Рецензии

О чем этот фильм?

О прошлом

Приятно верить, что ты жил когда-то раньше. Вероятно, был кем-то выдающимся, например, испанским конкистадором при великой королеве, обещанной тебе в жены самой судьбой. Тем странником, что бесстрашно бросился в южноамериканские джунгли за источником вечной жизни. Тем человеком, покинувшим родину, убившим друзей, потерявшим себя ради идеи. Как долог путь, как тяжела дорога, как нелеп твой конец. В погоне за чем-то важным, ты потерял себя и потерял ее.

О настоящем

Любить- это легко, ты попробуй отпустить и не сойти от этого с ума. Ты вновь гонишь за чем-то, пытаешься ее спасти и у тебя не выходит. Смерть сильнее, ты уже это знаешь, но если она не боится, то не бойся и ты. Смерть- это начало, но это никак до тебя не дойдет. Каким мрачным кажется прошлое, о которым ты не помнишь, каким страшным видится будущее, которого ты не знаешь, и как пусто в твоем настоящем, которое ты не сумел наполнить любовью. Владеть чем-то полностью и наслаждаться этим- легко, а ты попробуй отпусти.

О будущем

Удивительно быть и не существовать одновременно. Ты принял все, принял эту правду до самой капли, прожил с ней целую вечность, теперь ты готов умереть. Она говорила, говорила с самого начала: смерть не конец, отпусти, я готова. А готов ли ты? Принимая смерть, оглянись в прошлое, ощути настоящее и будь готов к грядущему. Жизнь после смерти есть, если кто-то ждет тебя на другой стороне.

Together we will live forever.

Быть может, это кино о вечной любви или о бесконечной борьбе со смертью, которую человек ведет с самого своего рождения. Фильм как видение Аронофски, как его представление о том, что будет, о том, как было, и о том, что есть. Нелинейная история одного человека, не желающего умирать просто так. Полтора часа прекрасной музыки, прерываемой прекрасной тишиной. Мир, где настоящее, прошлое и будущее сошлись в одной точке. Кино о том, что любовь спасает даже после смерти.

За глаза Хью Джекмана, улыбку Рейчел Вайс и отличный саундтрек от Clint Mansell.

8 из 10

Фильм мне показался достаточно сильным, глубоким и.. . особым. Видимо с возрастом мне становятся неинтересным обычный мейнстрим и часто задумываешься о вечных ценностях и вопросах. Именно такой вид кинематографа мне сегодня интересен. Уж насколько сильно кидает Аранофски в творчестве: от нелюбимого мною, фатального Реквияма по мечте (уж лучше б я не видел его) до медативного и местами непонятного Фонтана.

Честно говоря с первого раза я до конца не понял всей структуры сюжета и логичности происходящего. Скажем почему Томми прогонял образ его супруги у Древа Жизни? Ведь он по идеи искал способа воссоединиться с ней. Или какова роль инквизитора? Есть еще некоторые моменты, которые мне пришлись не по зубам. Все это является признаком хорошего кино. Возможно что-то новое я узнаю из дополнительных материалов, ради которых я и заказывал этот фильм.

Ну и коротко о плюсах видимых невооруженным взглядом. Во-первых, такого Джекмана я еще не видел! Аранофски сумел выжать из него массу ранее не видимых эмоций. На мой взгляд, это классическая роль. И смотреть как Хью выдавливает из себя слезы или когда камера фокусируется на одних его глазах, где видишь боль или ярость — аплодисменты в общем австралийцу! Рейчел Уайз — талантище, но в силу ограниченности ее персонажа, не могу что-то выделить в ее персонаже. Все таки фильм целиком и полностью сфокусирован на философичности, идеях, трактатах и прочих вещах.

После просмотра почитал мнения в инете. Очень много расхожих трактовок. Все увидели его по разному. Но в общем и целом существует два мнения: либо гениальное творение, либо Аранофски ничего нового не сказал, а сделал повтор на основе имеющихся материалов в кино, философии, литературе.

По итогу могу сказать, что Фонтан — один из самых ценных и этапных лент в моей жизни. Ибо смотреть его можно не однократно и в самые разные периоды жизни. Ведь центровыми вопросами и темами являются — жизнь, смерть, реинкарнация, любовь, душа.

Нас просто наглухо заперли в этом беспощадном мирке денег, бытовухи и карьерной гонке, что задуматься порой о более вечных вопросах — мы порой не в состоянии. Если это так — тогда пользуйтесь подсказками Даррена Аранофски и на мгновение задумайтесь о близких, душе, жизни и смерти.

