Рецензии

Читая обсуждения или отзывы на данную картину, видишь, как красной линией проходит вопрос про инцест. Было, не было? А я вот как-то особо не интересовалась.

Картина увлекательная, захватывающая и очень атмосферная. Я рада, что про молодость могут снять так. Максимально откровенно, где-то вычурно, но в то же время невинно, интимно и искренне. Своеобразно! Эта картина уникальна и неповторима. Лично я ее ни с чем не перепутаю.

Уж если честно, достали типично-голливудские мелодрамы про молодежь, которые уже путаются в твоей голове. Названия, герои, лица все смешалось в едином потоке. Уж сколько однобоких картин выпускают каждый год про то, как живет молодежь. Настолько они одинаковы, что даже лица героев, героинь порой не запомнишь.

А если кто-то скажет «Мечтатели» сразу всплывет в голове эта умопомрачительная квартира-лабиринт, в которой, как в детстве можно спрятаться, и хранить какие-то коробочки с тайниками. В которой можно свободно бегать и дурачиться.

А так же в памяти всплывут прекрасно созданные образы. Очаровательная девушка, в лице Евы Грин, чья душа и тело обнажены практически на протяжении всей картины. Сексуальная, но в то же время невинная, и безумно драматичная. Сцена, когда она истерично стучит в дверь, сыграна великолепно. А какой у нее чудесный, неповторимый французский стиль. Предельно естественная красота Евы не может не пленять. Надень на нее выходное платье, накрась красной помадой, и вот уже перед тобой настоящая звезда. И Мэтью не позабудешь, вспомнишь обязательно с тоской в душе этого очаровательного юношу, с самыми красивыми губами. И циничного, противоречивого, но горячего героя Гарелля, спокойно разгуливающего во дворе почти голым.

В этом фильме все потрясающе! Музыка, декорации, работа оператора, диалоги, актерская игра. Царит гармония!

Знаю, что для многих фильм аморален, развратен, ужасен. Они оперируют тем, что герои занимались разными непотребствами. Ну да ладно! Они обсуждают с жаром кино, политику, жажду каких-то перемен в обществе, и это все для них не пустой звук. Это те самые студенты, которые в 1968ом вышли на улицы, чтобы как-то повлиять на свое будущее, даже если вышли с опозданием. Они принимали участие в демонстрациях. Они живут идеями, играми, а любовь, а убеждения имеют для них колоссальную значимость. Это, уж, простите, не «Американский пирог», где каждый первый озабочен одним вопросом. Вот что аморально. Снимать такие фильмы, и называть их молодежными.

А я лично все это вижу так. Иза и Тео с рождения вместе. А у близнецов особая связь. Их родители весьма обеспеченные люди, судя по домашнему достатку. В этой огромной квартире детишки часто оставались одни. А в детстве у нас безумное воображение, поэтому они придумывали своеобразные игры, и сочинили мир для двоих. Это было весело, и задорно. У Изы был Тео, у Тео Иза, и никого им не надо было. Самые лучшие друзья. Но, время шло. Игры становились более взрослыми, откровенными, и в то же время жестокими. Появилось осознание, что это все как-то ненормально,(а на деле бегство от реальности) и наступит этому свой конец. Ибо общественная жизнь устроена иначе. А рано или поздно многим приходится вписываться в эту самую жизнь, что очень сильно ранит. Когда-нибудь приходится выходить из воображаемого мира.

Мэтью появился неслучайно. Он одинок, и он на них похож. Но, и он не в силах понять эту двоицу.

Собственно, ничего странного и страшного в картине нет. Героев называют эгоистами. Но, каждый из нас в той или иной степени эгоист и далеко не идеален. И каждый порой дурачится, считая, что это и есть бунт. Главное, что герои осознали, что такое подлинная революция и какова цена настоящему бунту.

Давно слышала про Мечтателей, несколько лет откладывала просмотр. Картинка в голове вещала секс втроем, а суть оказалась даже чуть дальше. Скажу сразу: я не совсем поняла фильм. Нахожусь сейчас в некоторой разбалансировке от увиденного и прочувствованного. Даже не знаю, какую оценку ставить.

Сначала главный плюс: эстетика зрелища. Красиво, чувственно. От интереьеров до мужских задниц. Идеально ощущается эпоха 60-х. Кроме того: Тео, Иза, Мэтью, родители — все хороши и органичны в своих ролях. По началу очень радуют черно-белые вставки из кинофильмов, эти вставки не позволяют забывать о чем суть. Кино — мечта, а главные герои в данной ленте — мечтатели.

Теперь о самой сути. Суть несколько размазана из-за обилия сексуальных сцен, необычных отношений близнецов и отсутствия кадров с Тэо и Мэтью. Из-за последнего в фильме сквозит некоторая недосказанность. Я бы прочувствовала полнее, будь там это. Сексуальные сцены в принципе не плохи, тут уж мой «маячок» — не люблю пляски вокруг девственности. Поэтому мысленно сняла один балл. И люблю женский оргазм в принципе и в кино, которого в этом фильме увидеть не довелось. Всего остального было в изобилии.

А вот интересная тема — отношения брата и сестры. Которая потянула бы на отдельный фильм. Весь просмотр мне не давала покоя мысль: откуда ноги растут? Почему так сложилось, какая семейная атмосфера это повлекла, что потом будут делать родители и дети… Мне не хватало психологизма.

В целом, понятно, что герои витают в облаках все трое. Что молодость они тратят на сущую ерунду. Но все это несколько утонуло в череде характеров и намеков. Возможно, что посмотри я этот фильм лет на пять раньше, он оставил бы неизгладимый след внутри. Но сейчас это просто видится как зрелище. Да, превосходное в эстетическом плане, но немного неровное в смысловом.

