Рецензии

— Определение из Бусидо «Нет более глубокого одиночества, чем одиночество самурая, разве что, может быть, одиночество тигра в джунглях», на самом деле никакого отношения к кодексу не имеет, но определяет фильм и то, о чём пойдёт речь. Но если вдуматься в это, то определение так себе. Как и название фильма не совсем удачно. Ну, есть же оригинальное название произведение «Ронин» — вот это полностью соответствует смысловому содержанию фильма. Ронин и самурай имеют совершенно разное значение.

В чём разница между самураем и ронином? Самурай — это тот, кто служит своему господину, сюзерену и отличается исключительной преданностью. Ронин — это деклассированный воин, который не имеет покровительства и не имеет господина — это вольный воин. Самурайскую преданность и кодекс в современном мире более чётко реализовал Джим Джармуш в фильме «Пёс-призрак. Путь самурая». А вот фильм «Самурай» реализовал суть именно ронинов, т.е. рыцарей-одиночек.

— Пусть Мельвиль и говорил, что музыка в фильме ему самому не нравится, и что вообще сложно отыскать качественного композитора где-нибудь в Бургундии или Нормандии. Но, как по мне, музыка, в целом, неплохая и удачная. Я даже качнул саундтреки из фильма. Так что отвешу свой реверанс в сторону Франсуа де Рубэ. Здесь как в компьютерной игре — каждой локации соответствует отдельное музыкальное сопровождение. Атмосферная джазовая музыка, а саксофон, как известно, отлично подчёркивает одиночество и аскетичность главного героя.

— Фильм сразу захватывает атмосферой. Это нуаровский концепт, так что практически все элементы, присущие этому жанру, на месте — костюм двойка (плащ+шляпа), дождь, удушающие городские пейзажи, дым сигарет (Делон успел за первые 15 минут фильма скурить 4 сигареты), и, конечно же, femme la fatale. Мельвил соблюдает все эти традиции, хотя образ роковой женщины здесь не такой очевидный и требует определенного осмысления.

— Фильм очень стильный. Здесь каждый кадр выверен, а с декорациями и интерьером комнат поработали дизайнеры. Даже в бедной обстановке комнатки главного героя есть определённые цветовые сочетания: красные этикетки на бутылке и синие-белые коробочки на шкафу.

— Не очень понимаю тех, кто пишет о симпатии к главному герою, который является наёмным убийцей да ещё и шизофреником. Надеюсь, это лишь симпатия конкретно к Алену Делону в образе эдакого холодного, отрешённого типа с невесёлым настроением.

—В фильме можно найти логические нестыковки и изъяны, но они радикально не влияют на общее впечатление. Особенно повеселила задача полицейским в начале фильма: ловить высоких молодых людей в плаще и шляпе согласно ориентировке. В итоге, Делона берут на проверку и садят в каталажку к таким же попавшимся. Но рядом с Делоном сидит какой-то старичок бомжеватого вида: в шляпе, с седой бородой и недовольным видом. А в участке на опознании вообще поставили женщину...

Добротный фильм. Понравился куда больше, чем предыдущий отсмотренный фильм Мельвиля 'Красный круг'

Шикарный фильм. Шикарный Делон. Шикарный плащ и шляпа. И белые перчатки. И шоколадная пианистка в ночном клубе. И нестерпимо прекрасный классический Ситроён ДэЭс. И Мельвиль, вернувший былую славу нео-нуару, в чём-то превзошедший своих праотцов 40-50-х, тоже прекрасен. Хотя, казалось, Богарта, его ироничную с издёвкой улыбку и канонический тренч не затмить никому. И Бэколл не затмить.

А вот, поди ж ты, Делон, не сказавший за фильм и пары слов, и не выразивший ни единой эмоции, хотя камера неотступно следовала за его лицом весь фильм, побил в своём пути воина-одиночки самого Богарта. И смуглокожая роковая красотка, составившая Делону безмолвную пару, одним мимолётным движением взгляда бьёт всех классических нуаровских женщин-вамп золотой поры Голливуда.

