Рецензии

«Не город Рим живет среди веков,
А место человека во вселенной…»

О. Мандельштам.

Как часто можно встретить в фильме человека по своей сути похожего на тебя самого?

Любимые покидают и умирают, старый друг уезжает навсегда, а ты продолжаешь прогуливаться по улицам древнего города, отмечая вокруг детали происходящего и в разыгрываемом жизнью представлении встречаешь: «художника» готового биться головой о стену, доказывая свою уникальность; «милого вдовца» убитого горем от потери супруги, а спустя несколько дней беззаботно живущего с новой пассией; юношу, ум которого по малоопытности заплутал в мудрости великих романистов; повара по призванию в одеянии кардинала, а то и сцепленную паровозиком толпу «животных», которая никуда не едет.

Дикий разгул ночи, пустые разговоры… порой удаляешься от привычной повседневности, доставая из чемодана ключи к истинному искусству, которое создавалось под влиянием «великой красоты». Сколь памятны те редкие мгновения, когда встречаешь её на своём балконе перед тем как она улетит на встречу восходящему солнцу стаей фламинго или на лестнице, где она озарит тебя светом своей улыбки, а затем легкими шагами снова уйдёт в ничто. Опьянённый и уставший ты ложишься в кровать, но пока не пришёл успокоительный сон в белизне потолка плещет море, как и в ту ночь на маяке, когда она к тебе прикоснулась впервые.

Вот минул ещё один день и в твой фотоальбом добавилась ещё одна фотография. Но всё это всего лишь фокус — сейчас ты есть, а спустя миг исчезнешь.

Кто я? — Никто.

Зашёл в магазин электроники и бытовой техники и решил приобрести диск с кинофильмом. Обычно стараюсь смотреть кино, о котором прочитал отзывы. Тут просто выбирал по названию и краткому описанию. Этот фильм меня привлёк тем, что снимался об Италии. Наслышан о том, что эта страна богата на яркую архитектуру и природу.

С первых кадров меня впечатлило обилие красок и операторская работа. Но сомнение в том, что фильм не понравится, появилось после неестественного развития эпизода, которое выражалось в отсутствии нормальной реакции на смерть одного из туристов. Смерть человека ведь должна намекать на что-то, иметь развитие дальнейших событий, но вместо этого всё внимание было обращено на пение хора. Сложно описать, чтобы было понятно. Это надо посмотреть. Возможно, данный фильм относится к жанру артхаус, где повествование ведётся с «вывертом» и крайне нелогично. Но у кого-то этот жанр вызывает восхищение.

Разделить фильм можно на 3 основных элемента: 1) изображение улиц Рима, зданий, природы, сопровождающееся высококлассной операторской работой,

2) диалоги или монологи различных героев ни о чём, которые никак не связаны с сюжетом, но в которых кто-то может увидеть тайный смысл бытия,

3) рассматривание толпой необычного поступка. Например, девушки, разбивающей на бегу себе голову об стену

Даже несмотря на то, что фильм мне казался бессвязным и явно не по моему вкусу, без проблем его досмотрел до конца, потому что красивых кадров очень много. Не припомню ни одного просмотренного фильма, на столько наполненного радующими глаз моментами. Читал в некоторых рецензиях, что кино изобилует символизмом и скрытым смыслом, но не понимаю о чём речь. Вот, сняли бы логично выстроенную драму с такими красотами и получился бы очень удачный фильм, а так это больше похоже на рассматривание журнала, рекламирующего отдых в европейской стране. Главный герой не вызывает эмоций. Он много курит, шастает без дела, пытается сказать что-то умное. На мой взгляд, надо было его занять пробежками по утрам, активной социальной жизнью, предполагающей помощь другим. И всё было бы проще. В связи с обилием прекрасных кадров, хотел найти хоть намёк на сюжет, чтобы поставить 5-ку ради наличия этих кадров, но не получилось. Тем не менее, фильм рекомендовал бы к просмотру, поскольку можно наблюдать интересное разнообразие красок. Смотрится легко.

4 из 10

Фильм часто сравнивают со «Сладкой жизнью», и, конечно, по ряду причин это сравнение не обойти, но он интересно и само по себе, как кино о современности.

