Рецензии

Молодой человек, Нико Фишер, берлинец, перемещается по городу, попадает в разные места, встречается с людьми — вот, собственно и весь фильм. И естественно, на ум приходит иоселианевский «Жил певчий дрозд». Аллюзия тем более разительна, что картина Яна Герштера тоже черно-белая (!), да и многие объекты отчетливо намекают на Иоселиани: там театр — здесь тоже посещение театра; там футбол (по телевизору) — здесь сцена на поле для гольфа; там ресторан с многоголосым пением, здесь — бесконечные эпизоды в маленьких кафе…

И теперь пора сказать, что все аллюзии Герштера построены не на совпадении, а на контрасте. На гольф-поле мы не видим ни игры, ни даже мастерства: многократно повторяются обучающие удары. Спектакль, который мы смотрим в театре вместе с героем, круто современен и в силу этого более похож на пародию. В павильоне снимается фильм с ходульным сюжетом на тему холокоста. А в кафе нет того, что просит герой, и повсюду выключены кофе-машины.

«Гия — человек без свойств, сплошная недоговоренность, неопределенность, несостоявшаяся личность. Но его ценят друзья и посторонние, его зовут и ревнуют, его бранят и защищают, он бесполезен и необходим, как жизнь, как день, хотя бы — как утро.» (Александр Генис. «Памятник Дрозду»). Нико толком не нужен никому, да и непонятно, нужен ли кто-то ему. Связь людей разваливается, и лишним оказывается каждый. И в силу этого (а может это первопричина?) все встреченные Фишером, депрессивны: его девушка, сосед из нижней квартиры, психолог в автоинспекции, контролеры в метро, безработный приятель-актер, режиссер авангардного спектакля, школьная соученица Нико и случайный старик рядом за барной стойкой.

Фильм наполнен мелкими событиями, но все они являются просто суетой, потому что не приводят ни к каким разрешениям ситуации и создают единственное настроение — неопределенности и безысходности. Это настроение точно в унисон поддерживается многочисленными планами городских улиц, суетливых и невыразительных.

Гия «помещен в среду очень занятых людей. При этом все они поглощены сугубо точной работой, требующей предельной дисциплины и расчета. Его окружают друзья нравоучительных профессий и увлечений… То это — профессор математики, чертящий на доске непонятные символы, то — смазливая лаборантка, считающая одноклеточных микробов, по одному за раз.» (Александр Генис. «Памятник Дрозду»). Нико Фишер напротив, постоянно сталкивается с людьми мало профессиональными и настроенными на агрессию: психолог, режиссер, контролеры.

Мостик между мирами двух фильмов утрачен. Мы понимаем это в эпизоде, где старик рассказывает о событии своего детства. Его рассказ нарочито лишен пафоса и оценки с наших сегодняшних позиций, но нам ясно, что речь идет о Хрустальной ночи — большой и символичной исторической трагедии. Однако для Нико Фишера это лишь детская страшилка.

Да, другим стал неприкаянный, не сформировавшийся, не осознавший свое место в жизни герой. Но другой стала жизнь, и в ней больше нет места для Гиви, певчего дрозда. И в прекрасном фильме Яна Герштера мысль эта отчетлива.

10 из 10

Инфантильность – не порок

Хотя фильм должен выйти в российский прокат только в конце августа, перспективы его широкого кинопоказа близки нулю. Поэтому я решил не ждать непонятно чего, а прямо сейчас рассказать об этой картине. Тем более что именно она в апреле шесть раз была премирована главой немецкой премией «Лола», в том числе как лучшее игровое кино, снятое в Германии в 2012-м году. Это уже сам по себе факт достойный внимания, особенно учитывая то, что немецкая кинематография вышла из стагнации и находится на подъеме. Вес добытым наградам добавляет и то обстоятельство, что в очной борьбе был нокаутирован главный зрительский фаворит - «Облачный атлас» Тома Тыквера.

