Рецензии

Пишу рецензии крайне редко, когда сильный массовый восторг они не нужны, а вот когда сильное противоречие, может моя краткая рецензия кому-нибудь поможет. Только что с просмотра, начался в 23:00, закончился в 2 ночи.

Я познакомился с произведением Стругацких, прослушав аудиокнигу в исполнении Л. Ярмольника. Книга очень зацепила, Ермольник читал со всей душой, погружая тебя в образ этого средневекового мира, со звуком телег, мячей, треков-аудиовставок. Утром узнав, что вышла кинолента, посмотрев трейлер, где очень откровенно показана грязь того мира и лицо Ярмольника в главной роли, т. е. полное попадание в мною воображаемый образ, я в этот же день пошёл в кино.

В итоге.

Начало было очень хорошим, предисловие-комментарий, что действие происходит на другой планете. Качественно погружение в атмосферу того мира, плевки, блевотина, грязь, примитивность, очень хорошо, пока ничего не понятно. 10, 15, 30, 60 минут погружения. Когда прошло более половины фильма, а до сих пор ничего не понятно, становится печально за потраченное время и ещё больше за время человека, которого позвал на кино, который с книгой вообще не знаком.

Думаю с этим сужденим вряд ли кто-то поспорит или обвинит в необъективности. Фильм совершенно точно не является самостоятельным произведением. Максимум как визуализация к книге. Без книги вообще ничего не понятно. Я слушал книгу давно и с трудом увязывал увиденное с тем, что помнил по сюжету.

В ленте с большим перегибом сделана ставка на передачу атмосферы Арканара и практически не раскрыт ход сюжетной линии. Да, операторская работа очень хороша, но на третем часу простотра одних и тех же смарчков, сплёвываней и прочей тошноты при полном непонимании происходящего становится очень пусто и скучно, народ толпами валит из зала.

То, что картина не для всех это понятно, но стоило сделать больший акцент на сюжет и события, понятно обрисовать что происходит, в книге было много диалогов.

Проведу аналогию с шедевральной лентой «Парфюмер». В фильме откровенно раскрыта и мерзость того времени и хорошо преподнесён сюжет. Тут же тема совершенно не раскрыта. Связок между отдельными элементаки книги совсем нет, зато много воды и блевотин, первых 10мин для погружения вполне было бы достаточно.

Возвращаясь к заголовку, объективным в данном случае быть невозможно.

Тем кто не читал книгу 100% не рекомендую, тем кто читал и хорошо помнит сюжет можно как визуальное приложение к прочитанному, если не жалко 3 часа.

Ценителей творчества режиссёра обидеть не хочу, мнение моё.

Скажу сразу — фильм не досмотрела. Вероятно, досмотрю потом, на компьютере, где можно выключать и перематывать. Где-то к середине сеанса стало мучительно жаль и времени, и нервов.

Первые ассоциации: режиссер решил переплюнуть «Андрея Рублева» Тарковского (которого, сразу после выхода картины на экран, обвиняли, в общем-то, примерно в том же, в чем сейчас обвинители обвиняют Германа).

Эти два фильма невозможно не сравнивать: и по эпохе, в которой разворачивается действие («темное» средневековье), и по видению этой эпохи (грязь, жестокость, мракобесие), и по черно-белому исполнению фильма, и по образу Бога, оказавшегося вдруг не где-то там, в неясной исторической перспективе, а в насущной реальности (параллель Христа «Рублева» и Руматы может показаться хоть и спорной, но все же…), и, главное — по характерным элементам художественного языка.

Как Тарковский постоянно вплетает в «картинку» более или менее откровенные цитаты из Брейгеля или Леонардо да Винчи, точно так же и Герман направо и налево цитирует того же Брейгеля, Босха и других художников времен заката Северного Ренессанса. Но если Тарковский нагружает каждую цитату многозначной глубиной, требующей расшифровки, то у Германа выходит более прямолинейно: по сюжету в мире Арканара никакого Ренессанса нет, Ренессанс есть только в нашем восприятии. Режиссер, безусловно, мастерски выстраивает контраст между происходящим в отображаемой реальности и — живописностью «картинки», восходящей к величайшим произведениям мирового искусства — делая на этом один из основных акцентов. Картинка выстраивается скрупулезно, каждая мельчайшая деталька прорабатывается чуть ли не до молекул, буквально и педантично воспроизводится главный изобразительный принцип Серверного Возрождения.