Весьма громогласно заявивший о себе уже первыми двумя полнометражными работами Даррен Аронофски выбрал в качестве своего следующего проекта амбициозную фантастико-философскую драму, действие которой происходит в трех временных пластах. Неудивительно, что кинематографическая общественность тут же увидела в картине желание режиссера потягаться с «Космической одиссеей» Кубрика. Однако первая попытка осуществления этой идеи Даррену, до того имевшему дело только с незначительными по меркам голливудских блокбастеров бюджетами, не удалась. Визионерская фантасмагория, то погружающая нас в дела давно минувших дней, то пытающаяся заглянуть «за пределы бесконечности», безусловно, нуждалась в солидных деньгах и просто необходимых, по мнению продюсеров, топовых звездах, сжирающих при этом львиную долю выделяемой суммы. В итоге, столкнувшись с неизбежными производственными препонами и творческими разногласиями, режиссер был вынужден положить фильм на полку, грозя превратить свое детище в очередной полумифический долгострой наподобие терри-гиллиамовского «Дон Кихота». Однако желание автора увидеть свой фильм на экране было настолько сильным, что даже почти вдвое сокращенное финансирование и существенная переработка сценария его не остановили, и фильм таки был снят.

И несмотря на то, что фильм в прокате провалился, он все же, кажется, потихоньку отвоевывает себе место в истории. Отношение к нему зрителей, как и к любому неоднозначному произведению, очень разное: тут вам и интернет-умники, воспользовавшиеся внеочередным поводом поупражняться в сомнительном остроумии (мол, «фонтан не фонтан»), и особенно дотошные товарищи, скрупулезно изучающие каждый кадр с целью разгадать замысловатую головоломку, и неизбежный процент людей, которые, как говорится, «смотрят в книгу — видят фигу». И, конечно же, Аронофски не удалось уйти от неизбежных сравнений с шедевром Кубрика. Как бы кто к этим картинам не относился, одно можно сказать утвердительно: «Космическая одиссея 2001» — прорыв, откровение масштаба, вполне соответствующего многочисленным свершениям своей эпохи (67—68 гг. можно, без преувеличения, назвать «Золотым веком» массовой культуры двадцатого столетия), безусловная веха, причем не только в истории кинематографа, «Фонтан» же ничем подобным похвастаться не может. Ни визуальная составляющая, даже несмотря на интересные эксперименты режиссера со спецэффектами, ни смысловая наполненность ленты (думающая публика встретила фильм позевывая, а в Венеции детище Аронофски и вовсе освистали) не смогли предложить ничего кардинально нового современникам.

Все перечисленное, конечно, не помешает «Фонтану» найти путь к сердцу конкретного зрителя, и многочисленные поклонники это только подтверждают. Ведь поднимаемые фильмом вопросы всегда будут актуальны, ввиду призрачности надежды найти когда-нибудь на них ответы. Главный герой в исполнении Хью Джекмана тщетно пытается найти средство спасти жизнь своей умирающей во цвете лет супруге. Она, в свою очередь, пишет книгу, события рассказанные в которой не только в аллегорической форме передают историю ее болезни, но и иллюстрируют то, что люди как и несколько столетий назад по-прежнему не могут смириться со смертью и продолжают искать спасительную лазейку в лице ли религии, достижений науки или даже с помощью искусства. Это, кстати, относится и к «Фонтану» с его в определенной степени седативными выводами: кому-то он дарит надежду на реинкарнацию, а иных успокаивает мыслью о том, что даже после смерти мы все равно являемся частью Вселенной. Лишаясь этих иллюзий, человек как будто бы остается без воздуха. Ему трудно дышать. Складывается ощущение, что в этих-то надеждах на мнимое бессмертие многим и видеться смысл жизни. Сколько раз я на личном опыте, выражая свое скептическое отношение к ним (разуметься, не претендуя при этом на истину и не пытаясь переубедить собеседника), сталкивался с поражающими, но все же объяснимыми высказываниями: «А зачем тогда жить? Можно тогда прямо сейчас кончать жизнь самоубийством». Понятно, что невыносимо остаться один на один с осознанием окончания пути, но может вместо того чтобы тешить себя мыслями о следующих жизнях, лучше принять это во внимание и не растрачивать драгоценные минуты с усердностью, объяснимой, пожалуй, лишь убежденностью в наличие у себя в запасе пары-тройки тысячелетий.

Вообще после просмотра меня чуть ли не больше завлекли краеугольные вопросы несколько другого содержания. Вопросы, касающиеся идеи художественного произведения, ее реализации и восприятия зрителями. Вопросы, особенно рьяно осаждающие сознание в моменты ознакомления именно с такими произведениями, которые понимаешь и во многом принимаешь, но чувствуешь при этом определенную эмоциональную пустоту. Это в очередной раз доказывает, что так называемые смыслы фильмов, заложенные автором, вовсе не оказывают исключительное воздействие на наше восприятие картины. Вот, например, «Иваново детство» Тарковского. Вряд ли кто будет спорить, что это фильм, глубина которого обуславливается во многом не содержанием, а формой — образами невероятной силы и красоты. И их доходчивость зависит в равной степени и от таланта автора, и от восприимчивости отдельно взятого зрителя. По сути, это дело случая, совпадения химических реакций. Поэтому вместо того, чтобы обвинять честную и талантливую картину в несуществующих пороках, я лучше посетую на небольшое расхождение моих личных представлений о прекрасном со средствами донесения мыслей господина Аронофски, повлиявшее, в конце концов, и на мое отношение к ленте и на цвет этой рецензии.

