Рецензии

Жюли пытается уйти от всяких обязательств и отношений, начать жизнь с чистого листа. Муж и дочь погибли, дом выставлен на продажу, мать отдана в дом престарелых, все прежние связи порваны.

Вот только от себя не убежишь и потому как сильно бы ты не уничтожала партитуру твоей прежней жизни, она все равно снова возникнет. И обязательно найдется какой-то пустяк, который будет мешать твоему побегу от себя прежнего. И даже самые радикальные способы тут могут не помочь.

Кесьлевский снял фильм об иллюзорности человеческого бытия и малости его возможностей. Но смиренно принять этот факт или бороться до конца каждый решает сам.

9 из 10

Жюльет Бинош-удивительно характерная актриса. Первый мой фильм с ее участием:«Невыносимая легкость бытия». Данная кинолента-вторая. И в каждой из этих двух совершенно различных ролях она удивительно органична, будто рождена для этого. Есть в ней что-то вечно женственное, парижское. Неторопливость, размеренность. Уверенность в себе, кажется, заложена в ней самой природой. Во всяком случае, она плывет в своих ролях как корабль, не обращая никакого внимания на то, как она выглядит в глазах окружающих.

Неуловимая и тонкая, как синяя бабочка семейства морфо. По ней никогда нельзя определить ее возраст, зато почти всегда-возраст ее героини. Здесь Бинош играет женщину, пережившую кризис. Она то стремится помнить, то старается забыть и сама не знает, чего она хочет. Даже знакомится с подругой своего мужа. Она обладает мужским характером, одевается по-мужски, но при этом по-настоящему, истинно женственна. Она-жена известного композитора и его музыкой наполнен весь фильм. Музыка эта настолько прекрасна, что заставляет вмолчаться и всмотреться в себя. Музыка пульсирует неудержимым синим, стоит только закрыть глаза.

Синий владеет миром. Были времена, когда я хотела жить в этом строгом и прекрасном мире синего.

Глазами Жюль мы видим Париж таким, какой он есть. Без ложной блестящей фальши, вдыхаем его легкий и почти неслышный аромат, как запах женщины. Слушаем музыку хора, размеренной ударами пальцев по клавишам и видим яркие отблески от синей стеклярусной люстры.

И погружаемся-все глубже и глубже в широкую синь…

Главная героиня Жули за один день успела потерять буквально всё что у неё было. Она решает начать новую жизнь. Но не думает о том, что воспоминания это не фотографии, которые можно сжечь. Прошлое настигает её и делает ей больно, она же пытается полностью отгородиться от него. Но ей ничего неинтересно. Она проживает дни, будто листая страницы очень скучного журнала, где ничто не может привлечь её внимание. Она отгородилась от друзей, и от всего мира в целом. Не общалась ни с кем, решив остаться наедине с собой. Но всё же есть люди которым небезразлична судьба Жули. Их мало, их практически нет, но они пытаются вырвать Жули из той пучины безразличия, в которую она попала.

Мы видим кадры, насквозь пропитанные синим цветом, или же лишь отблески этого самого цвета на лице Жули. Наверное, для каждого синий цвет обозначает что-то своё — будь то холод льда, или же ярко-голубое чистое небо, или пустота и в тоже время глубина моря. У каждого этот цвет ассоциируется с разными чувствами, но можно сказать про эту картину, и про синий цвет? Жули безразлична, порой холодна, она не верит не во что, депрессивный цвет, но с намёком на чистоту и глубину. Ведь бывают не только хмурые тучи, но и чистота весеннего неба.

Музыка — это тоже важно в фильме. Величественная, трагичная. Она затрагивает самые дальние струны твоей души, заставляет чувствовать, сопереживать. Но здесь есть и лёгкие весёлые звуки флейты и холодные аккорды фортепиано. Музыка встаёт не на последнее место в этой истории.