Легко прочитывается и второй пласт культурологических реминисценций: цитируемые произведения создавались в интервале конца XV — середины XVI веков, в эпоху наступления жесточайшей реакции, в эпоху иконоборчества, массового истребления произведений искусства, в эпоху борьбы с инакомыслием. Герман словно бы вводит художников мира Земли в мир, где их никогда не было и быть, по задумке Стругацких, им просто не дали — причем почти в те же условия существования. И показывает нам этот мир именно их глазами. Очень сильная, безусловно, идея.

И все было бы очень, очень хорошо, и даже второй «Рублев», наверное, получился бы. А может быть и лучше. Но… — но! Перебор с физиологией всегда сказывается негативно на художественной значимости и смысловой ценности произведения. И этому учат прямо на первом курсе режиссуры. Но мэтру, конечно, считаться с учебниками не по рангу. Мэтр выше учебников! И что же вышло?

Постоянное, не прекращающееся ни на секунду мельтешение в кадре. Мельтешение, мельтешение, мельтешение. Ничего, кроме головокружения, не вызывающее. У глазодвигательных мышц тоже есть нервы! И их надо беречь! Просмотр фильма производит примерно такой же эффект, как если бы некто смотрел прямо на проходящие мимо вагоны поезда метро, причем поезда — бесконечной длины. А главное: смысловая нагруженность этого мельтешения — ровно нулевая. Можно было бы сказать все то же самое, не взывая к проблемам с глазодвигательным и вестибулярным аппаратом зрителя. Ровно то же самое. И оно бы прочитывалось на уровне смысла, а не на уровне физиологической реакции переутомления и отторжения. Возможно, режиссер хотел создать своеобразную зрительную мантру, или эдакую динамическую, постоянно пересобираемую камерой мандалу. Но ему это, увы, не удалось. Кроме отторжения на чисто рефлекторном, предсознательном уровне — ничего.

За то, что мы имеем дело с попыткой создать некую мантру, говорит и звукоряд. Монотонность, бесконечные повторения одних и тех же звуков, невнятное невразумительное бормотание вместо связной отчетливой речи — все это, по идее, должно бы производить такой же гипнотический эффект, как обрядовые камлания. Задумка, опять же, понятна: извлечь зрителя из объятий попкорна и кока-колы и погрузить с головой, без остатка, в атмосферу сурового религиозного действа, растворить этого зрителя в религиозном действе, сделать его даже не свидетелем-соучастником, а самой плотью этой действа. Но эффекта, увы, не получается. Снова только отторжение: слишком резкие и неприятные звуки, слишком не настроен зритель, в отличие от религиозного адепта, не понимать говорящийся текст, слишком сильно приходится напрягаться, чтобы разобрать хоть что-то. А все это утомляет, утомляет, утомляет. Усилия, растрачиваемые ощутимо впустую — ощутимо снижают мотивацию продолжать. И это снова на уровне животных инстинктов.

Грязь, грязь, грязь, периодически перемешиваемая с неразбавленным дерьмом. Снова обращение к физиологии, к инстинктам, предохраняющим высших животных от употребления в пищу испражнений и прочей несъедобной дряни. И этим инстинктам сотни тысяч лет, если не миллионы. И они действуют, опять же, на предсознательном уровне. А вот это уже совсем непонятно. Зачем? Это фильм для животных, не способных к творческому переосмысливанию перцепций? Вроде бы, целевая аудитория Стругацких — существенно иная. Тогда для кого это? Для чего? Показать беспросветность и безнадежность грязи? Ну так это можно показать гораздо убедительнее, если обращаться к эмоциональным реакция зрителя, а не к инстинктивным. Непонятно.

Резюме:

Старательность, с которой выполнен фильм в деталях и отличная работа актеров, без сомнения, заслуживают самой высокой оценки. И уничижать фильм совсем уж, поэтому, все же не хочется. Как — по словам Карела ван Мандера, биографа живописцев Северного Ренессанса — говорил тактичный Альбрехт Дюрер, если работа собрату по цеху откровенно не удалась: «Художник сделал все, что было в его силах».