Я одна из тех счастливых зрительниц, которые не пищат, как попсовая певичка, при имени режиссера и не записывают все его фильмы в графу «Гениально, даже если не понял». Да, у меня есть любимые дядечки с камерой, но объективно у каждого из них мне нравится 2—3 фильма, тогда как остальное я с лёгкостью отношу к проходным, одноразовым или попросту безыдейным. Именно поэтому фамилия Бертолуччи мне ни о чём не говорит. Да, известен, и — о боги! — снял в 60 лет кинцо (Иствуд снимает в 85, ха!). Хотя имя — еще не показатель вкуса и мастерства в своём деле. Тот же Аллен зачастую скучен и вторичен, а если говорить о Бертолуччи, то я с натяжкой могу выделить лишь «Последнее танго в Париже», да и то благодаря красивейшему Брандо. Кроме того (опять же только на мой взгляд), Бернардо попал в когорту тех седеющих мужчин-режиссеров, которые под старость лет желают плеснуть нам сырой пыли в глаза и показать, что паспорт врёт, а сами они еще ого-го. Да, ого-го. Скучное ого-го. Так стоит ли верить в фильм из-за имени режиссёра? Да, если у вас нет собственного мнения.

Фильм провален хотя бы потому, что якобы пропагандирует нам важнейшую и гениальную идею, о которой говорит каждый второй рецензент. Я не пожалела нескольких часов на прочтение чужих текстов, однако разумного объяснения, в чём же смысл сего шедевра, кроме отвратной порнухи, так и не нашла. Возможно, я до кошмара глупа, и глубина бертолуччиевской ерунды — вне зоны моего слабого понимания. Но тогда следом за мной идёт и подавляющее большинство так же ничего не понявших зрителей. Может, смысл в фильме отсутствует? Или, точнее, фильм снят ради фильма, ради некрасивой груди Грин, грязного и неприятного секса на полу пыльной кухни и не блещущего умом личика Питта? Зачем искать смысл, если его нет априори?

Бунтующая молодёжь 60-х легко шла вслед за призывными криками, мало понимая, для чего и для кого она осуществляет бессмысленный и беспощадный бунт. Они выкрикивали лозунги, который не понимали, и шли на поступки, которые одобряли вопреки здравому смыслу. А следом за революцией в умах шла и сексуальная, которой и отведена львиная доля фильма. Я не заметила признаков усиленного бунта, желания идти вслед за остальными и чувства принадлежности ко всем. Я увидела только ту часть революции в умах, которая наиболее приятна студентам. То бишь секс. Везде и всегда, вопреки морали и воспитанности. Всё, что происходило на экране, можно назвать просто — инцест, мерзость, гадость, излишняя пошлость. И я бы скушала эту пошлость, если бы она была второплановой, пропустив вперед более интересные события. По-моему, понятно, что занимало ум режиссера в этот момент. Хотя да, глядя на знойную Еву Грин, возможно, сложно сдержаться от совместного приема ванной или отпетой порнухи в палатке. Но где же, чёрт возьми, искусство, которое так рьяно пытается пропагандировать Бертолуччи? Такое искусство можно найти у себя в спальне, на соответствующих сайтах и одной старой-доброй книжке, а в фильме о революции в кругах молодых людей я хочу видеть революцию, а не хлеб Саши Грей.

Фильм пуст, как бубен, и аморален, как дряхлый дедок, хлопающий малолетних девчонок по месту ниже пояса. Он безыдеен, глуп, некрасив. Виды Парижа, которые слегка разбавляли экранную камасутру, впечатлили бы меня, не будь рядом с ними всё портящих, как назойливые мушки, главных героев. Меня раздражали все. Меня раздражал Питт со своим солдафонным выражением лица, Грин с томно-призывным взглядом. Меня даже раздражала яичница на грязной сковороде. Да и сам фильм — та самая грязная сковорода. В рекламке нам обещали антипригарное покрытие, а по факту при первом же брошенном яйце она начала покрываться копотью.

Грязь, пошлость и лицемерие. Второсортное кино, безыдейное и пустое.

1 из 10

«Мечтатели» напоминает игру, где много незагаданных вслух фильмов, где остаётся много непонятного в отношениях между героями. Этот фильм заполнен неоткрытыми комнатами.

Как только вышел фильм «Мечтатели», сразу же заговорили о том, что это фильм о политических преобразованиях в Париже 60-х, о сексуальной революции, о прелестях и трудностях киноманской жизни, о спорах — кто больший гений — Чаплин или Китон, Хендрикс или Клэптон, и какой смысл войны во Вьетнаме и парижском перевороте 68-го года. Затрагивая лишь аспекты тематический избирательности, мы не открываем фильма, многие его глубинные механизмы остаются зашифрованными. А между тем, они очень красивы в построении и значимы своей способностью вербализировать для нас нашу собственную реальность.