В оригинальном названии фигурирует отнюдь не немецкоязычная идиома «Oh Boy», которая не имеет никакого отношения к одноименным картинам, снятым в разное время в разных странах. Просьба также не путать это кино с одноименным французским романом Мари-Од Мюрай, вышедшим у нас семь лет назад. Но, возможно, что именно из-за него-то наши дистрибьюторы и перестраховались, переименовав сие экранное произведение, поскольку ту книжку сегодня легко можно обвинить в пропаганде гомосексуализма среди подростков и подвести под соответствующую статью.

Признаюсь сразу: дебютный игровой фильм Яна Оле Герштера порадовал меня несказанно. Берусь утверждать, что это – творение новоявленного классика. Столь уверенным и твердым почерком выписывали свои первые работы мэтры новой немецкой волны 1960-х - Фассбиндер, Шлёндорф, Клюге… Может быть, именно им отдавая дань уважения, Герштер решил снять именно чёрно-белый фильм. Благодаря особой атмосфере, сотканной из полифонии городских шумов и удивительного по подборке джазового саундтрека, путешествие по берлинским улицам 2010-х больше напоминает перемещение по ново-волновским фильмам, причём не только немецким, но и французским, чешским, советским… Герштер ощущает чёрно-белую картинку, как родную, обнаруживая тут те профессиональные секреты, которыми в совершенстве владели классики. Кадры у него наполнены тем самым воздухом и светом, которые лет 50 назад ещё умели передавать на плёнке, и которые в последние полвека без следа исчезли под натиском цветастого гламура.

Беспечный 30-летний инфант Нико Фишер, с одной стороны, актуальный герой нашего времени. Времени, в котором не составит труда встретить и сорокалетних вьюношей, продолжающих воспитываться в так популярных ныне «однополых семьях», где мать по жизни исполняет роль отца, а бабушка – роль матери. В то же время - это собирательный образ «лишнего человека», в котором лично мне увиделся Гия Агладзе – герой самого значительного фильма Отара Иоселиани «Жил певчий дрозд» (который я, в свою очередь, всегда ставил, и буду ставить, в десятку лучших отечественных картин всех времён). В 70-х наши критики сломали ни одно перо, обсуждая, положительный герой Гия или всё-таки отрицательный? Настолько он не вписывался ни в один из тогдашних экранных стереотипов: жил в своё удовольствие и совершил единственный «положительный поступок» – прибил крючок к стенке. И это в то время, когда другие давали стране угля, сгорали на производстве и даже отказывались от премий.

У Нико Фишера нет никаких особых мыслей, равно как и жизненных целей, а единственная мечта текущего дня сводится к тому, чтобы выпить кофе. Мы видим молодого человека «без царя в голове», который отдался потоку дней, и хотя живёт неосознанно, но зато, как завещал Будда, здесь и сейчас. Несколько встреч Нико с разными людьми - с психологом, лишившим его прав на вождение автомобиля, с депрессивным соседом, неудачливым дружком-актёром, бывшей одноклассницей, отцом… - это, на первый взгляд, паноптикум странноватых персонажей. И в то же время, это мастерски исполненные зарисовки, когда всего лишь несколько штрихов раскрывают уникальность каждого отдельного человека.

Взгляд режиссёра проницателен, а диалоги порой до крайности остроумны (вот, например, часть разговора с папой-спонсором):

- Нико, почему ты мне врёшь?

- Что?

- Я спрашиваю тебя, мой дорогой Нико, на что ты тратил два последних года те деньги, что я переводил тебе на учебу? Ну?!

- Я размышлял?

- Размышлял?.. А можно спросить, о чём?

- О себе. О тебе. Обо всём.

- Значит, я давал тебе 1000 евро в месяц, чтобы ты размышлял обо мне?

- Да…

- Единственное, что я могу теперь для тебя сделать, это - больше ничего для тебя не делать.

