивая события, концентрируя внимание и обостряя зрительские рефлексы, а также обученность оператора напрягать изображение дрожью от трясущейся камеры – вот вам и доморощенный представитель жанра.

Европа это заметила и оценила. Для Румынии, лишь с января 2007 года ставшей членом Евросоюза Каннская золотая пальмовая ветвь, которой удостоился этот фильм, стала знаковым событием: теперь румынские кинематографисты могут гордо сказать: «Нас приняли!»

С 1966 по 1989 год в Румынии, во времена коммунистического режима Чаушеску, были запрещены аборты, что привело к резкому росту рождаемости. Так демографическую проблему решают недальновидные политики. Дальновидным же изначально понятно, что у любого решения – две стороны. К концу эпохи от подпольных абортов в стране умерло более полумиллиона женщин. Когда легализация абортов вступила в силу, в первый год нового режима было сделано почти миллион подобных операций – больше, чем в других странах Европы. Борьба за жизнь равносильна самой смерти.

Спустя пять лет после дебютного «Запада» Кристиан Мунджиу выпустил фильм, удостоившийся в 2007 году Золотой пальмовой ветви. Реалистичная, размеренная, тяжёлая история, на самом деле, о самопожертвовании: студентка Отилия прыгает в ад с головой, чтобы помочь своей подруге Габицэ избавиться от нежеланного плода.

Показательно то, как один поступок меняет мироощущение обеих девушек. Режиссёр очень верно расставляет акценты и усиливает драматизм ситуации на бытовом, легко считываемом уровне. Ему не нужно вытаскивать из загашника дополнительные инструменты воздействия на зрителя помимо используемых: никаких сопливых истерик, никакой эмоциональной манипуляции. Крайне простая схема развития событий, хронологически погружающая героинь из серой обыденности в чёрную пропасть бессознательного ужаса.

Мунджиу обладает особой проницательностью к деталям, подчёркивающим неизбежность этого погружения. Есть «до», есть «во время» и есть «после». «До» как изворотливый труд Отилии организовать предстоящее преступление: ложь и беготня, снова беготня и постоянная ложь для одних, вторых, третьих, лишь бы Габицэ ничего не помешало достичь цели. «Во время» как непомерная цена за приложенные усилия и скорый результат: тело становится инструментом расплаты, честь и достоинство больше не играют роли, пути назад нет. «После» как чёрная пелена разрушения, ведущая на самое дно: ни та, ни другая уже не будут прежними, а их отношения с собой, окружающими и целым миром навечно обретут разлом, в проёме которого ни одна истина не окажется верной.

Напряжение достигается порой самыми неявными методами. Чего стоит сцена семейного застолья: помимо разговоров о нелёгкой жизни в целом и судьбе детей в частности, из уст вкушающих доносятся слова о еде – тошнотворная и воспринимаемая на ассоциативном уровне параллель с зародышем. Еда и сигареты здесь в принципе проходят «красной линией» через сюжет, усиливая эффект сопричастности с «лишним» содержимым материнского чрева. Мясная нарезка в последней сцене припечатывает сознание, как гвоздём в столб; постоянный поиск пачки «Кента» и последующее курение – нарративная структура пускания сгорающего яда в реальность отчаявшихся румынок. Мунджиу заставляет чужое воображение работать, подкидывая те или иные синонимичные образы, и на чувственном уровне это функционирует не хуже, чем внезапная иллюстрация того, кого «не выбрасывать, похоронить».

Не менее выразительно пространство. Метания Отилии в утробе общежития и города порождают особое чувство тревоги: ты будто вышагиваешь вместе с ней, отстранённо сопровождая и постепенно так же внезапно угасая среди асфальтовых луж, тёмных отелей, продолговатых коридоров, пока всё не погрузится во тьму, где путешествие продлится до тех пор, пока не иссякнет душа. Визуально локации столь напоминают Россию, что разум играючи подставляет одно под другое, но даже если б фильм снимался в постсоветских реалиях какой-нибудь нашей глубинки, это было бы уже совсем другое кино. Есть в румынском колорите разрухи нечто самодостаточное, вероятно, унаследованное с падшим режимом и говорящее на собственном диалекте.