На фоне большинства картин последнего времени эта выделяется своей масштабностью, явной авторской позицией и серьезностью темы. Фильм построен не драматургически, единственная внятная сюжетная линия (отношения главного героя и дочери его старого друга) появляется ближе к середине фильма, а потом просто исчезает. Он рассчитан на несколько медитативный просмотр. Ритм картины тоже не слишком современен — длинные кадры, неторопливое движение камеры, вводящие в транс любование торжественной, но отдающей мертвенностью красотой Рима и жизнью его обитателей. Авторам удалась удивительная вещь — сделать красивое кино, но сделать так, чтоб красота нагоняла тоску и тревогу. Долго ли еще быть этой красоте? Ведь люди, населяющие этот фильм, живут потребительской жизнью, они ничего не строят, да и ни о чем не думают по-настоящему. Все знания нужны им только для того, чтобы занимать друг друга беседой.

Главный герой выделяется на общем фоне тем, что осознает это, по-своему страдает и даже ищет выход. Оттого он и вызывает симпатию, хотя он все же остается частью мира, устремленного в никуда. Для контраста даны люди, живущие иначе — его нелепый друг, который, хоть и выглядит действительно смешным, но оказывается лучшим среди всех этих людей и уезжает. Служанка — простая женщина, с искренней человеческой симпатией относящиеся к своему господину, но не унижающаяся перед ним, не смотря на разницу в социальном положении. Очень странная и неоднозначная фигура престарелой монахини, из которой сделали наживку для людей высшего света, но ей самой-то нет никакого дела до того, что происходит вокруг, она остается верной себе.

Фильм населен очень разными яркими типажами. Интересно выбран «возрастной ценз» героев — среди них практически нет молодых. Это позволяет во всей полноте показать пустоту их жизни. Женщины надевают роскошные наряды и делают инъекции ботокса, но им уже не вернуть молодость. Все они рассуждают о серьезном и высоком на своих вечеринках, но большинство из них ничего не сделали в жизни, и уже не сделает.

Авторы славно прошлись по современному искусству, сделав его своеобразным символом упадка, синонимом жизни этих людей. И, конечно, в отличие от «Сладкой жизни», в «Великой красоте» дается намек, что такая духовная пустота характерна не только для определенных кругов, но встречается везде, и вообще во многом характеризует современное общество. Об этом говорят сцены с монахинями и священниками, сцены с кардиналом в лимузине. Но от депрессивности и патетики это кино спасает юмор, ирония, исходящая от главного героя, и, как-никак, красота.

Визуальная сторона фильма очень условна, большинство кадров снято даже в некоем особом, цветном освещении. Кадры тщательно выстроены, много монументальных и торжественных планов. Всегда присутствует некоторая очаровательная странность, касающаяся, правда, и содержания фильма. Очень необычная, почти карикатурная сцена с вливанием ботокса. Странный магазин — или не магазин? — в котором героиня примеривает платье для похорон, представляющий собой большое, светлое, почти полностью пустое пространство. Удивительно красивая сцена с жирафом, который кажется каким-то потусторонним существом. И, конечно, сцена с фламинго на балконе.

Фильм не делает окончательных выводов. Он просто течет, как жизнь, и показывает нам небольшую ее часть, как будто бы даже не критикуя и не высказывая определенного мнения. А размышления о жизни появляются в процессе фильма тоже как будто бы сами собой. Это неординарное, смелое, и, конечно же, отлично сделанное кино. Не так просто замахнуться на нечто, очень напоминающее «Сладкую жизнь», и не проиграть.

9 из 10

Что же такое красота? Каждый человек по-своему ответит на этот вопрос. Как никогда будет кстати данный отрывок из книги С. Моэма «Узорный покров» (1925г.) : «На мир, в котором мы живем, можно смотреть без отвращения только потому, что есть красота, которую человек время от времени создаёт из хаоса. Картины, музыка, книги, которые он пишет, жизнь, которую ему удаётся прожить. И больше всего красоты заключено в прекрасно прожитой жизни. Это — самое высокое произведение искусства».

Не знаю как и подступить к описанию данного фильма, потому что он необычайно внешне и внутренне красив, и никакие тривиальные слова не способны описать его в полной мере. Это нужно увидеть своими глазами и впитать в себя все прекрасное, что может дать этот фильм. Фильм на подобную тематику был снят ещё в 1959 году маэстро классического итальянского кино — Феллини «Сладкая жизнь», ставшего культовым в своё время. Если у Феллини показан только расцвет «общества потребления», то Соррентино показывает его проявление во всей красе уже в наше время.