Дебютант Герштер из тех людей, кто никогда не скажет, что земля круглая, поскольку знает, что она именно шарообразная, а шар и круг – это всё-таки разные вещи. Он вообще знает про жизнь что-то, что не знаем мы с вами. Как профессионал он обладает уникальным качеством, которое как раз и позволяет мне говорить, что перед нами нео-классик. Герштер ухитряется вместить в 83 минуты экранного времени не просто один день из жизни берлинского инфанта, но, по сути, целый роман. Плюс в каждом кадре и персонаже угадывается ирония, выражающая авторское отношение, а банальности, из которых соткана жизнь Нико, и которые можно легко принять за «сюжетную мутность», на самом деле наполнены множественными аллюзиями. И тот зритель будет считывать больше ассоциативных смыслов, кто глубже будет погружен в контекст.

Не имею ни малейшего понятия, зачем краткое оригинальное название фильма, дословно переводимое как «о мальчике», заменили оксюмороном вкупе с именем его протагониста. Вероятно, решили, что оригинальное название не привлечет зрителя. Но хватит об этом. В сущности, перед нами авторская работа Яна Оле Герштера над художественным фильмом, в которой он выступил в качестве сценариста и режиссера, и она, по моему скромному мнению, очень даже получилась. Перед нами полуторачасовая киноповесть, социально-психологическая драма о молодом человеке, лишенном личных и внешних ориентиров для саморазвития и самореализации. Нам показывают один день из жизни этого человека, интроверта, только-только перешагнувшего возрастной порог юности. Возможно, ключевой день в его жизни. Этот день состоит из событий, которые, казалось бы, не связанны никакой общей и явной причинно-следственной связью. Но все эти случайные события несут в себе одну простую мораль, которую в конечном итоге нужно понять нашему главному герою, а так же вам самим.

В фильме очень важное место занимают второстепенные персонажи. Потому «второстепенными» их можно назвать лишь технически. На деле они играют не меньшую, а возможно, что даже большую, роль в киноповести, чем сам Нико Фишер. У всех у них есть какие-то проблемы, явные или скрытые, видя которые, он может (но не хочет) найти источник своей собственной проблемы — отсутствие жизненного вектора. Это его единственный друг, показанный в фильме, Матце (Matze), в свое время отвернувшийся от счастливого случая, имевшего возможность обеспечить ему достойное настоящее; это его бывшая одноклассница, встреченная абсолютно случайным образом спустя тринадцать лет, несущая через всю жизнь остаточные комплексы уже давно решенной физиологической проблемы и выплескивающей накопившееся негодование на импровизированной сцене; и многие другие, имеющие такие схожие и такие разные проблемы.

Монохромное изображение — одна из ключевых особенностей фильма, которая призвана показать то, как главный персонаж воспринимает окружающую его действительность — сухой, однотипной, лишенной эмоционального посыла, не заслуживающей обратной связи. Как и дрожащая камера, которая, как всегда, призвана добавить в ленту элемент нашего присутствия, вовлеченности в историю одного дня. «Бывает, кажется, что со всеми, кто тебя окружает, что-то не так, но однажды ты задумываешься над этим и понимаешь, что что-то не так с тобой». Примерно так звучит одно из измышлений Нико Фишера, наиболее полно передающее повествовательный замысел автора. Начинать свой путь к пониманию морали данного фильма следует, как я считаю, именно от этих слов, ключевых в фильме. Не касаясь деталей сюжета, отдельных эпизодов, образов, читателю сложно представить некоторые их интерпретации для ознакомления, им не остается лишь просто посоветовать посмотреть его.

«Oh Boy» — это не тот фильм, на который натыкаются случайно. Такие фильмы смотрят люди ожидающие, во-первых: актуальности темы и социальной значимости (кино всё-таки авторское); во-вторых: композиционной сбалансированности, так сказать, не должно чего-то не хватать и не должно быть чего-то лишнего. Под данные критерии это кино подпадает полностью. Поэтому, если вы любите Арт-хаус, это кино стоит смотреть однозначно. Если вы любитель коммерческих жанровых кинолент — «Oh Boy» предназначен не для вас. Моя личная оценка данной киноповести:

8 из 10

Выполненная в «классическом», чёрно-белом стиле драма Яна Оле Герштера «Простые сложности Нико Фишера», довольно сильная психологическая штука…

Потому что — о жизни и восприятии этой жизни. Кажется, фильм — о неудачнике, бросившем учёбу в университете, потратившем в воздух отцовские деньги, без образования, без семьи.

