Рецензии

Этот фильм часто сравнивают с «Космической одиссеей 2001» (1968), и на то есть причины. Обе ленты посвящены проблемам космологии и в обеих есть, над чем задуматься. А вышли они с промежутком в четыре года. Но хотя имя Тарковского многим внушает уважение, надо признать, что у «Соляриса» хватает как достоинств, так и промахов.

Актёрский состав впечатляет и радует присутствием Николая Гринько. Чувствуется стремление показать, что в будущем у многих людей будут превосходные внешние данные, вот только само будущее выглядит более чем сомнительным даже с учётом того, что фильм вышел в 1972 году. Авторский стиль, конечно, имеет право на существование, но переходы из цветного изображения в чёрно-белое – это явно не то, что требовалось этому фильму. Искреннюю усмешку вызывают чёрно-белые и даже немые видеозаписи в мире, где космические полёты становятся почти обыденностью. Нельзя не сказать пару слов о долгой видеозаписи из салона автомобиля. Съёмки проходили в Японии, поэтому понятно желание режиссёра показать хоть что-то из другой страны. Но выдать Токио за город будущего при всём желании получается плохо во многом из-за того же странного и неуместного монохромного фильтра. По мнению постановщика будущее выглядит настолько депрессивным? Это демотивирует, знаете ли.

Именно постановка является слабой частью «Соляриса». Во многих важных моментах режиссёру не получается передать верное настроение. Например, есть сцена, в которой два персонажа расхаживают с серьёзными лицами, но зритель трясётся от смеха, поскольку один из них почему-то без штанов. Видеопослание Гибаряна по идее должно пугать, но вместо этого зритель едва ли не дремлет, поскольку атмосфера совсем не располагает к тому, чтобы чего-то бояться. Тот же промах и с финалом, который сопровождает очень неподходящая напрягающая музыка. Если задумкой был именно страх, то и действия персонажей следовало показать более устрашающими. С музыкой у фильма вообще беда: очень часто она настолько тягостная, что хочется выключить звук.

В то же время фильм наполнен интересными диалогами, особенно под конец, и в них чувствуется цитирование сильного первоисточника. Многие сцены с Натальей Бондарчук затрагивают глубинные струны души, и надо сказать, что океан Соляриса и момент с невесомостью выглядят для своего явно невысокого бюджета вполне удачно. Если уж говорить на чистоту, то беда «Соляриса» именно в том, что его снимали в Советском Союзе, где опыта в создании подобных лент было крайне мало. Это грустно, но расщедриться на некоторые поблажки можно.

За в принципе неплохую актёрскую игру и некоторые меткие фразы ставлю:

6 из 10

Всё чаще попадая под действие сил океана Солярис, стал прислушиваться другого измерения – сна и совести. Понятно, для этого не нужно лететь в космос, достаточно начальных кадров Тарковского, а для полноты включить аудиокнигу Лема и Баха.

И, несмотря на разум, логику и страх, не понимаю: для чего нужно воздействовать на океан Разума какими-то лучами? не понимаю, почему учёный-психолог бежит от своей девушки Лены? Океан отражения действительности дает уникальную глубину восприятия, вероятность добрать упущенное, заново пережить, поговорить, переосмыслить…

Вот если бы иметь возможность упасть на колени перед отцом, обнять и не обидеть любимую девушку, пусть это будет во сне, пусть всё будет из нейтрино, главное будет. Или и меня ждёт тоже одно странное поведение, и стыд? или может прощение там, где природа Земли, отчий дом, дети? Умозрительно через экран, соприкасаясь с океаном личных переживаний, каждый домысливает глубину своих воспоминаний, своего жизненного пути.

Но на фоне самоуничтожения, вобрав даже в себя некоторую ностальгию, человеческая нейронная сеть, увы, не работает, как некая однородная масса жидкости. Так зачем Солярис делает с рефлексирующим зрителем то, что делает? для чего этот огромный хронометраж, это божественное колыхание водорослей и переменяющаяся на стене живопись Брейгеля? Картина давно закончена, её участники в другом мире, а квинтессенция океана живёт.

«Стыд» – вот что спасет человечество», - заявляет Крис. Превосходство духовности над наукой будет частой темой в фильмах Тарковского вплоть до «Жертвоприношения». У этой концепции есть и будут противники. Например, Фредерик Джеймисон, писавший о «Солярисе» следующее: «Камера выслеживает мгновения, когда стихии говорят, и открывает истину мхов». Прав, или не прав американский философ, ставивший в укор Тарковскому идеализацию мира без технологий и, что мистический, сакральный взгляд режиссера на природу – всего лишь идеология, мы не знаем. То, что научно-технический прогресс затронул и духовную жизнь человека будут говорить и Писатель, и Доменико, и Александр.

В своих поздних заметках Тарковский называл себя не кинематографистом, а поэтом и писал письма отцу с напоминанием о том что он останется советским художников плоть от плоти. Тарковскому присуща универсальность и в то же время универсальный колорит. Теоретики кино, в 1920-ые годы давшие поэтическому кино определение чистого кино, которое запечатляет самом время, сами того не зная, писали и о Тарковском. Чем сильнее детские воспоминания, тем мощнее творческая потенция. С чувством стыда и раскаяния режиссер вспоминает о матери, когда не приходит вовремя. Хотя бы в своем искусстве он останавливает, даже переводит стрелку часов назад.

Дробление жизни на застывшие мгновения-вот та цель, которую достиг Тарковский в «Солярисе».Земля – частый спутник в его фильмах, будь то глина из фильма «Андрей Рублев», из которой отливают колокол, или что-то иное, но в большинстве своих работ земля у режиссера ассоциируется с домом и воспоминаниями. «Я не люблю новшеств», - говорит отец Криса. Это тоже ассоциация с ностальгическими переживаниями режиссера: дома в его картинах носят символический, даже ритуальный характер, суть которого в Солярисе мы понимаем в самом конце с протекающей крышей после возвращения Криса назад. Одно очевидно, что возвращение домой будь-то в «Зеркале» или «Солярисе» объединяет раскаяние.

Немаловажный политический аспект, окружавший картину в те годы: слова Хуциева о «Зеркале» о необходимости перехода от тяжелой тональности Пастернака к понятному Пушкину применимы и к Солярису, хотя Зеркало принято считать более личным и, конечно, куда более сложным полотном. Тоска об утерянном детском рае и прощение, вот что их объединяет. При всей своей серьезности и как поговаривают заносчивости Тарковский тонко высмеивает в Солярисе систему, в которой ему приходиться творить:вспомним хотя бы допрос Бертона (параллель можно провести с отчитыванием режиссера на каком-нибудь художественном заседании). Для начальства, да и многих зрителей Солярис представляется этаким: Это все? Но мы ничего не поняли, почему вы снимали одни облака?

Из за неумения читать между строк Солярис даже для некоторых современных зрителей остается псевдоинтеллектуальным выхлопом. Мы чрезвычайно одинокие создания, которым ежедневно приходиться наполнять мифологиями пустые сосуды бытия. Свой рай Тарковский построил на картинах Брейгеля и музыке Баха, отодвигая в сторону всю приземленность, о которых говорит ученый от трупе Гибаряна, червях и возможности познания мира только через науку. Эхо маршей нацистской Германии - все то, что было и есть и будет слышаться вернувшимися на Землю. Солярис - это манифест Тарковского об общечеловеческом прощении.