Рецензии

Кошмар среднестатистического гражданина, чьё ФИО едва ли будет занесено в какие-либо анналы, имеющие историческую важность, по определению своему прост, экзистенциален и иррационален; это кошмар усечённого существования, кошмар, рождённый в мороке абсолютного непонимания происходящего и ставший продолжением яви — скучной, унылой, беспросветной, ничтожной, — яви человека-зеро, растворённого в толпе. Но природе кошмаров подвластны все, не бывает людей, которые бы не переживали это невыносимое состояние ускользающей реальности, но в мире науки, где нет места хаосу, кошмары порой оживают самым причудливым образом, разрушая в общем-то это незыблемое ratio.

«Пи» Даррена Аронофски — эдакий авангардный математический хоррор, ставший для режиссёра полноценным кинематографическим дебютом в большом метре — на первый взгляд иллюстрирует эту идею структурированного ужаса, ожившего со страниц диссертаций главного героя, который в своей горделивой тяге к высшему знанию перешёл определённую грань, за что и расплатился по гамбургскому счёту сполна. Но фильм Аронофски, увы, совсем не о том; его слишком просто прочитать как нервную, истерическую притчу о цене гениальности; сие чересчур упрощённо, учитывая тот киноязыковой вокабуляр, применённый Аронофски в своём дебюте. Этот снятый буквально исподтишка, в натуральных подпольных условиях, характерный своим резким, шизоидным монтажом и гиперреалистичностью, фильм, временное действие которого отчётливо неуловимо (хотя авторские маркеры подчеркивают, что дело происходит скорее hic et nunc), на поверку оказывается тождественным киноязыковым экспериментам праотца маргинального и трансгрессивного американского кинематографа Ника Зедда, чей «Манифест кино трансгрессии», сформулированный им в Нью-Йорке в середине 80-х (вряд ли случайно сюжет «Пи» сконцентрирован именно в пределах этого города), броско противопоставил себя «Теории авторского кино», предложив ещё более радикальные стилистические и идеологические решения, и умножив авторский нигилизм и уничтожение нарратива во сто крат и предложив в своих программных картинах «Война как менструальная зависть», «Так трахает Заратустра», «Ненормальный» etc идею тотальной анархии как блага в противовес террору цензуры и морали. Кино не просто как форма изобразительного самовыражения, но как резкая акция, дерзкая провокация; андеграунд как норма творческого существования.

Но Аронофски, по крайней мере в «Пи» избрал лишь пресловутую трансгрессивную фактуру ксеноморфиста Зедда, протранслировав в картину при этом и киберпанковые находки японских кинорадикалов Синьи Цукамото, в «Тэцуо, железном человеке» которого homo sapiens сексуально сливался с техникой, превращаясь в homo technologis, и Шодзина Фукуи, лента «Любовь к резине» которого родственна с «Пи» в теме глубинного погружения в мир сферического знания. Но назвать «Пи» вторичным произведением при всем желании не выйдет; тогда ещё не завязший в голливудской прямолинейности Аронофски снял самодостаточное кино, пласт контекста которого лежит вне очевидных жанровых пределов.

А это — обладание высшим знанием, меж тем — приводит как к пресловутому Древу Познания(впрочем, оно будет таки в слезоточивом «Фонтане»), так и к мысли о том, что картина Даррена Аронофски это изощренная кинематографическая фантазия на тему философии пифагореизма, утверждающего, что математика является протоосновой всего, то есть пресловутого бытия. Число есть сущность всех вещей, бытие как совокупность чисел или числа, цифрового кода, бытие как бесконечная Пи, уходящая за горизонт реальности. Мир состоит из чисел, формул, теорем, решенных и нерешённых задач; мир — это разум великого математика, что постигает новые и новые пределы самого себя, не отпуская возможность и мистических, религиозных, социальных парадигм. И потому столь важным оказывается открытие Макса Коэна не только для высшей математики, но и для экономики, и для религии, ведь разгаданный им код есть нечто большее, чем совокупность чисел. На экране оживают дикие конспирологические идеи, тайное правительство проникает в сферы, где жизнь скукожена до ничтожного состояния, а матрица привычной реальности оказывается запертой в мозгу еврейского математика, который медленно начинает сходить с ума, так как прикоснулся к тому, что даже ему оказалось не под силу. Не нужны никакие ктхулху, Древние Боги или уберкомпьютеры, пожирающие людишек, никакие двухцветные пилюльки и люлька технофашизма, что душит всех; нужно лишь число Пи, суть которого есть фундаментом привычного миропорядка, основой нормы, преступать которую, даже во имя высших научных целей, чревато. Впрочем, математика — это в том числе и сумасшествие тотальной логики, а логическая деменция самая худшая из всех, непреодолимая.