Все вымирает, нет привычных ценностей. К сожалению, современное общество порой забывает про это и предаётся различным грехопадениям в поисках мнимого счастья. Пока одни веселятся в атмосфере великолепного и безразличного Рима, другие посвящают свою жизнь служению Богу и искуплению грехов человечества для поддержания хоть какого-то баланса в этой жизни. Апатичный ко всему происходящему главный герой, наблюдает за всей этой суетной жизнью и с одной стороны ему вроде бы противно нынешнее общество, а с другой стороны — он не может отказаться от него просто так, продолжая оставаться его частью, но уже более отстранённо. Имея практически все, он понимает, что у него нет ничего действительно стоящего, ради чего стоило бы жить. Незамедлительно бросаясь на поиски прекрасного, он находит разочарование в своей жизни, понимая что упустил его ещё в далекой молодости.

Учитывая, что все действия в фильме развиваются на фоне бесконечно прекрасного Рима, наблюдать за всем происходящим на экране в два раза приятнее, по крайней мере мне как эстету. Но даже в Риме найдутся обиженные на жизнь люди, которым совсем нет дела до всей этой красоты внешней, им бы красоты внутренней.

Отдельной строкой хочется упомянуть о наличии музыки, которую обязательно захочется послушать отдельно и уж точно не один раз.

После просмотра фильма появляется ощущение прикосновения к прекрасному. Я даже осмелюсь назвать его произведением искусства в визуальном плане, ибо каждый кадр идеален. Соотвественно отдельный поклон оператору сего творения — Луке Бигацци.

Этот фильм можно рассмотреть под разным углом и каждый обязательно найдёт что-то именно для себя. Некоторым он может показаться депрессивным, но для меня же демонстрация прекрасного и одновременно ужасного является показателем реальной жизни. Нет худа без добра, как говорится. Прежде всего, это фильм для людей, находящихся в поиске себя, возможно потерянных, потому что главный герой является именно таким: прожившего вроде 65 лет, но так и не нашедшего той самой, красоты.

10 из 10

Красота, смерть, декадентство, отповедь постмодернизму (в части сравнения Древнего Рима и современного акционистского искусства), сатира на богему… Наконец, ответ на вопрос, зачем нужны римейки.

Практически все критики хором сходятся на том, что Великая красота — кино неплохое, но вторичное. Прежде всего, по отношению к Сладкой жизни Федерико Феллини. Осмелюсь поспорить, что это не совсем так.

Да, мотивы остались — круг жизни, отсутствие смыслов, богема в круге… разврата и лжи. Но изменилось время, как изменились и сами герои. Вечность красоты уступила место ее сиюминутности, но неумолимость старости и смерти все равно никуда не денется. А сам фильм превращается в попытку его героев угнаться за молодостью…

Главной темой Соррентино становится тема времени (в его конфликте и единстве с человеком) и смерти (культуры, религии, тела…). Все-таки Феллини больше смотрел в настоящее и пытался увидеть в нем будущее. Герой Тони Сервилло — постаревший плейбой, обращенный к рефлексии прошлого. Марчелло у Феллини ищет смысл жизни, Джепп у Соррентино — смысл увядания и смерти. Поэтому акценты в понимании религии немного смещаются…

Потому и отличается форма подачи — Соррентино устами и поведением своего героя держит ироничную и где-то даже пародийную интонацию.

Прекрасны и отдельные сцены и колоритные персонажи. Особенно любопытен лейтмотив превращения традиций в фетиши (хороша тема с сестрой Марией — своеобразным живым трупом, поддерживающим виртуальный образ святости, уже умерщвленный — «Я обручилась с бедностью, а о бедности не рассказывают, с нею живут», «Я ем корни, потому что это важно») и отчуждения в искусстве (маленькая девочка, которая хочет быть ветеринаром, но каждый вечер задействует себя в искусстве, зарабатывая миллионы). Кардинал как часть богемы и кулинар и монашка, исповедующаяся у косметолога-маникюрщика.

