Рецензии

Начитавшись мнений о фильме, я собрался с духом: исходя из них, кино — чернуха и псевдодокументалистика. Ни того, ни другого я не люблю, но все-таки решился на просмотр, готовясь к трэшу.

Весь фильм я сидел в ожидании того перломного момента, когда же начнется этот самый трэш, но так его и не дождался. Напротив, я увидел самое настоящее игровое кино с профессиональной операторской работой, актерами, понимающими, что они делают, четко выстроенным сюжетом, который не отпускает ни на минуту.

Подростки, изображенные в этом фильме — самые обыкновенные. Они листают глупые журналы, спорят с учителями, дружат, ссорятся, ругаются, дерутся, мечтают о сексе и разочаровываются в нем.

Не наблюдалось и шквала ненормативной лексики, концентрация которой у людей именно в таком возрасте, пожалуй, самая высокая, что еще раз подчеркивает художественность произведения.

Фильм представляет собой нарезку из событий, происходящих примерно в течение одной недели, апогеем которых является школьная дискотека. За это время главные героини успевают пережить зародившуюся дружбу, влюбленность, давление общества и связанное с этим предательство. И все это через призму подросткового максимализма, тупой уверенности в важности текущих проблем и собственной независимости главных героев, при этом находящихся за пазухой у родителей и школы. Как же посмеются над собой эти ребята, когда через каких-нибудь пять лет они узнают, что такое настоящие жизненные проблемы, когда им придется самостоятельно их решать, а не расчитывать на удавшийся трюк с манипуляцией родителями.

Но пока их мир и эмоции — это все, что у них есть. Они не могут заглянуть вперед, они не понимают, что родители действительно их любят, хоть порой и неумело, а многие школьные учителя действительно хотят им добра. И в этом своем неведении они по-своему красивы, потому что искренни, и за это им все хочется простить и помочь им поскорей пережить этот тяжелый момент становления личности.

Посему фильм рекомендуется к просмотру тем, кто готов без наигранного ханжества честно самому себе дать ответ на вопрос о том, чем он жил в свои пятнадцать лет.

В конце вполне уместным считаю привести цитату из песни «уличного» музыканта Дельфина, который неким образом резонирует с названием и содержанием ленты:

«И я бессилен что-то сделать, что-нибудь изменить.

Мне ничего не остается: я буду жить!»

7 из 10

У фильма достаточно низкая средняя оценка и очень много отрицательных отзывов. И это вполне объяснимо, ведь сейчас люди больше любят красивое кино, хорошо и качественно снятое, сопровождённое отобранным саундтреком, имеющее динамичный сюжет, глубокую идею. «Все умрут, а я останусь», конечно, сложно назвать таким. В нём нет «прилизанности», есть правдоподобность. И она только усиливается от того, что фильм словно снят таким же подростком на камеру телефона.

Кроме того, судя по отрицательным рецензиям, многие не поверили, что показанная жизнь действительно возможна и решили, что эта картина напрасно чернит молодёжь. Что ж, можно порадоваться за людей, которые не видели таких школ. Мне «посчастливилось» учиться в 11 классе, когда вышел фильм, и я могу с уверенностью заявить, что всё это могло спокойно произойти рядом со мной, в той школе, где я училась.

Я тоже тогда жила в спальном районе, правда не Москвы, а провинциального города, и видела всё, что показано в фильме: как посылают на три буквы своих родителей, как покупают алкоголь и сигареты, как девчонки боготворят дискотеки, парней и дружбу, а вовсе не книги или какие-то ещё полезные занятия, от того и словарный запас у них такой бедный. Неудивительно и то, что бьют кого-то, а другие тем временем просто жестоко снимают это зрелище на телефон. Точно показана школа и атмосфера на уроках. За все годы, что я училась 14-илетний был самый жестокий возраст. Казалось, что это был пик отсутствия нравственности и понятий о человеческих отношениях. Я помню, как предавали друг друга лучшие подруги, как ненавидели все хороших людей просто потому что те общепризнанные изгои, как неблагодарны и лживы были многие со своими родителями.

Думаю, что в героинях можно увидеть определённые типажи девчонок этого возраста. Я, например, узнала своих знакомых в девочках, а в Вике — немного себя. Мне было тяжело: всё время приходилось балансировать между хорошим миром и плохим. Жанна и Катя этого не делают, они абсолютно на стороне «зла». Вика — более положительна, чем подруги, но она не хочет отставать от них, рискуя стать «Лялей», и поэтому всё время совершает отчаянные поступки.