Если начать смотреть фильм, не ознакомившись прежде с описанием, то несложно представить, что это будет приключенческая картина про средневековье с фентезийной составляющей, коих было снято превеликое множество. Битва конкистадоров с индейцами в Центральной Америке, жрец с пылающим мечом — и можно морально приготовиться к тому, что зрителя ждёт просто развлекательное зрелище, но… Происходит резкая смена сюжета и глазам предстаёт гигантское дерево в прозрачной сфере среди звёзд, с которым разговаривает человек — разговаривает так, словно дерево это разумное. Может так оно и есть? Ведь это же не обычное дерево, которых полно в каждом лесу — это Древо Жизни из Рая, дарующее бессмертие.

Главный герой в исполнении Хью Джекмана в трёх реальностях — настоящем, прошлом и некой альтернативной — ищет секрет бессмертия. И в каждой ипостаси он другой. Конкистадор, ищущий по приказу королевы Изабеллы источник вечной жизни. Врач, оперирующий обезьян в поисках средства от рака. И хранитель Древа Жизни. Все три роли исполнены просто превосходно — рвение и готовность умереть за свою страну и королеву, боль и страдания из-за того, что любимая жена покидает его, отголоски безумия, когда Древо начало засыхать. Но он не плывёт по течению, он движется вперёд, пытаясь изменить судьбу — но есть ли возможность переписать то, что произошло? Можно ли изменить прошлое, чтобы началось иное будущее? Был намёк, что можно — но только намёк. Всё, что свершилось — оно осталось неизменным. И смерть, от которой он так бежал — это только часть жизни. Из смерти появляется жизнь, а души уходят в священную для майя звезду.

Об этом Томасу рассказывала его жена Изи — Рейчел Вайс. И не только жена. Она и королева Изабелла Испанская в прошлом, отправляющая своего верного слугу в Новый Свет в поисках того, что поможет ей справиться с лютующими инквизиторами. Она и дух, являвшийся возле Древа. Она — то, из чего вырастает жизнь. И книга Изи, так и не дописанная ею — она была символична — она не могла быть закончена, ибо как можно поставить точку в том, что вечно?

Книга, как и фильм, носит название «Фонтан». И это не просто построенный людьми источник с водой — тут скорее имелось в виду другое. Есть понятие — фонтан жизни — не его ли подразумевал Аронофски, когда писал сценарий к своему фильму?

Невероятно красивому и стильному фильму. Великолепное визуальное оформление, переходы из света в тень — просто радость для глаза зрителя. Здесь нет этого новомодного дрожания камеры — всё просто очень красиво. Освещение создаёт впечатление некой — нет, не нереальности — некой сказочности происходящего. А сцены с Древом в глубинах космоса — с минимальным использованием компьютерной графики — они кажутся реальными — и одновременно тем совершенством, которого так трудно достичь операторам и мастерам по спецэффектам.

И какое счастье, что я ознакомилась с этим фильмом не в дубляже, а в поэтичном переводе Юрия Живова. Интонации актёров, малейшие оттенки их голоса — они составляли с атмосферой фильма гармоничное целое, которое нельзя убирать, иначе легко разрушится хрупкая постройка, которую создал Аронофски

8 из 10

Под живительной тенью Мекабциэль в Эдемском саду расположились праведники, толкующие секреты мироздания душам умерших. В воздухе витают пятьсот тысяч различных ароматов, и сладостный этот запах достигает самого края земли. В иудаизме Мекабциэль символизирует утопичное состояние, высшую ступень познания для любого живого существа. Иггдрасиль покоится на трех корнях. Один ведет в далекий небесный город Асгард, населенный мужественными воителями и храбрыми валькириями. Другой тянется в сторону водопадов Ётунхейма, земли великанов. Третий пролегает в Нифльхейме, в одном из первомиров, обители льдов и туманов. Мифология скальдов изобилует намеками на Древо Жизни. Это и отправная точка в иные, волшебные миры, и «Скакун Игга», то есть «виселица». У христиан Дерево Жизни произрастает в Эдемском Саду рядом с Деревом Познания, а плоды его даруют вечную жизнь.

Все мировые религии и мифологии едины; их исторические корни туго переплетаются меж собой, образуя причудливое кружево из легенд и сказаний. И почти каждая культура ориентируется на знаковый, грандиозный образ Древа Жизни, который может трактоваться по-разному, но в любом случае будет являться некоей опорой или даже космической осью, сосредоточием приоритетной для верующих силы, источником чудес и волшебства. В любовно выстроенной Вселенной Даррена Аронофски Древо Жизни становится квинтэссенцией красоты и гармонии, что абсолютно чудесно, если не оговариваться: красота типично Голливудская, а гармония весьма наигранная. Трагичная и проникновенная история любви, разбитая на три временных отрезка, кажется такой особенной и неземной благодаря обертке из золотой фольги символизма. А все потому, что Даррена издавна тяготит именно неземное. Его умирающая от рака героиня — это не просто сосуд страданий, но прекрасная королева, находящаяся вне времени; отчаявшийся найти панацею от болезни ученый — отважный борец и путник, страждущий в поисках Древа Жизни. О последнем говорится немного, оно фигурирует скорее в качестве сказочного элемента на протяжении всего повествования, в конце концов странным образом поглощая действо. Вместо трогательных слез у холодного могильного камня и шуршания снежинок — абсолютная тишина и бронзовое сияние Иггдрасиля, парящего в космосе.