Однако ж в этом маленьком герое угадывается образ любого, находящегося в жизненной прострации человека.

Нико Фишер странен: на первый взгляд он кажется мотом и бездельником: за эти два года, что он «думал о себе», можно было устроиться на работу.

Но внутренний, душевный непорядок не даёт ступить шагу. Права на вождение машины отбирают под подписью, которая звучит как приговор: «психически неуравновешен».

Первое, что приходит на ум: возможно, те, кого мы считаем психически нездоровыми, на самом деле могут быть адекватны. Окружающие будто специально записывают героя в сумасшедшие, ведя себя странным образом: задавая мало относящиеся к делу вопросы относительно личной жизни, заставляя разбираться в своём горе, требовать понять себя.

На протяжении всего фильма рефреном проходит мысль о непонимании между внешним и внутренним: то, что творится в душе героя, не находит объяснения во внешнем мире.

Улица, общество говорят с Нико на разных языках. Ему «почти тридцать», выглядит он на двадцать, а на самом деле ему лет эдак пятьдесят. Если брать во внимание его «непонимание» людей, неспособность рационально объяснить их поведение.

Смерть случайно встреченного человека, жалующегося на то, что он давно уже перестал что-либо понимать, — как удар, выбивающего Нико из застойного состояния. На этом чёрно-белый свет картины погасает, оставляя широчайший путь для домыслов.

Параллельно мысли о непонимании свою линию ведёт ситуация непринятия каких-либо изменений: деньги Нико не собирается тратить на «новую жизнь», а пропивает и прокуривает. Это, возможно, и есть источник всех «злостностей», происходящих с ним.

Несмотря на «классику» тонов, камера довольно-таки статично ведёт себя, будто этим больше подчёркивая всю застойность, отсутствия свежего глотка для того, чтобы двигаться вперёд.

Хочется отметить музыкальное сопровождение: ретро музыка относит не к современности, и вообще, поначалу, не вяжется со всем сюжетом фильма. Создаётся впечатление, что режиссёру просто захотелось создать какую-нибудь эстетическую вкусность. Однако ж эта музыка с её немного приглушённым звучанием, будто из какого-то пыльного угла, — дополняет суть картины.

Относительно игры Тома Шиллинга, исполнившего роль Нико, хочется вот что отметить: от его сдержанности ждёшь нечто фееричного ближе к финалу. Кажется, вот-вот его герой сорвётся на ком-нибудь, станет кричать, топать ногами, разобьёт что-нибудь. Но нет. Актёр словно удерживает все эмоции в себе, заставляя внимательно отнестись к образу.

Фильм - рефлексия режиссера Яна Оле Герштера. Черно - белый цвет не для стиля, а для того, чтобы ничего не отвлекало от сути. Суть, глубина... А есть ли они? Один день, абсолютно ничем не примечательный, из жизни героя. Не то потерянного, не то нашедшего себя, не то нашедшего себя в потерянности. И сам герой настолько обесцвечен, что, кажется, что он - закадровый голос, титр. Появляясь в кадре, он становится камерой-обскура, через которую мы видим людей из его окружения. Каждый встречный, а у героя насыщенный день (продавщица кофе, бармен, друг - киноактер, неуравновешенный сосед, контроллер в метро, пожилой немец, отец, помощник отца) - читаются через него.

Несмотря на априори присутствующий в жизни каждого общественный договор, предписывающий быть обезличенным, насколько это возможно, окружающие героя люди обретают черты в отведенное в фильме время. Создается впечатление, что у маститого психиатра на приеме все становятся самими собой. Поэтому абсолютно любой эпизод в фильме мог бы стать финальной точкой. Хорошо, что такая точка поставлена в ситуации, когда мы видим героя наедине с собой на рассвете. Возможно, прием не новый, но оставляет надежду на вхождение героя в русло (рутину - для героя) жизни. Отдельное спасибо оператору: увидеть свет в черном и инферно - в белом, безусловно, мастерство.