Рецензии

«Забытую мелодию для флейты» некоторые поклонники Эльдара Рязанова считают излишне философской, подразумевая тем самым, что прочие его ленты до и после нее были гораздо проще. Однако, некую абстрактность этой картине придет разве что финал, но никак не весь ее структурный ряд, фирменно по-рязановски сочетающий лиризм и едкость сатирических акцентов. Необычным для этого постановщика в этой ленте можно считать разве что злой сарказм, которым полны диалоги, реплики и само отношение Лиды к Леониду Семеновичу, обычно этот режиссер предпочитает легкую иронию. При первом просмотре «Забытая мелодия для флейты» способна, конечно, удивить и зацепить (что и произошло с миллионами советских зрителей), но сейчас она выглядит скорее, как реликт времени, устаревший именно вследствие своей тогдашней злободневности.

Задача Рязанова – высмеять советское чиновничество и цензуру, людей, в годы «перестройки», ставших «лишними», но не утративших тупости и ненависти ко всему неподконтрольному и свободному (в то же время от режиссера «попадает» и некоторым тенденциям в искусстве тех лет – «чернушности» и эпатажности): в одной из лучших сцен картины – прогулке чиновников по уличной выставке можно услышать спор о том, как, видите ли, безобразно неформальное искусство, на это герой Ширвиндта отвечает: «Но секса-то нет?», на что герой Гафта в свою очередь замечает: «Это хуже, чем секс». Однако, подобных гомерически смешных сцен в фильме мало, ведь режиссер хочет помимо всего прочего художественно доказать духовное ничтожество героя Филатова, которому много раз представляется шанс изменить свою жизнь (это наглядно демонстрируют воображаемые сцены), но ни разу он им так и не воспользуется.

Быть может, излишне пафосный финал нужен постановщику для того, чтобы показать, что за такую жизнь рано или поздно придет расплата, если не совести, которая растоптана, то Высшей Силы (редко кто в советском кино тех лет говорил о суде Бога над человеком, Рязанов был одним из первых). Лида все понимает про Леонида Семеновича, оттого происходит и ее сарказм (вообще диалоги с ее участием просто блистательны, горьки и беспощадно высвечивают все мерзость души влюбленного в нее чиновника-конформиста). Думается, что еще одной задачей постановщика в этой картине было продемонстрировать, что даже в разгар гласности, «нового мышления», «ускорения» целые слои людей продолжали оставаться рабами, изолгавшимися в своем лицемерии и изворотливом приспособленчестве, оттого и «перестройка» приобретает гротескные, странные формы проповеди свободы в стране людей, так и не научившихся быть свободными.

По-настоящему свободна в картине лишь Лида, но даже она болезненно зависима от сочувствия и жалости к негодяю, от любви к нему: Рязанов тонко, ненавязчиво противопоставляет условия жизни героев – коммуналку, скромную одежду медсестры и хоромы чиновника с одетой в роскошную шубу его женой (кстати Купченко играет здесь в рамках все того же амплуа обиженной жены, которым измучили ее режиссеры в 1970-е, и что, самое обидное, играет все теми же мимическими и интонационными приемами, что и раньше). При этом чиновник Филатова глубоко инфантилен в своей трусливости и подлости, а Лида гораздо зрелее и мудрее его (не материнской ли любовью она его любит?).

Несмотря на всю лирику, порой нарочито подчеркиваемую (например, в совершенно излишних сценах с тамбовским хором), а также грусть режиссера и зрителя от несостоявшейся судьбы главного героя, это достаточно веселое кино и его приятно смотреть, хотя кроме Лиды и ее подруги по коммуналке в фильме по сути нет живых людей, а лишь маски, социальные роли, шаржированные портреты функционеров, не вызывающих никакого сочувствия у публики. В конечном счете Рязанов снял фильм о том, что для того, чтобы любить, надо быть внутренне свободным человеком, не карьеристом, не подлецом, не конформистом, но тем, для кого требования совести непререкаемы. А как любить в стране, в которой почти все ее население целые десятилетия жило в атмосфере лжи и двойных стандартов? Тут никакая «перестройка» не поможет, разве что «перестройка» душ и мозгов, которая, как мы знаем, так и не состоялась.