Книгу Стругацких прочитать не успел. Но это, я считаю, хорошо. Фильм должен воздействовать на чувство зрителя, даже если он заглянул предварительно в книжку. Это мое глубокое убеждение и поэтому я решил понадеяться на свой мозг и эстетическое чутье.

Про фильм знал только, что главный герой — из мира прекрасного будущего, про которое написано в других романах братьев Стругацких, но сам тайно, под именем дона Руматы, живет на далекой планете, которая в своем развитии находится на уровне средневековья.

По каким-то причинам ему и таким же как он «попаданцам» («прогрессорам») запрещено производить глобальный переворот, а предписано действовать «малыми делами». Рыцаря Дона Румату жители планеты считают полубогом из-за его сверхспособностей, хотя на самом деле он просто более развитый физически и умственно человек будущего.

Всю эту информацию можно было и не читать, потому что нам это все рассказали в первые минуты фильма. Так что это даже не спойлер. Пересказ был весьма подробный на фоне полубездвижных кадров мрачной средневековой действительности. На этом все понятное закончилось. Да, ещё уточнялось, что на планете вот-вот должно было начаться Возрождение, как у нас в 14 веке, но местная «инквизиция» устроила Реакцию, с массовыми репрессиями «ученых, изобретателей и талантливых ремесленников(!-именно так)'. Уже после этих слов понятно, что после уничтожения Креативного класса на планете стало жить ОЧЕНЬ ПЛОХО. Так оно и оказалось.

Дальше последовали кадры жизни и непонятной деятельности дона Руматы, его слуг, окружения и горожан. Единственное, что можно понять из этих кадров — без креаклов действительно стало ОЧЕНЬ ПЛОХО. На планете почти постоянно идет дождь и стоит туман — наверное, на вылитую воду потратили трехмесячный бюджет водоканала (что символично). Зато теперь всем продвинутым зрителям известно, что солнце и хорошую погоду совместными усилиями изобрели Леондардо да Винчи и Джоржано Бруно. А при феодалах и церковниках ясное небо было под запретом. Дождь протекает даже под крыши домов, в том числе под крышу главного героя — как бы благородного дона. Вероятно, всех талантливых кровельщиков обвинили в сношениях с дьяволом и запретили им профессиональную деятельность. А женщин, здесь как будто оставили только на развод в небольших количествах. Во-первых их мало, во-вторых — в каждой комнате мусора навалом.

Дальше — больше! Мы уже привыкли, что в «сложном, авторском кино» герои ведут себя странно, то есть психологически недостоверно. ТББ в этом смысле отличается в лучшую сторону. Все средневековые персонажи этого фильма ведут себя узнаваемо: как психи и юродивые. Понятное дело, на суровой, жестокой тоталитарной планете человеческая жизнь гроша ломанного не стоит, поэтому в этом паноптикуме стражники с повадками врожденных дегенератов водят на казнь местных интеллектуалов с повадками вокзальных юродивых. Конечно же, придираться не следует — это автор так видит жизнь до Возрождения и Гуманизма. У меня лично, не возникло ощущения «машины времени» и переноса в прошлое. Разве что можно предположить, что в XXI веке сюда действительно ссылают нездоровых, а средневековая планета — это только декорация.

Потому что никаким тоталитарным режимом нельзя объяснить, что здесь не только дурной климат, но грязь, нечистоты и непристойности почти в каждом кадре. Это, конечно, не удивительно.

Если смотрели российского «Фауста», то уже знаете — современное российское артхаусное, глубокое, интеллектуальное кино-со-смыслом — уверенно превратилось в редкостную концентрацию поноса, кишечно-туалетной темы, неприличных звуков, жестов, а также женских и мужских половых органов, ковырянием в трупах, не говоря уже о непристойной лексике. Все это обильно присутствует в шедевре Германа-старшего.

Когда такое снимают в комедиях, боевиках и прочих фильмах «для народных масс» — это называется порнографией, пошлятиной, дурными спецэффетками, потаканием низким вкусам.