Слишком много писать, раскладывая каждый кадр и растекаясь в бесконечном объяснении внутренних пружин драмы, чтобы хоть как-то попытаться осознать феномен и значение для мирового кинематографа Самурая. И так и не выразить и сотой доли.

Baddy Riggo, 02.06.2020

Природа убийцы странна, непредсказуема. Ни история, карающая моральными приговорами; ни криминалистика, где убийство - томная нескончаемая рутина; ни медицина и психология, исследующие феномен маньяка свыше сотен лет и не приблизившаяся к средствам его остановить - ничто не разоблачает этого человека, корнями исшедшего из металлических эр и готового убить - из-за корысти, мести или просто так. Но Жеф Кастелло - это отдельный случай, попадающий в диаспору легендарных убийц без суда и следствия. Попадает вопреки, не имея приметной индивидуальности, сливаясь с многомиллионной толпой с иголочки одетых мужчин Парижа, - абсолютно неинтересный с точки зрения криминального менталитета человек. Он и ведет себя также: не устраивает резню и пальбу, не оставляет следов, не балует себя роскошью... и не эпатирует по жизни, остается неразжеванной личностью, бесцельно метающую пули своим жертвам - таким же замкнутым - по заказу преступных боссов. Таких же замкнутых боссов. Его мир граничит с бедствием материальным, слитым в блеклые серые тона старой квартиры. Но Жефу, кажется, наплевать.

Угнетающие стены дома сменяют развалины окраин столицы. Триумфальная арка отдает свое величие напоминающему по форме гаражу, где сидит подпольный автомеханик и ловко меняет номера угнанного с помощью n-ного ключа из толстенной связки седана. А затем задание, не вызывающее восторга ни исполнением, ни послесловием, оно спокойно происходит, это убийство хозяина ночного клуба. А зачем эмоции? Жеф всецело их уничтожает, со змеиным хландокровием уходя в закулисье французского сердца. Но событийность ни в коем случае не заставляет зевать. Она играется с саспенсом, растягивает его максимально возможно без академической симфонии, затем стягивает вновь, заставляет поиграть в жмурки даже не героев с героями, а зрителей с шикарным Аленом Делоном, убегающим от религиозного и метафизического правосудия. Воистину воодушевляюще, особенно когда режиссер Жан-Пьер Мельвиль не балует ничем, кроме нуарного отображения и сопутствующей ему симптоматики. И то бодрый джаз с тенями костюмированно-новоявленных Сэмов Спейдов редко зрим на фоне бергмановских цветных и довольно свежих панорам. Ведь Мельвиль снимал не детектив и не типичный триллер. Его Кастелло - и вовсе первый медийно-раскрученный наемник, отпустивший термин 'киллер' в вольное кинематографическое плавание.

И он получился мастером своего ремесла, бриллиантовым убийцей. Он с легкостью обеспечит алиби, беспечно перенесет опознание, животными инстинктами уличит прослушку. Это идеальный солдат преступного фронта, стоящий целой армии. Неубиваемый. Непреклоняемый. Он восхищает, как хищнический бросок анаконды на жертву - и сам действует подобной стратегией. Жеф филигранно заставляет собой впечатляться, хотя и при желании не сыграет в героя Кэгни или Хичкоковского убийцы. Он, скорее, достигнет и переплюнет Хамфри Богарта, что до конца не удалось сделать Годаровскому Пуаккару. И эта находка изумительна. Криминал Кастелло - эстетическое совершенство, чистое, как ангельская душа. Здесь нет крови, дырявых бездыханных тел и пустой болтовни - бутафории да и только. Неудивительно, что первые слова в фильме звучат по окончании десяти минут, а те немногочисленные, что все-таки звучат, достойны отдельных цитат. У Мельвиля получилось кино не о преступлении или преступнике, а об их природе. О первородном, обработанном - явление самого процесса, лишенного целей и наполнения.

