Рецензии

«Вечный свет» открывается цитатой Достоевского про особые экстатические переживания эпилептика. Столь любимый Гаспаром Ноэ стробоскопический эффект – один из самых частых возбудителей эпилептического припадка – становится главным визуально-экстатическим раздражителем в его новом фильме.

В научных исследованиях последних лет много говорится о религиозной составляющей эпилептической симптоматики. Учёные тщательно изучают всю доступную информацию о жизни самых известных религиозных деятелей и находят в их переживаниях черты эпилептического припадка. За эпилептическую часть в фильме Ноэ отвечает эффект стробоскопа, а религиозно фильм дополняется сценой сжигания ведьм на костре (действия фильма разворачивается на съёмочной площадке, где снимают фильм про ведьм). Несмотря на то, что сам акт экзекуции скорее бросает тень на религию, в его художественном воплощении героини фильма находят особенную красоту.

Схожий экстатический опыт от эффекта стробоскопа искали писатель-битник Уильям Берроуз, художник Брайон Гайсин и математик Иэн Соммервиль. Они создали «машину сновидений» – устройство, производящее мерцания примерно в 8-13 Гц., вызывая визуальную стимуляцию воздействием на альфа-ритмы головного мозга. «Субъект наблюдает ослепительный свет неземной яркости и цветов, из которого складываются множественные узоры. Из многомерной мозаики возникают геометрические конструкции невероятной сложности». Гаспар Ноэ в своём новом фильме входит на схожую территорию. Средства кинематографа имеют большую вариативность в подобном воздействии на зрителя.

Напрашивается любопытная аналогия из компьютерных игр. В некоторых шутерах эксперименты с изменением частотой кадров (FPS) позволяют игроку добраться в недоступные при стандартной частоте кадров части карты. Таким образом, манипуляции частотой мерцания (смены кадров) позволяют хакать как виртуальный, так и реальный мир.

И последняя аналогия из области микроэлектроники. Самый простой триггер – логическое устройство с двумя устойчивыми состояниями 0 и 1, имеет вход тактирования и вход данных. Данные записываются в триггер в момент переключения тактирующего сигнала. Если на вход данных приходит сигнал и держится в нём недостаточно времени (глич), то момент переключения тактирующего сигнала может не совпасть с приходом глича и триггер его просто проигнорирует. Увеличивая тактовую частоту триггера можно «поймать» подобный глич. Также и мозг человека под воздействием высокой частоты мерцания может начать «гличить».

Помимо эффекта стробоскопа «Вечный свет» про трудности съёмочного процесса. Ноэ постепенно нагнетает обстановку на съемочной площадке. Он делит экран сначала на две, потом на три части. Количество раздражителей в отдельном кадре с каждой минутой растёт. Обстановка накаляется, а нервы главных героинь в конечном счёте доходят до точки кипения. Малый хронометраж дополнительно повышает концентрацию напряжения. Ноэ проецирует высокочастотное мерцание и на свой режиссёрский метод. Однако при столь высокой динамике едва ли получается достигнуть того сильного эффекта, что был в прошлой картине режиссёра – «Экстаз». «Вечный свет» ощущается скорее как демо-версия психотропного безумия, которое было доведено до мастерского воплощения в других работах режиссёра.

После Climax Ноэ продолжает психологические эксперименты с героями и зрителями. Коллаборация с Yves Saint Laurent из рекламного ролика перерастает в полноценный фильм, пусть и странного хронометража.

Ноэ вроде бы впервые использует стереоскопический экран, разделяя пространство так, что объекты продолжают органично перетекать в разные точки зрения. Но авторский почерк читается мгновенно.

Краткий пересказ средневековой охоты на ведьм (чувственно-жутковатый) перерастает в личную историю «ведьминых съёмок» героини невероятной Беатрис Даль в разговоре с шикарнейшей Шарлоттой Генсбур. Фильм стоит просмотра хотя бы только ради этой парочки. После инквизиторской преамбульной пыточной беседа за камином кажется такой легкой и тёплой, но не переживайте, это ненадолго. Ноэ даёт зрителю передохнуть, чтобы отправить его в гипнотический bad trip.