Когда-то мама твердила маленькому Максу Коэну, о том, как опасно смотреть на солнце. Первые шесть лет мальчик слушал, но потом всё же решился нарушить наказ. Результат — временная слепота, постоянная резь в глазах, головные боли и ощущение свободы, пусть и немалой ценой. Макс вырос, но воспоминание о том, детском, упрямстве, вознаграждённом секундной возможностью взглянуть на то, на что обычные — послушные — детки не смеют поднять глаза, определило его судьбу. Макс одинок, откровенно социопатичен — его круг общения составляют лишь не в меру заботливая соседка, учитель, с которым интересно поиграть в го и обсудить пополнение популяции золотых рыбок, и маленькая японка, по-детски непосредственно пристающая к дяде, умеющему умножать любые числа в уме за долю секунды. Он редко выходит на улицу, ещё реже поднимает глаза к небу. У него нет времени на глупости, потому что впереди — цель. Ещё раз взглянуть на солнце, только на этот раз в математическом смысле. Расшифровать число ?, разгадать последовательность цифр после запятой. Приблизиться к непостижимому, недосягаемому, а значит, божественному.

Несмотря на то, что идея «Пи» заключается вроде бы в попытке покопаться в разуме и определить ту грань, где гениальность превращается в безумие, на самом деле в течение всех восьмидесяти пяти минут хронометража фильма не покидает ощущение, будто история математика Коэна для Аронофски лишь прикрытие. Повод совершить путешествие в собственный разум, возможность попробовать разобраться в самом себе. Это придаёт ленте налёт автобиографичности, и разница между режиссёром и героем лишь в том, что Макс пытается познать глубины математики, а Даррен — прикоснуться к искусству, в его чистом, незамутнённом виде. В таком случае выбранный стиль презентации истории Коэна становится вполне логичным и, пожалуй, единственно верным решением. Если кино — это синтез театра, литературы, музыки, изобразительного искусства, то почему бы не использовать все эти составляющие на полную катушку, не ограничивая себя условностями, рамками и стремлением быть понятным, а значит, популярным. Отсюда и бьющая по нервам, то замолкающая, то вновь возникающая будто из ниоткуда музыка, и монотонный монолог Макса, словно зачитывающего с листа историю собственной жизни. И съёмка на чёрно-белую плёнку с нарочито выкрученной до предела контрастностью, так, чтобы ослепительным сиянием и затягивающей бездонной чернотой погрузить зрителя в ставший монохромным, разделившийся на «до» и «после», мир гения, обретшего свою цель.

При создании своего первого полнометражного киновысказывания Аронофски заметно вдохновлялся ставшим признанной классикой совместным творчеством Бунюэля и Дали, однако если в «Андалузском псе» сюрреализм разум совершенно точно победил, расчленил и сплясал на трупе победный танец, то в «Пи» всё сумасшествие заключено в отдельно взятую черепную коробку. И пусть мозг из неё периодически исчезает в буквальном смысле слова, режиссёру интереснее разобраться в том, как выбраться из хитросплетения гениальность и сумасшествия без последствий, чем заполнение безумством всего окружающего пространства. И ответ пугающе прост, и поэтому так нежеланен. Рано или поздно всё равно придётся выбирать. Добравшись до заветной цели, разгадав закономерность, Макс стал первым после бога, если не им самим. За ним охотятся все, кто хоть немного представляет себе возможности его открытия — от брокеров с Уолл-Стрит до хасидов, стремящихся открыть себе врата в царство небесное. Коэн стал важен и нужен, он наконец-то познал власть, к которой, как выясняется, и шёл столько лет, просто не понимал этого. Но выбору достойнейшего математик предпочитает выбор собственный, личный. Выбор дальнейшего пути, где старт — ставшая реальностью мечта, а финиш расплывается в дымке за горизонтом.