Фильм получился каким-то безмолвным и молчаливым. Мало слов, мало действий. Много чувств и страданий, есть и что-то непонятное. Но это не мешает фильму. Не делает его скучным, а лишь изредка немного затянутым. Добавь в фильм больше действия и получилось бы совсем не то. Мы часто наблюдаем за героями в полном безмолвии с лишь некоторыми произнесёнными словами или музыкой, которая безупречно дополняет картинку.

Прекрасная работа режиссёра, композитора, оператора и актрисы, исполняющей главную роль. Всё это сливается воедино, в одну грустную и печальную историю, которая оставляет после себя не только плохие грустные чувства, но и надежду и что-то светлое.

«Три чувства — вера, надежда и любовь. И самым сильным из них окажется любовь…»

Larghetto e Spiritoso

На 50-том Венецианском кинофестивале триумфальное возвращение Кшиштофа Кесьлёвского стало большой неожиданностью: двумя годами ранее эксцентричный поляк признался, что его творчество достигло апогея в экспрессивном и философском плане. После премьеры картины «Двойная жизнь Вероники» он принял решение порвать все связи с западноевропейской синема-богемой и уединиться в поисках новых средств выразительности. Только надолго исчезнуть режиссеру так и не удалось: буквально через год Европа услышала о возрождении всесильного тандема со Збигневом Прайснером, гениальным композитором, соратником и другом Кесьлёвского. И вот, в 1993 году польский режиссер забирает венецианского Золотого Льва.

Новые идеи польский маэстро позаимствовал у благосклонной Евтерпы. Музыка, которая всегда была неотъемлемой частью его работ, стала сюжетом новой картины, а сам режиссер соединил в себе роли композитора, дирижера и исполнителя. Кесьлёвский предпочел первому ряду место за пультом в оркестровой яме, вступительной речи - право взмахнуть палочкой для пианиста, ведь «Три цвета: Синий», первый фильм из французского цикла, начинается с дрожащих фортепьянных нот. Пара прикосновений к белым клавишам и … пауза-фермата: крышка рояля захлопнулась, оставила обиженный инструмент звучать испуганной дисгармонией. Теперь мы знакомы с молодой женщиной, которая потеряла свою семью в автокатастрофе, т.е. с мелодией, обреченной стать главной темой всей композиции. Имя этой мелодии – Жюли Виньон.

Свой творческий поиск Кесьлёвский остановил на европейском классицизме - режиссер буквально влюбился в ясную, геометрически выверенную сонатную форму. Структура «экспозиция – разработка – реприза» открыла для него новые горизонты в изучении духовных смерти и возрождения своей несчастной героини. Три части – три стадии реабилитации - образуют единый цикл из противоборствующих тем, а за ними следует кода - финальный приговор воспетому французами слову «свобода».

«Ничего страшного, на место разбитого вставим новое стекло», - скажет медсестра измученной женщине, сжимающей в ладони горсть таблеток, которые она так и не смогла проглотить. Это фраза откроет экспозицию: с робкой надеждой на позитивный финал, со свойственным творчеству Кесьлёвского нескрытым сопереживанием. Но соната живет по жестоким законам: мелодия не имеет права выжить в первой части, и режиссер-композитор не может не подчиниться. Сначала он дает Жюли прикоснуться к партитуре (этот взгляд на нотную строку, рождающий в сознании прекрасный мотив, можно считать прямым обращением к воспоминаниям о былом счастье), затем - толкает свою мелодию к роковой ошибке: нотные листы гибнут под ковшом экскаватора. Так композитор скажет Жюли, что назад пути нет. Так умрет тема любви и родится тема безразличной свободы. Так начнется разработка.