Напряжение на площадке возрастает также стремительно, как неожиданно появляется. По началу неразбериха кажется забавным сюром, но Ноэ не был бы Ноэ, если бы это не переросло в травматический для героев опыт. Хотя, зрителя Ноэ в этот раз пощадил.

Вот почти дружеская беседа прерывается. Отстаём от графика! Продюсер не может договориться с режиссёркой, она с оператором, ассистенты с костюмерами. Возникающие посторонние люди что-то хотят от актеров, техника не выдерживает. Камера все больше следит за героями, спуская нас вместе с ними в подвалы студии: света становится меньше, темп отчётливо нарастает.

Бах!

Костры ломаются. Теперь вместо них кислотные стробоскопы: они действует на уровне физики, не давая шансов зрителю выпасть. Гипнотизируют, сбивают с толку, завораживает. Какой восторг! Чистый цвет, какофония, шум, гармония кадра, полная дезорганизация. Хватит! Продолжаем! Растворяющаяся красивейшая в своём отстранённом смирении Шарлота. И в пике кульминации под крещендо оркестра и бесконечное мигание отдельным актом начинаются титры. Занавес.

Охота на ведьм чередуется с высказываниями метров кино (отдельным плюсиком идёт цитата Ф. М. Достоевского в начале). Ноэ выносит вердикт искусству как таковому: его жертвенности и коммерциализации, самолюбованию авторов и одиозной погоней за идеей. В искусстве без страдания никак.

Стандартный киноязык Ноэ вертит на известном месте, отправляя зрителя в дикие джунгли неонового визуала. Нормальных фильмов много. Это не один из них. И слава богу.

За последнии годы Гаспар Ноэ превратился в, так называемого, «модного режиссера», как справедливо отметил приглашенный кинокритик на сцене кинотеатра Аврора в Санкт-Петербурге во время предпоказа данной ленты.

Объяснением тому, должно быть, является, что лейтмотивами последних фильмов являлись наркотики, беспорядочные половые связи и их последствия, ну, и, конечно, жизнь после смерти. Хотя, одному Богу известно, почему именно к творчеству Ноэ становятся неравнодушными все большие и большие количества людей с каждым годом. Провокация, преподнесенная на блюде из красивого и крайне необычного визуального исполнения — то самое неизменное и притягательное в фильмах нашего французского аргентинца, персона которого, вероятнее всего, и на натолкнула вас, Дорогие Читатели, на прочтение данной рецензии.

Вечный Свет был презентован Ноэ еще на Каннском кинофестивале в 2019 году, то есть ожидание просмотра тянулось долгих полтора года.

Хоть, и изначально данный фильм был заказан у режиссера, как коммерческий проект — реклама модного дома Saint Laurent, продолжительность которого должна была составлять всего навсего 15 минут.

Однако, как отметил директор Каннского кинофестиваля Тьерри Фремо, по хронометражу данную ленту можно охарактеризовать только метром Гаспара Ноэ, так как 51 минута, которую режиссер привез в Канны, нельзя назвать ни коротким, ни полным метром.

Фильм снят в формате кино-эссе, поэтому его открывает диалог героинь Шарлотты Генсбур и Беатрис Даль, посвященный их актерской карьере, опыту, постельных сценах и различных курьезных ситуациях во время съемок. Эти истории заставят Вас смеяться, уж поверьте!

Далее в кадре начинается, своего рода, балаган. Картинка презентуется зрителю в формате диптиха. Вероятно, для более яркой передачи атмосферы хаоса, царящей на съемочной площадке.

Девушек, конечно, порадует возникновение более, чем просто ослепительных Луки Исаака и Карла Глусмана, даже несмотря на назойливые предложения последнего Шарлотте сняться в его фильме. Глусман, будто только сошел с экрана «Любви» (2015) — ведь вызывает своим поведением откровенную неприязнь, но за его красоту можно простить все!

Молодых людей же, несомненно, восхитит самодовольная дублерша Шарлотты — Стефания Кристиан и возмущенная необходимостью сниматься топлес — Клара Дезэй.

Большую часть фильма зрителю приходится наблюдать за истериками и интригами, происходящими на съемочной площадке, но это лишь затишье перед бурей, ради которой и стоит обратить внимание на эту ленту.

В самом начале фильма зрителю представляется цитата Федора Владимировича Достоевского об ощущениях, испытываемых во время эпилептического припадка. Думаю, их прочувствовал каждый сидящий в зале.