Мы смотрим кино, в котором герои тоже смотрят кино. Они садятся перед самым экраном, чтобы воспринимать образы первыми. Они чувствуют, как образы проходят сквозь них. Бертолуччи неслучайно сделал одним из первых кадров сцену просмотра фильмов в парижской Синематеке. Он изначально предъявляет кинозал, как знак иллюзорного пространства, которое исчезает, когда втягиваешься в действие (несуществующее действие) на экране, оно лишает нас объективного зрения, возможности видеть мир. Будут только образы, которые возникают и заполняют нас изнутри. Мы будем сидеть в первом ряду, чтобы сократить расстояние и перейти на киноплёнку, жить не здесь, а где-то в выдуманном мире. Конец фильма меняет пространство на противоположное — герои выходят на улицу и присоединяются к движению толпы, они бросают в сторону полицейских бутылку с горючей смесью. И после взрыва мы видим бесконечное число людей в форме, бегущих на нас. Мечтатели лопаются как мыльные пузыри, их образы прошли сквозь нас, и дальше — на задние ряды. И мы сами уже становимся частью фильма. Из тёмного подсознания (синематеки) мечтатели переходят во внутреннее бытие (сознание) старой парижской квартиры с множеством комнат, за пределами которых внешний мир. К нему можно только изредка прислушиваться, но не слышать и не сопоставлять себя со всем, что происходит вокруг: социальными волнениями, революцией, баррикадами… Это уход от непонятной нами реальности, потому что мы её боимся, или потому, что она нам не интересна, поиск возможных виртуальных миров (не важно, с помощью книг, кино, музыки или чего-нибудь другого и копания в единственном близком мире, который называется «Я». «Такое ощущение, что его рвёт внутрь себя»

Но для создания такой системы оказывается требуется мужское и женское начало. Тео и Изабель — брат и сестра, бывшие сиамские близнецы, «бывшие» физически, но продолжающие оставаться одним существом. Они спят вместе, вместе ходят в туалет, вместе принимают ванну. Они представляют собой навязчиво-повторяющуюся диаду — сосуществование двух личностей, которые не эволюционируют и не способны к конструктивным, творческим актам. В конце концов, им нужен некто 3-ий. И появляется Мэтью, исполняющий роль своеобразной жертвой. Он и попадает в чужой внутренний мир (кинофильм) одного человека. Путешествие по комнатам (каждая из которых соответствует определённому состоянию) позволяет рассматривать этот мир. — Комната Тео. В ней герои проводят больше всего времени, это открытое место для фантазий и споров.- Комната Изы. Самая закрытая. Комната, в которую никого не пускали, принадлежит как будто пятилетней девочке.- Гостиная. Место повседневной жизни и публичности, именно здесь родители обнаруживают спящих героев и узнают об их связи.- Кухня. Пространство творчества, которое является местом первой интимной сцены и совместной трапезы, состоящей из испорченных несъедобных продуктов и мусора.-Ванна. Связывается с моментами предельной близости. И втроём герои живут по чужому сценарию, уже когда- то и кем- то сыгранному. Повторяют рекорд из фильма Годара «Банда аутсайдеров» — пробежать по Лувру за…, но мечтатели опережают рекорд. Черты реальности ассоциируются у них с фрагментами из просмотренных фильмов. Они ведут уединённый образ жизни, любят друг друга или просто испытывают влечение: Мэтью одинаково любит Изу и Тео, они любят его и друг друга. И им очень важна потребность в этой странной близости, которая топчется на границе патологической привязанности и недоступной другим истинным взаимосвязям. Вспомним ещё расщепление целостного единства личности близнецов — и получим шизофреническую природу сознания. Это сознание к тому же подглядывающее. В фильме идёт речь о вуайеризме применительно к режиссёру, который демонстрирует подсмотренную историю всему миру. Мэтью подглядывает за близнецами, они — друг за другом, зрители — за героями. Каждый из нас вуайерист, если садится перед экраном; между нами и кинополотном только огромная замочная скважина. Все любят подглядывать в жизни. К тому же, это связано с определенной опасностью, с помощью которой подавить чувство стыда. Отсюда и появляются игры мечтателей. * В каком фильме танцевали с лохматым зверем? Не угадаешь — штраф! (исполняй желание загадавшего). И брат «создаёт сладострастные миры» перед плакатом Марлен Дитрих прямо на глазах сестры и нового друга. * В каком фильме убийство произошло в месте, помеченном крестом? И опять платится штраф. Изабель и Мэтью занимаются любовью перед Тео. Остальные фильмы герои угадывают. Они могут позволить себе такую сложную игру, имея общее поле восприятия. Для них игра становится своеобразным способом коммуникации. Так они говорят друг другу, чего хотят на самом деле, чего хотят все трое. Кроме этого, игра выступает как стимул к поступку (при низком уровне событийности в фильме). Их проживание по написанному кем-то сценарию — всего лишь фантазия, у них нет режиссёра, они не способны на действие. Этим объясняется невозможность самоубийства. Изабель включает газ, ложится между братом и любовником, закрывает глаза и видит кадры из старого кинофильма. Там девушка собирается утопиться. Попытка 1 — неудача. Попытка 2 — неудача. Попытка 3 — утонула. Самоубийство совершено. В фильме кинореальность > реальность жизни. Но эта формула неудовлетворительна. Слишком сильно напряжение во вне. Действие должно произойти. Улица расставляет всё на свои места. Самоубийство совершается двумя: Иза включает газ, после все трое, полусонные, полуотравленные, выходят из квартиры за революционными призывами. Тео бросает бутылку… И они исчезают, становясь просто тенями кинематографа. Улица задвинула их в невидимое пространство, снесла с киноэкрана. Они не выходят в кинозал, а мы в конце фильма оказываемся в такой же ситуации, что и герои в начале — воспринимаем образы. Выходим ли мы на свет? Тут для каждого свой ответ. Слишком соблазнительны правила, уже заложенные в коллективном бессознательном, слишком велико желание играть. Где больше вы существуете: вовне или внутри своих вымышленных реалий? И скажите, в каком фильме полуобнаженная невинная девушка служила натурой и вдохновением для разочаровавшегося в жизни и жене скульптора? Не угадаете — платите штраф.