Возможно, это фильм о взрослении, как заявлено режиссёром, возможно — ни о чём, как сказали многие посмотревшие, но лично для меня это просто интересная картина о моей школе, единственная правдивая, из всех, что я видела.

7 из 10

Я знаю, почему фильмы Гай Германики многим не нравятся. Они слишком реалистичны, слишком правдивы. А наши люди привыкли на многое закрывать глаза и попросту не замечать. Я училась в нескольких школах, знаю людей с других — и видела, что бывает и намного хуже, чем в кино показано. Да, сейчас такое время, такой мир- смиритесь и попытайтесь изменить его в лучшую сторону. А для начала хотя бы правильно воспитайте детей.

Семья одной девочки активно запрещает ей всё, и вместо того чтобы объяснить и переубедить ребенка, родители его унижают, лупят, водят в школу, как первоклассницу, то есть отсутствует полное доверие в семье. И именно поэтому девочка пошла на протест, ведь всегда же запретный плод слаще. Но она еще очень наивна и ранима, поэтому с ней и случаются такие трагические ситуации. Вторая девочка наоборот слишком избалованна, как она сама говорит про свою мать — «Она у меня по струнке ходит»- этим всё сказано. Никакого уважения в семье. К сожалению такие ситуации случаются повсеместно.

Многие родители думают, что их чада ангелочки, ох если бы вы послушали их разговоры с ровесниками в школе на перемене или почитали переписку в соц. сетях, вы бы много узнали нового о своем ребенке. Родители просто не понимают, что дети выросли, большинство родителей в 14 лет интересовалось книгами, спортом и т. д. к глубокому сожалению всё изменилось, сейчас большинство же интересуется сексом, бухлом и прочим «радостями» жизни и всё.

Даже как то завидно тем, для кого происшествия в данном фильме оказались открытием и показались нереалистичными. Вам, очевидно, повезло. Хотя с другой стороны насмотревшись такого в реале, уже не смотришь на мир в розовом цвете.

Думаю, этот фильм нужно показывать в школах 8—9 классам, они будут естественно смеяться, но многие увидят себя со стороны — не крутого, пьющего пиво «как взрослый» и курящего сигаретки и травку «как настоящий пацан» или «классная тёлка», а как отвратительных, блюющих пьяных в стельку малолеток, как дурносмеющихся и отвратно лизавшихся нариков, поймут, что совсем уж не круто трахаться в подворотне со старшеклассником, который в лучшем случае сразу забудет тебя, а в худшем еще и по морде получишь. Вот так живем, ребятки.

7 из 10

Этот фильм попал в мое поле зрение, потому что был хорошо разрекламирован. По рекламе я должна была узреть истину, фильм должен был показать обнаженную реальность, школьную жизнь такую какая есть, но что я увидела? Я увидела в этом фильме одну сплошную вульгарщину. После фильма я испытывала только рвотные позывы. Для кого сделан этот фильм? Что я посмотрел?Что вообще происходит на экране?

Картинка и все остальное в этом фильме выглядит убого. В основном в этом фильме так же убого показаны глупые, неблагодарные дети, все снято поверхностно. Фильм не несет никакой смысловой нагрузки и смотреть такое кино опасно, особенно опасен фильм будет для неокрепших умов, которые могут принять все творящееся на экране за правду и вообще подумать, что это и есть хорошо. Послать родителей на три буквы — вот оно достижение всей жизни.

Пустое, бездушное кино!

2 из 10

В искусстве вообще, и в кино в частности, есть один не очень принятый вопрос: кому это надо? Ясно, что на всякого Мондриана найдется свой восторженный зритель, однако в таких случаях речь идет, прежде всего, о начинаниях, например, или экспериментах, которые в дальнейшем…итд.

Вам когда-нибудь приходило в голову выйти вечером из дома, прогуляться к ближайшему магазину и влиться в компанию завсегдатаев, которые круглосуточно пасутся у входа, стреляя сигареты и мелочь на алкоголь? С целью, так сказать, расширения горизонтов.

Горизонты, несомненно, расширятся, но вот тут-то и возникает совершенно резонный вопрос: Вам это надо?

