Рецензии

В фильме показывается жизнь одной богатой турецкой семьи. Хозяин, седовласый мужчина в районе 50 лет, является владельцем отеля в исторической части страны и еще нескольких домов в близлежащих деревнях. У него есть красивица жена Нихель, молодая, умная, чувственная, которая никогда нигде не работала. Вместе с ними живет его сестра, приехавшая в свой родной дом после развода. Очень умная женщина, любит завести умные разговоры, но ей скучно и одиноко в этом доме, она тоскует по мужу.

В фильме показывают как они живут втроем, часто разговаривают друг с другом, рассуждают на разные «высокие» темы. Их жизнь в этом доме скучна и пуста, они живут в сытости, достатке и покое, но при этом нет какой-то радости, наполненности и полезных занятий. Нихель, после нескольких лет такой жизни, становится равнодушной и сухой, как и ее муж. Она чувствует несвободу и бессмысленность. Но к своему счастью она находит себе дело (благотворительность), которое вдохновило в нее жизнь, появился смысл, хотя муж и не разделяет ее в этом.

Он все свое время занимается писательством, пишет в местный журнал статьи на культурно-духовные темы. Размышляет о духовности, в то время как сам давно не был в мечети. Осуждает бедных, которые неопрятны и не ухаживают за своим домом, не понимает как так можно жить.

В противопоставление этой богатой семьи показывают семью бедную, которая задолжала им за аренду дома. У них не хватает денег и совершенно другое отношение к деньгам. Однажды Нихель приехала к ним в тайне от мужа, привезла в помощь большую сумму денег, а хозяин этого дома взял и сжег их в камине. Что-то живое есть в этой бедной семье, чего нет у той богатой. У них есть смыслы для жизни: ребенок, которого надо растить, учить, старая мать, которой нужны лекарства, дом, за который нужно платить аренду. И эти люди просты, смелы и эмоционально открыты, они не скрывают своих желаний и эмоций.

Хотела бы еще написать о «декорациях». События происходят в одном историческом месте Турции, какой-то древний город из домов в виде каменных пещер с полукруглыми окнами и входами. Если посмотреть на эти пещеры издалека, то похоже на птичьи гнезда в скале. Необычно. В одном из таких домов и расположен отель, где проживает богатая семья. Довольно интересно было посмотреть на другую культуру, другие нравы. Понравилось как турки уважительно относятся к гостям, неважно богатый ты гость или бедный. Понравилось как отстаивают свою честь, свою семью.

Если охарактеризовать фильм одним предложением — то это как долгий-предолгий разговор за чашкой чая. Тонко, умно, но очень долго.

Фильм прохладный по ощущениям. Из всех героев мне запомнилась только молодая жена владельца отеля, ее живые, пламенные глаза.

Маленькие, нудные людишки
Ходят по земле моей отчизны,
Ходят и — уныло ищут места,
Где бы можно спрятаться от жизни.
Все хотят дешевенького счастья,
Сытости, удобств и тишины.
Ходят и — всё жалуются, стонут,
Серенькие трусы и лгуны.
Маленькие, краденые мысли…
Модные, красивые словечки…
Ползают тихонько с краю жизни
Тусклые, как тени, человечки.

Это Горький. Стихи Власа из пьесы «Дачники». Представьте, что эти стихи будут прочитаны не как агитация с пропагандой, не как железобетонное осуждение и окончательный приговор, а с лаской, пониманием и симпатией в голосе. Именно так говорит о своих «человечках», угасающих в пустоте, скуке и страхе, Нури Бильге Джейлан в фильме «Зимняя спячка». И хотя говорит он, в принципе, то же самое, в его голосе не найдешь интонаций по-горьковски острых и мускулистых, обличительных. Турок Джейлан — поклонник тонкого Чехова с его знанием, что неудачники — все вообще, что черных и белых не бывает, а серого и его оттенков сколько угодно. И каждый идет не в одном направлении — к цели, а бродит взад-вперед, топча собственные следы.

Помните гладиаторскую клятву «даю себя жечь, вязать и убивать железом»? Уже в начале фильма очевидно, что Джейлан дал себе не менее жесткий зарок. Сдирая с кровью всё внешнее, наносное, он ставит на просвет особый сорт людей, к которым всецело относится сам, — интеллигенцию. Это не простое рентгеновское испытание на немощь или жизнеспособность, это возвышенная экзистенциальная проверка каким-то идеальным светом, чистым, как первый снег. И свет этот почти не проницает героев, не проникает в них. Разве только в финале он дрожит и теплится в глазах владельца отеля Айдына и его жены. После непрерывных проб на прочность интеллекта, сердца и совести режиссер, словно понимая, что «спасти человека против его воли — все равно что совершить убийство», тихонечко отступает от героев, оставляя их спасение им самим. Чехов сделал бы то же самое.