9 из 10

Мэтью, стеснительный и наивный молодой американец, оказавшийся в майском Париже 1968 года по студенческому обмену, обожает кино, и проводит время, предназначенное для улучшения французского в маленьких кинотеатрах, где пересматривает свои любимые картины. Случайно, во время студенческой демонстрации, он знакомится с близнецами Изабель и Тео, его ровесниками, раскованными студентами-парижанами, такими же кино-энтузиастами, как и он сам. Троица становится неразлучной. Когда родители близнецов уезжают из Парижа на месяц, Мэтью принимает приглашение новых друзей переехать к ним в квартиру.

Говорят, нельзя войти в одну реку дважды, но 63-летний Бернардо Бертолуччи попытался, вернувшись в «Мечтателях» в 1968 год, в Париж своей молодости, где разворачивалось действие одного из самых известных и противоречивых его фильмов, «Последнее танго в Париже». «Мечтатели», которым весьма бы подошёл подзаголовок «Первое танго в Париже», шокируют также, как и скандально-прекрасное Последнее Танго. Фильм получил рейтинг NC-17 за откровенные эротические сцены, мастурбацию на экране и явные намёки на инцест. Но Бертолуччи не только и не столько задавался целью шокировать зрителя. «Мечтатели» — это дань любви мастера кино к магии и могуществу фильма как искусства, попытка понять и объяснить непреодолимую власть иллюзорных образов над умами и душами зрителей.

Конец 1960х был временем небывалого интереса к кино и его расцветoм. По обе стороны океана, кинолюбы стояли часами под дождём в длинных очередях, чтобы посмотреть фильмы тогдашних владельцев дум, таких, как поднявший новую кино-волну иконокласт Жан-Люк Годар. Это его Бертолуччи в открытую цитирует, вкладывая в уста Изабель фразу: «Я вступила в этот мир в 1959 году на Елисейских полях и мои самые первые слова были «Нью Йорк Геральд Трибюн!», включив кадры с Джин Сиберг на Елисейских полях из фильма-манифеста «Новой Волны», «На последнем дыхании». «Мечтатели» погружают зрителя в невозвратнo — далёкую эпоху, когда кино было больше, чем эскапизм и развлечение. Закрытие правительством Франции знаменитой парижской Синематеки привело к студенческим демонстрациям протеста, которые быстро переросли в молодежные революции по всему западному миру. «Мечтатели» — это объяснение в любви к кино человеком, посвятившим жизнь искусству фильма, прекрасной иллюзии, которая может стать вполне реальной политической силой. Но это и насмешливая ирония над одержимыми кино-фанатами, для которых иллюзия реальнее настоящей жизни, и, отгородившись от мира, oни готовы прoживать и обыгрывать свои фантазии, углубляясь в них так далеко, что дорогу назад к реальности можно и не разглядеть.

Бертолуччи поместил трёх юных героев, одержимых любовью к фильмам в дом, где они были предоставлены самим себе, закрыл дверь и наблюдал, как они, поглощённые только собой, томлением юных тел, стремлением к абсолютной свободе, неприятию обыденности, и свойственной молодым во все времена жаждой познания новых ощущений, отрешились от всего на свете, совершенно проглядев, что на улицах идёт вовсю студенческая революция. Лёгкий флирт перерастает в игры страсти, ведущие за те грани, где сигналы опасности становятся почти не различимымим, так же, как и тридцать лет назад в «Последнем танго в Париже».

Оба фильма весьма схожи удушающей атмосферой замкнутого пространства, в которое герои себя добровольно поместили, и где им гораздо интереснее всматриваться и вслушиваться в себя, чем в то, что оказалось за пределами этого пространства. Всё, как известно, повторяется в этом мире. Один раз в виде трагедии, другой раз в виде фарса. «Мечтатели» оказываются на поверку в чём-то забавным ностальгическим кино стареющего мастера, осознавшего, что трагедию последнего танго повторить нельзя, но можно с грустной улыбкой вслушаться в первое и всмотреться в многоликое новое поколение, привлекательное своей юной надменной отчуждённостью. Разница в том, что юные кинолюбы-затворники из «Мечтателей» не так уж сложны, глубоки или интересны. В «Мечтателях» нет Поля — Марлона Брандо, который мог играть свою собственную игру, вполне возможно, совершенно далёкую от намерений Бертолуччи и выиграть её, подняв фильм на неслыханную высоту. По словам Полин Кейл, «Последним Танго в Париже», «Бертолуччи и Брандо изменили лицо искусства». Может быть, в надежде опять изменить лицо искусства, Бертолуччи и вернулся туда, где он сам был молод, где его, по настоящему, великий фильм был рождён? Но нельзя войти в одну реку дважды. Притягательная, раскрепощённо-развращённая двуликая Европа соблазнила, поглотила, а затем и выплюнула ещё одного американца на мятежные парижские улицы. И только тень Поля — Брандо, может быть, всё ещё витает над Pont de Bir-Hakeim, под сводами 1 Rue de l`Alboni, и в танцзале Salle Wagram.

Серьезно, этот фильм в свое время произвел на меня такое впечатление, что я чуть ли не хотела записаться в ряды ближайшего отделения КПРФ. Будучи очень политизированным подростком, я со своим юношеским максимализмом (отрицание; деление на черное и белое; и прочие дела) все искала идеальную идеологию, и Бертолуччи в «Мечтателях», показал по сути таких же юнцов, но уже с найденным вектором развития, с мечтами о, скорее всего, нереальном будущем.