Ещё один символ — навязчивое желание с помощью мобильных камер остановить мгновение — тоже ведь своеобразная попытка остановить не только мгновение, но время. Наконец, Элиза — женщина, любившая, но почему-то бросившая молодого Марчелло, чтобы тот, назвавшись Джепом, в наряде Майкла Джексона до старости искал Великую красоту.

Игры со смыслами, отражение эпохи пост- — главное и самое интересное, что есть в Великой красоте, но это еще и прекрасно и красиво сделанное кино. Красота в нем, как и полагается, обжигающе гламурна, псевдоэстетична, стара… Яркие, кричащие, цифровые цвета порой напоминают о диджитал-арт — своеобразном фэнтезийном переложении мифического героизма эпохи античности, с которой не то, что бы спорят, но перекликлаются оператор и художник. Возникает иллюзия живых нью (и ню) римских статуй. Разумеется, и здесь не избежать сатирических нот.

Давно так программно не была выстроена музыка. Пожалуй, лучший ее образ — струнный квартет и девушка диджей с ноутбуком, к которым ведёт открывшаяся дверь из картины помянутой выше юной художницы.

Но прежде всего, Великая красота напоминает о кино как режиссерском искусстве, в котором синтезируется театр, живопись, дизайн, архитектура, литература и создаётся иллюзия движения как основы кино.

И о главных героях… Красота — это гимн Риму, незаметному в своём величественном молчании. Джеп и сам замечает, что он не видел рядом существовавшего (добавлю от себя — подлинного), хотя живёт рядом с Колизеем. Лицом к лицу лица не увидать и никак иначе.

И Джеп, драма которого то ли в иллюзиях, принятых за любовь, то ли в бесплодных попытках найти хоть какое-то ее подобие… Из этого разочарования и отсутствия подлинности и должен был появиться еще один лейтмотив фильм — роман Флобера о ничто.

Кто любит Соррентино и видел Молодость, идите смело на Великую красоту — попадете в тот же поток. Реку человеколюбия и прощения. Вечные старики, подбивающие итоги и время от времени забывающие о своих годах… Молодежь, изумительно красивая, алчно дышащая — как бы все успеть. Сюжет крутится вокруг приключений итальянской богемы, бомонда, высшего обеспеченного слоя. Главный герой — отошедший от дел писатель, создавший в юности что-то значительное…

Предсказуемым будет упрек, брошенный ему столетней весталкой, почти святой: Почему вторую книгу не написал? Вечный вопрос… Да потому, что думал, что у него в запасе вечность… Общество развлекается концептуально и любой ценой, ищет так называемые новые формы… Но по сути это — площадное искусство и его вторичность настораживает — пробивание черепа с подложенным поролоном где-то уже было… Загадочная сцена — гадание и излечение пипеткой (?шприцом) с чудодейственным эликсиром, с сопутствующим прогнозом под под неумолчный подсчет долларовых сумм…. Да, приблизились сказочные объятия Феллини…

Герои развлекаются интеллигентными разговорами, которые равнозначно хорошо объясняют жизнь. А вот мне ближе житейское — женщина-стриптизерша с несостоявшейся судьбой. И ее обаяние, и сморщенные веки, и дивное тело, которое либо есть от природы, либо его нет… И карлица-редактор — редкая умница и, кажется, вполне счастливая… И все остальное окружение — какая смесь из сказок Феллини с неистребимой любовью к своим героям. Ну как, например, у Альмодовара, но при этом все соответствуют тому, что заложено природой и никуда не отклоняются, вздыхаешь облегченно.

Выведен кардинал — сторонник экзорцизма (посмотрела — это изгнание бесов с помощью отчитывания, есть и в христианстве). Но он во всех сценах дает только кулинарные рецепты, обнаруживая свою истинную страсть. Еще из развлечений, не упомянула, — девушка выливает на стену банки с краской, а затем все это собою растирает, зарабатывая своей небедной семье престиж и деньги… Красной нитью (для этого ли общества только) подтвержденная монашкой мысль — от рождения до смерти только бла-бла-бла и никто ничему не научается. Итак, роскошь существования сама по себе, безумство, мотовство, погоня за новыми ощущениями, с одной стороны…

И подлинные предметы истинного искусства, рядом с человеческими метаниями, шелухой и сиюминутностью. И новый свет любви… Соррентино, конечно, останется, хотя два его фильма практически про одно и то же. Потому что это — искусство…

10 из 10

Рим — великий и прекрасный, колыбель жизни и красоты, — становится воплощением своего конца. Он — то декорации падения, то сам их участник.