Томас Крео — молодой амбициозный ученый, который, и это свойственно каждому молодому амбициозному человеку, верит в то, что одних только упорства и желания достаточно для того, чтобы отыскать панацею от самой смерти. Смерти, сжавшей в своих холодных жестоких объятиях возлюбленную Томаса — Изабель. Аронофски намеренно не драматизирует ситуацию до самого последнего момента: Изабель не опускает руки и пишет свою книгу о приключениях доблестного конкистадора, верно служившего королеве, Томас делает большие успехи в лабораторных исследованиях. Легкой тревогой сквозит только из эпохи средневековья, ловко переплетающейся с реальностью героев. Ведь отчаянный поход с целью добыть источник вечной жизни обречен на провал. Даже пятилетний ребенок знает, что Эльдорадо не найдут. Затерянная Атлантида не будет обнаружена. Сказка навсегда останется сказкой. Красивой, сладкой и жестокой. Однако люди устроены иначе. Они сами воздвигают воздушные замки, пребывая в убеждении, что иллюзия борьбы лучше смирения. Лучше до тех самых пор, пока смерть действительно не разлучит их.

Лента «Фонтан» кажется красивой и поучительной сказкой. Балом правит визуализация в сочетании с мощной, проникновенной музыкой Клинта Манселла. Рэйчел Вайс достойна роли обворожительной королевы, за которую храбрые воины сложат свои головы, а ученый поплатится осколками сердца, Хью Джекман восхитителен в своем стремлении одержать победу в неравной битве. Завороженному зрителю остается лишь улавливать сменяющие друг друга картинки, с поразительной скоростью перемещаясь во времени, порою даже теряя логические связки между прошлым, будущим и настоящим. Аранофски устраивает бал-маскарад, где эмоции и образы проносятся перед глазами в темпе быстрого вальса, вызывая восторг и испуг. Среди всеобщего великолепия и буйства красок скрывается Истина. Она под самой неприметной маской. И когда ты доберешься до нее, будет уже слишком поздно. Веселая мелодия сменится тревожной, яркую палитру укроет молочно-белая дымка тумана. В эту самую секунду лента «Фонтан» перестанет казаться красивой сказкой.

Индейцы майя называли туманность умирающей звезды «шибальбой» и верили, что там возрождаются души умерших. Последняя утешающая сказка. В этот раз, ты уже будешь знать, что тебя обманывают, и за чертой нет ничего. Но каждая легенда, каждая религия и мифология — это одна бесконечная колыбельная человечеству, призванная умиротворить и успокоить перед неизбежным столкновением с вечностью. Если даже Древо Жизни однажды ссыхается, теряя свои силы, значит, и человеку придется принять старуху-Смерть с ее дружелюбным оскалом.

Не ведают люди,
какие невзгоды
у ясеня Иггдрасиль:
корни ест Нидхёгг,
макушку — олень,
ствол гибнет от гнили.

(строки из Старшей Эдды)

Как в любом противоречивом фильме, в «Фонтане» есть сильные и слабые стороны. Но если удачные находки воспринимаются как данность, то смысловые дыры и чуть ли не наивный подход к решению вечных вопросов являются критическими для картины недостатками.

Когда строишь утопию, рассуждаешь о гипотетической вечности, первое, что нужно иметь в виду и что придаёт шарм подобным историям, это невозможность достижения Рая нами, смертными; и тогда, из борьбы с этим пессимистичным фактом можно извлечь какие-то истины, чувства, обогащающие индивидуальное существование. Изначально режиссёр вроде бы так и поступает, и то, что у героев крепнет надежда на бессмертие, вследствие чего для зрителей их итоговое счастье становится почти несомненным, только сильнее акцентирует исходную мысль.

Каждая отдельная сцена, эпизод, визуальный эффект — все детали — проработаны, сняты мастерски. Профессиональная и личная жизнь героя наполнена барьерами и стремлением их преодолеть — т. о., что сам герой становится близким нам человеком — кажется, мы знаем о нём всё.

Как минимум наполовину, тем, кем он является, мужчину делает женщина (или её отсутствие). В образе главной героини режиссёр сосредоточил, переходящие иногда в навязчивое состояние, фантазии о загадочной, мечтательной и красивой девушке, вполне осознающей свою оторванность от повседневной жизни. Чтобы вклеить этот образ в сюжет, он дополняет его, обрекая героиню, к тому же вынужденную отступить перед неразрешимой творческой задачей, на крайне тяжелую болезнь. Её излечение — утопия, которой добивается её верный муж.