Но если «туалетная» и трупная тематика, и срамные органы показывают почти в каждом кадре фильма, снятого «культовым автором» для интеллигенции — это называют гениальной находкой, глубоким внутренним смыслом, говорят, что автор с высоты своего дара подвергает зрителя нравственному испытанию (самые продвинутые вспоминают слово «катарсис») и обнажает таким образом истинную сущность окружающей действительности.

Понятно, что «примитивный» народ уходит с отвращением с пол-сеанса не досмотрев и 2-х часов и не пережив этого «катарсиса».

У меня один вопрос — а в чем же тогда «высокая культура» которой так гордится наша творческая интеллигенция? Если в кино с «глубоким смыслом» можно показывать такую концентрацию мерзостей и глупостей, какую редко увидишь в самых пошлых и кровавых голливудских блокбастерах, причем в почти половине кадров и в течении ТРЕХ часов? И ещё гордиться тем, что на это потрачено 15 лет жизни?

Можно порадоваться за автора, который перенес последние пережитки средневековых притеснений и под конец жизни пришел к «свободному творческому самовыражению».

Я не буду уподобляться некоторым рецензентам, начиная свою рецензию с пересказа сюжетной завязки оригинала — те, кто не его не читал, пусть бросят все дела и займутся этим, так как не знать столь великое произведение просто стыдно. Да и не нужно здесь упоминать оригинал — ведь от него здесь ничего не осталось, кроме имён и названия, подло украденного чтобы отвести взгляд от мерзости, которая происходит на экране.

Меня начало трясти с первых минут, когда жирная задница выдала порцию дерьма, и этим дерьмом начали обмазываться несколько прохожих (? или стражников? — не ясно), улыбаясь и демонстрируя испачканные зубы. Причём, вы сейчас подумаете что я утрирую, или говорю образно. НЕТ! Это именно то что, что происходило на экране! Затем камера поплыла, и я понял — это конец, всё. Потрясающий, великолепный образец как бездарь может уничтожить великолепную заготовку.

Поехали по пунктам:

1) Камера.

Это наши глаза в чуждом мире. Она нужна, чтобы показывать те самые кадры в секунду, которые и составляют основу кино! Без камеры мы бы не стали свидетелями битвы у Роковой Горы и не летали на диковинных крылатых ящерах на планете Пандора. Но здесь… Камера больна. Операторская работа (очевидно, по замыслу режиссёра) настолько изобретательна, что большую половину экрана почти что всё время закрывают какие-то предметы. Что-то постоянно раскачивается, что-то всовывают, и просто не обращают на неё внимания. Съёмочной командой было сказано что камера показывает дерьмо, поэтому большинство массовки и персонажей влезали в кадр, чтобы высморкаться, или обмазать лицо грязью — просто так, без замысла и цели, а просто чтобы поржать. Всё теряюсь, что для меня стало апофеозом операторской работы — демонстрация дефекации с последующим размазыванием по лицу, или ослиный фаллос, который крупным планом демонстрировала статичная!!! (то есть осёл не просто проходил мимо, а был специально поставлен чтобы запечатлеть внимание на его достоинстве) камера, причём более 5 секунд, позволяя зрителю хорошенько насмотреться.

2) Персонажи.

Они составляют сюжет. Преподносят его, подобно официантам, и подают на стол. А что, если повар приготовил огромную кучу свежего дерьма, не потрудившись посыпать его свежей зеленью? Правильно, персонажи преподносят всем и каждому зрителю по огромной тарелке дерьма. Они убоги, они отвратительны, и половины из них даже НЕ СЛЫШНО, хотя они произносят какие-то реплики! Потрясающие, «знаковые» диалоги похоронены под ужасной работой звукооператора и режиссёра, который ненавидел Стругацких и каждого из своих зрителей так люто, как будто мы изнасиловали и убили его родителей на его глазах. Каждый человек из массовки заглядывает в камеру, высмаркивается или просто безумно лыбится, радуясь, что попал в Большое Кино. В оригинале учёные с Земли наблюдали за происходящим из обруча на голове Руматы, а здесь же нужно показать Ярмольника во всей его удалой красе, поэтому остаётся теряться в догадках: если обруч на другом человеке, то почему он молчит? Если он на человеке — то почему камера иногда опускается и летит перед ногами идущего человека? Если это человек — почему к нему в лицо заглядывают другие, перед ним сморкаются и тупо лыбятся, ведь это просто не логично!