Отсюда фигура главного героя становится ключевой с первой до последней минуты. Причем не совсем верно может появиться суждение о его оправдательной позиции, как о тяжести одиночества. Жефа тотально прессингует и организованная преступность, и интуитивно-зажимающая жандармерия тиранически настроенных, будто бы от своего бессилия, полицейских. Ненужный профессионал, одинокий профессионал, сам дошедший до такой жизни, когда сногсшибательные гонорары становятся не более чем погремушкой для подруги-канарейки, а женщина - доказательством невиновности. Но образ Жефа символизирует не совсем глубину одиночества. Даже эпиграф в начале картины за мнимым авторством кодекса самурая может задать тон опустошенности, сравнимой с тигром в джунглях (на самом деле, его придумал режиссер), но на деле прикрывает забредающий в иррациональное символизм. Жеф совершенен, его чувства отсутствуют, он не заплачет, не захочет отомстить, не испытает истинного облегчения от освобождения из-под стражи. Его поиски заказчиков - прелюдия ко встрече с собой, а не вендетта, бессмысленная и бурлящая. Легкое бегство от полиции по тоннелям метро - кошки-мышки, своеобразный досуг, замена театрам или футбольным матчам. Все человеческое ему чуждо, кроме аристократической моды. Не случаен его выбор, в черный или белый костюм одеться перед походом на дело... Еще как не случаен. Он превращает одевание в эдакий дресскод собственной судьбы. Жеф и есть само воплощение Смерти - субстанции, иррационального, чему нет дела до эмоций, до причин, до графиков и до денег. Убийца все знает заранее, отчего становится понятен выбор цвета одежды или некоторые диалоги. Более того, они приобретают необъятное осмысление.

Только загадочная джазовая пианистка Валери не поддатлива Жефу. Кроме нее на экране не встретится ни одного чернокожего. Она будто бы явно определена с самого начала инородной личностью, гораздо ближе оказавшейся к Кастелло. Она играет им и манипулирует чиновниками, дабы потом очаровать темного всадника, причем не в форме сексуального или рассудительного желания - их встречи не видны зрителю, как и козни матушки Природы. Что на них происходит, Мельвиль уже не ответит и не подскажет, ведь он сам не знает. Пусть свидетель фильма решит загадку самостоятельно. Режиссер лишь оставит замысловатую концовку, где разряженный пистолет заставит стрелять полицейских, и впервые в фильме прольется кровь, от рук людей, обезобразивших явление смерти, так и не решивших интуитивный ребус своего комиссара. А Валери даже не испугается и продолжит наигрывать мелодию. Все равно сочтутся они с Жефом, выполнившим свою тайную миссию.

Чем бы не одарил поклонников французского и мирового кино Жан-Пьер Мельвиль, он, скорее, рылся внутри себя, пытался отделаться от одних (ранних) образов своих работ и находил плацдарм для других. Оттого вне жанра картина вряд ли апогейски ценна. Но, к сожалению, его ранняя смерть не раскрыла в талантливом постановщике потенциала на все сто, и фильм стал его общепризнанной вехой. То, чем он поделился в 'Самурае', безусловно раскрыло возможности гангстерского кино, доселе бывшего в тучном теле бугая с дисковым 'Томпсоном' наперевес. Но его киллер так и остался, пожалуй, главным романтиком профессии. Поздние режиссеры, будь то Тарантино, Джон Ву, Люк Бессон, не могли оставить своего экзекутора без не планарного характера или драматического прошлого. Тем самым, образ молчаливого Делона утек, словно Сена, в Атлантику, иногда оседая на стенках набережных. И никто не осадил его, увековечив как эталон.

8 из 10

Джармуш щедро цитирует «Самурая» в своем чудесном «Псе-призраке». Это разные и одинаково достойные фильмы, имеющие общее волшебство тишины, как и несколько отчужденное сопереживание происходящему и действующим.