Человек жаждет покоя, ищет его, переворачивая мир с ног на голову, выворачивая его наизнанку. И в этом смысле гениальность и безумие практически синонимичны, ведь и гений, и безумец желают, в сущности, одного и того же — успокоения собственной души, разнятся лишь способы достижения цели. Продуманный распорядок действий Макса сменился расслабленным наблюдением за лёгким колыханием заслоняющей солнце листвы деревьев. Планомерное киносумасшествие Аронофски — унынием и предсказуемостью его последней работы. И в этом контексте тем забавнее наблюдать за тем, как прекрасное умопомрачение Коэна заставляет его высверливать себе мозг в надежде хирургическим путём удалить алчное создание, ищущее покоя в безраздельной власти. Ведь сейчас, спустя почти двадцать лет после выхода на экраны «Пи», зритель уже имеет представление о том, как автор может пойти на компромисс. Отложить дрель, перестать провоцировать мозг, вонзая иглы в различные его части. Извлечь из черепной коробки, поместить в уютный формалин. Ведь стабильность и стагнация — тоже своеобразный синоним покоя.

Первый фильм Даррена Аронофски, как это часто бывает получился необычным но глубоким. После просмотра фильма остался осадок, пытаясь найти в памяти те моменты во время которых он и появился, я понял, что это не так просто.

Рассмотрим по порядку.

1)Числа

На первый взгляд казалось, что данный фильм поднимет проблемы познания мира с помощью чисел. Есть ли в этом смысл ? Есть ли связь материального мира и рационального?

Ответы на эти вопросы каждый найдет для себя сам.

2)Атмосфера

Есть ли смысл говорить что данный фильм был снять за сущие гроши? Я думаю нет. Но для гениального режиссера, как мне кажется, нет преград. Отсутствие бюджета в данном фильме заглаживается смысловой нагрузкой и сильно гнетущей атмосферой.

3)Выбор

Что же хотел нам рассказать Аронофски? Хотел ли он показать, что всегда есть выбор, и всегда нужно его делать? Скорее всего данный аспект зависит от познания каждого, и у каждого есть своя правда.

Вывод

Фильм получился с неким оттенком сюрреализма, который имеет место быть в этой картине. К просмотру необходим.

Встань на его место и прочувствуй.

Итог:

9 из 10

У нас было шестьдесят штук баксов, четыре года изучения кино и анимации в Гарварде, степень бакалавра искусств с отличием, вагон таланта и бездна амбиций, а также съемочная бригада, в которой каждый швец-жнец-на дуде игрец. Не имея средств, чтобы снимать высокобюджетные блокбастеры, Даррен Аронофски решил пойти другим путем и заявить о себе, не прибегая к дорогим спецэффектам. Голь — она, как известно, хитра на выдумки. В результате ограниченные ресурсы он сумел не только выжать по максимуму, но и обратить их недостаток себе на пользу, сделав вид, что так и было задумано.

В контрастном черно-белом мире живет математик Макс Коэн, одержимый идеей постичь этот самый мир в его математическом выражении, найти универсальную модель, описывающую его устройство. Окружающие его люди появляются, как шумы на пленке, отвлекающим от работы фактором. Небольшой выбор локаций — очерченный рамками идеальный прямоугольник мира Макса, за который он не может выйти по причине болезни. Гениальный ум, попавший в западню недуга, ведет Макса внутрь, вглубь, в самую суть вещей. Аронофски мастерски играет на аналогиях: от рассуждения о спиральном устройстве вселенной к закручивающимся спиралью клубам сигаретного дыма и сливкам в чашке кофе. Мысли Макса тоже движутся по спирали, в которой каждый новый виток сумасшествия отмечает фраза «Когда я был маленьким, мать учила меня никогда не смотреть на солнце… Но когда мне исполнилось шесть, я это сделал».