Или вот еще пример. Насколько интересно Вам будет наблюдать поход плохо знакомого соседа в тот же магазин за хлебом, снятый неуверенной рукой жены плохо знакомого соседа на камкодер (разрешение 640 на 480)? Посмотреть на мир глазами других?

Примерно то же предлагает Валерия Гай Германика в картине «Все умрут а я останусь» (именно так, без запятой).

С самых давних пор взрослеющие мальчики и девочки проходили обряд инициации, который чаще приходился на пубертатный период жизни. Инициация-это, прежде всего, таинство, ожидание чуда или прозрения для неофита, и свершившийся факт для человека, ее прошедшего. Нередко обряд сопровождался болезненными процедурами или изменением сознания при помощи наркотиков. Время идет и обряды меняются, наполняются иным содержанием, или вовсе исчезают. Но у каждого человека есть моменты, о которых можно сказать как о рубеже между «до» и «после».

Дрожащая и подвижная камера предлагает подсмотреть за современной инициацией.

В сакральном месте (школа), в праздник (дискотека), должны пройти обряд три девы (из девятого А), которые, само-собой, ждут чудес. Вместо чуда являются всем знакомые секс, драгс, рок-н-ролл в самом неприглядном виде, посредством которых все процедуры таинства и происходят.

Вот так прозаично и незамысловато убиваются 1 час 20 минут жизни человека, обряд прошедшего. Остается искреннее недоумение с неудобным вопросом (см. выше).

Что это, новая киноправда, призывающая резать правду-матку, или хоум видео в попытке вырваться из рамок youtube?

Вторично все, хоть это не упрек для кино, да и вообще, любой истории.

Три подруги из 9Б класса какой-то школы. Первую — Катю — дома бьет отец без особого объяснения причин (которые, однако, имеются); вторая — Жанна — подозрительно много болтает о сексе, а еще периодически режет себе вены, избегая, таким образом, конфликтов в семье; третья — Вика — недотрога, мечтает о вполне конкретном десятикласснике на белом коне, практикует колдовство и вообще самая трогательная. Однажды девочки, демонстративно уйдя с урока геометрии, на котором Катя оскорбила и предмет, и уважительно цитирующую «Чебурашку» с «Карлсоном» учительницу, дают друг другу клятву верности («короче, пацанов друг у друга не отбивать, не предавать, быть лучшими подругами, пока не вырастем. а-а-а-а-а, клево!»), но скоро в школе дискотека, так что это ненадолго.

Жить хорошо, а жить в фильмах режиссера Германики — еще лучше. Школьники пьют, курят сигареты и марихуану, занимаются сексом, принципиально хамят всем подряд, дежурно сбегают из дома, суицид превращают в хобби и предают как бы верных друзей, а тех, кто всего этого не делает, согласно фильму, кажется, не существует вовсе (есть одна совсем отличница, но и она, появившись в кадре, странно шутит про изнасилование и явно тоже мечтает бухать, дымить и трахаться). Родители и учителя понимающе вздыхают о переходном возрасте, но им либо плевать, либо они с трудом сдерживаются, чтобы не отвечать тем же (либо и не сдерживаются вовсе). Искать в синема-верите Германики буквальную достоверность — занятие практически бесполезное и поэтому бесконечно любимое противниками режиссера, людьми со счастливым детством: пускай камера документально трясется, а сценарий на пятьдесят процентов состоит из слова «короче», все преувеличения очевидны. Это даже не школа, а тюрьма — с решетками, охранниками-учителями и своими авторитетами из десятого класса, а мечты повзрослеть и закончить школу — примерно как желание любого заключенного освободиться.

Но, по большому счету, в этом гипертрофированном мире и правды гораздо больше, чем есть на самом деле. Здесь говорят то, что обычно думают («Марь Иванна, ну нахрена нам Мандельштам, это же не по программе и бред! блин, да уж лучше этот ваш гребаный Пушкин!»), а делают то, что чаще всего лишь хотят. Реализм в мелочах: вот родители девочки, которые всегда ее бьют, после очередного ее проступка заявляют, что сейчас ни в коем случае не собираются делать ничего подобного, что они заботятся о ней и просто теперь будут ежедневно провожать в школу, после чего следует абсолютно оправданная истерика — а ведь действительно, гуманнее было бы побить; первый секс оказывается грубым и быстрым перепихом на грязной картонке в каком-то подвале, а ведь все девушки мечтают о романтике на шелковых простынях (или хотя бы в спортзале), несмотря на все свои слова.

