Рецензии

Я пишу отзыв только для того, чтобы высказать свою точку зрения. Ни в коем случае не буду убеждать никого в своей правоте и пр. и пр. Просто, прочитав нечто негативное о фильме «Пылающий», не могу не встать на его защиту. Хотя, возможно, фильм в этом и не нуждается. Итак, мой отзыв:

Этот фильм можно сравнить с изумительным эскизом. Два половиной часа — на одном дыхании. Его можно сравнить с игрой Паганини на одной струне. Он заставляет думать. Он заставляет следовать за мыслью. Ни одного слова в пустоту, каждое раскрывается впоследствии в пейзаже, позволяя попробовать уже сказанное «на вкус», проанализировать его.

Мне эта картина кажется гениальной… Почему? Три образа позволяют посмотреть на человечество в целом, на его греховную природу. На то, как зло смешано с добром.

Режисер использует минимум средств для этого: почти нет диалогов, всего одна основная мелодия, чаще — это просто картина жизни. Натурально слишком? Пожалуй.., как и сама жизнь.

Однозначно, фильм понравится не всем. Возможно, он не понравится тем, кто еще не посмел заглянуть в себя? Но я могу ошибаться… Так вот.

Автор замечательной, выдержанной в лучших традициях Кесьлевского, ленты «Тайное сияние» Ли Чан Дон на этот раз пытается оспаривать лавры живописца человеческого отчуждения у Вонга Кар Вая и Цая Мин Ляна, в 2000-е перепахавших территорию современного артхауса стилевыми и концептуальными заимствованиями из картин Антониони и его эпигонов - Вендерса и Эгояна. Насколько «Пылающий» «удался» можно судить хотя бы по его метражу – два с половиной часа – режиссер явно стремится перещеголять «Приключение», беря за основу сценария не столько рассказ Мураками, сколько основную идею шедевра Антониони – никем не замеченное человеческое исчезновение.

Первые полтора часа перед нами – довольно заурядное, бедное по диалогам, мелодраматическое повествование о любовном треугольнике, наполненное малоприятными натуралистическими подробностями из сексуальной жизни героев (единственная постельная сцена выдержана в трагикомической манере – подчеркнута неловкость, отчуждение между героями, в духе бессмертной по своей значительности любовной сцены в ленте Катрин Брейя «Узкий пролив»). Исполнитель главной роли Ю А-ин то ли в жизни такой дурашливо-стеснительный, то ли играет хорошо, однако, его герой ну никак не выглядит начинающим писателем и знатоком Фолкнера. Подобно ему и другие актеры играют в среднестатистической азиатской манере – с пережимами и недомолвками.

То, что Ли Чан Дон ориентировался именно на картины Цай Мин Ляна с его полупорнографическим пониманием человеческой сексуальности (вспомним то же «Капризное облако») при своем прочтении антониониевских тем, видно невооруженным глазом. Ну что делать, если современные деятели артхауса не могут достичь уровня итальянского мастера в его деликатном и тонком описании отношений полов?! Им приходится это чем-то восполнять. Однако, и на это можно было бы закрыть глаза, если бы в «Пылающем» была четко проработанная структура, жесткая композиция, вместо этого – сплошные лакуны и длинноты, никакого повествовательного драйва, безынициативность, вялость, я бы даже сказал, онтологическая дряблость персонажей.

Антониониевские герои были буквально высушены одиночеством, они скитались по улицам и урбанистическим пейзажам как пришельцы с другой планеты, не узнавая ни мира, ни себя. Персонажи Чан Дона лишены глубины, в них присутствует лишь ложно понятая, поверхностная сексуальность, они не способны к эмоциональному теплообмену, заперты в рамках своей эгоцентрической индивидуальности, им не сочувствуешь, потому что сочувствовать вакууму нельзя. Единственное достоинство фильма – литературная и кинематографическая подкованность режиссера, явные переклички с поздним Кар Ваем, особенно с «Любовным настроением» - единственным обдуманным и последовательным подражанием Антониони в азиатском кино 2000-2010-х.

«Пылающий» - свидетельство беспомощности не только артхауса, но всего современного мира, говорить о вечных проблемах, мучающих человечество, неспособности делать все то, на что были способны лишь выдающиеся мастера 60-70-х. Постепенное сползание картины Чане Дона на исходе первой половины в слабое подобие триллера еще больше усугубляет странность этого киновысказывания. Ближе к финалу становится понятна причина исчезновения героини, хоть об этом прямо и не говорится, потому слабые потуги на триллер кажутся вымученными и неинтересными.