Но внутреннего, авторского благоговения, соединённого с внушительными техническими возможностями, оказывается недостаточно для создания целостной картины.

История, как таковая, здесь ровно одна — это рассказ о ветеринаре, борющемся за жизнь супруги. Другие пласты — «медитативный» и «конкистадорский» — лишены собственного действия своих героев, события в них зависят от воли врача, заканчивающего рукопись жены.

Лишь к середине фильма режиссёру удаётся хоть как-то прояснить ситуацию с тремя «эпохами» повествования. Заключительная часть обходится без предполагаемых откровений, идея сверхчеловеческого поступка не получает должного развития; вместо этого мы наблюдаем пересечение сюжетных линий в едином визуальном пространстве, где поиски смысла уступают место любованию автора идеей вневременности. В этом любовании тонет и герой фильма, а с ним — и вообще всё конкретное, жизненное.

В итоге — неудачная попытка разговора о серьёзных вещах, разрозненность отдельных, эстетически выдержанных на очень приличном уровне, фрагментов, чрезмерная отвлечённость повествования, преобладание эмоций над логикой.

По сути, это — сказка, а не притча (или утопия/антиутопия), которая, к сожалению, не содержит спасительного «намёка» и не идёт дальше простой констатации одного из фундаментальных свойств человеческой природы.

Можно сказать, что Аронофски не хватило… мудрости, из-за чего фильм, возможно, стал более искренним, но потерял черты всеобщности.

Мы — это семена. Прорастая, из нас выходит один стебелек. Со временем он делится на два. Эти два стебелька в свою очередь делятся еще на два и так далее. Каждый отдельный стебелек это сделанный нами в определенный момент жизни выбор, а их совокупность, от корня до листвы, определяет наш жизненный путь. Дерево же в целом представляет собой суперпозицию всех возможных сценариев, которые есть равновероятными. Мальчик может начать собирать монеты или же фантики «Турбо», подросток может увлечься математикой и физикой или же учится рисовать, юноша может поступить на хирурга в медицинский или поехать убивать людей куда-то в страны месопотамии. «Возможно все, пока не сделан выбор».

В какой-то момент дерево начинает давать плоды. У кого-то этот момент наступает раньше, у кого-то позже. Одна ветвь может пройти всего несколько итерация деления, прежде чем на ней появятся яблоки. На другой же ветви развития они появятся только на самой вершине. Но долгое ожидание компенсируется — яблоки на вершине самые сочные и вкусные.

Чем отличаются плоды на вершине и на нижних ветках? Плоды на вершине съедают птицы, разнося семя дерева на километры от места рождения. Нижние же просто падают на землю рядом с родителем, гниют давая новую жизнь. И дерево, которое появится от этих семян, будет расти в точно таких условиях, что и родительское дерево, будет иметь точно такой набор узлов и ветвей. Человек будет падать на землю, снова рождаться и проходить новый путь по другому, выбирая новые ветви, пока не достигнет самой высокой точки. Плоды на вершине унесут птицы, и появится совершенно новое дерево, растущее в новой среде, уникальное дерево, которое даст жизнь тысячам других.

Чтобы родится, нужно достойно умереть. Иначе тебя ждет череда реинкарнаций. События в фильме трактуют по разному. Самый распространенный вариант — действие картины это триада реальных событий(поиски Томом лекарства от рака), событий книги(поиски древа жизни конкистадором) и когнитивная рефлексия, порожденная переживаниями главного героя. Я склоняюсь к версии реинкарнации. В первой жизни Тому не удалось достичь вершины, он возомнил, что может стать бессмертным. Во второй раз он снова не смог принять смерть(теперь уже смерть своей жены). В поисках панацеи он утратил главное — последние бесценные дни, проведенные вместе. В третьей реинкарнации Том становится просвещенным, принимает смерть, как источник бессмертия. Словно семена дерева, которые уносят птицы, он летит к умирающей звезде Шибальба, которая превращается в сверхновую. Таким образом Том достигает нирваны — вершины древа жизни. Реинкарнацию в фильме можно воспринимать как и в прямом смысле, так и в символическом, как эволюцию сознания и просвещение. Иногда эту эволюцию называют 5 стадиями переживания горя. Фридрих Ницше писал о трех превращениях духа: «верблюд-лев-ребенок».

Картина оставляет след в сердце. Она заставляет осмыслить увиденное, мотивирует на ту самую эволюцию сознания, которая, впрочем, может вызвать когнитивные муки. Но оно того стоит.

10 из 10

за фильм, который не оставляет равнодушных

Заведомо смиряюсь с огненными стрелами, которые понесутся вслед моей рецензии со стороны армии поклонников фильма «Фонтан». Однако кривить душой в угоду глупой моде или «идее толпы» — не моя задача. А картину во второй раз я стала пересматривать не из вредности, а по необходимости и с интересом: вдруг мое отношение изменится и мне удастся почерпнуть что-то ранее упущенное?