На фоне вечно застывшего Возрождения, которое не теряет своей красоты даже на пороге гибели, Паоло Соррентино, вслед за великим Феллини, пытается обличить гниение и упадок всего прекрасного, чем славилась итальянская культура и цивилизация в целом.

Герой, Джеп Гамбарделла — философствующий наблюдатель, чья философия не поднимает его над окружающими людьми. Слава, когда-то написанного им романа, неосязаема. Она становится аллюзией ко всей его жизни, где все — сплошное притворство и ирония, не обличающая ни единого факта обыденности. Их жизнь — сплошной фарс, за которым стоит былая любовь, былая деятельность, былая страсть. Сейчас же не осталось ничего. И это ничто скрывается под маской похоти, разложения, мяса, наркотиков и бесконечного состояния забытийности.

«Мне было предначертано стать чувственным. Мне было предначертано стать писателем. Мне было предначертано стать Джепом Гамбарделлой». И вся чувственность героя, впрочем, только и сводится к ощущению, что все это потеряно и давно растворилось в прошлом.

Деградация искусства, творчества и, в конце концов, духа — главный и единственный сюжет этого фильма. Конечно, они пытаются рассуждать об одиночестве, о старости. Но все это ничто, пустые раздумья перед обеденным сном после очередной вакханалии. Единственное, что есть настоящего в этом сумраке ожидания (скорее застоя, где никто ничего не ждет и не хочет) — это отъявленное желание быть рядом друг с другом, принимая истинное положение своей жизни и своего прошлого, немое согласие поддержки, о котором говорится в сцене, которая стала чуть ли не единственной, где герои, выглянув из под масок довольства жизнью, обличают свои истинные лица.

Картинки клубов и шумных вечеринок, где торгуют плотью и удовольствиями, сменяются картинками монастыря, где слышится вульгарный хохот, а кардинал, чье лицо должно оказаться посредником между материальным и духовным, кто единственный по сути своей мог бы спасти падшего, направив на путь истинный, может рассуждать только о еде и ее приготовлении, всякий раз избегая разговоров о духе и святости.

Все псевдоинтеллектуальные рассуждения богемы некогда величествующего Рима сводятся к обмену последними сплетнями и обсуждению своих собственных фотографий, от скуки или нарциссизма, или от того и другого вместе.

Развития в фильме никакого, и даже прекрасная картинка, природа и Рим становятся чем-то тягучим и непрекращающимся. Только вести о чьей-нибудь кончине заставляют вспомнить о том, что жизнь подходит к концу.

Извечная тема — богатые тоже плачут, несчастная дольче вита, а еще проще — от жиру бесятся, ибо нужно быть слепцом, чтобы не видеть всей красоты жизни, Рима и его ушедших дней. Может, по этому и тоскует чувственный Джеп: об утраченной, но все же великой красоте былой юности и былых побед.

6 из 10

Чем с утра до вечера занята римская аристократия, богема, духовенство? А… ничем. Просто прожигают жизнь. Они даже не в состоянии ею наслаждаться, она им осточертела. Но они за неё судорожно, из последних сил, цепляются…

… Подобные вопросы лет шестьдесят назад ставили в своих картинах и Великие Бунюэль, и Феллини, и Антониони… Что произошло за это время? А в общем-то ничего… Разве что римская элита стала ещё больше скучать. И ещё больше прожигать. Хотя, порой, кажется, что больше просто некуда.

Главный герой Джеп Гамбарделла, которого талантливо сыграл Тони Сервилло — журналист. Сорок лет назад он написал книгу. Одну. И его считают маститым писателем. Он, как и все прочие здесь персонажи — тусовщик. Правда, тонко чувствующий и философствующий. И такими качествами наделены далеко не все герои ленты Соррентино.

Да, герои… Они все здесь, словно на подбор. Эксцентричная актриса, которая готова давать интервью лишь вызубренными наизусть штампами. Но простейший вопрос её напрочь выбивает из колеи. А милый-премилый кардинал. Ему пророчат место Папы. Тоже заядлый тусовщик. Он буквально поворачивается спиной к собеседнику, когда речь заходит о духовности, но зато готов без умолку болтать о кулинарных рецептах.