«4 месяца, 3 недели и 2 дня» – пример крайне удачной, великолепно сложенной европейской драмы, по праву заслужившей свои награды и почести. Кристиан Мунджиу мастерски справился с задачей, не уйдя в морализаторство или излишнюю патетику трагичности, ровным слоем раскатав весьма крепкую и жёсткую историю по полотну хронометража так, чтобы сложилось настоящее, серьёзное кино. И временами оно действительно бьёт по живому – даже тех, кто бесконечно далёк от освещаемой темы. Здесь всё органично и действенно: от длины планов и их совместимости до внутреннего наполнения кадра. Всё правильно и чётко. Всё на своём месте.

9 из 10

Иногда важнейшее из искусств пополняется фильмами, способными изломать психологически, прожевать и выплюнуть человеческую душу на пол. Причем им необязательно быть военными, например. «4 месяца, 3 недели и 2 дня» — именно такой пример. Откровение румынского кинематографа — если не величайший на данный момент продукт румынского кинематографа — способно напугать сильнее самого лютого хоррора и довести до изнеможения, эмоционального упадка без единого разорванного тела в кадре. Да, вроде это пресловуто тебя не коснется, ведь совершать аборты никто теперь не запрещает в наваленном либеральными законами государстве. Вроде и если голова есть, то горькую судьбу Отилии и ее залетевшей (а тут более точного слова не найти) подруги Гэбицы не повторишь. Но как давит этот долгий путь несчастных девушек длиной всего лишь в один день… Студентки переносят худшее в гоморрическом котле некогда крепкой державы в стремлении убить нерожденного ребенка, а уголовный кодекс, глухая тишина и бесконтрастная Румыния изнасилуют их своеобразным триптихом огня, воды и медных труб, а затем навсегда останутся с ними — память, как же ты ядовита…

Пусть в целом фильм не о пакостности коммунизма в истории, эпоха Чаушеску за год до падения в первую очередь красноречиво выражена камерой. С первых минут двух подруг окружает тесная, как муравейник, общага, обшарканные стены и корпуса кроватей, непроглядные коридоры. Вместе с Отилией камера выбегает на улицы Бухареста, полного гиперболического уныния. Она ходит по геометрически омерзительным прямоугольным районам и видит вокруг не скрываемую мартом серость — и весна здесь «Достоевская». Она еще не знает, что скоро диктатору и его жене пустят по пригоршне пуль, страна станет свободной от антиутопической действительности. Но пока властвуют уродские законы, мешающие жить, и поэтому третьего дня пятого месяца не должно наступить — не должно родиться завтрашнего коммуниста и обузы, а вместе с ним не должна проходить молодость, когда есть еще шанс стать человеком. Отилия бегает по делам Гэбицы в этой смрадной духоте, но даже, прячась от улиц, девушка непонимающе слушает о безденежье персонала посреди пустых огромных залов и задыхается. И, кажется, с пачкой сигарет действительно все не так уж плохо — но и ту попробуй найди в чуме дефицита! Находится и становится каким-то клочком надежды, который позже очень легко теряется в приемной отеля.

Как жестоко и несправедливо то, что искомым лучом счастья становится человек, нанятый убить. Сама жизнь иронизирует с этим: только у господина Бебе здесь цветная машина, пусть красный цвет ее поблек, словно марксистский рай. Значит, только подпольный хирург может провести в мир красок, разве нет? А природа его тоже похабна, нигде не остается людей, всюду сутуло шляется осатаневшая гниль. Никто не говорил, что жизнь полна морали, справедливости. Они потерялись в мире, где только и разговоры о талонах на сахар, оставшись только на страницах сочинений Платона. Так что писать их заново придется собственноручно. Ноша свалилась на Отилию, и даже, черт бы с ним, с новым знакомым, кому «Коммунизм — это право каждого на чужое» стал лозунгом и кто мог 'договориться' с одной Гэбицей, пользуется тем, что секуритате не имеет оруэлльских телекранов. Когда вся затея болтается на волоске от тюрьмы или трагедии, захарканная душа переживет всякое и пойдет на подвиг товарища. Сидеть в ванной и смывать позор, украсть нож доктора из-за какого-то страха, возможность убить и выхлестнуть подавленное состояние — все должно быть отпущено во имя недалекой подружки.