Но — нет. Всё осталось на своих местах.

Горькое послевкусие. Во время первого просмотра фильм вызвал во мне лишь раздражение и непреодолимое желание взглянуть на часы: скоро уже закончится?.. Он оставил неприятное послевкусие, в результате чего я почувствовала себя обманутым человеком, которому только что обильно пустили пыль в глаза.

Так что вся эта рецензия будет сплошным отрицанием, потому что фильм «Фонтан», на мой взгляд, слишком претенциозен, но при этом не до такой степени интересен, как выглядит «снаружи». То есть обертка у фильма, безусловно, манящая, в том числе замечательные спецэффекты, монтаж и удивительные цвета и тона, в которых выдержан фильм, а также актриса Рэйчел Уайс, которую я по-настоящему оценила именно и только в этом фильме. Однако все это, как ни крути, мишура перед основной идеей.

А идея фильма «Фонтан» подобна пышной и аппетитной капусте, с которой лист за листом сняли внешнюю оболочку, и в итоге осталась банальная кочерыжка. Причем «кочерыжка» могла бы быть и не банальной, если бы «Фонтан» был снят хотя бы в начале 1990-х, но в 2006 году все эти идеи мир уже давным-давно скушал, выплюнул и шагнул дальше. Даже Рената Литвинова в том же году в фильме «Мне не больно» об этом рассказала — чисто с жизненных позиций. Я уж не говорю о таких шедеврах, как «Мертвец» Джима Джармуша и многие другие и знаменитые, и проходные киноленты, где смерть рассматривается с позиций философии. Удивите нас чем-то новеньким!..

Кинопродукт под названием «Фонтан» — примерно как модный в свое время писатель Паоло Коэльо, который на поверку, когда прочтешь, оказывается досадным «пшиком» — сплошная софистика и пускание пыли в глаза с целью прикрыть отсутствие глубины, но с претензией на что-то большее.

Синопсис: «БЛА-БЛА-БЛА». Никак не могу согласиться с синопсисом к фильму, который начинается словами «Это история о переплетении времен и человеческих чувств» и бла-бла-бла далее по тексту… Было бы круто, если бы это было так! Однако не верьте этому манящему утверждению те, кто фильм еще не смотрел: на самом деле ничьи судьбы здесь не переплетались, а времени и вовсе не существует — ни в реальности вообще, ни в этом фильме в частности.

«Фонтан» рассказывает об одном-единственном аспекте — взаимоотношениях Человека со Смертью, причем как с собственной (Изабель), так и со Смертью любимого человека (Томас).

Действие развивается СЕГОДНЯ и точка. Так называемое «прошлое» — это метафоричное изображение отношений Изабель с болезнью и смертью. Так называемое «будущее» — это метафоричное изображение отношений Тома с болезнью и смертью любимой. Древо Жизни — это Истина, которая открылась-таки герою в заключение истории. И лично меня она вообще не ошеломила, а разочарованию моему не было предела: и ради этого я вытерпела всю эту малосодержательную тягомотину!.. Вот, помнится, когда Уильям Блейк поплыл в своей индейской лодке в Долину Смерти, — вот это было действительно невыносимо круто! И пищи для размышлений — на всю оставшуюся жизнь. Или даже взять «попсовый» вариант — когда Нео вынырнул из своей капсулы в реальном мире, — вот где мурашки по коже, вот где взрыв мозга!.. А вся эта муть с Шамбалой (полагаю, речь идет именно о ней, поскольку это мифическое место, где мертвые обретают жизнь) — невыносимо скучное старье, ну прямо как запоздалая осень!..

В двух словах. Том любил Иззи и готов был сделать даже невозможное, лишь бы она осталась с ним в виде живехонького и здоровехонького человека, как он сам. Но в итоге выяснилось, что нечего ему быть таким занудой и эгоистом, а настоящая любовь не имеет ограничений. Человек жив, пока о нем помнят и пока его любят. А смерть, извините, она и в Африке смерть. Вот и весь рассказ.

Оценку ставлю сравнительно немалую, невзирая на критику. Потому что если бы этот фильм совсем никуда не годился — я бы не стала «марать руки» и писать на него рецензию. Просто считаю, что восхищенные фейерверками и «фонтанирующие» на волне псевдоэстетики зрители явно его переоценили.

7 из 10

Претенциозный, сложный и бесконечно чувственный «Источник» (нет-нет, вовсе не «Фонтан», как перевели прокатчики) при всей своей визуальной красоте и эмоциональной раскованности явил себя фильмом не без претензии на смысловой посыл и интеллектуальную составляющую. И при всей разносторонности, он так и остается работой органичной и в некоторой степени самобытной.

Во многом реакция на фильм зависит от личных ожиданий. Начав просмотр в поисках хорошей драмы можно наткнуться на перегруженный и усложненный сюжет. А решив оценить новую картину и покопаться в поисках глубинного смысла, можно получить вместо этого полтора часа беспомощных попыток разжалобить зрителя. Идеальным вариантом было бы желание просто посмотреть хорошее кино. А идеальный рецепт в случае с «Источником» таков, что картину нужно пережить, прочувствовать, но не посмотреть или пролистать.