Здесь нет той теплоты, задумчивости и иронии, что хронически сквозит у Джармуша, но фильм затягивающий и целостный, при этом хирургически точный и вполне эмоциональный (в самый раз для интроверта).

Любопытно посмотреть и на представленную в массе мелочей и характерных деталей Францию середины 60-х. Может быть, даже внимательнейший Тати так не передал бы фоном контрасты быта, шершавость стен, запах метро, сырость подъезда…

Думаю, буду пересматривать не раз.

Образ наёмного убийцы живущего согласно своему собственному кодексу чести для искусства вовсе не нов, и вряд ли когда то перестанет быть популярным. Мы слишком любим романтизировать всё запретное и опасное, что бы отказаться от такого типа персонажей. Да и идея честно показать быт киллера в кино не кажется такой уж здравой, скорее всего такой герой будет банально неприятен зрителям. А вот благородные убийцы в кино точно прижились, Жан- Пьер Мельвиль может одним из первых принёс такой образ в кино, но он точно был не последним.

По форме лента наверно является криминальной драмой выполненной в похожей на нуарную стилистику. Огромную роль в ней в играют не столько поступки героев, сколько их мотивы и эмоциональное состояние. Интересно подано психологическое противостояние главного героя и расследующего его дело офицера. Довольно непривычно воспринимается ситуация когда оба героя знают друг о друге правду но ничего не могут с ней поделать. И что самое важное в фильме почти полностью отсутствуют экшен сцены, всё немалое напряжение передаётся исключительно диалогами и бытовыми деталями. И трагический финал кажется правильным, ведь у героя живущего такой жизнью и не могло быть иного её завершения.

Интересный фильм оказавший огромное влияние на кинематограф и послуживший источником вдохновения для многих режиссёров.

7 из 10

Нет более глубокого одиночества, чем у самурая, кроме, может быть, одиночества тигра в джунглях.

Жан-Пьер Мельвиль, «Самурай»

Замечательный культовый гангстерский фильм Жан-Пьера Мельвиля, в главных ролях Ален Делон, Натали Делон и Франсуа Перье. Давно классика. Талантливая атмосферная музыка Франсуа де Рубэ. Нуар.

Делон играет наемного убийцу Жефа Костелло, который живет в квартире с невзрачным интерьером. Глаза синие, холодные. Из близких существ — только птица в клетке. По квартире стелется дым от сигарет — суррогат облаков на небе, символ загазованных городских улиц.

Жеф внутренне дистанцирован от людей. С продавцом оружия у него нет эмоциональной связи, кроме, может быть, связи, которая бывает между хищниками в джунглях. Жеф тормозит на светофоре, рядом останавливается автомобиль, Жеф недолго смотрит на женщину-водителя, холодно отворачивается. Она не оставила его равнодушной, интерес на миг появился; Жеф или сознательно его пресек, или сам по себе, уже автоматически, пресекся связующий и объединяющий людей, тянущийся к ним импульс Эроса. Не равнодушие к этой случайной женщине, но подавление интереса. Почему Жеф его подавляет? Неизвестно.

То же самое с Жанной, которая дает ему алиби. Ее интерес к нему естественный, излишних внутренних ограничений у нее нет — ограничения, холодность, исходят от Жефа. Почему не поддаться Эросу, что мешает этому самураю и тигру? Неизвестно. Может быть, город он воспринимает как бетонные джунгли, а в джунглях нельзя расслабляться и ухо следует держать востро. Возможно, близость делает слабым.