А в разработку из экспозиции мелодия забрала с собой лишь синий цвет. «Всегда оставляй что-нибудь себе», - эта фраза, произнесенная устами неизвестного музыканта, звучит подобно приговору. Этот уличный флейтист, которого на маленькую улочку Парижа привозит дорогой автомобиль, – связующая тема, цикл-подсказка, а его флейта, по мнению Кесьлёвского, – единственный инструмент, способный выразить состояние лишенного радости существования в бесцельной жизни. Поэтому основной оркестр вступает лишь на мгновения, когда Жюли сбивается с намеченного композитором направления. Тем не менее, основная задача разработки - расставить все по своим местам. В картине «Три цвета: Синий» вторая часть отнюдь не прихожая гостеприимной репризы, а чистилище, где главную тему ждут испытания временем. Чтобы получить шанс жить дальше ( т.е. сбежать в репризу), Жюли придется понять, что убить в себе прошлое невозможно.

В репризе композитор прощает мелодию, дает ей шанс еще раз увидеть свою партитуру: книгу ее жизни и самое нежеланное воспоминание. Кажется, что ненавистные нотные листы, в которых так много противоречивого и недосказанного, преследуют Жюли. Но нет, от мимолетного прикосновения оживает альт, за ним полнозвучный фагот и вдруг – после молчания в разработке оживает весь оркестр, сначала несмело. Убитая еще в экспозиции сонаты побочная тема любви прорывается сквозь секвенцию «свободы» нервным пиццикато. Вступает хор. Цикл завершается.

Тесситура, основной диапазон первой скрипки оркестра Кесьлёвского, – боль утраты и назначение свыше – выжить. И действительно хочется верить, что когда последний круг замкнется, начнется новая жизнь. Но поляк никогда не был сторонником слепой предначертанности, режиссер-композитор всегда лишь задавал направление развития мелодии. Поэтому в сонате «Синий», как и в других фильмах цикла «Три цвета», есть кода, бесконечно малая заключительная часть. Эпизод расскажет о далеких от республиканских взглядах Кесьлёвского: Свобода никогда не отпустит своих героев, от ее Синего цвета не сбежать, не ускользнуть. Эта кода так противоречит идеям Французской Революции, эта кода так по душе гениальному поляку.

M.P. за терпение, Р.К. за поддержку.

«Свободен лишь тот, кто потерял все, ради чего стоит жить», так считал Эрих Мария Ремарк. Но какой ценой достается эта свобода? А может быть свобода это всего лишь очередной синоним слова «пустота»? Об этом первая часть трилогии Кшиштофа Кесьлёвского Три цвета: Синий.

Жюльет Бинош в роли женщины, которая в 33 года потеряла самое главное — причину, ради которой стоит жить, просто великолепна. В течение всей картины внутренняя глубина скорби, обреченности и пустоты ее героини соперничают разве что с чудом. Чудом я называю эмоцию цвета… синего цвета. Закройте глаза и подумайте, что для вас синий…

… цвет воды и кристалла, печали и… да-да мелодии симфонического оркестра. Все это тонко и мудро представлено в фильме. Как удалось Кшиштофу Кесьлёвскому сплести в дивное кружево любовь и потерю, тоску и измену, разочарование и восрешение, при этом каждую сцену умело украсив именно тем оттенком синего и именно тем тоном звука? Для меня остается загадкой.

Посмотреть этот фильм стоит хотя бы ради того, чтобы до конца осознать что для вас значит СИНИЙ. Поверьте, вы удивитесь как много в этом цвете того, о чем мы даже не подозревали.

Фильм с привкусом прекрасной европейской традиции,

10 из 10

Смотрела фильм о цвете без цвета: на компьютере с проблемным видео-кодеком, который позволяет видеть изображение только монохромным. Странно. Но впечатление осталось настолько сильное, что вот уже неделю не хочу смотреть другое кино, чтобы именно этот фильм был самым свежим.

О чем фильм? Если банально, то о жизни и творчестве.

Два его главных акцента: рождение и смерть человека и музыки. Начало и конец — значимые элементы любой структуры. Но в произведении Кеслевского порядок инвертирован. Мы видим не сагу о жизни от появления на свет и до кончины, а попытку ответить на вопрос: что после смерти? Как жить молодой женщине Жюли после гибели ее мужа Патриса и маленького ребенка, после уничтожения семьи?