Аристократы напрокат. Тоже изюминка Вечного города. 250 евро за вечер плюс аренда машины — и организатор вечеринки получает для антуража пожилую пару. То ли обедневшие аристократы, то ли самозванцы, шут их разберёт. Они «работают» как граф и графиня Колонна из Реждио.

Композиция кадра, игра света и тени — важнейшие элементы картины Паоло Соррентино. Это особо запоминается.

«Великая красота» очень виртуозно и тонко развивает тему La Dolce Vita. И, так же, как и шедевр Феллини, оставляет в зрителе состояние неоконченного диалога.

Фильм можно цитировать до бесконечности. Но память выхватывает одну фразу, может быть, самую ключевую, произнесённую главным героем: «Паровозики на наших вечеринках — лучшие в Риме. Они лучшие, потому что никуда не едут…»

Правильно, здесь никто никуда не едет, никто не спешит, никто ничего не делает… Праздность и величие Вечного города. Безмятежный вид Тибра под умиротворяющую музыку в финале. Послевкусие расслабляет…

Блестящий киношедевр!

10 из 10

Вы когда-нибудь мечтали, чтобы картины великих художников ожили? Чтобы все искусства — будь то скульптура, живопись, опера, поэзия или перформанс — слились воедино? Когда-нибудь ваша душа замирала оттого, что летний вечер прорастал в вас красотой?

Если да, то «Великая красота» Паоло Соррентино — для вас. Мировое кино давно не знало произведения такого масштаба. Здесь очень органично переплелись ядовитый гротеск, утонченный эстетизм и глубина философских размышлений о человеческом существовании.

Это слоеный постмодернистский пирог, в котором слились воедино аллюзии на Феллини, Фицджеральда, Пруста, Антониони… Это поэма, симфония, обращенные в кинематограф — в ее узорчатом потоке море можно увидеть на потолке, а стоящий посреди ночного Рима жираф откроет возможность чуда.

Сладкая жизнь, роскошные вечеринки и одни из самых красивых пейзажей на планете? Казалось бы, что еще нужно для счастья? Но «Великая красота» — это фильм о том, что от печали существования не обежать. Что бытие человека — здесь, на земле, в отмеренной двумя датами жизни, наполнено горечью. Да, есть красота. Но за нею всегда лежит печаль. И как бы человечество не бежало от правды, пропадая неделями на работе, вкалывая себе ботексы, прожигая жизнь на вечеринках, ему никогда не убежать от той правды, что все мы одиноки. Что, быть может, теряем самых дорогих людей, с которыми могли бы быть счастливы. Что и во дворцам люди страдают от невозможности подлинной коммуникации, от обедов в безмолвии роскошных комнат. Что сегодня мальчик и юноша завтра обратится в старика. Что мир — роскошный, переполненный красотой — равнодушен к нам, как равнодушно жаркое итальянское лето к происходящему. Что жизнь всегда остается прежней. Сколько жизней промелькнуло, сколько эпох завершилось. А Колизей стоит. И будет стоять вечно. И из поколения поколения жизнь будет такой же — с бегством от печали, одиночеством, неустроенностью, неудачами.

Но как спасение — воспоминание. Там, в вуалях памяти, где-то есть вечер или ночь на маяке и давно потерянный образ. Самый важный образ. И чей-то силуэт уплывает от нас, пока мы смотрим на воду фешенебельного бассейна — быть может, силуэт самого дорого человека. Там, в памяти, можно найти пристанище. И в красоте. И в творчестве.

Этот фильм называют сатирическим. Не знаю. Гротеск здесь есть, юмор есть, издевка над ботексами и прожиганием жизни. Но фильм — один из самых поэтичных, которые я когда-то видел. Его оценят, в первую очередь, люди искусства — те, кому посчастливилось родиться с душой художника. Я могу пересматривать «Великую красоту» бесконечно. И каждый раз этот фильм медленно, но верно ведет к катарсису. И после него мир обрушивается на тебя волнами своей красоты и наступает просветление.