Чем ближе подбирается Макс к разгадке цифрового кода, раскрывающего тайны мироздания — по сути, тому самому солнцу, о котором предупреждали его и мать, и учитель Сол, тем сложнее отличить реальность о галлюцинаций, тем тоньше грань между внешним миром и больным сознанием главного героя. Складывается ощущение, что Аронофски отсылает зрителя к известному изречению Ницше о бездне, которая, если в нее долго всматриваться, начинает всматриваться в ответ. Так поиски становятся манией, осознание граничит с безумием, а истина — ослепляет, выжигает мозг, но Макс упорно продолжает вглядываться в ее сияние, чтобы в итоге прозреть — как тогда, в шесть лет. Ведь даже его компьтер, открывший искомый код, перед тем как сгореть, осознает собственную структуру. Но чтобы формула работала, одних цифр мало, нужно то, что Макс определяет как «синтаксис» — быть может, душа?..

Пожалуй, лучше этот фильм нельзя было снять и при большем бюджете. Каждая деталь в нем на своем месте и составляет с другими идеальную композицию, словно Аронофски вывел свое золотое сечение. «Шумное» черно-белое изображение, мерцающий свет, «нервная» манера съемки, сверхкрупные планы и психоделический саундтрек нагнетают напряжение и погружают в атмосферу нарастающего помешательства. «Пи» во многом определил авторский стиль, характерный почерк Аронофски, сделал его работы узнаваемыми. Наверное, это один из лучших дебютов в истории кино.

8 из 10

Признаться, я не разделяю восторгов почтенной публики по поводу фильма Аронофски «Пи». Равно как и остальных творений «мастера».

Как мы знаем, «Пи» была дебютной лентой режиссёра, однако из последующих «шедевров» ясно, что «пи» было только началом. Всё последующее снято ещё туманнее, ещё претенциознее, ещё нелепее.

А в чём, собственно, «арт-хаус», в чём так привлёкшая публику «неординарность» «Пи»? В малом, как планковские величины, бюджете? Было. В чёрно-белом формате? Сто раз было. В психопатической личности главного героя? Я вас умоляю.

Для меня совершенно очевидно, что Аронофски, снимая дебютное кино, изо всех сил старался сделать себе имя, произвести впечатление. Судя по большинству отзывов и мнений, ему удалось. Теперь мы пожинаем «Фонтаны» и «Нои». А что? Имя-то уже сделано.

Хотя давайте задумаемся, о чём фильм «Пи», что в нём «эдакого», нового? Да ничего. Как человеку может «открыться суть мироздания» и что из этого бывает, можно полезнее для мозга и литературного вкуса прочесть в Ultima Thule у В. Набокова. Что такое «золотое сечение», обычные, не гениальные люди проходят на уроках геометрии в средней школе. Особо одарённые углубляют в институте архитектуры. Что число «пи» бесконечно и в нём нет повторов (кроме точки Фейнмана на 762 знаке), известно даже 15-летним хорошистам. А вот что у режиссёра Аронофски талмудист и «нумеролог» Ленни ведать не ведал, что есть ряд Фибоначчи, наводит на мысль, что автор фильма имеет настолько же туманное представление о математике, насколько туманны его фильмы. Не говоря уже о том, что в его «магическом» числе из 216 цифр их на самом деле 218. Я не поленился — посчитал.

Одним словом, кроме пафоса и желания снять «круто, но дёшево», я ничего в фильме «Пи» не увидел. Мне было не круто. Натужное нагнетание таинственности и старательное изображение гениального помешательства главным героем (читай — режиссёром) никак не тянуло на правду. Музыка только усугубила. Так что, увы.

4 из 10

У иудеев истинное имя Бога сакрально. Его имеет право произносить жрец только один раз в году в полностью изолированном помещении. Тем самым подчеркивается, что оно лежит в основании нашего мира.

Но в основе нашего мира лежат и последовательности чисел, которые наглядно можно представить в виде спиралей. Например, таких, как ряд Фибоначчи, где последующее число равно сумме двух предыдущих. Графическое его отображение можно найти и в расположении семян в подсолнечнике, и в структуре раковин моллюсков.

Аронофски решил снять фильм о некой всеобщей сверх-последовательности из 216 цифр, на которой держится наше мироздание. Знающий ее, может предсказать последствия любого процесса, например, поведение рынка акций, и даже произнести имя Бога.

Правда, сразу же встает вопрос о побочных эффектах. У главного героя фильма — математика Макса Коэна, появляются все признаки шизофрении. В голове раздаются голоса, возникают галлюцинации, провалы в памяти, изменения восприятия окружающих предметов. Психика, пусть и гениального математика, оказалась не готова к истине такого масштаба.