При этом, что самое удивительное, лента Чан Дона не бесит, в ней есть определенная правда жизни на исходе второго десятилетия XXI века: засилие гатжетов, тотальный аутоэротизм, бесперспективность людей понять друг друга, но даже шоковый финал не способен лишить опытного зрителя неприятного послевкусия, мысли, что время в кинотеатре потрачено зря, хотя в «Пылающем» есть, что и говорить, попытка запечатлеть приметы жизни, как современной, так и извечной, но в этом заслуга скорее Мураками, автора рассказа, легшего в основу сценария, чем продуманная модель режиссерского поведения.

На седьмом десятке заслуженный кореец Ли Чан Дон наконец-то снял по-настоящему талантливое, метафизическое кино, лишенное раздражающей бизарности на грани exploitation его предыдущих работ (вроде любви маргинала, откинувшегося из тюрьмы и девушки, страдающей церебральным параличом, или старушки, впадающей в Альцгеймер в окружении сына-насильника и похотливого старца), выведя эмо-реализм на новые высоты. «Пылающий» — это его магнум-опус, Хичкок в художественной пластике Вирасетакула, южнокорейская готика (если отталкиваться от «южной готики» многократно упоминаемого в фильме Фолкнера) «a trois», обилием скрытых смыслов и кодов напомнивший эшеровские лабиринты.

Начинающий писатель Чонсу встречает Хаэми и, переспав с ней, временно теряет ее из виду. Потом, вновь встречает ее, но уже в компании Бена — передвигающегося на «Порше» скучающего плейбоя из элитного района Сеула, воспетого PSY. Чонсу любит Хаэми, но та предпочитает компанию Бена. Это еще не «Жюль и Джим», но, конечно, уже треугольник. И разрешится он по-особенному.

Первая часть «Пылающего» — умелая обманка, набивший оскомину малособытийный слоу-муви с диегетическим нарративом под музыку Моуга (немного смахивающую на рифы Кудера), в обрамлении флегматичных мастурбаций и кормлений кота-фантома. Сюжетная линейность и смысловой императив испаряются вместе с инфернально красивым танцем Хаэми под косячок на закате (привет Антониони и его сублимированной Африке из «Затмения»), переводя «Пылающего» из фильма про трагичную любовь на троих в регистр онейрической притчи с раздутым до неприличия закадровым действием. Вот здесь и начинается самое интересное. Чан Дон проделывает хитрый кунштюк, на этот раз окончательно реанимируя идеи великого итальянского певца некоммуникабельности (а в сценах с мимами — почти дословно цитируя его) и, добираясь до фундаментальных универсалий — разобщенности, непонимания, отчуждения между людьми, превращает фильм в сложносочиненную мифологему о том, что все окружающее героя и нас, зыбко, иллюзорно, существует, возможно, лишь в воображении, не поддается окончательному пониманию и познанию, ловко используя для этого ложнодетективную оболочку. Очередная реинкарнация агностического антониониевского «Фотоувеличения» проходит под эллиптический монтаж, невероятную атмосферность каждого кадра и аккомпанемент параноидальной (в стиле раннего Полански) ажитации главного героя в обрамлении теплиц, детских воспоминаний, снов и курсирования от окраин к Гэнгаму и обратно. Кореец настойчиво имитирует действие, которого давно нет, но, парадоксальным образом, несмотря на все длинноты и постепенности, напряжение фильма множится как пузырьки в вскипающей воде. Чан Дон с пессимистическим остроумием щедро разбрасывает ложные макгаффины (кот, колодец, часы), ни один из которых ни на миллиметр не приближает к правде, а наоборот оставляет стойкое ощущение неустойчивости пошатнувшегося сознания, смешения реальности и вымысла, как в лучших образчиках «наркотического кино», с лихвой покрывающие внешнюю бессодержательность, неприличное пренебрежение к фабульному развитию и увядший темпоритм. Разуверившись в возможности познать истину, Чонсу оказывается в «Платоновой пещере» и, отчаявшись в попытках найти ответы на мучающие вопросы (в фильме это выглядит несколько иначе — Чонсу наоборот КАЖЕТСЯ, что он все понял), решается устранить все сомнения одним махом. И устраняет.