Все живут и не сегодняшним днем, и не то чтобы много думают о дне завтрашнем. После дискотеки жизни будто и нет, она — День Счастья, но в итоге оборачивается Судным днем и расставляет все на свои места. Самая лихая, наглая и взрослая из тройки подруг в попытках выпендриться перед десятиклассницами напивается так, что ее приходится уносить из школы на руках под гогот окружающих. Другая выясняет, что принца на белом коне легко заменить любым другим мальчиком при наличии достаточного количества марихуаны. Третьей, Кате, сложнее всего. Придя домой, грязная, избитая, униженная и лишенная девственности, она проговаривает вынесенную в заголовок реплику: «все умрут, а я останусь», сопроводив ее ужасно трогательным: «идите нах…й, мама и папа. идите нах…й и в п…ду».

В этих словах — лаконичный и понятный портрет всего переходного возраста в целом. Снимая фильм о взрослении, Германика и сама едва успела повзрослеть, что, в общем, заметно. Она смотрит на ситуацию глазами подружки-двоечницы (пусть, на самом деле, она явно очень умная), а не учительницы или престарелого педофила — девушки даже раздеваются так, что это выглядит максимально целомудренно, — стоит со знакомыми проблемами рядом, а не разглядывает сверху. И, кажется, «Все умрут…», вопреки явной доле режиссерского цинизма, не превращается в острую сатиру только потому, что тогда Германика унижала бы сама себя. Хотя она, конечно, всякое может.

Признаюсь, стоило мне большого труда сесть за просмотр данного «кина», а досмотреть его до титров было несправедливой и неоправданной пыткой. Я и раньше обходил подобные фильмы стороной по одной банальной причине: я не смотрю фильмы про школьников. Было недавно одно исключение, когда я не смог обуздать своё любопытство и посмотрел сербский фильм «Клип» из-за скандалов вокруг него, когда российская цензура не допустила его к кинотеатрам. Но и это было сплошное разочарование. Это раньше, двадцать лет назад я упивался фильмами о детских колониях, тинэйджерах, непонятых окружающими и бросающихся с окна, зачитывался рассказами, в основном японскими и американскими, про сексуально озабоченных подростков с их попытками понять жизнь.

Что же неприемлемого для меня в данном фильме? Нет, это не грубая претенциозность и не вычурная стилистика режиссёра, не тематика трудного возраста и даже не синтетичная игра смазливых актрис. Не гнетёт меня и заразительная атмосфера картины. А не даёт мне покоя сама идея фильма, заключающаяся в праздной демонстрации жалкого мирка девчонок из прилежащих районов столицы. Просто показать: на тебе! и закрыть тему. Без витиеватостей, без сентенций, с отсутствием положительных образов, устремлений и перспектив. Причем хаотичность всей этой подростковой драмы подкрашивается апатичностью взрослых и нигилизмом малолетних бунтарок.

Давайте, отбросим скептицизм в отношении реалистичности ленты и вникнем в её суть и проблемы, в частности, рассмотрим в ней три образа, с помощью которых изображаются будни учащихся одной из московских школ. Было бы просто прекрасно, если бы при этом рядом сидела Гай Германика. Вот бы забросали её вопросительными знаками разного цвета и звука.

Конечно, без спойлеров тут не обойтись. Поэтому если кому-то интересен сей отзыв, советую прочитать его после просмотра фильма. А посмотреть его рекомендую всем, у кого хватит терпения смотреть фильмы про школьников/ниц. И решить для себя: реальность это или просто натужная попытка выпрыгнуть голым перед публикой. Думаю, мало кто забегает, с восторгом хлопая в ладоши, узнав на экране свою школу, и то это будут выпендрёжники с большой дороги, которых надо брать под контроль, а на их учебное заведение натравить МНО, гороно и всякие комиссии для наведения порядка. Тут уж можно допустить, что в этой части госпожа Германика сделала общественно-полезную работу.