Трактовать события фильма можно по-разному и вряд ли какая-то интерпретация событий будет во всем верна, а иная — ошибочна во многом. Том (Хью Джекман) — врач-онколог, который борется с болезнью своей супруги Иззи (Рэйчел Вайс). Не жалея ни времени, ни сил, в тщетных попытках найти лекарство, он словно стучится в закрытую дверь. В ожидании собственной смерти, жена попросит его закончить книгу, которую она дописать уже не сможет. События, описанные в рукописи, метафоричны, они описывают ту же самую болезнь через образ Испании (Иззи), которую порабощает безжалостный инквизитор (раковая опухоль). Королева попросит конкистадора (Тома) вместо попыток убить инквизитора (найти прямым способом лекарство от рака) отыскать некое мифическое Древо Жизни. Раз за разом повторяющаяся смерть конкистадора символизирует неспособность Тома закончить книгу. Третья сюжетная линия, в которой Древо Жизни помещено в капсулу и путешествует по космосу — по сути своей, лишь сон, подсознательное вместилище проблем, забот и надежд Тома. Само Древо, можно полагать, некоторое воплощение Иззи, которой он постоянно говорит «подожди». В сущности, этот мир создан для раскрытия переживаний главного героя. Он наполнен ассоциациями и повторениями, взятыми из памяти Тома. В трех сюжетных линиях происходит развитие лишь одной истории. Герой Хью Джекмана тщетно борется за жизнь своей супруги в реальности, вымысле (книга) и подсознании (космос).

Для съемок фильма были приглашены люди, с которыми Даррен уже работал раньше: художник-постановщик Джеймс Чинланд, монтажер Джей Рабиновиц, композитор Клинт Мэнселл, оператор Мэттью Либатик. Принимая во внимание это тесное творческое сотрудничество, беглый анализ его результатов напрашивается сам по себе. Джей Рабиновиц уже не увлекался клиповым монтажом, оставив это визитной карточкой предыдущей совместной работы. В «Источнике» же Джей блеснул умением грамотно выстраивать сцены при параллельном монтаже. Под контролем режиссера, разумеется, но тем не менее. При переходе с одной сюжетной линии на другую ни на мгновение не возникает чувства потерянности — сразу очевидно, где разворачиваются события теперь. Впрочем, сложно спутать космос, настоящее время и события пятивековой давности. И здесь уже невооруженным глазом виден тот объем работы, который пришлось проделать художнику-постановщику: вместо стандартной одной в данном случае пришлось прорабатывать целых три индивидуальных реальности, различающихся не только временными рамками, но и художественным решением. Особенно интересен невербальный, объединяющий все три мирка, мотив пустоты, встречающийся из раза в раз: космос, в котором, собственно, толком ничего и нет, лишь дерево и бесконечность, колоссальное пространство, захваченное дальним планом в сцене, где конкистадор, наконец, отыскал дерево и, собственно, снежная пустошь вокруг могилы Изи. Вполне возможно, это и несет некоторый подтекст душевной пустоты Томаса после кончины супруги, но кто знает. Разумеется, создание вселенных не обошлось без участия Мэттью Либатика. И если уж рассматривать его работу, то обойтись без лестных слов будет невозможно. В картинах последних лет, к несчастью, не так часто можно встретить хоть сколько-нибудь эффектный и грамотный внутрикадровый монтаж, которым как раз может похвастаться «Источник». Это и смена ракурса, а затем фокуса (сцена первого появления Изи в космосе), также это и сложный отъезд камеры, при котором передний план сменился трижды (сцена покушения на инквизитора. Инквизитор — падающие мученики — ниша, через которую должен был быть произведен выстрел), наезд камеры тоже был. А вот с чем вышел откровенный перебор, так это крупные планы лиц, частота появления которых откровенно набила оскомину. Кинематограф сделает колоссальный шаг вперед, когда окончательно избавится от постановочных слез, одиноко и скромно вытекающих из сухих глаз с целью обозначения собственного присутствия (сцена в больничной палате — настоящая находка, как не надо лить слезы). Впрочем, к концу фильма эта мелочь была исправлена — плач Томаса выглядел настолько естественным, что невозможно не проникнуться личной трагедией этого персонажа (сцена с татуировкой на пальце). Браво, Хью. И в завершении не стоит забывать о музыкальном сопровождении. Клинт Мэнселл сработал блестяще, написав мелодии, гармонично сливающиеся с произведением и подчеркивающие драматичность. Однако позже Аронофски не удержался и так нарочито выделил саундтрек в фильме (чем он грешил еще в «Реквиеме по мечте», кстати), что создавалось впечатление, что не музыка — фон к фильму, а фильм — фон к музыке, как музыкальный клип, где важна в первую очередь композиция, а видеоряд — лишь дополнение.