Правда, в фильме есть совсем не по-чеховски указующий перст автора. Это финальное закадровое письмо Айдына жене (возможно, кстати, она сама себе его придумала и прочитала) о том, что жить лишь собой нельзя, что человеку нужны человек и жертва ради другого, что любовь — в самоотверженности, и что самость ее убивает.

Но это, пожалуй, единственный указанный и произнесенный ответ. Все остальное в «Спячке» — из области чувств и взглядов, которые живы не словами, а оттенками интонаций, недоговоренностями, тишиной. Они щемяще прекрасны тем, что не содержат никаких определенных точек зрения, в них почти не различается хорошая сторона от дурной. К слову, когда герои пытаются высказывать свои воззрения, производить оценки, навешивая друг на друга ярлыки добра и зла, они наиболее комичны и жалки. Особенно это касается благотворительных экзерсисов жены героя, которая почему-то считает, что филантропия и любовь к ближнему — одно и то же. Насколько бессильна помощь материальными благами без любви, мы видим в жестокой сцене с сожжением денег. Впрочем, ненависть и презрение бедняка, бросающего пачку банкнот в камин, ничем не лучше равнодушия к жизни, бессилия, эгоизма и охладелости Айдына, его жены и сестры. И, скорее всего, говорят тоже об эгоизме и охладелости…

Обилие слов в фильме «Зимняя спячка», на которое с удивлением указывали почти все пишущие о нем, для режиссера не самоцель и не способ высказать что-то важное. Это вполне определенная оценка. Оценка нравственной несостоятельности героев, которые прячут за словами малость душ и дел. Их слова не выражают ничего, кроме умения слышать только себя и голословных претензий на нравственное достоинство и превосходство. Говоря красиво и красуясь, они словно крадут главные смыслы у высоких слов: справедливость, человеколюбие, мораль, совесть, Аллах… В их диалогах — ни намека на то, что они живут высшим и всеобщим, эти люди служат себе как самоцели. Однако отчаянно нуждаются в других, в другом… Такая нужда у них есть, потому что Джейлан добрый. Добрее «певца некоммуникабельности» Чехова, добрее Антониони и проще в своей доброте, чем Тарковский…

Д. Быков как-то сказал: «Человек постоянно хочет потреблять только одно — прекрасный образ самого себя». Джейлан дал возможность Айдыну от себя отречься. И прийти к тому простому, возможно, не снежно-белому, а серому, но уж точно не «дешевенькому» счастью, что когда-то отлично сформулировал американский писатель Генри Дэвид Торо: «Как ни жалка твоя жизнь, гляди ей в лицо и живи ею; не отстраняйся от нее и не проклинай ее. Она не так плоха, как ты сам. Она кажется всего беднее, когда ты всего богаче. Придирчивый человек и в раю найдет, к чему придраться. Люби свою жизнь, как она ни бедна».

Источником вдохновения для режиссёра Нури Бильге Джейлан стали рассказы Чехова и некоторые другие произведения русских писателей, а также иллюстрации Ильи Глазунова к роману Достоевского «Неточка Незванова». И, удивительное дело, я вполне могу представить, что действие разворачивается где-нибудь в России в девятнадцатом столетии. Неторопливое меланхоличное повествование; длинные интеллектуальные беседы, ни к чему не ведущие; герои — состоятельные скучающие интеллигенты, чьё основное занятие — вести вышеупомянутые беседы. Все эти характерные черты русской классической литературы заботливо перенесены в турецкий антураж двадцать первого века, хотя последнее и вовсе странно — если с турецкими декорациями вполне можно мириться, то в то, что дело происходит в 21-м веке, почти невозможно поверить (да, у главного героя есть машина и ноутбук, на ноутбуке он работает, а на машине иногда куда-то ездит, но этим принадлежность фильма к нашему времени ограничивается). В некоторых сценах Турция становится совсем неотличима от России, например, в сценах охоты или визита Нихаль к съёмщикам.