Эрос, так сказать, накапливается внутри, и в конечном счете его переизбыток не даёт Жефу убить человека, которого убить нужно. Жеф не делает обычные милые и незначительные дела любви, которые свойственны другим людям; а накопившийся Эрос при этом стремится на свободу и вырывается наконец в том акте любви, который оказывается Жефу доступен, — акте самопожертвования. Жеф способен на этот поступок не только потому, что его либидо, подобно птице в его квартире, рвется на свободу из клетки, но и потому, что Жеф, говоря попросту, устал от жизни такой и его влечет к вечному покою, расхваленному Сократом в «Апологии», — самурай желает заката своего. И поэтому, как и смерть Сократа, самопожертвование Жефа сверхдетерминировано: не только Эрос участвует в нем, но и Танатос, принц смерти, живущий в каждом, вложил свою лепту в детерминацию последнего поступка самурая. «Положил душу ради ближнего», — произнесет христианин. «Благородство воина», — истолкует в этическом русле читатель «Бусидо». «Экзистенциальное одиночество и социальное отчуждение», — прокомментирует иной философ-экзистенциалист. «Патологическая структура психики, патологические паттерны разрядки энергии», — посчитает, например, фрейдист. «Здоровейшее из всех тропических чудовищ!» — воскликнет, возможно, ницшеанец.

Не обошлось и без паранойи: Жеф чувствует на себе неотступную слежку Другого, в роли которого выступает полиция. Каким бы ни был Жеф «хищным животным и хищным человеком» («По ту сторону добра и зла», 197), законы Другого, интроецированные в Сверх-Я, охотятся и за ним, и чем больше он хищник, тем яростней охотятся, и чем меньше законы интроецированы, тем охотники материальней. Атмосфера паранойи незабываемо передана в роскошной сцене, в которой полиция устраивает за Костелло слежку.

Жеф радикально отличается от людей цивилизации досуга, над которыми издевался Ницше. ««Мы изобрели счастье», — говорят последние люди и подмигивают». Это те самые люди, которые «покинули края, в которых жизнь была суровой», которые превыше всего ценят комфорт, здоровье, маленькие радости жизни, безопасность и предсказуемость. ««Любовь — а что это? Творчество — а что это? Тоска — а что это? Звезда — а что это?» — так спрашивает последний человек и подмигивает». Жеф живет в согласии с совершенно другим кодексом, кодексом, как высказался Леоне в «Однажды на Диком Западе», древних людей, исчезающего вида, и именно этим образ Жефа так ценен. Ценен для тех, кто живет в клетке иллюзий и ритуалов общества потребления. По крайней мере, это одна из возможных интерпретаций фильма.

Но я остановлюсь на другой. Ницше начисто разрушил все метафизические интерпретации, а также картины мира, постулирующие сверхъестественное, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственную интерпретацию, в центре которой воля к власти. Фрейд пошел дальше и за разрушенными интерпретациями, в том числе ницшевской, увидел живых страдающих людей. Отсюда и главная, по В. А. Медведеву, тайна фрейдизма: «…каждый взрослый человек, выросший в мире культурных запретов, невротичен и обречен на мучения, если не обратится к ближним, протягивая им руку помощи и одновременно сам прося о ней» (здесь и вариант решения важной философской проблемы: если нигилизм разрушил все основания, то на каких основаниях строить?). Протянуть руку ближнему, попросить о помощи, эффективнее использовать объектное либидо, вообще выйти ближнему навстречу — всё это недоступно самураю Жефу Костелло, и в этом его фатальный недостаток и тайна его глубокого одиночества.

10 из 10

В аскетичной вселенной Жан-Пьера Мельвиля не видно солнце и незаметна луна. Свет фонарей отливает мертвенной голубизной, а от ярких ламп слепнут глаза. Выстроенная на фанатизме творца сферическая реальность существует по малопонятным для непосвященных законам. Жизнь здесь главная условность, а смерть — единственный шанс почувствовать. Начала не существует, оно — фикция, а конец, свой и чужой, приближают все — каждый по-разному. Люди-миражи перемещаются между тусклыми локациями, заполняют мизансцены, встают и засыпают, не зная о пользе сна. Их присутствие необходимо лишь для решения кинематографической задачи. Подчеркнутая бесстрастность мельвилевского стиля должна отталкивать, сушить мозг, страшить неестественностью, вводить в транс, но происходит нечто другое. Интеллигентный фаталист не занимается мистификациями, не стремится ни в чем убедить, не открывает глаз на загадочную правду. Он заставляет поверить в силу запредельного профессионализма, который становится хозяином души, изгоняя из нее все, что можно считать чрезмерным либо несовершенным.