Фильм начинается с объявления о предстоящей дискотеке, и весь его сюжет тянется именно к этому событию. Трое девочек — Жанна — зачинщица всех несчастий, Катя — само несчастье во плоти и Вика — наивное создание, тоже обречённое на несчастье — это три образа, вокруг которых порхает камера Алишера Хамидходжаева. Эти особы самого прекрасного возраста хоронят окоченевшего кота одной из девушек. Вот вам первый пафосный символизм Германики. Представляю её, суетящуюся с этим эпизодом на съёмочной площадке. «Так, девочки, так. Играйте естественней, это основа всего сюжета. Вы здесь не жаннину кошку (!) хороните, а собственное отрочество. И рыбки туда же. Пусть знают, что вы вместе с юностью засыпаете могилой свою безропотность и зависимость». Ну, что-то вроде того. Вот, в чём Валерия, которой на тот момент было 24 года, видит погребение лучших лет. Девятиклассницы у неё делают это без особого траура, под фразами типа: «пососать у Егорова» и т. п. У них детство не умирает, они от него отряхиваются. Дальше девочки в самом деле начинают губить свою юность всеми доступными средствами: никотином, литрами столового портвейна, наркотой, сексом, бунтом против старших, попытками суицида. И не видят впереди ничего. Одно их обращение в будущее Германика всё-таки подчеркнула, когда они клянутся в верности и никогда не отбивать друг у друга парней, даже когда они «вырастут». Но на данном отрезке времени дальше дискотеки их взор ничего не ловит. Школьная дискотека — цель N1, забота всей их молодой жизни. Ради неё они молятся, совершают обряды. Но когда приходит момент, все трое как один запорют этот судьбоносный факт. К чему это? Потому что в жизни всегда так? Необъяснимо.

Не смыслю, какому цейтноту Германика была подвергнута, но быстролётность относительно важных сцен создало впечатление несерьёзности фильма. На ум сразу приходит контраст с творениями Ларса фон Триера, которые отличаются одновременно неторопливостью, насыщенностью и раскрываемостью сюжета. У Германики же важнейшее событие героинь, а также самой ленты — дискотека утонула в волнах злоключений и интриг и потеряла значение как основное действие картины. Более затяжным в сравнении с ней явилась сцена лишения девственности Кати. А вот её фраза, брошенная в самом конце фильма — это просто плевок. Он ничего не означает. Это ответ девочки на псевдозаботливые нападки родителей: «Нужно обработать раны. А то подхватишь столбняк». «Нах… ваш столбняк. Я не умру от столбняка. Все умрут…». Хоть убейте, я в этом плетении словес ничего не нашёл. И что будет, если все умрут, а она останется?

В общем и целом, фильм не такой уж мрачный и жестокий. По крайней мере никто в истерике с руками на груди падать не будет — я в этом уверен. Да и в смотрибельности он во многом проигрывает из-за некачественной озвучки (слишком много фоновых шумов), вертящейся камеры и хлопающих глаз во весь экран. Сербский фильм, о котором я упоминал вначале, намного жёстче, и его всё ещё можно посмотреть ради «интересных мест», но сей опус Германики кроме истерик и бессвязных диалогов ничего из себя не представляет, и в полке у киномана ему делать нечего.

Одно я в себе побороть не могу: это мой скепсис к женщинам-режиссёрам последнего поколения. Вот, ничего не могу с собой поделать, и обосновать свою мнительность толком не в состоянии. Возможно, это отчасти оттого, что у режиссёрш я по большей части вижу абсолютно прямую трактовку человеческих переживаний, как то, если обида, то обязательно сопли, если гнев, — неминуема разбитая тарелка или пощёчина, если любовь, — лопающиеся в воздухе сердечки. К женщинам-художникам я ещё лоялен, могу стерпеть и женщину-фотографа, но мой мужской шовинизм в отношении к кинематографистам прекрасного пола непоколебим. Одно время Светлана Баскова и Люцифер Валентайн начертали последние штрихи на моём полотне недоверия. А Германика только придала ему больше лоска. Впрочем, что с них спрашивать? Мэлгибсонского взгляда? Копполовского беззвучного крика? Тарковской философичности? Я не ставлю в этот ряд Светлану Дружинину, Аллу Сурикову, Татьяну Лиознову с их бессмертными киношедеврами: эти примы киноискусства представляют совсем иной мир. Боюсь, молодой, перспективной Германике в их круг под названием «настоящее искусство» не войти.