В голове роется очень много мыслей по поводу этого шедевра Соррентино. В нем очень много метафор и символов, которые стоило бы проанализировать. Но я не хочу этого делать. Я не люблю анализировать вещи, за которыми стоит поэзия. Это ее убьет, самую хрупкую вещь на свете. Более хрупкую, чем красота. Более хрупкую, чем наше существование. Квинтэссенцию невыносимой хрупкости бытия.

Смотрите «Великую красоту». Это один из самых значительных фильмов последних лет, включенный кинокритиками и режиссерами в списки самых-самых. Он обречен стать классикой XXI века и войти в учебники по истории кино.

Помните только, что этот фильм — для созерцания. Он сродни походу в музей, а не в кинотеатр. Это даже не фильм, а синтетическое произведение искусство.

И последнее. Если вы все-таки способны разглядеть море на потолке своей комнаты, значит для вас не все потеряно. Значит вы, несмотря ни на что, счастливы.

Однозначно:

10 из 10

На любом фото, в любом кадре, в любое время года и при любых обстоятельствах Рим видится городом богов. Каждый уголок этого волшебного места словно дышит тысячелетней славой, каждый предмет, подобно крестражу, кажется сосредоточением вселенской мудрости. Толпы туристов со всех уголков планеты ежедневно пробуют на прочность столицу Италии, тщетно силясь разгадать загадку её очарования и превращая её в новый Вавилон: многоголосый, многоликий, многозначительный.

Каким же видится людям Вечный Город? Для кого-то он древний, как католические монастыри. Камера неторопливо скользит по семи холмам, окидывая всевидящим оком бесчисленные piazza e palazzo, strade e cattedrale. Музыка, застывшая в веках, прорывается сквозь мощные стены, создавая удивительную симфонию, рассказывающую внимательному слушателю славную историю Рима. Заливистый органный хорал покрывает окрестности глубокомысленным звучанием, которое жаль прервать лишним вздохом. Римские улочки и переулки настолько преданно хранят дух старого города, что нетрудно поверить, что из-за очередного поворота в следующий миг вынырнет колесница цезаря.

И вот на рассвете очередной путешественник, не в силах выдержать торжественное величие Рима, падает в обморок, в полной мере испытав сладостно-губительное действие синдрома Стендаля. А ближайшей ночью столичная элита (и все, кто к ней себе причисляет) соберётся на очередное бессмысленное времяпрепровождение под названием «светская тусовка». Озорной клиповый монтаж безжалостно освещает омерзительный паноптикум, где под бодрую «Far l’Amore» конвульсивно подрагивают десятки пёстро разодетых тел. Всё смешалось в этом королевстве гедонизма: претенциозные модельки, кардиналы-карьеристы, напыщенные графоманы, бездарные сценаристы, аристократы напрокат. Как из рога изобилия, сыпется кокаин, фонтаном льются разноцветные коктейли, и под сенью похоти всё «высшее общество» разом словно предвкушает услышать очередной трек ди-джея Сатаны.

Не боясь обвинений в эпигонстве Феллини, молодой итальянский режиссёр Паоло Соррентино с нескрываемым удовольствием закатывает рукава и натягивает резиновые перчатки, готовясь препарировать современную dolce vita. Её олицетворением вполне можно считать Джепа Гамбарделлу — персонажа, ставшего на данный момент венцом карьеры известного итальянского актёра и режиссёра Тони Сервилло. Стареющий писатель-плэйбой Джеп регулярно посещает вечеринки, воочию наблюдая падение нравов апеннинской элиты. Устами своего протагониста режиссёр старательно упражняется в искусстве (само)иронии, занимая единственно верную позицию для человека, который достаточно мудр для того, чтобы замечать тотальную деградацию, но слишком апатичен для попытки оторваться от повседневности и вознестись к богам.

Когда-то в юности Джеп променял разухабистый Неаполь на лощёный Рим и вскоре опубликовал свой дебютный роман, который принёс ему славу и позволил пожизненно почивать на лаврах. В каком-то роде это характеристика жизненного пути всех приятелей и знакомых Джепа. На первый взгляд, трудно назвать неудавшейся жизнь, полную скромных буржуазных радостей вроде роскошных апартаментов с видом на Колизей либо необременительной службы колумнистом в модном журнале, что с успехом позволяет совмещать работу и отдых в самых изысканных увеселительных заведениях столицы. Тем не менее, Джеп склонен к рефлексии и регулярно задумывается над итогами своей жизни, которая неумолимо близится к финалу.