3) Оригинал.

Здесь мне просто горько что-то говорить. Я, взрослый мужик, был готов расплакаться, после того что увидел на экране. Я матерился и сожалел что нет в живых уже великих авторов, чтобы посоветовать им тут же подать в суд на этого дерьмодела. Всё, что было хорошего и правильного в книге — погребено под грязью и мерзостью. Всё, что было упомянуто как негативные условия (взять первое предложение из произведения: «Глухое, жестокое средневековье царит на далекой планете.») возведено в кубический корень и умножено само на себя. «Глухое?!» — услышал сценарист, и завалил улицы грязью, превратил людей в свиней и заставил обмазываться дерьмом. «Жестокое?!» — услышал режиссёр, и заставил Румату бить, пинать людей, и причинять боль единственной, которую он любил на этой планете.

Не об этом писали Стругацкие! Не это было смыслом книги, как ошибочно понял режиссёр со сценаристами.

С чего они взяли, что это вообще достойно того, чтобы показывать людям? Почему вдруг они сочли себя настолько творческими, чтобы вылить все эти ушата дерьма в наши глаза? Гнать таких творцов, гнать ссаными тряпками из кино. Нам хватает дерьма из произведений резидентов «Камеди Клаб» и прочих молодёжных комедий.

Это был первый раз в моей жизни, когда я ушёл из кинотеатра посреди фильма.

1 из 10

Рисуй кровью
Апокалипсис сейчас.
На дворе средневековье,
Мракобесие и джаз. — «Пикник»

Есть люди, эволюция мировосприятия которых чрезвычайно интересна потому, что в ней явно или неявно, но в любом случае ярко, преломляются векторы развития настоящего мира, со всей его сложностью и неопределённостью. К таким людям относится и Алексей Юрьевич Герман, отправившийся в своём киноисследовании человеческой жизни от молодой советской действительности с её казавшимися ясными, чёткими и незыблемыми классовыми представлениями и обнаруживший на простом примере их как минимум неоднозначность («Седьмой спутник»), прошедший через перипетии большой войны, самые сложные (моральные) проблемы которой проявлялись не на фронтах в стратегических сражениях, а на глубокой периферии и даже в тылу («Проверка на дорогах», «Двадцать дней без войны»), обнаруживший в толщах родной истории ещё более интересные характеры, вступившие в трагическую связь с современностью («Мой друг Иван Лапшин», «Хрусталёв, машину!»), и наконец добравшийся до инопланетного мира как идеальной лаборатории для экспериментов с земным социумом. В странствованиях художника, несмотря на кажущуюся приверженность его одной и той же манере, подчёркнутой неизменной чёрно-белой палитрой, эстетика его менялась вместе с местом действия картин и ещё больше — с углублением познания жизни, раздавленная тяжестью многой печали. Пожалуй, последний фильм Германа можно назвать самым пессимистическим его творением. Но и самым совершенным тоже.

Можно даже утверждать, что трагический германовский пессимизм в «Трудно быть богом» достиг высочайшей чистоты и концентрации, сделав эту картину своего рода квинтэссенцией мировосприятия режиссёра. Точно так же как само это мировосприятие явилось ярким выражением честной интеллигентской рефлексии — о мире, погрязшем во зле корыстовластолюбия и тьме дикого невежества, о потерянности в этом мире чистых и светлых духом людей, о тотальной неспособности этих людей что-либо изменить вокруг них. И эта неспособность увеличивалась вместе со злом в мире, с каждой новой работой Германа. Если Лазарев из «Проверки на дорогах» ещё имел шанс морально изменить ситуацию, смыв свой грех кровью, то жертва Ханина из «Лапшина», в сущности, уже ничего не меняла в его окружении, оставляя этот мир в его болотном оцепенении, а Кленский из «Хрусталёва» даже был лишён возможности принести себя в жертву, неумолимо превращаясь в простой объект влияния обстоятельств, и единственное, что ему по-человечески оставалось — уйти вовсе из системы, начать новую жизнь. Такая безысходность значительно усиливается тем, что социальные возможности героев Германа возрастали обратно пропорционально возможностям экзистенциальным. В этом отношении дон Румата Эсторский, он же землянин Антон, он же «бог, которому трудно» — герой наиболее примечательный и феноменальный. Отчётливо понимая всё происходящее, превосходно владея своим телом и мышлением, с лёгкостью расправляясь с несколькими десятками тупых туземцев, он не может хоть чуточку сделать этих людишек выше и чище духом, даже оставшись с ними навсегда, не способен вложить в их души и толику стремления к прекрасному и доброму. Вот это уже действительно конец истории. И не по-фукуямовски, а скорее по-достоевски: в духе Великого Инквизитора, торжествующего над бессильным Христом.