Параллельно к этой сюжетной теме развивается тема концерта — начатого покойным мужем (побочная тема в музыкальной терминологии). Нет автора — не будет и концерта. Так решает Жюли, которая пытается уничтожить неоконченное произведение. Но жизнь вносит свои коррективы. Музыка не погибает, она прорастает из небытия в памяти Жюли, в мелодии уличного музыканта, о ней напоминают визиты влюбленного в вдову композитора коллеги мужа — Оливье. Партитура чудесным образом сохранилась, в копии, сделанной служительницей архива. И музыка оказалась настолько сильной, что побудила героиню фильма к творчеству: Жюли пишет продолжение концерта, пытаясь помочь Оливье, который взялся завершить концерт к положенной дате.

Ах! Я всегда завидовала людям, которые «видят» (или «слышат») музыку, читая ноты… Поэтому эпизоды, когда двое творили концерт, додумывая, воображая необходимое звучание оркестра, — стали для меня эмоциональной кульминацией картины. Жюли кладет руку на начало нотного ряда, на акколаду, — и «слышит» музыку: со струнными, ударными, духовыми инструментами; она просит убрать какую-то из групп оркестра, и музыка звучит без этой группы, она ведет симпатичным наманикюренным пальчиком вдоль строки, и мы слышим каждую нотку — восьмушку, шестнадцатую, — на которую он указывает. Чудо!

Вполне логичный по сюжету секс между творцами музыки стал параллелью к этой музыкальной кульминации. Ведь «жизненно-человеческая» тема развивалась по той же схеме, что и музыкальная.

Да, музыка вновь обрела силу и вернулась к жизни, уже в новом «рождении» и от новых «родителей». То же происходит и с утраченной семьей Жюли. Она находит (позволяет себе найти) новую любовь, а жизнь мужа, который, как оказалось, ей изменял, продолжится в его ребенке. Ребенок должен родиться у любовницы Патриса, которой решила предоставить кров в своем доме главная героиня картины.

Не соглашусь с теми, кто видит этот фильм как тяжелый или пессимистичный… По-моему, его можно охарактеризовать избитым советским штампом «жизнеутверждающий». А синий цвет?.. Кеслевский поляк по национальности (в одном из эпизодов мы как бы случайно слышим в картине польскую речь), по-польски синий — niebieski (небесный), то есть прослеживается аналогия с «музыкой сфер», с темой возвышенного, нематериального и вечного. Но даже без таких аналогий для меня синий цвет — цвет творчества, духовного и интеллектуального творчества.

И еще есть один мотив, наверное, даже большая тема, которую я заметила, но пока пунктирно. Это тема Европы. Фильм создан по горячим следам подписания Маастрихтского договора. И не случайно концерт, о котором идет речь, имеет к этому отношение, не случайно мы слышим поляка во французском суде, говорящего о равноправии, да и привязка к символике французского флага — тоже политический момент. Но рассуждать об этом пока я не готова. Надо посмотреть две остальные части и подковаться в политинформации.

Какой он, этот цвет? Холодная берлинская лазурь, ультрамарин, серовато-голубой, индиго — все оттенки сливаются в фильме Кислевского в один манящий гимн грусти и отчаяния.

Восточно-европейские фильмы вообще не славятся добродушными и жизнерадостными сюжетами, их задача дотронуться до души зрителя. «Меня интересовала действительность, и я хотел
сказать о ней правду. Я всегда был и остаюсь наблюдателем… Я присматривался к людям в той или иной ситуации, наблюдал и старался понять» — говорил режиссер. Выходец из Лодзинской киношколы довел драматургию до абсолюта, при этом сделав картинку парадоксально живой, как будто не ты смотришь ее с экрана, а она зовет тебя туда. Терпкий вкус кофе, звук флейты, запах запустения: все это высказано в фильме простыми и лаконичными символами, которые говорят лучше многочисленных диалогов.