Фильм Чан Дона тем и хорош, что располагает к диаметрально противоположным — до апофении — трактовкам основного месседжа: от откровенно солиптических (нет Хаэми, нет Бена — все это лишь плод воображения и ипостаси Чонсу, этакие «Игры разума» или карпентеровские «В пасти безумия») до сугубо прикладных, общественно-политических (здесь все сводится к банальной социальной стратификации, ненависти бедных к богатым — видимо, Чан Дон, умело выполнил завет самого знаменитого и ныне здравствующего французского «волновика» и снял кино не о политике, но политически. Ведь периодически звучащий голос северокорейского соседа у жилища Чонсу неслучаен. Другое дело, что и эту политическую коннотацию кореец превращает в метафору пограничности ситуации). Отчасти правы все. Тем и хороша чандоновская концепция, что не так важно, были ли кошка и колодец и кто, в конце концов, этот гражданин соврамши. Кореец хорошо отличает свободу факта от свободы притчи, сделав вещь в себе, многогранный и многоуровневый ноумен, от того более сильный, глубокий и хорошеющий на глазах от множества трактовок (в том числе причин, поведенческих мотивировок действий Чонсу — от Эдипова комплекса и ушибленности с детства нелюбовью до банальной ревности-зависти) и того, что однозначно осмыслить и дать единственно правильный ответ нельзя. Трактовка картины также иллюзорна, как материя самого фильма, ускользающая от окончательного и бесповоротного понимания и не подлежащая доказательству. «Этот мир похож на головоломку» — звучит фраза в фильме. Фильм Чан Дона — тоже. Как говаривал старина Эксл Роуз, Use Your Illusion.

8 из 10

Правда или ложь? Это как посмотреть. Гораздо легче, представить, что этого просто нет, чем думать о том, что это должно быть. Она с легкостью ест воображаемые мандарины. «Просто нужно не думать, что здесь есть мандарины, а забыть, что мандаринов здесь нет.»

Фильм снят по мотивам рассказа Харуки Мураками «Сжечь сарай» и надо сказать режиссёру удалось из небольшой истории развернуть целый мир, дополнить, усилить, а местами изменить жизни героев.

По сюжету, молодой парень Джонсу из бедной семьи встречает подругу детства Хемми, у них завязываются отношения, которые прерываются ее поездкой в Африку. Почему в Африку? Потому, что у нее есть накопления и почему бы не поехать в Африку. Она просит присмотреть его за своим котом, но вот существует ли кот на самом деле? Она считает, что да. Спустя время, Хемми возвращается, но не одна, а с Беном — и этот паренек явно относится к золотой молодежи, безмятежен и полон тайн. Весь фильм мы наблюдаем за любовным треугольником, который в финале заканчивается катастрофой.

Но главное, фильм легонько подталкивает нас к размышлениям о морали. И это история о том, что кое-кто может себе позволить делать то, что запрещено, и не испытывать при этом ни малейших угрызений совести. А собственно почему нужно их испытывать? Ведь можно так рассудить, что нанося урон, причиняя вред, ты на самом деле даже дело делаешь, освобождаешь, избавляешь то, что так и просит избавления. И ничего плохого в этом нет. Как и в том, что идёт дождь, и разрушает потоком воды шаткие крыши домов в трущобах. Никто ведь не судит за это дождь.

Метафоры, контрасты, иллюзии, двойственность, размышления: «сложнее всего увидеть то, что близко»; «голод тела или голод духа?».

Весь фильм не покидает чувство таинственности, странности происходящего. Все вроде понятно, но в какой-то момент может поплыть и поставить реальность под вопросом.

«Высасывает чувство реальности, жуткое ощущение» — эта фраза из рассказа в точности отражает фильм. Музыкальное сопровождение местами погружает в транс — ритмичные барабаны, словно сердцебиение, задают темп. Лай собак, крики птиц, дрожание камеры — все это отлично работает на погружение в мрачный мир, где что-то вот-вот должно случиться.

Интересно наблюдать за игрой Стивена Яна (известному по сериалу «Ходячие мертвецы»), хоть иногда может показаться, что он просто играет самого себя. А вот дебют юной актрисы Чон Джон-со невероятно прекрасен — ее игра живая, естественная, настоящая.

Напряжение к концу фильма растёт.

И, как в любом хорошем фильме, здесь есть знаковая, атмосферная сцена, и это без сомнения закат, который герои встречают на крыльце бедного дома Джонсу, делятся своими самыми сокровенными тайнами.