Диптих сменяется на триптих, и мы, наконец, переходим к той самой сцене сожжения «ведьм» на костре.

-Шарлотта, блистательна!

-Шарлотта, ты горишь!

Кадр начинает сиять, мерцать, резко и часто мигать, а звук шуметь и откровенно резать зрителю слух.

Не совру, если скажу, что после нескольких минут просмотра меня преследовало четкое ощущение, что я отключусь и отправлюсь прямиком в обморок, сидя в кресле кинотеатра.

Плывущий крест на неоновом мерцающем фоне по велению Гаспара Ноэ гипнотизирует смотрящего и уносит куда-то очень далеко от реальности.

Зал аплодировал трижды и, на мой взгляд, этого было мало.

Уникальный визуальный и аудиальный опыт, который, к сожалению, далеко не каждый сможет оценить по достоинству.

«Dieu merci, je suis toujours ath?e» Luis Bu?uel

(«Слава богу, я все еще атеист» Луис Бунюэль)

Ты горишь, Шарлотта!

Это чем нужно было заниматься в 2019 году, чтобы пропустить «таблетку счастья эпилептика» от Гаспара Ноэ?

Через год после нашумевшего «Экстаза» (2018) самый чувственный авангардист мира кино нашего времени выпустил полудокументальную ленту о мире кино, точнее о его изнанке, больной неврозом с нотками биполярного расстройства.

Действие «Вечного света» (2019) происходит на съемочной площадке фильма о гонениях ведьм. Сперва ничего не предвещало очередной катастрофы - будто вырезанная сцена из фильма о репетиции танцоров. Актриса и режиссёрка готовятся к съемкам за беседой в уютных креслах, воспоминания курьезные случаи из рабочей практики. Камера расслаивается, разговор не складывается. Кто-то рядом будто снимает экспериментальный этюд. Но в разговор давних знакомых вплетается свойственная почерку Ноэ невидимая нить хаоса- между трепетом и психозом герои начинают сходить с ума.

В пучине действия - Шарлотта Генсбур, любимица Ларса фон Триера эпохи нулевых - та самая грешница из «Антихриста» и всем известная «Нимфоманка».

Актёрские задачи вместе с командами режиссёра вышли далеко за пределы съемочного павильона. Свет сначала мягко обволакивает кадр, но не может долго принимать одно состояние - разгоняется и переходит в неоновые оттенки. Будучи уже на грани безумия, Шарлотта бьется в истерическом припадке, совсем не играет, что не мешает вредному оператору, «работавшему с Годаром», продолжать ловить сочные кадры в ритм стробоскопу. Вот они, гонения ведьм нашего времени!

Актёры срываются с мест, режиссёрка хватается за волосы, продюсер, кажется, давно всех уволил, а надменный Ноэ из-за занавеса продолжает сыпать цитатами классиков киноискусства прошлого столетия на пафосной латыни.

Манифест манифесту рознь, но тот визуальный срез, с каким работает автор «Вечного света» заставляет иначе взглянуть не только на привычные вещи, но и внутрь самого себя: задать вопрос о собственной причастности к синтезу аудио-визуальных средств, в терпком растворе которого плавают люди, но даже не хотят подозревать, из чего его варят.

Любите прекрасное.

У Гаспара Ноэ есть хорошие идеи и он знает, как их реализовывать, но не может вовремя остановиться. Фильм идёт 50 минут, за фильм зрителю покажут несколько толковых цитат знаменитых людей об искусстве и фильмах, много криков о том, что невозможно снимать в таких условиях, и минут 15 отвратительных ритмичных звуковых и визуальных эффектов - в некотором роде визитная карточка Ноэ. Режиссёр пытается показать, что снимать фильмы нелегко, нелегко приходится всем членам съёмочной команды и актёрам (актрисам), можно ожидать неприятных сюрпризов от любого человека из съёмочной команды, могут заставлять делать, что актёр/актриса не хотят делать на камеру, могут быть левые люди на съёмочной площадке... дальше, видимо, у Ноэ идеи заканчиваются, и он просто издевается над зрителем.

Это тот случай, когда трейлер действительно отражает, каким будет фильм, а он внимания не стоит.