Конфликт в фильме Кислевского — битва с самим собой. Жули, потерявшая в автокатострофе мужа-композитора и маленькую дочь должна продолжать жить, просто потому, что не может по другому. Она любила и была любимой, в один миг потеряв себя, свою семью, но ей не нужна замена, она не ищет судорожного забытья, но просто пытается выжить. Ее любовь-это музыка, такая магнетическая и почти мистическая, симфония эмоций и чувств, раскрывающая характер Жюли так, как этого бы не сделало не одно описание или характеристика. В этом вообще отличительное свойство фильмов Кислевского: когда кино идет по направлению к литературе, Кшиштоф идет в направление образа, тона, настроения, в своем изяществе достигая истинной тонкости и мастерства.

Горечь несчастья переливается с экрана на зрителя. «Три цвета…» тяжело смотреть из-за душевного груза, который он оставляет после себя. Это не «осадок» или какое-то иное негативное впечатление, но напряжение эмоций, настолько же естественное, насколько творчество самого Кислевского.

Режиссер сделал в трилогии попытку художественного переосмысления лозунга французской революции «Свобода, равенство, братство», символами которого стали три цвета национального флага Франции — синий, белый и красный. Каждый цвет символичен, и в настроение фильмов трилогии это отчетливо видно. Символичность вообще неотъемлемая черта каждого фильма польского режиссера, она не требует специальной подготовки от зрителя, но затрагивает в нем какие-то архетипные образы. Драма всегда строится на эмоциях и почти никогда-на действе. В фильмах Ксишлевского действия действительно почти нет, но включить в подобный фильм динамику-все равно что включить громкую музыку в детской, разрушив тем самым хрупкую атмосферу.

«Синий цвет всегда холодный,… он словно сжат и сосредоточен в себе, подчинён нервам.. Синий цвет обладает мощью, подобной силам природы зимой, когда всё, скрытое в темноте и тишине, копит энергию для зарождения и роста. Синий всегда производит впечатление тени, а в зените своего великолепия стремится к темноте.

Синий — это неуловимое ничто, которое всё же постоянно присутствует как прозрачная атмосфера. В земной атмосфере синий цвет разлит, начиная от светлейшей небесной лазури до глубочайшей синей черноты ночного неба. Синий привлекает нас трепетностью веры в бесконечную духовность.

Для нас синий цвет — символ веры, как для китайцев он — символ бессмертия.»- так говорил Йоханнес Иттен, своим описанием синего цвета как будто охарактеризовав кино польского режиссера. Фильм действительно остается в памяти синей дымкой и грустным сознанием непредсказуемости судьбы.

Между цветным и чёрно-белым кинематографом существует огромный буфер. При этом в этот буфер входят столько фильмов и столько режиссёров, что классифицировать тут что-то почти невозможно. Вот такая же история с «Синим», кино вроде и цветное, но помимо умирающего синего в нём других цветов почти не отыскать.

Шокированная смертью дочери и мужа в результате автомобильной аварии героиня Жюльет Бинош, не способная пересилить жизнь в сторону смерти, вынуждена заново научиться сосуществовать с миром. Полумёртвая-полуживая, она не способна больше плакать, а может, даже и чувствовать. Но когда что-то умирает, что-то обязательно рождается. Возможно, даже и на могиле умершего.

Первые кадры фильма сразу же говорят о визуальной скромности картины. Умеренность и преданность деталям, при этом режиссёр отказывается так же от темы горя в классическом его смысле. Перед нами лишь Жюльет Бинош, её трагедия и музыка, гениальная и требующая завершения. На протяжении фильма действия героини напоминают сознательную подготовку к последнему пути. Она не смогла окончить жизнь самоубийством, а значит, что-то осталось незавершённым, какие-то долги до сих пор открыты. И то, что должно быть найдено, даже если не искать, обязательно найдёт тебя.