Мир Германа становится всё более хаотичным и лишённым смысла. Кинореальность «Седьмого спутника» и «Проверки на дорогах» ещё почти классична, в ней теряется только связь времён, да и то не совсем безнадёжно. Время «Лапшина» и «Хрусталёва» уже рвётся на мелкие лоскутки, несвязуемые фрагменты, бьётся на зеркальные осколки, которые с болью врезаются в память. И это не какой-то изысканный «модернистский» киноязык арт-хаусного режиссёра, а непосредственно ощущаемый распад единства реальности, в которой настоящее уже не непреложно вытекает из прошлого, существует как бы само по себе, а будущее вообще не обязано наступить. Единственный островок смысла, остающийся ещё в этом мире, погружающемся в хаос, — это желания, мечты и надежды героев, те духовные усилия, которые им ещё доступны. И здесь тоже «Трудно быть богом» выступает наиболее убедительной иллюстрацией: человеколюбие дона Руматы достойно если и не бога, то титана духа, что особенно видно на фоне бесконечного уродства окружающей его человеческой реальности — беспрерывно жрущего, жующего, плюющего и испражняющегося стада гуманоидов, души которых беспробудно глухи, а сознание безнадёжно темно. Трёхчасовые физические подробности повседневного существования этого квазисредневекового собрания, скрупулёзно и очень близко демонстрируемого режиссёром, могут утомлять только тех, кто не заразился германовским трагизмом и остался чужд его необыкновенного гуманизма. Безобразие происходящего на самом деле неразрывно связано с завораживающей высотой духа главного (и, пожалуй, единственного) героя, являясь необходимым его полюсом.

Странным образом, в этом полярном напряжении почти бессмысленного безобразного мира начинают проступать смутные очертания чего-то иного, казавшегося невозможным и потерянным, чего-то прямо противоположного уродству и нищете окружающей действительности. Это что-то рождается не в душе героя, а в связи с ним — в связи с этой его устойчивой интенцией на помощь несчастным жителям Арканара, не покидающей его даже тогда, когда он лишается возможности вернуться домой и фактически становится одним из арканарцев. Совершенно не иметь ни ненависти, ни брезгливости к тем, кто их более всего заслуживает, — это многого стоит. Ярмольник, далеко не будучи самым душевным и чутким актёром, передаёт это удивительно, приспособив для этого даже свой всегдашний индиферентизм (хотя, конечно, направляющая режиссёрская рука ощущается в его игре почти физически). Постоянное стремление к добру не остаётся, не может остаться бесплодным. Противоречие света и тьмы, достигнув высочайшего напряжения, находит внезапное разрешение в мягких переливах света. Почти утонувший в хаосе островок смысла набирает силу и мало-помалу превращается в континент. Дон Румата, достигнув своего победного поражения, достаёт свою странную дудку и начинает играть. Он играет музыку свободы. Он играет джаз. И эти звуки незаметно, за кадром, преображают мир.