Фильм странный, но далеко не бессмысленный. Перед нами, очевидно, кино о муках съемочного процесса, сделанное будто в противовес ностальгическому Манку или какому-нибудь Чаплину: в обеих этих работах съемки кино наполнены творчеством и вдохновением, а не хаосом и неразберихой, как у Ноэ.

Фильм (внутри фильма) в итоге получается только благодаря счастливой случайности, а не 'видению режиссера' или 'актерской игре', кажется, что эти понятия Ноэ презирает. Разделение экрана - тоже понятный прием: он показывает, что режиссер вынужден одновременно следить за всем происходящим на съемочной площадке, начиная с чего-то очевидного вроде правильно выставленного света, заканчивая на первый взгляд ненужными мелочами, которые на деле могут полностью определить будущий фильм. Ноэ предлагает зрителю примерить на себя маску режиссера и да, оно действительно выносит мозг (это нас еще пожалели всего-то часовым фильмом).

Фильм как художественное произведение не всегда вызывал во мне восторг. Эффект стробоскопа был забавным полминуты, разделение экрана повеселило в первых двух сценах, но в целом во всем этом нет ощущения попадания в точку, которое у меня было, например, при просмотре Экстаза. В той работе история и безумные режиссерские приемы Ноэ каким-то чудом образовали цельную картину. Уже который месяц я переслушиваю Cerrone - Supernature, с теплотой вспоминая ту злополучную психоделическую сангрию.

Можно часами говорить о том, что Вечный свет должен взрывать мозг, что всей прелестью эффекта стробоскопа является то самое 'счастье перед препадком', замеченное в начале ленты, но в этом и заключается беда Ноэ как режиссера: его осмысленные фильмы-трипы иногда легко спутать с примитивной издевкой над зрителем.

6 из 10

Во-первых, удивительно, что Шарлотта Генсбур никогда раньше не снималась у Ноэ - в его эстетику она вписывается идеально; такое же совпадение можно было проследить не так давно в 'Человеческом голосе' Альмодовара - там сложился гармоничный тандем с Тильдой Суинтон.

Во-вторых, не может не радовать то, что короткий и средний метр заняли свое место на экранах кинотеатров. Безусловно, пропуском в кинозал служат имена режиссеров и фестивальная судьба их произведений.

Что касается самой картины, то вдохновивший Ноэ эпизод из творчества Дрейера выдан на-гора в начале ленты. Прекрасно созданная атмосфера съемочной площадки - с помощью разделения экрана, ввода различных персонажей, отвлекающих от процесса, скандалов и разногласий - приоткрывает для зрителя завесу процесса кинотворчества. Тирания во имя искусства никуда не исчезла - мы прекрасно знаем про крутой нрав некоторых современных режиссеров - например, фон Триера, - хотя современная этика является весьма сдерживающим фактором в этом плане. Ну, и как же без излюбленных Ноэ приемов цитирования и использования кислотных цветов - здесь будьте готовы на какое-то время ослепнуть, ведь вас поразит вечный свет искусства.

В середине января на стриминговых платформах появился новый фильм Гаспара Ноэ «Вечный свет», российская премьера которого состоялась прошлой осенью. На мой взгляд, это фильм для большого экрана, но светочувствительным людям лучше избегать такого формата. Если прежде у Ноэ на экране было насилие физическое и порой моральное, то теперь это насилие эстетическое. Он умеет запечатлеть ад в разных его проявлениях. Отношения, повседневность-экзистенциальность, вечеринки... кино. В новой мифической истории Ноэ мечтает о съёмочном дне (не от слова дно, хотя...), в котором всё пошло не так.

Лента длится всего час, но ощущается, будто она гораздо длиннее. Когда режиссёр решает слегка поиздеваться над твоим слухом и зрением, начинаешь бояться эпилептического припадка. Но для него это не издевательство, для него это не шутка или тест. И для него это вообще-то простительно. Он в каждой сцене обращается к вечным и древним мира кино, цитирует великих от Дрейера до Бунюэля и поёт им оду набором хаотичных звуков, шумом съёмочной площадки, истерикой света и воплями творческих людей. Такая, знаете, странная смесь легенд, фантазий, сумасшествия, искусства, и чего-то ещё. Ноэ.