Итак, в центре повествования находятся три человека. Неджла, недавно разведённая сестра Айдина. Она читает иностранные книги, ведёт возвышенные разговоры о непротивлении злу насилием, подумывает вернуться в пьющему бывшему мужу и втайне свысока смотрит на брата и его жену. Нихаль, молодая жена стареющего Айдина, презирающая его. Нихаль терпеть не может, когда Айдин лезет в её благотворительные проекты, но тратит на эти свои проекты его деньги. Она уже попала в эти сети тоски и бездеятельности, однако до сих пор пытается быть чем-то полезной людям. И сам Айдин — поначалу он предстаёт перед зрителем умным, умудрённым жизнью интеллектуалом и гуманистом, приятным собеседником и вообще отличным человеком. Но постепенно проявляются другие его черты. Людей он презирает, к жене и сестре относится с насмешливой снисходительностью, выдавая её за заботу и внимание (чего только стоит его снисходительная улыбочка в ответ на любые аргументы Нихаль), он малодушно избегает чего угодно, что может нарушить его душевный покой (в том числе и исполнения собственных обещаний).

Фильм только для тех, кто способен на три часа погрузиться в задумчивое созерцание, и кто не ждёт от него ни действий, ни даже особенных эмоций. Лучше настроиться на этот фильм на классический роман, и тогда вы получите от просмотра и удовольствие, и ряд интересных мыслей и наблюдений. Но их не будет на экране — они родятся в голове.

«Зимняя спячка» — пятый фильм Нури Билге Джейлана и самый совершенный в художественном плане. Хорошо написанный, детально проработанный сценарий, с блестящими умными диалогами создан по мотивам произведений Чехова, но при этом не является экранизацией ни одного его конкретного произведения. Главных героев три — владелец отеля Один, его жена и сестра, каждый из которых представляет собой квинтэссенцию чеховских мотивов и историй. Один — своего рода баланс между Тригориным и дядей Ваней, его сестра — непризнанный обществом и близкими резонер, разочарованный в жизни, его жена — филантроп-идеалист, совершающей роковую ошибку и совершающей добро там, где к нему просто не готовы.

Все герои, как главные, так и второстепенные, детально проработаны, режиссер не жалеет экранного времени, чтобы в продолжительных диалогах живописать их внутренний мир, взгляды на жизнь, показать как правоту их точек зрения, так и их уязвимые места. Трехчасовое повествование не только не надоедает, но и захватывает глубоким погружением внутрь человеческих характеров, своего рода толстовской «диалектикой души», указывая на то, что присутствие Чехова в ткани нарратива — не единственное: разговор о непротивлении злу помещает нас в глубь нравственной проблематики автора «Войны и мира», а сцена сожжения денег — прямая цитата из «Идиота» Достоевского.

«Зимняя спячка» — прямое доказательство того, что проблематика русской классической литературы — интернациональна, способна отозваться в сердце каждого человека по всему миру. Восхищает правота Каннского жюри 2014 года, которое на этот раз сделали выбор в пользу чистой художественности и психологической глубины, а не фестивальной, политкорректной конъюнктуры, как за год до этого. Удивительно, как профессионально вырос Джейлан в этом фильме по сравнению со своим дебютным эмоционально сухим «Отчуждением» или каллиграфическими, но сюжетно пустыми «Временами года» и «Тремя обезьянами». Уже «Однажды в Анатолии» свидетельствовали о том, что режиссер движется в сторону более психологизированного кинематографа от каллиграфически красивого, но внутренне пустого арт-хауса.

Визуальное родство с Тарковским его прошлых картин в «Зимней спячке» принесено в жертву психологической почти бергмановской глубине, что идет фильму только на пользу. Покоряет полное отсутствие истерической, пластически изломанной театральщины, которым грешит кинематограф со времен первых лет звукового кино: реплики и разговоры персонажей взвешены и заставляют задуматься зрителя о самом себе. В какой-то момент просто не можешь продохнуть от восхищения, чувствуя то доверие и уважение к зрителю, которому задана столь высокая интеллектуальная планка. Прекрасно, когда тебя не считают за идиота и дают возможность послушать человеческие, избавленные от бытовухи диалоги, в которых нет примитивизма одномерного материалистического существования, а есть порыв к духовности, предельным основаниям бытия, тем вопросам, которыми ты сам задаешься.