Но эта последовательность слишком дорого стоит, и на Коэна начинается охота. Его цифры нужны всем — и фондовым аналитикам, и ортодоксальным евреям. И единственным выходом оказывается отказ от сокровенного знания путем его забвения.

Необычный фильм. Рекомендуется к просмотру.

8 из 10

Не пекись о снискании великого знания: из всех знаний нравственная наука, быть может, есть самая нужнейшая, но ей не обучаются.

/Пифагор/

Глубина таланта не имеет общепринятых единиц исчисления, а является вещью относительной и быстро обесценивается, если владелец не прикладывает необходимых усилий для развития. Как гласит народная мудрость, «можно лечь спать талантливым, а проснуться бездарным». В то же время гениальность — понятие гораздо более ортодоксальное, она остается со своим обладателем навсегда. Нареченный гением в ответе за свой дар и если он обращается во зло — равновесие в природе нарушается. По легенде, на смертном одре Альберт Эйнштейн сердечно покаялся, что его теория относительности снабдила мир атомной бомбой. Даже невероятно одаренный ученый, ведомый благородными помыслами, не способен на годы вперед просчитать последствия собственных открытий, если те попадут в плохие руки.

Стереотипный образ гения рисует перед глазами вечно растрепанного молодого человека с невообразимым бардаком в квартире и компьютером, впитывающим бесчисленные Джоули жизненной энергии, свободные от мирских прихотей. Очередного добровольного затворника зовут Макс Коэн. Обладающий феноменальными способностями в математике, уже в 20 лет он получил докторскую степень. Однако на слепящих нью-йоркских улицах Макс превращается в одичавшую собаку, тщетно разыскивающую выход из городских джунглей. Молодой человек практически круглосуточно пытается расшифровать цифровой код, отвечающий за ставки на фондовой бирже. Макс — совершенно не алчный человек, и движет им не жажда личного обогащения. Вся его жизнь — поиск гармонии, которую он видит в числах. Неизвестно, читал ли Коэн труды Пифагора, но, отрицая нумерологию как науку, он неустанно ищет математическое обоснование самой судьбы.

В своей дебютной ленте Даррен Аронофски предпринимает философскую попытку определить цену гениальности для человека, оторванного от безумной жизни мегаполиса. Снятый на винтажную черно-белую пленку «Пи» фокусирует внимание на главной ценности любого человека — его интеллекте. Макс Коэн — вовсе не сумасшедший. Определив для себя архиважную задачу, он научился механически относиться ко всему остальному. На какие-то мгновения сердце математика просыпается при виде маленькой девочки с калькулятором, которая просит его перемножить трехзначные числа. Макс по-настоящему оживает в беседе с равным себе — своим учителем. Перед глазами молодого человека находится живое подтверждение тому, во что голая теория без практического применения превращает человека. Наставник дожил до преклонных лет, но так и не расшифровал смысл одной-единственной математической константы, и совсем не хочет подобной участи своему последователю. Учение должно становится благом для своего адепта. Если одержимость входит в диссонанс с элементарными чувствами и радостью жизни, то плата за гениальность может стать слишком высокой.

Гению в классическом понимании чужда материальная выгода от его способностей, но рядом с ним обязательно найдутся алчные и беспринципные люди. Если для Макса Коэна математика — божественно чистая наука, то для аналитиков с Уолл-Стрит и служителей еврейского культа — лишь набор чисел, которые могут навсегда изменить жизнь. На примере страдающего мигренью молодого ученого Аронофски закладывает стандарт, которого будет придерживаться в последующих своих картинах «Рестлер» и «Черный лебедь» — за реализацию таланта придется дорого заплатить. От Макса все чего-то хотят, бессердечные биржевики видят в нем дойную корову, а религиозные фанатики — потенциального пророка. Чего хочет сам математик? Его сбивчивая манера речи, диктующая летопись великого исследования, не дает ответа на вопрос: способен ли этот человек обуздать свой дар или, в конце концов, сам станет его жертвой?