Кино бесспорно бескомпромиссное и оригинальное, при этом трюки режиссёра с музыкой завораживают простотой находки. В ключевые моменты фильма Кесьлёвский просто выключает картинку на несколько секунд, оставляя лишь музыку. Что будит сознание зрителя и заставляет ещё больше и глубже проникать в фильм.

Фильм «Синий» — как старуха, закутанная в серый плащ, из под которого выглядывают полы шикарного синего платья. Таким образом, глухой цвет позволяет нам больше чувствовать и больше видеть, как надписи на голой стене, оставленные временем.

Кино остаётся в памяти и если уж не потрясает, то закидывает свои зёрна в сознания, которые превращаются из бесцветного семени в красивейший цветок с синими лепестками.

Синий — холодный цвет. Личные ассоциации с ним: спокойствие, глубина… да и вообще мой любимый цвет.

В этой картине «синий» предстал как отображение душевного состояния героини после потери мужа и ребенка. Оно имеет свои «оттенки» — это и боль утраты, мучительные воспоминания, одиночество. Было множество деталей, которые указывали на всё это, и которые сам режиссёр выделял благодаря цвету.

Как известно, комната, покрашенная в синий цвет, визуально уменьшается, ограничивается, так и героиня, трагедия которой окрасила ее жизнь, пытается выместить из нее всё, что может напоминать о прошлом, больше не любить, не дружить, больше ничего, к чему и к кому можно привязаться.

Фильм приковывает к себе взгляд, кадры вызывают восторг, но такой спокойный восторг, от которого в груди разливается тепло.. У Кеслевского гениальная способность приводить каждую струнку твоей души в напряжение, когда это необходимо. С нетерпением жду просмотра остальных двух фильмов, с этой мыслью и засыпать трудно…

Первый фильм польского режиссера Кшиштофа Кеслевского из его французской трилогии. И пожалуй, самый лучший в ней же. В отличие от умышленно анекдотично упрощенного Белого, здесь все гораздо серьезнее.

Синий цвет, как и белый в Белом, превалирует практически в каждом кадре. Очень красиво, порой даже завораживающе. Потрясающа игра Жюльетт Бинош, после этого фильма она сделала себе карьеру. Как потом признавались некоторые критики — Мы мол ничего не поняли, но Бинош чудо, как хороша.

Как и в Белом, который посвящен неравному равенству, Синий посвящен несвободной свободе. Т. е даже немного оправившись от утраты (хотя как от такого можно оправиться), героиня Бинош все равно несвободна, ей надо продолжать писать музыку мужа, он незримо присутствует в ее жизни. Очень хороши кадры с затемнением, ими режиссер подчеркивает нежелание героини вспоминать о муже. Но повторюсь музыка не отпускает ее.

Даже выкинув неоконченную партитуру, пытаясь освободиться от прошлого, все же героиня встречает барьер, ей дают копию. Но как мне кажется у нее есть шанс освободиться — это видно из финальных кадров, когда она отдает дом беременной любовнице своего мужа. И после засыпает в объятиях другого мужчины. Хотя на лице у нее написана некоторая тревога. Также, скажу, что кино перекликается с Белым — там есть и старушка и целый кадр в суде.

Отмечу, что в фильме играет безумно красивая музыка, как это всегда водится у польского режиссера. И еще. Может это просто совпадение. Но в фильме есть такой момент. Когда говорится, что даже после смерти мужа героини, композитора — он остался живее всех живых. В своей пусть даже и недописанной музыке.

Так вот есть интересная параллель с личной жизнью режиссера. Им незадолго до смерти были написаны три сценария (их потом дописывали соратники режиссера Ежи Штур и Кшиштоф Песевич). Рай, Ад и Чистилище. Двое первых уже экранизированы. Вот получается, что даже после своей смерти, Кесьлевский незримо присутствует в современном европейском кинематографе. И задает тон. Совпадение, но на мой взгляд очень знаковое для кино.