Как меня привлек тогда их фанатизм, их вера в коммунизм! Я видела до этого политизированные образы в лишь неприятном мне свете: считающий деньжата и расчетливый консерватор, являющийся самым эксплуатируемым образом у киношников, начиная от мультяшки Скруджа, заканчивая отрицательными героями Тарантино; демократ без мозгов в непродуманном и фантастическом «Время» … Сейчас, понятное дело, можно назвать положительных персонажей абсолютно любой направленности, но тогда багаж увиденных фильмов у меня был не велик. А за героями Бертолуччи хотелось следовать. Даже и на баррикады; хотя при недавнем пересмотре, побудившем как раз написать эту рецензию, я бы вычеркнула эту сцену. Не входит она в усладу моего сердца, это личное разочарование режиссера, не надо его переносить на всех.

Открылись мне и другие, до этого невидимые, так скажем, фишки этого кино. И речь не о отбугуртившем у каждого второго эротизме, на него все так же плевать, он воспринимается нормально в контексте этой абсолютной свободы мыслей и тела. Ведь Ева Грин прекрасна в образе бестии-идеалистки, и сцены с ней не только эстетически красивы — она умудряется иногда одним только взглядом показать, то что чувствует ее героиня. Как не заметить свойственные только молодой девушке переживания, о потере, как она еще думает, прежней себя. И лишение девственности, которое предлагается поначалу в качестве развлечения, ведет к краху ее сложившегося мирка. Где комната только ее, как и потаенные мысли, не предназначенные для обсуждения с братом или Мэттью. Отношения этой троицы строятся вроде бы на коммунистической идее общего, всего общего: быта, веры, тела. Но женщине очень трудно встроиться в эту схему, ей всегда нужно что-то свое, хотя несмотря на это она сохранит свою преданность. И Тео, как наиболее увлеченный идеями партии, не способен вникнуть в эти женские переживания. Его образ, очень близок к настоящим вождям революций — такой же напористый, слепо, фанатично верующий мужчина — вот такой зачитается на ночь Марксом, а потом пойдет переворот устроит и привлечет много людей в эту затею, ведь только верящий по-настоящему в правоту своих мыслей вождь увлечет за собой толпу.

И Мэтью увлекся этими мечтами с Мечтателями, а вместе с ними и я. Однако его разум, какие-то внутренние убеждения до этих событий, помогли отказаться от насилия на баррикадах. Видать, этот герой наиболее симпатичен был Бертолуччи, возможно он даже отождествляет режиссера и зрителя.. А зрителю повезло — редко какой фильм предоставляет возможность попасть на два часа в митингующий Париж 60-х с его атмосферой и возможно, изменить свой взгляд на коммунистов. Привыкли мы к нашим стариканам, не знаем как выглядит настоящий революционер с левацким сердцем: он молод, горяч, наивен и фанатичен.. а потом он вырастает, у него включаются мозги, рациональность и понимание мира и он становится консерватором.

Надо любить свободу молодости.

«Поэзия на улицах!»

«Запрещается запрещать!»

«Будьте реалистами — требуйте невозможного!»

В 2003 году, когда во Франции и Европе вновь запахло Революцией, а рухнувшие барьеры напряжённости и паранойи, одиночества и безумия снова растворились в обкуренном дерзком тумане всеобщего братства, в будоражащей счастьем смеси адреналина и страсти, — в те дни, когда хипстерская революция сознания совпала со взрывом информационной, превратив мир в глобальную деревню по Маклюэну, в те времена, когда люди наконец-то почувствовали поцелуй Рая на своих устах, — Бернардо Бертолуччи перенес ярких представителей Поколения «Young. Liberty. Love», — Еву Грин, Майкла Питта и Луи Гарреля, — в 1968 год, во времена последней Революции Интеллектуалов.

Фильм «Мечтатели», — как некогда для их духовных предшественников «На последнем дыхании», «Безумный Пьеро» и «Две или три вещи, что я знаю о ней» Годара, — стал для молодёжи Миллениума разоблачением лицемерного и неподлинного мира, стал фильмом индивидуальной экзистенциальной революции, когда герои из неподлинной жизни через тотальный бунт и тотальную правду прорываются в область абсолютной свободы, самоактуализации, раскрывая тем самым, свою истинную сущность. Герои «Мечтателей» прорываются к своей истине через кинематограф, музыку, секс и баррикады, ведь абсолютная форма разрыва с миром может быть только или в сексуальности или в смерти, а как же иначе? Жизнь конечна, потому и важна её наполненность. К примеру, гибель Мишеля в фильме «На последнем дыхании» не случайна, и разговор героини фильма «Жить своей жизнью» в кафе со странным пожилым джентльменом (в котором, угадывается Жан-Поль Сартр), героически и трогательно озаряется тем фактом, что молодая девушка очень скоро расплатится за свои свободные взгляды самой высшей ценностью, — жизнью. Игры здесь нет и не может быть, — все университеты Европы и Америки стали реальной угрожающей силой системе, развязка понятна зрителю, знающему культурный контекст, и от этого каждый взгляд, каждый жест, каждое слово троицы героев Бертолуччи Лео, Изабель и Мэттью становятся очень многозначительными, прекрасными, волнующими, живыми и искренними.

Видеоряд фильма, начиная с титров, вызывает ассоцииации или с видео-артом, или художниками-ситуационистами.