«Зимняя спячка» — глубокое интеллигентное кино, в котором лишь раз режиссеру изменяет чувство меры, и он внедряет в повествование инородный физиологический акцент (сцена, когда героя тошнит), без него вполне можно было бы обойтись, но постановщик скорее хотел, чтобы зритель увидел, как героя рвет его собственными словами, как он резко экзистенциально меняется, устав от самого себя. В фильме есть место многим чеховским мотивам — это и тема актерства в жизни и на сцене, это и тема бесплодного резонерства и сарказма, не скрывающего за собой ничего кроме неареализованных амбиций, и тема труда, который спасает не только от праздности лени и скуки, но и наполняет жизнь смыслом, это и тема отчуждения в интеллигентской среде, монадного, автономного существования среди интеллектуалов, которые редко идут на эмоциональный контакт, защищаясь своими теориями от жизни и много чего другого. Важно, что этот трехчасовой шедевр безбрежен как океан, и его можно пересматривать также, как перечитываешь хорошую книгу, не раз и не два, а неоднократно.

«Зимняя спячка» — кино о том, что невозможно до конца понять не только людей, но и самого себя, что наши идеалы уничтожаются будничной реальностью, что бесплодное философствование часто скрывает творческую немоту. Однако, как и последний чеховский рассказ «Невеста», «Зимняя спячка» содержит надежду на возможность перемен в человеческом характере, на перспективу перерождения личности в тот момент, когда она устает от самой себя, и когда ее начинает тошнить от своих недостатков. Это замечательное кино, как и «Однажды в Анатолии», свидетельствует о том, что Нури Билге Джейлан превратился из подающего надежды арт-хаусного режиссера в маститого виртуоза психологического кино. Перефразировав Белинского, можно сказать: «Новый Бергман явился!» — а что может быть лучше нового солнца в нашем заунывном кинематографическом пейзаже!

Мне попадалось очень мало фильмов при просмотре которых можно несколько раз заснуть и ничего не пропустить — этот один из них, можно заснуть в любой момент и проснутся через 5, 20, 40 минут — и вы ничего не пропустите и просто продолжите смотреть фильм дальше.

И дело тут не в том что я «интеллектуально не дорос» или не понимаю о чём говорят герои, скорее дело в том что преподнесено всё это очень невнятно и занудно.

Непонятно что именно хотел показать режиссёр — кризис бывшего театрального актёра который вынужден следить за хозяйством оставленным ему отцом, или его сложные отношения с женой и сестрой (куда она кстати делась ?) или непонимание и презрение между богатыми и бедными? Или же жизнь отеля посредством сменяющихся постояльцев, в любом случае ничего из вышеперечисленного режиссёру не удалось.

Разбирать всё это детально не имеет смысла, придраться тут не к чему т. к. ничего о чём можно было бы вспомнить или пересказать за 3 с лишним часа не происходит, и это отнюдь не тот случай когда ты посмотрел фильм и у тебя остаётся приятное послевкусие от диалогов, актёрской игры или операторской работы (к слову сказать многие её тут хвалят, хотя она абсолютно отсутствует, поставить камеру на в помещении и раз в 5 минут менять её ракурс, может кто угодно).

Отдельно можно рассказать разве что о второстепенных персонажах, о них всегда есть что рассказать в любом фильме, но только не в этом, не понятно кто они, откуда пришли, что хотят и куда в итоге делись.

В итоге фильм встаёт в один ряд с фестивальными картинами которые собирают много призов, восторженные рецензии критиков и рядовых киномнов, но после которого вам сразу же захочется посмотреть любой другой фильм что-бы получить удовольствие которого вы не получили от зимней спячки.

Их было трое, всего лишь трое — Айдин, Некла и Нихаль. Их было трое, но разве этого мало, чтобы в одночасье привычное течение жизни у пенящихся густой синевой воды берегов Анатолии перестало существовать, а судьба, над которой ты, увы, не властен стала швырять тебя из одной крайности в другую, из страсти в одержимость, а из любви — в ненависть, граничащую с безумием. Они заперты снегами в отеле, заперты навека, на тысячелетия, заперты до тех пор, пока не разберутся в самих себе, в своих душевных терзаниях, толкающих их в зияющую безнадежной тьмой пропасть, в бесконечную бездну, из которой уже не будет возврата. Никому.