Ноэ как творца. Ноэ как восхищённого творцами поэта. Ноэ как потерявшего контроль. Ноэ как режиссёра. Ноэ как бога, который знает, каково это — отпускать своё создание в свободное плавание.

Фильм открывается диалогом актрис Беатрис Даль и Шарлотты Генсбур, которые беседуют о своей профессии. Даль дебютирует в качестве режиссёра и готовит к главной роли в своём фильме Генсбур. Они болтают о ролях, о мужчинах, о ведьмах, о жертвах. Почти всё время экран поделён на два кадра, хотя происходит всё в одном месте. Но это только в первой сцене. Затем действие то раскидывается по разным уголкам съёмочной площадки, то объединяется воедино. Адски сложно следить одновременно за двумя разными эпизодами, за двумя разными диалогами, идущими параллельно: в глазах двоится, сконцентрироваться невозможно, и это сводит с ума. Так на площадке чувствует себя и режиссёр (Даль, в частности): съёмки не начинаются, репетиция срывается, одну из актрис не предупредили об обнажённых сценах, продюсер мутит воду, по площадке шарахается юнец-самоучка, выискивающий актрис для своего неизвестного бюджетного проекта... Все чего-то от неё хотят, но не предлагают ничего взамен, ведь это она — Создатель. Сам фильм, само её творение тянет из неё жилы, но не отвечает взаимностью на этом этапе — и ещё долго будет убыточным вложением.

Создатель всегда остаётся в убытке — и всегда слишком велик, чтобы этот убыток замечать. Ведь как только его творение возрождается, отражаясь в глазах зрителя и слушателя, оно получает вечную жизнь. Как и сам творец.

Пока происходит возня на площадке, пока кто-то что-то обсуждает в гримёрке, кажется, будто всё идёт по плану. Поддаётся контролю. Однако именно в тот момент, когда героиня Генсбур поднимается на сцену к столбу, у подножия которого должен гореть очищающий и освобождающий огонь, начинается полнейшая вакханалия. И это тоже сводит с ума. Контроль — это иллюзия. Но через это сумасшествие, боль, психоз, слепящий свет, взбесившихся людей и неистово беспомощную Даль вдруг, будто вспышка перед бурей, появляется тот самый момент, тот самый кадр, без которого весь съёмочный процесс можно считать совершенно пустым... Искусство. Проявление идеи — идеи творца и Идеи как таковой.

Идеи, вслед за которой приходит опустошение и потеря. Идеи, которую, отпуская в мир, творец перестаёт контролировать, теряет и обретает уже на новом уровне, как восхищённый наблюдатель, любующийся звёздами.

Lux Æterna — «Вечный свет» в переводе с латыни. В римской католической церкви эти слова звучали в начале одной из частей реквиема. Реквием — это заупокойная месса в той же церкви. Что интересно, Requiem Æternam (лат. «вечный покой») — это молитва за освобождение душ верующих из чистилища. Если заглянуть в Википедию, там можно увидеть и текст, теперь еще более знакомый нам благодаря новому произведению лютого Ноэ:

Rquiem æternam dona eis (ei) Domine;                      Покой вечный подай (ему/ей), Господи,

et lux perpetua luceat eis (ei).                                            и свет вечный (ему/ей) да сияет.

Requiescant (Requiescat) in pace.                                   Да упокоится с миром.

Amen.                                                                                      Аминь.

Рано или поздно идея, умерев в сознании творца, рождается уже вне его сердца или его разума.

Где ещё вы могли слышать словосочетание Lux Æterna? В «Реквиеме по мечте» это главная тема. Настолько она удалась Клинту Манселлу, что каверили этот трек буквально все, кому не лень — для самых разных проектов. И — это важно — композиция Lux Æterna звучит почти в самом конце картины Аронофски, это уже третий сезон из трёх — зима. А вы помните, как плохо там всё было.

В общем, если речь о заупокойных песнопениях или вовсе прощании, почему никто не говорит, что новая лента Ноэ — про смерть?