… только что вернулись из кинотеатра. Хватило меня на 2/3 фильма, дальше смотреть не смогла. Может быть действительно еще не готова к подобному виду кино языка как было сказано выше. Но сказать хочется не об этом! Я большая поклонница Великих братьев Стругацких(именно великих!),и на фильм решили ехать только потому что одноименный роман Стругацких является практически настольной книгой, и Герман указывает братьев как авторов сюжета. Т. е. Фильм снят ПО книге, возмущает то, что многие здесь этого не знают в принципе. Друзья, обращаюсь к тем кто ЧИТАЛ роман «ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ»: разве в романе было столько грязи? Разве о грязи роман? Безусловно режиссер показал нам роман через призму своего видения, НО может тогда стоило назвать фильм иначе, дабы не отбивать желание прочитать роман. Очень не люблю когда киношники засоряют эфир лишними деталями(да-да я не считаю фильм насыщенным, я считаю его сорным)коих в фильме в избытке. Так и не поняла что хотел Герман передать зрителю — трудно быть Богом или же трудно быть жителем Арканара. Думаю мало кто из смертных зрителей, не читавших роман, понял кто такой Румата Эсторский, доктор Буддах и Дон Рэба. Кто такие серые и черные?! А ведь у Стругацких все ну очень доступно понятно и лаконично! Идея романа стара как мир! Роман несет в себе много интересного, доброго, поучающего, лиричного!Что несет в себе фильм Германа, кроме грязи, я так и не поняла. Но после получаса просмотра было явное желание помыться. Всем кто не читал роман-советую заполнить этот пробел, тем кто не смотрел фильм-читайте роман и только потом смотрите фильм! С уважением ко всем рецензентам! ИМХО July

Буду краток.

Предыстория. Я большой любитель Стругацких, книга мне очень понравилась, и я очень ждал этот фильм последние 7 лет, как прочел книгу и узнал, что фильм снимают.

По опыту просмотра предыдущих экранизаций этих великих писателей у меня все время были некие сомнения, перемешивающиеся с трепетным ожиданием релиза. И вот она, долгожданная премьера…

Что же мы видим в итоге?

1. Прекрасно воссозданные мир и атмосферу.

2. Актеры проживают свои роли, не видно наигранности, как это обычно сквозит в большинстве советских и российских фильмов.

3. Отличные съемки, ракурсы, смены планов.

4. Потрясающая озвучка

Однако…

5. Я так и не понял, какое отношение происходящее на экране имеет к оригинальному произведению, кроме места действия, имен, отдельных реплик и общей канвы сюжета.

6. Не понятно, что авторы фильма хотели донести до публики, так как ни одна сюжетная линия книги и ни один из персонажей не раскрыты.

Мое личное имхо, что в данном случае получилось больше ожиданий, чем результата.

Рекомендую фильм для киноэстетов (редко где вы увидите такую высококачественную техническую реализацию), фанатов Стругацких (посмотрите, как Арканар выглядел визуально глазами писателей) и любителей русского арт-хауса (трэш и психоделическое настроение на 3 часа сеанса и последующую неделю вам обеспечены).

Не рекомендую для широких масс, которым важны сюжет, зрелище, действие, а также для тех, кто не знаком с оригиналом.

И напоследок скромное обращение к нашему режиссерскому цеху.

Многие книги Стругацких сочетают в себе фантастику, экшн, психологию, социологию, историю, политику, и т. д, и т. п. Еще ни одна экранизация не смогла раскрыть все грани в балансе, всегда получался перекос в ту или иную сторону. Еще не родился, и вряд ли родится тот режиссер, кто сможет передать Стругацких так, как они свои произведения задумывали. Поэтому пожалуйста, пожалуйста, и еще раз пожалуйста, даже не пытайтесь задумываться о том, чтобы снять экранизацию по Стругацким. А если такая мысль залезет к вам в голову и не захочет выходить, застрелитесь, ибо это будет эффективнее.

Просматривая фильм- невольно задаешься вопросом, а где сюжет?

Форма подачи чудовищна, культ смерти, грязи, грубости и жестокости. Такое впечатление, что автор не ставил задачу рассказать сюжет а полностью увлекся картиной дикой жестокости, которая ему рисовалась после прочтения сочинения Стругацких. А что делать тем, кто исходное сочинение не читал?

Режиссер проделал титаническую работу и все впустую. Теми количествами декораций и костюмов можно было бы снять 1 эпическую битву, 1 фильм ужасов, 1 приключенческий фильм и 1 сказку и были бы вполне смотрибельными. Режисер же настолько «задушил» зрителя» своим восприятием Средневековой жестокости, что весь фильм проходил под звуки разбегающихся из кинотеатра зрителей.