«Пи» — триллер, щедро приправленный психоделикой, без которой не измерить водоворот мыслей одинокого математика. Впоследствии для Аронофски станут нормой жесточайшие стрессы, которым он подвергает своих героев. На пике одержимости Макс с трудом отличает галлюцинации от реальности. Пробираясь по лабиринтам своих выверенных теорий, он все дальше от заветного света в конце тоннеля. Коэн сам избирает такую судьбу, для него яркое солнце — вечная память о детской травме, вызванной ультрафиолетовыми лучами. Свет не влияет на гармонию — она зависит от решения заветной задачи. Степень желания Макса найти ответ подвергается проверке регулярно — это еще один атрибут гениальности. Что есть вера для человека науки? Ее невозможно облачить в алгебраическое уравнение, но именно она не позволяет Коэну окончательно потерять человеческий облик. Хаотичная съемка городских пейзажей замедляется при показе деревьев, сквозь которые на солнце смотреть не так больно. Если бог для каждого свой, если счастье кто-то способен прописать двоичным кодом, и если для кого-то вся жизнь сводится к охоте за чужим интеллектом, то природа одинакова для всех. Добровольное затворничество неизбежно приведет человека к самосожжению, и ради чего? Настанет миг, и Максу Коэну придется держать ответ перед самим собой: нужна ли ему такая гениальность со всеми ее атрибутами? Или лучше сбросить тяжкую ношу и спокойно смотреть на колышущуюся листву?

Бюджет этого фильма — давно уже притча во языцех. 60000 $ — ничто для настоящего начала большого пути. Картина «Пи» — не только проба пера маститого режиссера. Фирменным знаком Даррена Аронофски, истоки которого именно в данной ленте, станет персонаж, рвущий душу на сотни кусочков и проходящий все круги эмоционального ада, будь то старый рестлер или молодая балерина. Макс Коэн — собирательный образ гения с даром, способным изменить мир, но не собственного обладателя. Высокий интеллект определил математику жизнь в виде бесконечной гонки по замкнутому кругу в надежде найти искомую комбинацию. Однако радость гармонии может быть достигнута, только если человек вырвется из эмоциональных оков и сумеет стать хозяином своему таланту, а не его рабом.

Первая режиссёрская проба Даррена Аронофски в полнометражном стиле оказалась не самой простой на предмет выбора темы, что нередко наблюдается у будущих мэтров большого кино. В своём дебюте Аронофски, у которого, к слову, никогда не было проходных фильмов, пытается решить сразу несколько задач: донести до зрителей значение основных вопросов человеческого бытия сквозь призму магии чисел, свести его к уровню среднестатистического жителя планеты и поведать совершенно прозаическую драму внутри одного человека, грозящую перерасти в катастрофу вселенского масштаба.

Достаточно своеобразное представление зрителям главного героя, которого зовут Макс Коэн, открывает не только узкую специфику подвластного ему широчайшего математического пространства, но и весьма неоднородную территорию фильма, разделённую на свободную и запретную зоны. Попасть в последнюю, которая доступна лишь избранным, не просто и опасно, а путь к ней сопряжён с мучительной болью самосознания, превращающей могущественного учёного в человека с ограниченными возможностями жизни. Коэн постоянно балансирует где-то между ними, не умея или не желая вписаться в привычные для большинства рамки жизненного круга, а шагнуть в красиво вычерченный безупречной логикой квадрат, где спрятана абсолютная истина, не осмеливается.

Но воспринимать «Пи» исключительно с научных позиций вряд ли уместно, так как не приходится сомневаться в том, что строгое доказательство тех или иных нумерологических принципов не является идейной основой для Аронофски, не менее чуждого также излишнему пафосу, характерному для современных политических детективов. И дальнейшие работы этого мастера показали, что ему важны не профессия и её исполнитель, а цена, жертвуемая очередным персонажем с лицом библейского героя или простой домохозяйки на алтарь войны за совершенство себя и мира. В эту войну вовлекается и аудитория, становящаяся свидетелем победы или поражения, в зависимости от конкретного примера. В случае Макса Коэна, которому, возможно, повезло вовремя остановиться, эта малая победа над своим недугом, дающая ему шанс спокойно жить и работать в привычной области, поистине бесценна. Признание невозможности вывести заветную «формулу всего» при помощи доступных умственных и технических средств — это и есть момент истины, предвещающий множество приятных и неожиданных открытий. Гораздо более значительных, нежели бесконечная квадратура круга жизни главного героя, которую не то, что циркулем и линейкой, но и методами Григория Яковлевича Перельмана не решить.