В современном турецком кинематографе, главными лицами новой волны которой являются и Реха Эрдем, и Джем Йылмаз, и Семих Капланоглу, лишь за Нури Бильге Джейланом по-настоящему закрепилась слава режиссера, чье сознательное и бессознательное кинотворчество, учитывая характерный для него медоточивый коматозный нарративный стиль, равно близко как турецкому менталитету, в котором светскость и религиозность сосуществуют друг с другом, не подавляя и не принижая значимость ни первого, ни второго, так и всеохватывающей универсальной европейскости, ибо все фильмы Джейлана, начиная от относительно назидательного дебютного «Городка» 1997 года и завершая триумфальной на Каннах-2014 «Зимней спячкой», вписываются в привычный для европейского сознания гуманистический канон.

Будучи самым европейским и по духу, и по манере турецким режиссером, Джейлан в «Зимней спячке» дозрел до своего opus magnum, выразив в этой продолжительной по времени своего повествования ленте все свои мировоззренческие взгляды, все свое отношение и к окружающему его современному миру, и к людям в нем, из века в век не меняющимся, а по-прежнему являющимися такими же порочными и страстными натурами.

Визуальная, отточенная до перфекционизма, и чеховская по тональности поэтика рифмуется в картине с привычной неоднозначностью героев Достоевского и Толстого, а избранная режиссером неторопливость повествования, разлинованного лишь философскими размышлениями о пути человека и лишь к финалу взрывающемся неистовой и неизбежной болью и страданиями, затаенными до роковой поры, до замершего в своем течении времени, одновременно напоминает стиль Бергмана, Антониони и Тарковского. В картине как такового бытописательского реализма нет и вовсе, да он и никогда не был присущ Джейлану, однако в «Зимней спячке» условность подчеркнута резко, нарочито. Нет легкости «Однажды в Анатолии», и даже сама Анатолия угадывается лишь на уровне пейзажей, которые смакуются в фильме с неистовым, жадным эстетизмом. Внятный сюжет в «Зимней спячке» отброшен за ненадобностью; Джейлан предпочитает простенькой жанровой резьбе сложносконструированную вязь из метафор, символов и человеческих характеров — живых, полноценных, лишенных шелухи архетипичности и стереотипности. Режиссер старательно рисует концентрированную картину мира, который искусно накладывается на любые жизненные ситуации. В фильме нет по сути духа ни времени, ни места действия.

«Зимняя спячка» — это, если угодно, фильм-роман, которому присуща исключительна романная — многоголосая, многослойная и многословная — форма повествования, ибо именно этим лишь и можно объяснить обилие в фильме лирических отступлений и прямых авторских высказываний о Человеке, Жизни и Смерти, Любви, Преступлении и Наказании, впаянных в основную строку сюжетного повествования достаточно цельно, без грубого шитья и декларативности. «Зимняя спячка», экстраполируя в своей насыщенной полифоничностью и полисемантичностью кинематографичностью ткани классические, намеренно хрестоматийные произведения Достоевского(«Идиот», «Вечный муж» и «Кроткая» к примеру), Чехова и Толстого, не страдает при этом от аллюзионарной избыточности, ибо фильм детализирован на молекулярном уровне и театрализирован на уровне избранного Джейланом киноязыка. Нет ни единой лишней фразы, ни единой лишней сцены или эпизода, одни тона и полутона в приглушенной гамме — в фильме все играет на воссоздание цельного философского полотна, полного пестроцветьем внутренних и внешних конфликтов в драматургическом скелете ленты, не лишенной, однако, и специфической авторской иронии(все-таки с Шекспиром и Вольтером Джейлан, пожалуй, что слишком и как никогда ранее до сего заигрался).

Здесь Айдин и князь Мышкин, и вечный муж в одночасье, который не способен плыть по течению и любить простой, незамысловатой, лишь завязанной на плотские чувства любовью. Он толком не может разобраться в своих отношениях и с Нихаль — этой турецкой Настасье Филлиповной, которая, как и русская прародительница, опустошает и разоряет своих возлюбленных, сжигая их души и деньги, и с Неклой, в чертах которой легко распознать чистую и невинную сердцем и душой Аглаю. На всем протяжении фильма герои будут искать пути выхода из тупика отношений, в который они, впрочем, загнали себя сами. И спусковым крючком постепенного разматывания клубка этих кризисных любовных отношений становится снежная буря, замыкающая их в удушающем пространстве гостиницы. Отель «Отелло» становится ареной и для банальной битвы полов, причем женщина в ней одерживает саркастическую тотальную победу, и для столкновений нескольких взглядов на миропорядок вообще, ибо разрушительным силам природы противостоит куда как более разрушительная мощь Человека, который, самовольно загнав себя в угол, склонен не созидать уже, а лишь уничтожать. Плевать — на любовь, плевать — на чувства, которые уже не горят пламенем, а тускнеют черными угольками в камине. Их было трое в снегах, и каждый был и прав, и виноват, но вот раскаяние — истинное, неизбежное и неподдельное — пришло к ним не сразу, но слишком поздно.