Гармоничный убийца Жеф Костелло подобен воплощенному призраку. Невозможно поверить в его способность любить, сочувствовать, переживать или ненавидеть. Он привязан к своей домашней птичке, но и она для него скорее щебечущая сигнализация. Костелло — такое же оружие, как начищенный до блеска револьвер, только крупнее калибром. Наемный убийца работает за деньги, однако ни они, ни распластанное тело очередного клиента не приносят удовлетворения. Этот человек мертвее собственных жертв, фантазия Мельвиля породила его таким, и для него смертельное ремесло — не просто идеология, а полноценная религия с отработанными ритуалами. Мастер безупречных исполнений живет привычками, следует жестокому кодексу, и в нем не найти страницы с пометкой «ошибка». Допустить просчет означает нарушить красоту молчаливой поэзии, испортить ее фальшивыми словами и превратиться в изгнанника-ронина. Костелло — не грешник и не праведник, он вершитель особой морали, главное место в которой определено отрицанию.

В отличие от более позднего «Красного круга», Мельвиль не дает теоретического обоснования преступлению, как ровняющей потребности. Две ленты схожи примерно в той же степени как «На несколько долларов больше» и «Хороший, плохой, злой» — единство стилистики компенсируется различием в направленности. «Самурай» — прежде всего, признание в любви к классическому нуару. Это возведенный в абсолютную степень фетиш к оружию, одежде, шляпам и любым аксессуарам, позволяющим отличать людей от бессловесных изваяний. И законченный образец отшлифованного стиля, со строгим выбором тонов от серебристо-сизого до сумрачно-синего. Ни единого пестрого пятна, никаких брызг крови, лишь изящные кольца табачного дыма и причудливые облака пороха. Элитный ресторан, шикарные апартаменты гангстеров и, как обочина лощеной действительности, — скромное логово убийцы да гараж для смены номеров. Меланхоличные симфонии сопровождают немногословного специалиста, а высочайшая эстетика убийства выводит на новый уровень от привычного понятия «преступление». Показное нарушение заповеди Господней преобразуется в искупительное действие. Против всякой логики оружие живет своей жизнью, подчиняет себе руки хозяина, совершенствует его сознание и не позволяет усомниться в справедливости сделанного выбора.

Неправдоподобно красивый Делон в стильном плаще и фетровой шляпе выглядит ангелом возмездия, но это не более чем видимость. В криминализированном городе убийства — норма жизни, и не случайно комиссар полиции в исполнении Франсуа Перье типологически близок к Жефу Костелло. Добро не противостоит злу, порядок не соотносится с хаосом, черное нутро мельвилевского Парижа стирает различия и подводит людей к единственно возможной дилемме «позорно сгинуть сейчас или затем погибнуть с достоинством». Убийца и комиссар схватываются с обстоятельствами, держа в голове мысль, что друг без друга им никак, и выделяются среди прочих людей только расширенным функционалом. Маниакальная щепетильность режиссера превратила характерные эпизоды в уникальные, позволяя регулярно изумляться отточенному минимализму. Мельвиль тщательно следил за каждым словом, не допускал ни единого лишнего жеста, выстраивал кадр с тонкостью нейрохирурга и вовремя нажимал на болевые точки, напоминая о трагедии одиночества. Родство Костелло с образом самурая особо сильное в отношении к смерти. Она желанна и почетна, но лишь в том случае, если миссия выполнена. Психология контурного персонажа определяет фильм как притчу, хотя ближе он все-таки к нуару. В непроглядном мраке ночи легко растворяется человек с пустым сердцем. Он не лучше и не хуже своего мира, он — ведущая деталь, символ, воплощение и главное несчастье.