Никто так не говорит, потому что искусство, которому посвящен «Вечный свет» — это всегда маленькая смерть. Это ведь такая естественная часть процесса. Это всегда жертва или вложение кусочка души творца. Того кусочка, который никогда к нему не вернётся. Или же речь вовсе о смерти самого (классического) искусства? Той смерти, которая предполагает полную свободу автора — и отсутствие канонов, но не отсутствие собственно искусства? С другой стороны, о какой такой смерти может идти речь, если искусство — это созидание в чистом виде, рождение нового?

В своем интервью журналу GQ  пару лет назад Гаспар Ноэ говорил о том, что ад — это потеря контроля. Именно с такого рода адом сталкивается на съемках Беатрис Даль в картине. Для Ноэ режиссер - это шаман, который предлагает своей съемочной группе отправиться в плохой или хороший трип.

У Даль шаманство выходит из-под контроля и превращается в ад. Но при чём же тут свет?

Каким бы ни был творческий процесс, в итоге идея, обретая какие-то осязаемые формы, вырывается в жизнь, забирая с собой кусочек души Создателя. И тогда происходит маленькая смерть, переходящая в вечную жизнь. В вечный свет, так ярко освещающий суету жизни тем, кто воплощение этой идеи наблюдает.

Произведения искусства вечны. А вместе с ними и уже давно ушедший Творец.

Каждый фильм Гаспара Ноэ — это провокация, возбуждение, скандал, восторг, ненависть, любовь, смущение, боль. Режиссер умело смешивает все человеческие чувства (духовность, низменность, животность, порочность) в один коктейль, а затем медленно, по глоточку, угощает им своего зрителя. Именно своего, ведь не всем приятно испытывать визуально — кинематографическое насилие. Однако к фильмам Гаспара Ноэ получается привыкнуть, и, более того, даже полюбить их.

«Вечный свет» — часовой эксперимент, фильм — открытие для самого стойкого зрителя. Неслучайно картина открывается цитатой Достоевского и имеет, хотя вполне себе и логичные, но все же очень своеобразные документальные вырезки. Стоит отметить, что кино является визуальным испытанием не только для зрителя, но и для каждого из героев — актеров. Оказавшись в неудобстве, лишении, опустошении, в моменте страха, начинается настоящая жизнь, чистое искусство. Именно здесь рождается правда.

В основе сюжета картины — подглядывание за съёмочным процессом первого фильма одной известной скандальной французской актрисы. Сплетни, интриги, манипуляции, ругань, мат, откровения — в общем всё, что необходимо творческому процессу нашего века.

Фильм во многом дань старой Франции и индустрии. Жан-Люк Годар, ведьмы, американское противостояние, свобода.

На мой взгляд, это кино об очень важном, а именно — о последствиях. О том, о чем говорят, но не показывают. Фильм представляет собой удивительное сочетание красоты и безумия. Некий визуальный эксперимент над самим собой.

Антонио Менегетти недавно точно заметил, что 'все мы сегодня живём в той культуре, которая нуждается в придании образу женщины некоей фатальности'. А что может быть более фатальное, нежели - актриса? Гаспар Ноэ похоже размышлял на заданную тему и уместно вспомнил про средневековых ведьм...

Несколько современных актрис почти в реальном времени в сущности играют самих себя. Вот - Беатрис, женщина у которой выделяется дерзкий характер. Она готова вступить в спор со всеми и по каждому даже надуманному поводу. А вот - Шарлотт. Она немногим более известна. Но все ее мысли заняты семьей, в которой вскрываются очень сложные вопросы. Совсем неудивительно, что вскользь упоминаются вопросы гендерного насилия у несовершеннолетних. Ноэ просто не мог пройти мимо этой ныне модной темы.

Совсем забыл, но есть еще и более молодая дама - Эбби. Она дитя своего времени и вероятно живет в некоем цифровом континууме. Это совсем другая вселенная.

Но фильм похоже не о них. Он о магии - магии кино. Щелк... И наши героини входят в портал. А там идет съемка средневекового аутодафе. Позади остается вся суета. Теперь перед нами лишь ведьмы и пламя.

Гаспар Ноэ меня приятно удивил. Фильм лаконичен и созерцателен. Автор похоже взялся за те концепты в которых запутался Линч во 'Внутренней империи' и довел их до более приемлемой формы.

Кино - это магия. Мир в котором действуют иные законы бытия. Где существуют ведьмы, гоблины и аутодафе. И никак иначе. Как не согласиться?

7 из 10