«Зимняя спячка» рассказывает о жизни отставного актера, ведущего помещичий образ жизни в турецкой глуши, в окружении сестры, молодой жены, немногочисленной прислуги. Герой, в начале фильма производящий впечатление деятельного интеллектуала и моралиста постепенно развенчивается и предстает в итоге баловнем судьбы и человеком заурядным. Практически все действие состоит из продолжительных и неторопливых откровенных разговоров.

Картина подкупает своей гармоничностью. Неспешное меланхоличное повествование, которое должно бы надоесть через пол часа, вдобавок лишенное какого-либо драматургического напряжение, интересно все 200 минут и кажется — смотреть и смотреть, хоть 5 часов, только все уже сказано. Пейзажи, холодные, равнодушные и жесткие. Продуманность деталей, которые ненавязчиво и вторят словам героев. Безупречно отыгранные роли.

Фильм кажется очень русским: в нем много от русской литературы, в есть Тарковский. Да и сама Турция похожа на Россию — тоже имперское мышление, тоже распутье между Западом и Востоком. Органично выглядят и бережно переселенная в турецкую деревню семья штабс-капитана Снегирева, и чеховские семейные разборки.

Как было уже мельком отмечено выше, «Зимняя спячка» обладает тем редким качеством, когда художественное произведение говорить непосредственно о жизни и исчерпывающе с этим справляется, подводя финальную черту двумя шекспировскими цитатами.

Шедевр, как минимум в глазах любого поклонника Тарковского.

«Холодно и пустынно было в просторных чертогах Снежной королевы. Их освещало северное сияние, оно то вспыхивало ярче в небесах, то вдруг слабело. Посреди самой большой и пустынной снежной залы лежало замерзшее озеро. Лед на нем раскололся на тысячи кусков, на удивление ровных и правильных. Посреди озера, когда бывала дома, восседала на троне Снежная королева. Озеро она называла «Зеркалом Разума» и говорила, что это лучшее и единственное зеркало в мире.

Ханс Кристиан Андерсен «Снежная королева»

Со времени проведения 68-го Каннского кинофестиваля прошло более полугода, но ознакомиться с победоносной картиной Нури Бильге Джейлана довелось только сейчас. Я был абсолютно подготовлен к тому, что меня ожидает при просмотре «Зимней спячки», будучи знакомым с остальными лауреатами «Золотой пальмовой ветви», поэтому называть картину скучной, «не для всех» или чересчур заумной я не буду, не за что.

Автор с первых кадров дает понять зрителю, на что он подписался, купив билет в кино. Неспешные движения камеры, длинные филосовские беседы, сложные ракурсы, скудное, но весьма красивое, музыкальное сопровождение — все это, вообщем, и есть основа «Зимней спячки». Однако проблема самого существования фильма в том, будут ли зрители три с лишним часа смотреть и внимать посыл Джейлана сквозь разговоры скорпулезного владельца отеля и его обитателей? Ответ прост — половина будет смотреть, другая — внимать. И дело не в том, скучен фильм или же нет, дело в том, найдет ли кино своего зрителя, возможно, зрителя не знакомого с произведениями русских классиков, тех же гениальных Булгакова, Чехова или Достоевского. На мой взгляд, совершенно не обязательно быть разборчивым в мире литературных произведений, чтобы понять к чему взывает режиссер. Как говорит главный герой о своей бывшей профессии актера «Быть актером — это дело чести», так и сам фильм, зеркально чистым образом заставляет задуматься о таких вещах, как честь, деле всей жизни и благодарности.

Среди актеров нет ни одного, выдавшего фальшивую ноту. Просто невероятная работа Халука Бильгинера будет ассоциироваться у вас с этим фильмом постоянно, просто мастерски отрепетированные позы, повадки и мимика будут пленить вас так, что никаким Китонам и не снилось, и все-таки актерскую награду Канн он заслужил больше Тимоти Сполла, на мой взгляд. Мелиса Сёзен выдает совершенно каноничный женский перфоманс благородной жены и отверженницей холодных людских душ. Мне показалось, что именно на ее героя следует обращать внимание весь фильм, так как он приведет вас к душераздирающей сцене про то, что, какими бы люди не были обреченными и нуждающимися, увы, разучились принимать даже самую безвозмездную помощь, отстаивая свою гордость и честь, которых по-просту у них нет.