Может, она заслуживает большей оценки как апологет подростковых душ, но её фильму ставлю с натяжкой

3 из 10

Я никогда не сталкивался сам с тем, что показано в этом фильме. Никогда. И мог бы, подобно прочим рецензентам, написать: кино утрировано, такого быть не может, все выдумка, преувеличение, чернуха. Но, я знаю, твердо знаю, что для многих, очень многих подростков жизнь, показанная в фильме — повседневность, реальность. Это, конечно, очень и очень страшно. Плохо, что оценку фильма многие ставили по одному критерию: «я такое видел»/ «я такое не видел».

Однако, несмотря на всю повседневность истории трех девушек-девятиклассниц, несколько дней из жизни которых мы видим на экране, картина сделана на достаточно среднем уровне. Актеры явно переигрывают, показывая нам не подростков, а то, как они представляют себе подростков — их поведение, сленг, жесты, слова-паразиты.

Стиль съемки — летающая камера, врезающаяся в лица, вещи, детали, подходит к фильму. Не представляю себе эту ленту, сделанную академично из статичных планов, продуманных до мелочей.

Минусы и в том, что актрисы не выглядят старше своих героинь, так же как и агрессивные, задиристые десятиклассницы. Возникает эффект условности, наигранности, недоработки. А так, конечно, с фильмом не поспоришь — непроходимый мрак общества, безысходность, стена непонимания.

Я бы назвал картину «Мне 15 лет» — по аналогии с шедевром М. Хуциева, чтобы можно было сравнить, о чем думали, чем и как жили двадцатилетние ребята 50 лет назад и чем живут современные подростки. И там, и здесь — три друга/подруги — действующих лица, насколько разные у них интересы, цели и условия.

Спасибо за правдоподобные образы серых учителей, невменяемых родителей, общую атмосферу школы, современной школьной жизни. Со всеми плюсами и минусами

6 из 10

«А вот хорошо было бы, если бы все взрослые сдохли.»

В кинематографе мало женщин усаживается в режиссерское кресло, еще меньшее их количество, таки взгромоздившись в него, способно породить достойное просмотра кинодетище. Творчество Валерии Гай Германики в свое время получило своеобразную рекламу и неслабый общественный резонанс из-за показов в прайм-тайм по Первому каналу. По сериалу «Школа» тогда многими ломались копья, кто-то сетовал на педалируемую чернуху, кто-то ратовал за суровую реальность. Сабжевое кинопроизведение — проба пера на ту же тему. Кстати саму Валерию за партой можно было наблюдать в реалити-шоу «Полиглот», где участникам необходимо было проявить свой интеллект в освоении итальянского языка. Впечатление госпожа режиссер там произвела аналогичное героине школьнице со взглядом волчицы из ее же фильма «Все умрут, а я останусь».

В рамках ЧРКП-2013 пришлось взглянуть на школьный мир глазами Валерии, мир между ушедшим светлым детством и еще не наставшей взрослой жизнью, мир стиснутый тисками обстоятельств и неурядиц. Мир, где вместо учебы, дружбы и любви, бантиков в косичках и звонких перемен, знакомых по «Простым истинам» и «Большой перемене», зрителю подсовывают кровь и сопли, слезы и гормоны, вместе с разорванными чулками и дохлым Набору Ватая. Очень противно смотреть на бесцельные разговоры и тусклые жизни, наблюдать в кадре милых актрис которых представляют в нелицеприятных и отталкивающих образах. Киноязык в умелых руках способен приносить радость, подавать достойный пример подрастающему поколению, менять мир к лучшему, обучать и советовать, но, к сожалению, рассматриваемое кинополотно лишено этих достоинств. Поэтому смотреть данный депресняк не рекомендуется никому.

Три девицы под окном пряли… нет, не так. Три озабоченные проблемами взросления пубертатные особы закапывали в скверике кошачий труп. И, как это водится в произведениях классиков, мечтали вслух: о счастливых днях, верной дружбе и главной школьной дискотеке — событии, значимость которого для неокрепших умом подростков сопоставима с первым балом Наташи Ростовой. Вместе с котом в качестве загробного провианта в могилу отправились золотые рыбки — и похороны сказки состоялись. Потому что девушки обитают в суровейшей из реальностей — мрачной, тоскливой и безысходной, как заброшенное кладбище. Здесь не живут, а существуют, не любят, а терпят, не дружат, а тусуются, и, попользовавшись, выбрасывают. И не мечтают на самом-то деле, а только тужатся: ведь для мечты нужен полёт, для полёта — простор, а для простора — готовность презреть рамки, в которые ты заключён, увидеть не грязь под ногами, а небо над головой. Но на это оказываются не способны ни те, кто умрут, ни те, кто останутся.