Ранним утром французский самурай глядится в зеркало. И видит в нем он не свое отражение, а молчаливую укоризну миру, что лишился живости прекрасного и обзавелся очарованием механистического. Мельвиль многое отдал за свой талант. Он был равнодушен к богатству и по-настоящему любил только свою работу, не нуждаясь ни в почитателях, ни в исследователях. Близкий друг Жана Кокто, он жил в царстве персонифицированного сюрреализма, в котором было лишь его искусство. Для Мельвиля не существовало критиков — ни один не мог сравниться с его собственной нетерпимостью. Великий циник оставался верен себе, отрекаясь от только что снятых фильмов. Он называл это гигиенической привычкой и тут же принимался за новое дело. Естественно, что и методичный убийца не был знаком с умиротворением, ожидая следующего контракта. А если очередному суждено оказаться последним, то хотя бы со стуком затихающего пульса придет подобие счастья. Но холодного спокойствия на лице не нарушить даже ему.

Фильм «Самурай» можно назвать духовным отцом ряда известных и не очень фильмов про одинокого антигероя с пистолетом, вроде «Таксиста», «Пса-призрака» или «Драйва». И хотя эта картина и уступает по популярности перечисленным кинотворениям, тем не менее её можно смело назвать фильмом высшей пробы, благодаря как замечательной смысловой составляющей, так и неповторимому шарму, присущему французскому кинематографу тех лет.

«Самурай» с первого кадра покоряет своей атмосферой, в которой словно чувствуется болезненное одиночество, отчуждённость, подчёркнутая приглушённой цветовой гаммой, кадрами ночных улиц Парижа и обшарпанной, почти пустой квартиры самого главного героя. Несмотря на неторопливое повествование, чувство тревоги охватывает с самого начала просмотра, и понимаешь обречённость главного героя, что перекликается со словами из трактата о бусидо: «путь самурая — это смерть». Вторит напряжённому духу картины и саундтрек с высокими, беспокойными струнными и органными нотами.

При ближайшем рассмотрении можно заметить, что образ идеального киллера в лице главного героя не так уж и идеален, и в его действиях можно заметить ряд оплошностей, за которые запросто бы зацепился пытливый глаз профессионального сыщика. Однако благодаря тому, что фильм акцентирует внимание не на логичности поведения, а на чёткости и выверенности действий наёмного убийцы, этого почти не замечаешь. Более того, «Самурай» — не детективное кино, а чистый неонуар, в котором эстетика и стиль важнее логики, и эту эстетичность фильм воплощает великолепно. Отдельно стоит отметить роль Алена Делона, его персонаж, несмотря на свою немногословность и практически каменную мимику, получился весьма выразительным; это тот случай, когда важны актёрская харизма и «игра глазами».

Вердикт — потрясающе красивое произведение, обладающее изысканным стилем и отличным сюжетом. Однозначный must-see.

9 из 10

Образ наемного убийцы очень популярен в мировой культуре, в том числе занимает важное место в кинематографе. Данная картина великого французского режиссера Жан-Пьер Мельвиля вышедшая в далеком 1967 году, является одной из самых выдающихся криминальных лент в истории мирового кино. Это знаковое произведение, во многом определившее развитие жанра и оказавшее значительное влияние на таких мастеров как Джон Ву, Квентин Тарантино, Люк Бессон и многих других. Классика.

Сюжет очень прост и банален. Наёмный убийца Жеф Кастелло получает заказ на ликвидацию влиятельного человека. С успехом выполнив поручение, он становится целью как для полиции, так и для заказчиков преступления. При этом сама история подаётся как экзистенциальная притча об одиночестве человека в окружающем мире. Она несет в себе глубокую философскую мысль, несмотря на кажущуюся простоту.