Безумное решение Самюэля Фуллера в его «Шоковом Коридоре» становится для поколения символом, привязанная к Синематике в знак протеста против увольнения Анри Ланглуа потрясающая девочка (Ева Грин) становится толчком цепной реакции. Поколение бунтарей 60-х, как «Алиса в стране чудес, встретит Франца Кафку» (с) и не сможет устоять перед Встречей с самим собой. «Только французы могли устроить Синематику во дворце», — говорит Мэтью, валяясь на полу перед экраном, восторженно растворяясь в блаженстве узнавания себя в узнавании их (ведь вы понимаете, о чем я? — это было у каждого в 19), — и это Вудсток, это Гоа, это Ибица, Барселона, Merry Pranksters и Хейт-Эшбери…

«В кpови бьется тигpом адpеналин, ты помнишь, что это такое — быть молодым» (с)

Носящиеся по Лувру банды аутсайтеров, сексуальное шаманство The Doors, оргазм Janis, страстность Piaf, и душевный надрыв Jimi Hendrix Experience, психоделия The Grateful Dead (с) смогли толкнуть человечество к абсолютной жажде Жизни и победе над всеми формами её отрицания, и экзистенциальная революция трогала сердца и побеждала даже более взрослые умы: во имя солидарности с молодежью был впервые в истории остановлен Каннский кинофестиваль, — сам Франсуа Трюффо удерживал своими руками занавес Дворца фестивалей. Это было прорывом, и далеко не простой «молодёжной тусовкой», и тигры отнюдь не являлись «котятами»: то была революция, направленная против буржуазии, вообразите, совершенно серьёзная революция, к примеру, бульвар Сен-Мишель полностью лишился брусчатки. Студенты построили 60 баррикад, некоторые из них достигали 2 метров в высоту, а во главе бунтарей стояли Андреас Баадер, Даниель Кон-Бендит, Урсула Майнхоф, Ален Кривин, Ги Дебор, Марк Кравец и Жан-Поль Сартр.

Оставаясь золотыми, оставаясь победителями, сметая все страхи этого мира, молодые заставили этот мир преклонить колени в 60-х, как некогда заставили это сделать Мариус, Анжольрас и Курфейрак в «Отверженных» Виктора Гюго, на июльской баррикаде 1832 года, чему позже была посвящена песня Uriah Heep «July Morning», а может быть, заставят и сейчас.

Игра Евы Грин и Луи Гарреля настолько экзистенциально-подлинна, что её не замечаешь — тебя вырывают с корнем из твоей реальности, и этот кусок чужой жизни вдруг становится и твоей жизнью, а может быть, и был ею всегда, как знать?

Как сам режиссёр говорил в некоторых своих интервью и беседах, — он хотел найти своих героев не на кастингах, а на сцене самой жизни. И именно потому нам интересно следить за актёрами, — мы воспринимаем их как своих ровесников, наблюдать за развитием их отношений и идей, — мы верим им и погружаемся с ними в их приключения, их игры, их музыку, их страсть, — их личную революцию. Ева Грин, — как подарок кинематографу от Бертолуччи и Красного Мая 1968, — стала навсегда частью этой истории. «Казино „Рояль“, „Царство Небесное“, «Трещины» и «Последняя любовь на Земле» — это продолжение и чувственности, и неоднозначных экзистенциальных прорывов между жизнью и смертью, что начиналось именно с Бертолуччи, когда он невербально объявляет её в «Мечтателях» фетишем современной сексуальности.

В нашем прокате перевод фильма был сделан великим бунтарём Ильёй Кормильцевым, и это тоже не было случайностью.

Луи Гаррель, видимо, как и в своей реальной жизни, имеет в чём-то схожий с Евой путь: дальнейшие драмы, в которых он принимает участие, — так же надрывны. В фильме «Моя мать» его баланс на грани секса, инцеста и смерти схож по опасному накалу с ролью Евы Грин в драме «Трещины», но почти нигде больше не будет уже у них той харизмы, того спонтанного невинного Рая на Земле, того пира юности, естественности и Жизни, что было в «Мечтателях». Ведь чувственность обостряется не только искренностью, но и опасностью. Майкл Питт сыграет Блейка в «Последних днях», невеселую депрессивную и подавляющую безысходностью роль, и мы понимаем, что самое лучшее, что он мог сделать, это благословить Тео и Изабель, умирая на баррикаде, словами «Stay gold», потому что в той смерти куда больше смысла и красоты, чем в жизни и смерти Блейка (некоторые считают, что это был мрачный кумир 90-х Курт Кобейн, ни о какой революции и не помышлявший).

Бертолуччи смог соединить пронзительную ностальгию по Свободе и богемный шарм, и умножить это на неподдельную искреннюю страстность и неподражаемую глубину своих героев, что ставит это произведение на один уровень с мировой классикой.

Вы пили эту воду, вы пили эту чистую воду, и вы никогда не станете старше… (с)

10 из 10

Ожидал от фильма худшего, а на выходе оказалось, что фильм не так безнадёжен, как предполагалось. Мне хочется, с вашего позволения, взглянуть на эту картину под другим углом зрения нежели тот, который бросается в глаза. Возможно Бертолуччи и не думал вовсе о том, о что я увидел в его фильме. Это и хорошо, поскольку людей много, мнения у всех разные и каждый волен трактовать это кино, как ему вздумается. Тем, кто в этом фильме увидел только анти мораль, хочется сказать, что возможно так оно и есть. Возможно. Но ведь некоторые фильмы призваны не просто расширять кругозор в интеллектуальном и эстетическом смыслах, а нести назидательную функцию и с этой точки зрения «Мечтатели», как нельзя лучше иллюстрируют отношения между родителями и детьми. Может быть в этом фильме об этом не говорится впрямую, но тем у кого есть сердце, интуиция и капля здравого смысла, несомненно увидится и почувствуется.