Валерия Гай Германика — не Гай Юлий Цезарь: недоступны её работам ни прогрессивная широта, ни души прекрасные порывы, ни новаторство высокой пробы. Она словно потерялась в ушедших девяностых, когда траур по растоптанным советским идеалам смешался с дымом сгорающих сбережений, а лучшим маршрутом наверх стала дешёвая скандальная слава. Гай — это шум и крик с целью обратить на себя внимание; и творческая метода режиссёра, хотя и маскируется под этакую художественную документальность с претензией на разоблачительную честность, но выглядит банальной спекуляцией на «хлебной» теме. В нашем кино вообще стало популярно бить себя в грудь, картинно расписываясь в грехах прошлого, купле-продажности настоящего или бесперспективности будущего. Кто-то паразитирует на идеологических разоблачениях сталинизма, кто-то рисует чёрными красками нынешнюю полу-действительность со спившимися сельчанами, оборотнями в погонах и шлюхами всех мастей. Германика вот узко специализируется на загубленном детстве в декорациях нагнетаемой бытовой чернухи, неестественно утрированной и оттого вызывающей многочисленные споры. Ах, это сладкое эхо общественного резонанса — оно так греет ушные раковины, что поневоле тянет остаться певицей одной лишь мелодии, перенося её из фильма в фильм…

Школа, семья и друзья — вот три сосны, в которых заблудились героини этой картины (как и иных лент создательницы). Учебное заведение похоже на исправительный лагерь, где дотошные стервы-педагоги гнобят своих подопечных за случайные проблески инакомыслия, а во дворе поджидают старшеклассники, которые балуются дедовщиной как единственным интеллектуально доступным способом самоутверждения. Дома — второй круг ада: забулдыга-папаша, вдохновенно избивающий чадо (ибо подзатыльник — надёжный способ передачи информации от поколения к поколению), да равнодушная ко всему мамаша, которой проще заколотить окно досками, чем пожалеть избитую в кровь дочурку, для коей то самое окно — единственная лазейка к свободе. Даже друзья, эти милые наивные девочки, поклявшиеся быть вместе навек, оказываются настоящими су… простите, нехорошими людьми, предавая главную героиню в её искренних упованиях на защиту и поддержку. Потому долгожданный побег на праздник выглядит как подготовленный бунт против режима, который издевательски исполняет все мечты: дискотека состоялась (ура), и пока пьяная подруга валяется в туалете, а обкуренная страстно целуется с кем-то на лавочке (этапы взросления — они такие), у героини появляется желанный парень. Вот только любовь у Германики — даже не лицо на стене, а заурядный трах, насильный и болезненный.

А взгляд с экрана молит: «Посочувствуйте, ведь так плохо, и нет просвета в этой мгле», — что хочется спросить: «А там ли ты искала, дитя?» У всех людей было детство и прощание с ним, но у многих ли — такое? Видимо, это режиссёр рефлексирует о своих собственных годах, бесцельно прожитых на фоне замызганного провинциального совка в окружении бездушного быдла. Жизнь темна и полна ужаса — самозванной кликушей вещает Германика и густо мажет копотью одноликие творения своих рук. Но если смыть грязную пену, то что останется? Персонажи существуют в настолько тесном мирке, что сталкиваются лбами мировоззрений с садистским удовольствием. Потому что есть некие условия сей «недетской игры», в которой родители должны быть строгими, учителя — придирчивыми, дети — хвастливыми, а желания — до тупого конкретными и карикатурно «взрослыми»: купить спиртного, прогулять уроки, сбежать из дома, добиться своего, идя напролом, через перемат и болевые ощущения. Только идти — куда? Ни целей, ни стремлений, ни мечты… Духовный вакуум восполняют наглость и упрямство, эпатаж и демонстративность, потоки сознания при отсутствии генеральной мысли («весь мир — дерьмо» — не в счёт). Но всё, что происходит в кадре — до брезгливости мелко и пусто. Попытка режиссёра придать глубины мелочным переживаниям бездуховных людей — слишком низко для творческого полёта, но в самый раз для дешёвой славы.

Что ж, ползайте… Никого не жалко.