1 из 10

Яркий, слепящий свет. Чистый, безликий снег. Крохотный зрачок. Скованные мышцы. Застывшие мысли. Душевная пустота. Одинокий, потухший человек погружен во мрак разрозненных воспоминаний. Чувства обеззаражены. Звуковые волны изящны и печальны. Жизнь умерла.

Грязные улицы. Грязные лица. Неприязнь и отвращение. Власть инстинкта. Пугающая свобода. Желание пачкаться. Мысли и действия синхронизированы. Коммуникабельность. Нескончаемый дождь. Грязь. Резкие звуки. Назад к природе. Жизнь.

Фильм Алексея Германа «Трудно быть Богом», как я думаю, о том, что невыносимо сложно быть человеком. Люди научились носить маски. Они красивые и скрывают уродливые и грязные лица, но при этом затрудняют дыхание. Люди прячут порочные и бесстыдные тела под очаровательной, но тесной, сковывающей движения, одеждой. Высокие заборы избавили людей от страха, но стали причиной близорукости. Чувства превратились в непозволительную роскошь, а мысли замкнулись в кольце адронного коллайдера. Люди превзошли свою биологическую природу, но это не сделало их счастливыми. Напротив, тревоги и запреты прочно сковали их руки, ноги и языки. Но что-то далекое, давно забытое, дикое, но родное, нашептывает заклинания на незнакомом языке. Оно ходит по кругу, строит гримасы, хохочет. Оно веселиться, когда весело. Оно грустит, когда грустно. И злиться, когда ДОСТАЛИ!!! * Яркая вспышка фотоаппарата. На фотографии бледное, чистое, симметричное, застывшее, безликое лицо.

Чудовищно тяжелый фильм. Три часа абсолютно ничем не приукрашенного человеческого бытия во всех его биологических подробностях. Из оригинального сюжета старательно вычищены малейшие намёки на романтику, красивую драму и даже очень запомнившиеся мне по роману диалоги Руматы с Будахом и Аратой (переданные почти дословно), проходят при обстоятельствах, совершенно исключающих то, что эти два персонажа, Мудрец и Герой, хоть как-нибудь возвышаются общей погрязшей в грязи массой. Романтическая линия — отношения между Руматой и Ари (в романе — Кира) аккуратно очищена от малейшего налёта романтичности, с риском для жизни спасаемые Руматой книгочеи — просто юродивые. Единственный герой здесь (он же мудрец, он же бог) — Румата, как и положено герою, весь в белом, когда как все остальные, я извиняюсь, в г__не, причем как переносном, так и в самом что ни на есть прямом смысле этого выражения. Ведёт Румата себя соответственно — высокомерно и даже нагло, швыряется деньгами там, где вроде бы надо проявить сочувствие, он самоуверен настольно, что абсолютно никого в этом мире не боится, да что там не боится — просто в грош не ставит. Мда, а вот когда его самого невзначай макают в соответствующую субстанцию, приходит наконец, в ярость… с соответствующим финалом.

Фильм, повторюсь, очень тяжелый для просмотра. Глубина реализма просто поражает и при этом не создаёт ощущения гротеска. Жители Арканара — карлики, микроцефалы, какие-то неидентифицируемые уродцы и почти нормальные люди, не создают впечатление собранных во одном месте обитателей балагана ужасов. Они как будто и в самом деле там живут, в этой человеческой преисподней. В фильме нет никакой музыки для создания «настроения» (кроме той, которую сами играют персонажи фильма). Визуальный ряд — десяток почти непрерывных сцен, когда камера летает от предмета к предмету или следует за персонажами, а они (персонажи) иногда оборачивается и смотрят в объектив и даже обращаются с невидимому оператору создают такую глубину погружения в мир Акранара… Некоторые из моих соседей по кинозалу не выдерживали — уходили с сеанса. Но большинство досмотрели до конца — в кинозале царила почти полная тишина, никто не зевал, не шептался, не иронизировал.

Наверное, это признак того, что фильм удался.

9 из 10