Молодой американец по имени Мэтью (Майкл Питт) приезжает в Париж. На дворе 1968 год. Париж охвачен студенческим бунтом, бунтом против того, что несправедливо обошлись с одним человеком, имеющим самое прямое отношение к музею кино. И на этих самых баррикадах, глаза Мэтью встретились с глазами одной красивой девушки. Искра, как и полагается в подобных случаях пробежала, в результате чего молодой американский студент был препровождён в дом своих новоиспечённых друзей. Всё лучше, чем жить в отеле. А лучше ли ? Мэтью пока не догадывается, что ждёт его в этом доме, в компании брата и сестры. Как видим, завязка вполне пристойная. Конечно дальше будет много откровенных сцен, которые описывать смысла никакого нет. Но!!! Давайте порассуждаем.

Представьте себе вам понравилась девушка. Очень понравилась, до дрожи в коленках. Тем паче, что вы не старик. Представили ? А теперь представьте, что вы заходите к ней в комнату и видите её обнажённой рядом со своим братом, мирно посапывающих, то есть спящих. Ваши действия ? Убежать от этого проще и легче всего. А как быть если девушку не можешь калёным железом выбросить из сердца, даже учитывая не самое длительное знакомство. То-то и оно. Это самое и случилось с героем Майкла Питта.

А дальше пошли игры, которые могли очень дороги стоить всем троим. Игра в отгадывание фильмов. Сама по себе игра замечательна, если не брать во внимание систему штрафов. Но тут надобно оговориться. Мэтью пришёл в дом к своим новым друзьям. Про эту игру он слыхом не слыхивал. Конечно то, что предложила героиня Евы Грин сделать своему брату его шокировало. Но ведь они сиамские близнецы. Понимаете они сиамские близнецы, которые живут по своим законам раз. А во-вторых, где-то на каком-то этапе родители ослабили контроль, позволили им курить в их присутствии, закрывать глаза на то, что они спят в одной комнате, вот и результат. Но это ещё не всё. То, что предложит сделать герой Луи Гарреля своей сестре и её новому другу, будет уже мягко говоря не гуд. Если зациклиться на этой сцене, можно сойти с ума. А если подойти с другой стороны и посмотреть на это таким образом, что пока Тео жарит яичницу, Мэтью жарит его сестру, то нечего другого не остаётся, как развести руки.

А ведь, корни лежат в том самом воспитании. Помните, как Мэтью только что пришёл и они все семьёй ужинали. Как разговаривал Тео с отцом ? По-моему в Библии сказано, чти отца и мать. Не заметил, я какого-то почтительного отношения к родителю. Кто виноват ? Тео ? Конечно, когда отец весь в творчестве и не обладает крепкой мужской рукой, с кого спросишь. Мать тоже судя по всему человек мягкий. Вот и имеем то, что имеем. Пока будут лишь слова, хотя и замечательные слова из уст главы семейства, толку не будет.

«Вдохновение, как дитя, оно не выбирает приятный и подобающий час, чтобы войти в мир, оно не печётся о бедном поэте, но когда оно снисходит, считает нужным явиться, то ты понимаешь…»

Это декламация отца Тео и Изы. Она прекрасна разумеется. Но, повторюсь, вера без дел мертва есть. Надобно, чтобы эти мысли подкреплялись созидаем не только виршей, но и воспитанием собственных чад. Понравился мне эпизод с зажигалкой. Мэтью тоже не шик лыком, раз сумел своим новым знакомым продемонстрировать геометрию в полном объёме. «Существует некая космическая гармония форм и размеров». Это слова Мэтью. В них есть не одно рациональное зерно и пища для ума.

Как можно заметить фильм не рассыпается сугубо на интимные сцены, что делает ему честь. Можно также вспомнить момент, когда Изабель готовит. Что она там сварганила ? Фондю или рататуй ? Сцена не может не вызвать улыбку, что является опять же несомненным плюсом, говорящим о чувстве юмора режиссёра. Ну и конечно, сцена возвращения родителей. Да, это нечто. Трио лежит в чём мать родила. Спят после попойки сном беспробудным. Папка с мамкой прокрались на цыпочках, увидели детишек и также бесшумно испарились. Папка вообще молоток. Убежал в кабинет, выписал чек и был таков. Такая вот любовь. Продолжайте дети грешить дальше. К чему это могло привести ? К тому самому. К смерти. Но опять же, как не вспомнить простую истину: «Все под Богом ходим». Провидению было угодно, чтобы было по другому. Несмотря на то, что как мне любезно подсказывает КиноПоиск, музыка взята из других лент, она просмотру не мешает, а делает его более интересным. Ну, что ? Засим наверно всё. К шедевру не отнесу, но как в назидание будущим и ныне живущим родителям, почему бы и нет.

7 из 10

После таких фильмов начинаешь верить. И пусть говорят, что это пошло, пусть ставят самые жесткие рейтинги и загоняют нас в рамки, пусть диктуют нам, что можно, а что нельзя, что хорошо, а что плохо, но даже такая любовь имеет шанс на существование.

Цитата,-«Здесь, в Америке, это в порядке вещей — показать в фильме, как кому-то сносят голову, но если вдруг вы надумаете показать обнаженное человеческое тело, то на вас будут косо смотреть все — и зрители, и коллеги.» Майкл Питт.

И он, безусловно, прав.

Да, многие считают, что эти трое — сумасшедшие, но кто из нас до конца знает, что такое сумасшествие и что есть нормально, и где проходит грань между этими вещами.