В заключении хочется посоветовать вам, все-таки, посмотреть, ну или же вытерпеть этот фильм для того, чтобы просто убедиться, что где-то все де рождаются истинные шедевры.

Золотая пальмовая ветвь 2014 года - заслуженная, не поспорить. Видимо, давно в Каннах не видели такого умного кино. И не только в Каннах. Я привык к мысленной РАБОТЕ на спектаклях Додина в Малом драматическом театре, к работе во время фильмов Ханеке, фон Триера. Но на пальцах можно пересчитать этих режиссёров. 'Зимняя спячка' пытается зайти на эту поляну - иногда слишком топорно и с претензией на авторское кино. Но если убрать белую лошадь, поработать с монажем, то претензий не будет. Три с лишним часа я размышлял над 'Зимней спячкой' и размышляю до сих пор. Приятное послевкусие.

Во время этого фильма можно гордиться за нашу великую литературу - она до сих пор волнует и тревожит людей во всём мире. До 'Зимней спячки' я не мог себе представить, что где-то в Турции кто-то внимательно читает Толстого, Достоевского и Чехова. А их темы лезут почти из каждой сцены - то профессор Серебряков с молодой красавицей-женой из 'Дяди Вани', то мальчик, мстящий за оскорбление своего отца из 'Братьев Карамазовых', то главный герой на железнодорожных путях... Это угадывание - дополнительное удовольствие во время просмотра. Непротивление злу, одиночество человека, его старение - все эти темы считываются всеми людьми и, возможно, лучше наших классиков их никто так и не поднял.

'Душно', - жалуются герои Чехова. 'Душно', - открывает окно герой фильма Джейлана. Перед нами обычные люди, то есть мы. И нам 'душно', скучно, одиноко, несчастно. Жизнь проходит мимо и зря. Горе от ума - сначала кухонные разговоры о непротивлении злу, а потом жалобы на служанку, которая разбила два бокала. В фильме нет положительных и отрицательных героев - все как в жизни, настоящие. Благородные, умные - и одновременно завистливые, ревнивые. Человек мечтает стать кем-то, но не удаётся. Он пытается, тянется, но сам понимает, что зря. Ему сложно быть искренним, он хочет добра, а ведёт себя, как слон в посудной лавке. Джейлан очень точно передал вот это бессмысленное протекание жизни - но только перед нами не скучающие русские дворяне, а скучающие турки. И Джейлан таким образом переводит своё повествование на всех людей, без оглядки на географию. При этом он не ударяется в пафос и не перебарщивает с символами, избегает чернухи или модного ныне либидо, он спокойно рассуждает о том, как протекает жизнь человека, как этому человеку необходимо любить и быть любимым. А он вместо этого чаще всего гордый одиночка. Загоняет себя в угол, хочет любви, но не может в этом признаться.

В замечательном фильме 2014 года 'Whiplash' (в российском прокате 'Одержимость') поднимается отчасти похожая тема - становления человека, смысла его жизни. 28-летний режиссёр даёт шанс своему герою. Кто-то может добиться желаемого. Но это взгляд нашего поколения - мы пока не набили шишки. И что-то мне подсказывает, что сюжет 'Зимней спячки' куда реалистичнее. В это не хочется верить, нет единого ответа на вопрос, но, скорее всего, прав именно Джейлан. Потому что прав первоначально Чехов. Человек - маленький. И среди нас с вами живёт режиссёр, который без оглядки на большинство своих коллег, интересуется именно маленьким человеком. Интересуется без сожаления, без снисхождения, не преукрашивая, даже наоборот. Кино это - очень взрослое, умное, слишком затянутое. Но если вы забыли, что фильмы иногда могут быть равны хорошим книгам - смотрите 'Зимнюю спячку'.