Возможно многие современные зрители картину по достоинству не оценят. В фильме своя специфическая атмосфера. Медлительность, немногословность, использование естественных шумов, а также символизм, которым Жан-Пьер Мельвиль наделяет своих персонажей и всё что их окружает. Все эти черты являются важной частью данного произведения.

Ален Делон создал образ невозмутимого и хладнокровного наёмного убийцы, с ангельской внешностью и пронзительными голубыми глазами. Нам не дают ни малейшего объяснения, каковы его мотивы и как он выбрал свой путь. Мы видим профессионала со своим кодексом чести и долга. Его действия хорошо спланированы, всегда продуманны на несколько ходов вперёд. А незабываемый плащ, в котором расхаживает герой на протяжении большей части фильма навсегда отпечатался в сознании зрителей. Неудивительно, что именно эту роль вспоминаешь при упоминание Делона. Очень тонкая, выверенная актерская работа легендарного француза.

Его противником выступает комиссар полиции в исполнении Франсуа Перье, также очень известного актера того времени. Они чем то похожи друг на друга, ими обоими двигает чувство долга и справедливости. Также важные женские роли замечательно исполняют Натали Делон и Кати Розье, хотя им и уделяется совсем немного экранного времени.

Самурай это настоящее произведение искусства. Одна из лучших работ режиссера Жан-Пьер Мельвиля, а также знаковая роль для великолепного Алена Делона. Криминальная драма, выполненная в мрачных тонах. Экзистенциальная притча с глубокой философской мыслью. Важная веха в истории мирового кинематографа. Картина обязательна к просмотру.

8 из 10

«Нет более глубокого одиночества, чем у самурая, кроме, может быть, одиночества тигра в джунглях».

Если прочесть описание сюжета фильма «Самурай» то скорее всего он вам покажется дикой банальщиной — наемный убийца, Жеф Кастелло, выполняет заказы на устранение людей безукоризненно и хладнокровно, он профессионал, лучший в своем деле, но однажды при выполнении очередного заказа что-то идет не так и Жеф попадает в полицию как главный подозреваемый, откуда, без особых трудностей, выходит свободным и имеющим «железное» алиби, которое он заранее ловко подстроил. Организации, которая его нанимала, такое стечение обстоятельств не пришлось по душе и они решают убрать своего киллера, пока не стало слишком поздно.

Я думаю вы согласитесь со мной, что не бывает плохих историй — бывают плохие рассказчики. Взяв за основу уже ставший классическим для гангстерского кино сюжет, Жан-Пьер Мельвиль подарил нам прекрасную и не лишенную глубоко смысла трагическую историю одинокого человека. Жеф Кастелло в исполнении Алена Делона — абсолютно лишенный эмоций убийца, он хладнокровен и методичен, даже когда он подбирает ключ для зажигания из огромной связки при угоне автомобиля, он делает это абсолютно спокойно и расчетливо. Но вместе с тем он обладает невероятной, притягивающей к себе харизмой, а его глаза выдают не жестокость, а скорее глубокую грусть и печаль. Жеф напоминает некого падшего ангела, которого заперли в этот грязный и серый город, дабы вершить жесткое и весьма сомнительное правосудие.

Фильм выполнен в серых и мрачных тонах, что очень дополняет образ самого Жефа и города, как его невольную обитель. Сам Жеф живет в чахлой квартирке, которая прям окутана мраком и отчаянием, единственная «жизнь» в этой дыре это маленькая канарейка, да и та живет в клетке. Вам может показаться, что описанная выше мрачность и тоска покажется весьма скучной, но, будьте уверены это не так. К великолепной режиссуре и операторской работе добавьте музыку, которая уникальным образом сочетает в себе одновременно и тоску и некую экзистенциальную тревогу, которой окутан весь фильм.

Настоятельно рекомендую данный шедевр к просмотру!