Отилия может отказаться в любой момент. Может не выполнять поручения Гэбицы, может посвятить себе время, однако на другой чаше весов - жертвоприношение собою. И понятно, что после приготовлений самый тяжелый акт дня только начнется. Отилии надо уйти на день рождения к матери своего молодого человека, опять проходя через увенчанную дворцом парламента больную столицу. Возможно ли оставить Гэбицу одну? Той ведь нечего переживать — потерпеть немного физически и спи спокойно. Тяжкий осадок остался с соседкой по общежитию, поскольку, кажется, ей одной не плевать на происходящее. Блаженный, потупленный вид подруги неизменно курсировал перед камерой, а Отилия сгорала от сдерживаемой внутри неопределенности. Оператор Олег Муту невероятно точно подчеркнул поведение обеих девушек, не оттягивая объектив от долгих эпизодов. Однако привинчен тот был, словно на болты, к Отилии. Феномен актрисы Анамарии Маринки раскрывается именно таким образом: она — в центре внимания, ее лицо без каких-либо склеек показано между мизансценами, порой по несколько минут. Характерно, что Гэбица зачастую попросту исчезает на фоне первой, ее дрожащий голосок слышен по ту сторону кадра. Самому режиссеру Кристиану Мунджиу неинтересно поведение этой залетевшей дурехи. Он продолжит гнаться по вечереющему городу, по мрачным подворотням, где звон упавшей пивной бутылки развеет тишь, в общественном транспорте за блондинкой и будет обозревать практически состояние грогги той. Он хочет знать, отправится ли Отилия на праздник, пережив шок, дабы расположиться в центре внимания камеры, пока сидящие рядом будут пить шампанское и обсуждать, почему же режим Чаушеску не так плох. Любому может показаться историческая несуразность их рассуждений, только кто их будет слушать?

Вот что такое настоящая безысходность. С самого начала, попадая в мир гиблого социалистического уголка, наступает затягивающее ощущение погруженности для зрителя. А ближе к концу он, проникшийся простой судьбой одних из сотен тысяч студенток, уже всецело сопряжен с Отилией. Та изнывает от неизвестности. Вдруг Гэбица не перенесет процедуры аборта, истерически откажется в страхе совать в себя инородные трубки? А как вообще потом уходить от закона? А вдруг ее ждет то же самое — бойфренд-то оказался настойчив в постели… И хоть что-то должно у нее получиться. Она не может проиграть, это будет концом. Лучше работа по распределению в деревне, чем тюрьма. И живая здоровая подруга лучше, чем мертвая или сумасшедшая. Да и если ничего не получится, то зачем что-то делать? Раз не способна современная Жанна д`Арк пожертвовать собой во спасение, то на что она способна вообще? Как жить дальше в такой стране? Отилии самой сложно не сойти с ума или не сломаться в бездне всплывающих вопросов, когда весь мир вызвал ее на бой. И какой выбор сделает Отилия, такова и будет судьба будущего. Либо люди будут фальшивы, как господин Бебе с его удостоверением, либо они не будут согласны на преступление от наказания. В любом случае, психологически будет нелегко. Вот и вы попробуйте, наученные «Списком Шиндлера», выдержать запредельную тяжесть сей острой социальной драмы, лауреата Канн 2007 года. Может, получится и не осядет колом внутри, но наверняка сделает множество бытовых проблем отбросами.

9 из 10.