Это незабываемая история о том, как за несколько дней в маленькой квартирке можно прожить большую жизнь. О том, как у мечтателей закончились мечты, о любви по правилам и без, на грани фола, одной на троих, о том, что жизнь, как кино…

«Живи быстро, гори ярко, умри молодым»- лозунг этого фильма. И ты больше не можешь оставаться равнодушным. Бесспорно.

10 из 10

В определённое время многие из наших сверстников, то есть молодые люди в возрасте двадцати лет, стали бывать за границей. Кто в Америке. Кто в Европе. Нам, не обившим пороги нью-иоркских бутиков и не стучавшим каблуками по европеискои брусчатке, было интересно:

- Ну как, как там на Таймс-cквер?
А в ответ скверное:
- Кру-уто…
Или:
- Фонтан Треви видел? Расскажи!
И тривиальное:
- Словами не передать.

Для нас, взлелеявших кинематографические образы Америки и открыточные представления о Европе, для нас, замирающих в монументальном трепете от барочной архитектуры, такие ответы были чуть ли не возмутительны. Ну вот хотя бы Л. — смуглый, взбалмошный, итальянизированный армянин, находившийся всегда на щекочущей нервы собеседника грани мимического взрыва, артистической вспышки: Л. несколько лет прожил в Париже и, вернувшись в Россию, в наш маленький Пятигорск, на все вопросы касательно его впечатлений отвечал с почти оскорбительной односложностью: неплохо, здорово, круто. Дима всё докапывался:

- Неужели даже не испытал, бродя по сумрачным проулкам, по освещённым мостовым, мимолётные и поэтические эффекты, как бальзаковский Валантен?

- Чего? Эифелева башня — вот это эффект… — отвечал Л., — и не прорастали из почвы его ответа на свет лингвистического одобрения семена аллитерации.

Это уже потом мы отчётливо осознали, что впечатления и думы других автономны и непроницаемы и не должны нас никак волновать и уж тем более быть объектами переубеждения, пылкой переделки. Это уже потом мы поняли, что никакого «мы» на самом деле нет, что есть только частный мир одного человека, непостижимый, замкнутый и обречённый на вечную неразделённость и неполную воплощённость. Это уже потом, прикоснувшись, как любил говорить Дима, к мечте, мы поняли, с разрушительной ясностью, что сознание содержит какой-то трагический изъян, что многое можно желать лишь со стороны, что когда образ жизни, образ женщины или образ страны, с полузавистливой сладостью наблюдаемый извне, становится твоей именно действительностью, твоей именно пространственно-временной участью, тогда он уже больше не имеет ничего общего с первородным промельком восторга, изначальным вздрогом мышцы восхищения (мне всегда вспоминается из «La Dolce vita» Феллини история Штайнера: внешнее благообразие его домашней жизни внушило Марчелло впечатление, будто бы Штайнер счастлив, тогда как ближе к финалу отец с виду идеальной семьи убивает собственных детей, а после умерщвляет и себя; а промельк восхищения, зависти — это вот что такое: «Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно», но, понимаете, только из этой самой «своей комнаты» можно желать веселья в другой комнате, тогда как если перейти в эту другую комнату, то смеяться, хохотать, веселиться либо перехочется, либо всё это будет уже совсем по-другому, нежели как в изначальном миге представляется). Это уже потом мы узнали, что любить — значит мириться с истончающейся во времени прелестью воплощённой мечты. Это всё было уже потом. Но тогда у нас ещё хватало глупости осуждать кого-то, противопоставлять себя кому-то, выдвигать какие-то тиранические императивы восприятия:

- Зачем они едут за границу? — спрашивал Дима у самого себя. — Чтобы пофоткаться и затариться шмотками.

- Хорошо. А зачем бы ты поехал за границу? — возражал Иван.

- Чтобы прикоснуться к мечте.

- Так ведь и они касаются мечты.

- У них мечта материальная, консюмеристская. У меня мечта культурная, кинематографическая.

- Что это значит?

Это значит, что мы мечтали стать частью кинематографическои истории, повторив проторенные киногероями пути. Пунктуально проследовать призрачному пунктиру, когда-то намеченному требовательным режиссёром. Мы мечтали пройти тот же ночной маршрут, что прошёл герой Тома Круза в лучшем из фильмов, начинающихся с Шостаковича. Мечтали увидеть Бруклинскии мост, сидя на тои же скамье, что и интеллектуал-неудачник из вуди-алленовскои комедии. Мечтали пронестись с ветерком по Бродвею, откинувшись на красное кожаное сидение кабриолета. Мечтали в монохромном сумраке римских проулков искать за полночь молоко для пышногрудой блондинки. Мы хотели, понимаете, цитировать собой кино, как то бертолучше всего делали молодые люди в «Мечтателях».

Мы могли часами смаковать деталь нью-иоркскои улицы, увиденную в кино, в «Таксисте», например, или у Вуди Аллена: гнутую жирафовую шею светофора, выплеснутыи на мокрую дорогу зернисто-синий неон вывески (сапфирный апофеоз асфальтовой жизни, большая часть которой — ноги, колёса), кольчужную отделку страз на юлливой юбке проститутки, странно манящие смугло-оранжевой тайной окна (и быстрыи силуэт мелькнул), скособоченную обшарпанную дверь, зазывающую на опасный анабасис по лестнице с пятнами засохшеи крови, но, правда, без каноничной яичнои скорлупы. Все эти и многие другие на секунду схваченные кинокамерои детали были для нас крупицами того мифа мгновений, который обострял нашу любовь к миру, той философии промельков, которую мы воспитывали в себе долгое, долгое время, пока мир полночным незрячим алкашом кренился в какую-то безымянную канаву.