8 из 10

«Золотая пальмовая ветвь» каннского фестиваля

Это пугающе длинный фильм - 3 часа 15 минут. За всё время, что я смотрю кино в зале, дольше шёл, кажется, только документальный фильм Скорсезе о Джордже Харрисоне. Должен сказать, что продолжительность турецкой картины – её главная проблема и беда, хотя полтора десятка зрителей, собравшихся вместе со мной, стойко преодолели это испытание – никто не ушел. Но при этом и ни одной выраженной вслух эмоции я не услышал. Кино смотрели в гробовой тишине. Может быть спали? Меня, признаться, подмывало как уйти, так и вздремнуть. Но дурацкая привычка смотреть до конца и, главное, попытка найти объяснение: почему дали «Золотую пальмовую ветвь», - заставили терпеть до финальных титров.

«Зимняя спячка» - это апофеоз кризиса современного авторского кино, когда снобизм создателя проявляется в том уже, что он не может ни в чём себе отказать. Если бы это кино было на час короче, то оно бы значительно выиграло. Утонувшая диалогах «радиопостановка», с одной стороны, довольно точно характеризует образ жизни и мировоззрение сельской интеллигенции, которая ведёт бесконечные беседы о смысле жизни за бокалом вина и укутавшись в пледы, перед тем как вкусно поесть и сладко поспать. Просматривающийся внутренний конфликт, который досаждает главному герою, плохо способному примирять внутри себя праведника и бизнесмена, постепенно растворяется в повествовании, разбавляя и без того жидкую сценарную конструкцию. Отчужденность, непонимание, обида, ревность, пустое морализаторство – набор дежурных мыслей и чувств турецкого интеллектуала, часто только благодаря всему этому и чувствующего себя значимым.

Возможно, Джейн Кэмпион и возглавляемое ею каннское жюри обладали куда большим терпением, нежели я, который к тому же пока мало что видел из конкурсной программы фестиваля. Однако даже в сравнении с «Левиафаном», довольствовавшимся сравнительно скромным призом – за сценарий, я ответственно заявляю, что наша картина была куда больше достойна победы. Она и драматургически прописана куда интереснее, и мускулистее - в ней много энергии и действия, но, самое главное, образный ряд куда богаче. У Джейлана единственная сцена, тронувшая меня до глубины души, случилась перед самым финалом, но как бы ни была она хороша, каркас 195-минутного фильма по определению не может держаться на одном (пусть и сильном) образе. Отсюда у меня возникает очень серьёзное подозрение, что турецкому режиссёру дали главный приз вовсе не за данную работу, а по совокупности – за творчество в целом.

Так не раз уже случалось на этом фестивале в отсутствии фильма-лидера, но в присутствии видных мастеров, до сих пор обделённых лаврами победителя. 55-летний Джейлан, ранее неоднократно премированный в Канне, несколько раз был в шаге от победы, и вот удостоился её за свою не самую лучшую картину. Куда логичнее было бы отдать её, например, «Отчуждению», снятому турком двенадцатью годами раньше, но куда более ёмкому по мысли и содержанию. Вся проблема в том, что тогда Джейлан только-только пробился в обойму каннского фестиваля, а ныне является канонизированным и уже забронзовевшим классиком - главным наследником традиций Тарковского, Антониони и Бергмана. Возможно, когда-нибудь и со Звягинцевым случится аналогичная катавасия, чего, конечно, не хотелось бы. Между тем Турция уже второй раз увозит к себе «Золотую пальму», в то время как мы продолжаем оставаться с единственной – за «Летят журавли».

И Чехов, и Достоевский, которыми прикрывается режиссёр, указывая в титрах, что данное кино снято по мотивам их произведений, выходят какими-то уценёнными. Опять же лишний раз подчеркивая то, как измельчали классики в современном кино. И особенно при сравнении, например (опять же с нашей), «Неоконченной пьесой для механического пианино», после которой многим вообще за Чехова не следовало браться. Ну и до кучи ещё одно сравнение, в котором Джейлан оказывается не у дел. Фильм с таким же названием «Зимняя спячка» снял в 1997-м Том Тыквер, заявив о себе, как о новом лидере немецкого кино. Аналогичная сезонная стагнация не помешала тому фильму держать меня в напряжении от первой до последней секунды. Просто Тыквер с куда большим уважением отнесся к зрителю, в отличие от Джейлана, который с каждым разом снимает всё более длинное и всё более «авторское» кино - для себя любимого. В отличие от Чехова он, похоже, не особо торопится выдавливать из себя раба, в данном случае собственной значимости: сократив фильм с четырёх с половиной часов до трёх пятнадцати, он, видимо, решил, что всё оставшееся - бесценно…