Редко производство какого-либо фильма обходится без накладок, среди которых какое-нибудь несоответствие срокам календарно-постановочного плана — меньшее из возможных бед. Так, сложности с лентой начались уже на этапе готового сценария, что в некоторой степени послужило тревожным звонком. Как итог, провал в прокате и такой же провал на Венецианском кинофестивале. Тем не менее, стоит отдать должное Аронофски — в стройных рядах успешного и бездарного голливудского вторсырья его «Источник» положительно выделяется, оставляя призрачную надежду, что еще не все так плохо.

Ох как не люблю я всяческие разделения на жанры, стили и формы. Порой это очень мешает как в обсуждении картин, так и приводит к несколько предвзятому мнению при просмотре некоторых лент. Между тем, моя нелюбовь не отменяет этого деления. Что действительно нехорошо, так это четкая грань между так называемым «мейнстримом» и его противоположностью — так называемым «артхаусом». Если отбросить предрассудки, то эта грань перестает существовать. Но мы живем как раз в эпоху, когда предрассудки становятся главной движущей силой. Получается, что массив синефилов делится на два воюющих лагеря — одни являются явными противниками «претенциозного» авторского кино, другим не по душе «продажная» система кино коммерческого. А вот Даррен Аронофски снял фильм, который может понравиться и тем, и другим. Или наоборот. Хорошо это или плохо? Как кажется мне, не то, не другое.

Итак, что мы имеем? Имеем мы очень красивую сказку про любовь, события которой развиваются в трех временных и, кажется, пространственных измерениях. Разыграна эта сказка всего двумя актерами — не очень любимым мною Хью Джекманом и довольно талантливой Рейчел Вайс, которая могла запомниться прогрессивным киноманам своей ролью в «Моих черничных ночах» Вонга Кар-Вая и еще нескольких известных фильмах. Разыграна эта история совсем неплохо, но актеры тут нужны скорее для поддержки основному компоненту фильма. Что это за компонент — узнаем чуть позже.

Итак, Аронофски берет довольно простую (если вдуматься, то ничего мудреного в ней действительно нет) историю и помещает ее разу в три времени — прошлое, будущее, и, собственно, настоящее. Настоящее, к слову, вполне условно — эксперименты героя Джекмана выглядят скорее чем-то из ряда научной фантастики. Будущее, в общем-то, тоже не совсем похоже на будущее — это скорее некое второе (третье, четвертое, ect) измерение, некий новый мир, а, быть может, нечто и вовсе не имеющее не только определенного положения во времени, но и в пространстве. А вот прошлое вполне определенно, и временной промежуток выбран как нельзя лучше. В каждом из этих промежутков автор помещает своих героев (героя) и разыгрывает с его помощью определенный отрезок своей истории. И пусть история и претендует на то, чтобы демонстрировать вечные проблемы, хотелось бы все-таки хоть немного разглядеть характеры персонажей. Но они, как уже говорилось выше, лишь поддержка основного компонента. И компонент этот…

…Визионерство режиссера. Это сейчас Аронофски является признанным «авторским» режиссером, творящим с помощью больших бюджетов (другие авторы из этой когорты — Тим Бертом, Терри Гилиам и — с недавнего времени — Дэвид Кроненберг), а в 2006 году ему еще только предстояло им стать. Успеха «Реквиема по мечте» было, очевидно, недостаточно для того, чтобы вписать свое имя в анналы истории кинопроизводства. И тогда Даррен решил пойти, так сказать, конем и снять исключительно визионерскую картину, приправив ее громкими именами в титрах. И вот с этим он явно переборщил — изобретательность режиссера просто лупит через край — одна сцена красивее другой, музыка создает пафос, чуть ли не большей, чем в гигантах Питера Джексона, временные промежутки сменяются один за другим… И за всем этим великолепием как-то теряется простая и изначально красивая история о любви, смерти, страхе перед смертью и тяге к бессмертию. Излюбленный инструмент взбунтовался против своего хозяина.

Самое обидное, что совсем недлинный фильм из-за обилия различных фенечек, фишек и финтифлюшек кажется излишне затянутым. Ближе к развязке я насчитал несколько сцен, на которых картину вполне можно было бы закончить, но нет — у Аронофски есть, оказывается, еще несколько замечательных придумок. Этот каскад из образов начинает заметно утомлять, и во время титров испытываешь скорее облегчение, чем радость от просмотра картины. Будь этот тяжеловес модного режиссера чуть проще и самую малость короче — мы бы получили достойную мейнстримовую постановку, граничащую с авторским кинематографом и способную понравиться абсолютно всем зрителям. А на деле автор заметно перестарался, и, как результат, картина мало кому понравилась — как результат, можно увидеть скромные кассовые сборы и негативные рецензии (не все, конечно) критиков. Так что, на мой взгляд, раз уж эта грань между кино коммерческим и некоммерческим настолько явная, то пытаться встать посередине пока не надо — не потому, что это противоречит сложившимся законам, а потому, что получается не очень.

А так кино хорошее.

6 из 10