С другой стороны, фильм Аронофски, под стать его творческому видению, не всегда полностью доступен для понимания. В нём ещё остаётся достаточно места для интерпретаций. К примеру, несколько настораживает, что цвет плёнки не меняется ни разу за весь фильм, даже в наиболее спорных его моментах. В то время, как сам Коэн к финалу успевает претерпеть множество трансформаций, как изнутри, так и снаружи.

Под аккомпанемент космической мелодии Клинта Мэнселла, ставшего надёжным партнёром Аранофски на многие годы, загадочная история с математическим уклоном плавно и незаметно трансформируется в онтологическую схватку высшего и низшего порядка, человека и тех сил, что над ним, в которой не будет победителей. По Аронофски, перевернуть мир под силу и одному человеку. И это — история самого Аронофски, последняя попытка найти себя среди сотен других, завершившаяся известным и вполне справедливым результатом.

«Пи».

Наконец я добралась до дебютной картины Аранофски, в которой уже виден характерный стиль его фильмов. Душевно нестабильные герои, запутанные истории, неожиданные финалы, внимание к деталям — в своем первом фильме режиссёр сумел громко заявить о себе, своих интересах и мировоззрении.

Думаю, самая точная характеристика этой картины — завораживающий. Перед просмотром я по привычке поставила рядом с ноутбуком чашку чая, но эта картина затянула меня настолько, что я вспомнила о напитке лишь спустя полтора часа.

По сюжету фильма, гениальный математик Макс посвящает каждую свою свободную минуту поиску какого-то таинственного кода, благодаря которому можно изменить курсы акций. Как это часто бывает, природа наградила Макса не только наивысшим математическим талантом, но и целым ворохом заболеваний — как и психических, так и физических. Однако это число из 216 знаков нужно не только ему, но и двум крайне серьезно настроенным группировкам людей. Первые — акулы биржи с безграничными, словно космос, возможностями. Но этого им явно недостаточно, и, используя острым ум математика, они жаждут получить контроль над экономикой. Во вторую же группу входят радикальные еврейские сектанты, которые считают, что благодаря этому коду можно узнать тайны мироздания.

Сложившаяся ситуация еще больше сводит гения с ума; действительно, как можно не потерять голову, если за каждым твоим шагом следят, а втершийся в доверие математик оказывается членом одной из группировок? И с каждым днем Макс все больше теряет контроль и над собой, и над своей жизнью. Но, как и полагается в подобных фильмах, развязка в нем крайне непредсказуема.

Это шедевр, и я говорю это без иронии и гиперболизации. Шедевр, снятый на смехотворную для американского кино сумму, которую Аранофски, по легенде, собрал с помощью родных и друзей. Эти полтора часа я провела словно в каком-то трансе, с головой утонув в напряженной атмосфере фильма. Хочется поблагодарить и оператора фильма, Мэттью Либатика, который благодаря съемке «дергающейся» камерой на черно-белой пленку, создал гипнотический визуальный ряд. Не расстроила и игра актеров — Шон Гуллет был словно рожден для роли молодого гения, постепенно сходящего с ума. К слову, он тоже принимал участие в создании сценария. Что касается звуковой части, то непревзойденный мастер берущих за душу мелодий Клинт Мэнселл смог создать хоть и простой, но соответствующий атмосфере фильма саундтрек. Кстати, мне показалось, или музыка картины напоминает аудиальный ряд «Реквиема по мечте»?..

Как я уже писала, картина гипнотизирует, заставляя забыть обо всем, что находится по другую сторону экрана. «Пи» — не совсем подходящий вариант для любителей посмотреть кино в компании друзей и попкорна, но если у вас выдался свободный одинокий вечер, то смело включайте этот фильм и наслаждайтесь.

10 из 10

А теперь, уважаемый «Ипохондрик», опираясь в частности на Ваши высказывания: «многие математики эзотерикой не занимаются просто из чувства отвращения»; «математик, это человек, который занимается не пойми чем в не пойми каких условиях»; «Являясь ученым экстра-класса, он почему-то не публикует своих работ») попытайтесь рассказать все это Григорию Перельману, живущему в условиях почти полной нищеты и в свободное время, в виде хобби или интеллектуального пасьянса, занимающегося Каббалистическими анаграммами.