За иронией Паоло Соррентино легко различима грусть от вырождения некогда великой нации. Рождённое богемой 1950-ых поколение беззастенчиво растратило самый ценный человеческий дар на бессмысленные упражнения в словоблудии и игру в политическую активность, в результате чего сегодняшняя Италия «вряд ли может что-либо предложить миру кроме пиццы и моды». В напрасной попытке обмануть старость и избежать свидания с правдой, незадачливые наследники Леонардо, Рафаэля и Микеланджело отчаянно цепляются за любой шанс вроде уколов ботокса, пытаясь убедить друг друга, что их жизнь не столь убога духовно. Однако те из них, кому хватает ума и смелости осознать собственную никчёмность перед титанами Возрождения, с лёгкостью обращают в пыль эти робкие попытки оправдаться перед самими собой. От себя не убежишь, в пятьдесят уж надо знать.

Пожалуй, великовозрастные герои Соррентино заслуживают сочувствия. Бесспорно, они надменны и чванливы, лицемерны и бессердечны. Но отчего-то трудно испытать к ним презрение, ведь в этих впадающих глазах и трясущихся руках, лихорадочно отталкивающих от себя смерть, отчётливо видно наше собственное отражение, пусть и отделённое от этих угасающих личностей полувековой толщей. В эпоху ремейков и повальных самоповторов единственная отдушина в жизни стареющих селебрити — сохранение собственного достоинства, пусть под этим понимается всего лишь справедливое пресекание попытки особо кичливого субъекта вознестись над своими сородичами благодаря мнимым достижениям, которые на поверку оказываются иллюзией. Фильм брызжет хлёсткими афоризмами, но в плане самобичевания особо удалась сцена на веранде, во время которой Джеп с хладнокровной усталостью уничтожает героиню Галатеи Ранци, слишком много о себе возомнившую.

Хуже всего то, что современное искусство существует по принципу «Я художник, я так вижу». В результате наследники прожигающих остатки жизни полутрупов выглядят так же демонически, даром что сами только вступают в пору активного созидания. Одни в буквальном смысле упираются в стену во время вдохновлённого космической энергией перфоманса, другие, вымазав себя краской, упоённо приносят жертвы Танатосу. Взрослые с юных лет приучают детей, что суть успеха не в том, чтобы создать шедевр, а в том, чтобы выгоднее продать своё произведение, пусть и откровенную халтуру. Впрочем, виноваты ли эти несчастные, что им не повезло быть современниками флорентийских мастеров, а угораздило появиться на свет в эпоху, когда даже паломническая поездка причисленной к лику святых монахини проходит с размахом, достойным международных гастролей очередной поп-звезды?

На самом деле, кто сказал, что бывшая любовница лидера социалистической партии (видимо, благодаря именно этому пикантному факту тиснувшая в партийном издательстве десяток книжек о гражданской сознательности), а ныне респектабельная телеведущая важнее молодящейся стриптизёрши? Только отбросив подобные предрассудки, можно познать великую красоту момента. А пока звучит pan-pan-pan-americano, самое время погрузиться на дно своей памяти, чтобы вновь восхититься гармонией античных прелестей, совершенный ансамбль которых всегда готов сразить впечатлительного наблюдателя. Кто-то познал мимолётную красотищу, впервые увидев обнажённую грудь любимой девушки, кто-то ощутил восторг от единения с природой, нырнув в Средиземное море. Самые смелые решительно шагнут вперёд, чтобы встретиться лицом к лицу с истиной — самым строгим судьёй, который безапелляционно вынесет приговор нашей жизни, определив, что в ней бесценный оригинал, а что — грошовая имитация.

Как бы там ни было, импозантный Джеп Гамбарделла — пример того, что можно оставаться интеллектуалом, явным или мнимым, даже вращаясь в дориангрейском обществе, каждый член которого похож на ожившего экспоната мадам Тюссо. Пока глянцевая публика заполняет внутреннюю пустоту потоками джина и спермы, всегда есть шанс попробовать приобщиться к гениям минувших времён, рискнув оставить после себя что-нибудь значимое. Вероятно, о том же мечтает и Паоло Соррентино. Но вдруг это всего лишь самообман и травестийное шоу продолжается?