После опубликования своего эпохального решения Теоремы Пуанкаре о работах Г. Перельмана ничего не слышно. Кстати и о ранних его работах знает только очень узкий круг посвященных лиц (специализирующихся в близких областях математики).

«Последние пять лет 44-летний петербуржский ученый не ведет научной работы и почти полностью прервал контакты с коллегами. Он избегает общения с прессой и почти не комментировал ситуацию с премией. В четверг он заявил «Интерфаксу», что принял окончательное решение отказаться от денег и уже уведомил об этом американских коллег», «Интерфакс», 01 июля 2010 года.

А вот еще одно Ваше высказывание: «Большинству людей и неизвестно, что ученых-универсалистов давно уже нет, объема знаний, которые сейчас существуют привело к тому, что во многих областях требуются специалисты очень узкого направления».

А вот цитата из брошюры Я. Беленького, научного консультанта образовательного центра берлинского отделения ZWST: «Каждый из лауреатов, будучи еще молодым человеком, понимал, что лишь всесторонне, глубокое образование является основным источником становления творческой личности, способной создавать новое, наиболее совершенное, способное не только улучшить жизнь человека, но и дать импульс дальнейшему развитию человеческого общества. Поэтому большинство из Нобелевских лауреатов успешно окончило не один ВУЗ, будучи молодыми людьми».

А вот еще: Член Нобелевского комитета, профессор неорганической химии Стокгольмского университета Свен Лидин (Sven Lidin) подчеркнул, что в настоящее время все сложнее становится делать принципиально новые открытия, имея лишь одно специальное образование. Все большее число Нобелевских лауреатов — это люди, обладающие несколькими образованиями в разных областях науки и имеющие несколько, зачастую не связанных друг с другом, специальностей. … Именно сотрудничество всесторонне образованных увлеченных людей, одержимых идеями познания секретов мироздания и раскрытия тайн природы, способно приносить столь плодотворные плоды.

Далее, следуя по Вашим фразам: «Чем занята современная математика узнать не сложно. Речь же не идет о том, чтобы понять изучаемые вопросы, а просто хотя бы по темам пройтись».

Уточню для неспециалиста — все тупые, а нередко просто идиотские, «темы», которыми, якобы, занимаются современные математики, обычно бывают вывешены рядом с отделами «аспирантур-докторантур» в любом российском университете. Все действительно насущные, а главное интересные темы в настоящее время — в глубоком загоне! Причем не только в бандитской «эРэФии» (где на науку вообще всем плевать, включая тех, кто за нее должен отвечать), но даже и на щедром, открытом, свободном Западе!

Не скрою, конечно, образ жизни и деятельности Коэна в фильме «несколько притянут за уши». А точнее — совсем оскуднен, контрастно лимитирован до безобразия (может оттого и кино черно-белое). Однако в фильме и не ставилась задача раскрытия научных приемов, техники и процесса исследования в области теории чисел, математики хаоса и фракталов.

Речь по задумке режиссера идет о психологической составляющей отдельных, особо напряженных этапов жизни отдельного математика. Нам как бы предлагается «подглядеть непрофессиональным взглядом» за жизнью одержимого человека (даже не обязательно ученого — ведь нигде в фильме нет университетских аудиторий или отчета на заседании кафедры и т. п. бюрократического бреда).

Напомню Вам, уважаемый «Ипохондрик», это не советский сериал, типа «Белые одежды» или ему подобная советская околонаучная ахинея. Это просто художественный фильм, где коротко даны реперные точки применения числа Пи, теории чисел, последовательности Фибоначчи, в частности в области фондовой биржи (что действительно имеет место)

Кстати, уважаемый «Ипохондрик», есть ученые (и конкретно — математики), которые при всех своих достижениях в науке еще являются недурными бойцами и специалистами в восточных единоборствах.

Что касается Вашего высказывания: «В конце концов у каждой теории должны быть критики. Следовательно наш герой критики боится и потому продолжает свои беспредметные изыскания» — а Вы как относитесь к критике Ваших малообоснованных заявлений?