И, да, кстати, почему «Пылающий»? Оригинальное название фильма «Burning» подходит фильму куда лучше.

9 из 10

Большая часть повествовательных методов, различные эмоциональные подтексты, описательные структуры, адаптационные отсылки, философские подходы и иные существенные факторы, составляющие общую концепцию фильма, уже раскрыты иными рецензентами, самим режиссером и профессиональными критиками с учетом произведения Х. Мураками, поэтому этот отзыв будет больше о впечатлениях.

Наблюдать за тем, как неторопливо, но вместе с тем до боли истерично и с особой нежностью автор укладывает твое воображение в раскаленный идейный сотейник, достаточно сложно, но вместе с тем невероятно приятно. Ненароком всплывают кадры из картин прекрасных А. Тарковского («Жертвоприношение»), Т. Китано («Куклы»), Ф. Феллини («Дорога»), Фэна Сяогана («Я не мадам Бовари»), в некоторых моментах и Р. Линклейтера («Отрочество»). Эти воспоминания или внезапные флэшбэки лишь проецируют твою латентную любовь к метафорам, неспешности, да и вовсе делают тебя Марселем Прустом, но Прустом-зрителем под аккомпанемент гортанных звуков африканских барабанов, заходящего солнца и теплых разговоров у умирающе-холодного пустынного костра.

Вы видели когда-либо настолько красивый танец рук на фоне приграничных зон (тут есть определенный политический и исторический подвох — отношения между Республикой Корея и КНДР, двусторонние отношения между Республикой Корея и Японией), карликовых деревьев, апельсинового цвета гигантской звезды, что твое тело испытывает доселе невиданное и непознанное наслаждение? Впервые! Таким образом, единственной адекватной реакцией на все происходящее — слезы, причем по-детски искренние и по-взрослому прочувствованные.

Андрогинная сексуальность героев, неопытный контакт, маниакальное возбуждение, телесное влечение — все это кривая катастрофа, небрежный ворох и гулкий всплеск приближающегося катарсиса, обрывочной и шероховатой замкнутости томящегося желания героев просто быть, существовать. Во фразах я услышал глухой ведерный шепот, почти колодезный, почти еле слышный и удаляющийся вглубь неправильных страхов и неверных выводов. В движениях усмотрел нарочитую усталость, сутулость, неловкость, иерархичность жестов, ну, и, конечно же, социокультурные парадигмы.

В конечном итоге мы немедленно сгораем, прижимисто капаем на землю, словно подожженная клеенка, но не тлеем, а преобразовываемся в новую форму, по-прежнему любим, а после необдуманно мстим, оголяемся пружиной эмоционального перенасыщения и бежим без оглядки, наверное, потому что страшно.

Молодой парень по имени Чон-су, работник службы доставки, влюблён в свою подругу Хэ-ми, с которой он вместе учился. Однажды Хэ-ми уезжает в Африку, чтобы найти себя, а когда возвращается из неё, знакомит Чон-су со своим новым другом Беном. Поначалу молодые люди просто хорошо проводят время вместе, но однажды Бен рассказывает о своём необычном хобби. С этого момента жизнь героев меняется невероятным образом.

Новая картина этого южнокорейского артхаусного постановщика Ли Чан-дона начинается как романтическая история, однако романтики в ней ни на грош. В основе сюжета фильма лежит рассказ Харуки Мураками «Сжечь сарай». Описанная ситуация могла случиться где угодно, чувства всех трёх героев — от взаимного притяжения до острой ревности — легко понять и разделить. Девушка никак не может выбрать между двумя кавалерами — и они проводят время втроём, все чаще чувствуя висящее в воздухе напряжение. К чему всё это приведёт становится понятно по истечении первого часа экранного времени.

Я честно, даже представить не могу, кто здесь что увидит. Но то что эта картина заставит вас обратить внимание на все детали и нюансы — это точно. Ведь каждая малая часть может повернуть сюжетный ход по новому, и в принципе все предыдущие догадки могут рухнуть как карточный домик. Уверен, каждый останется при своём мнении.

Ведь абсолютно все трое — разные и со своим внутренним стержнем, они охвачены «великим голодом», который, согласно верованиям африканских бушменов, отличается от «малого голода»: малый можно насытить едой, большой — лишь познанием мира и себя. Кто на что направлен?

По сути здесь масса социальных пластов и подспудных слоев, превращающих фильм в реальную головоломку не для всех. Смыслы упрятаны и завуалированы один в другой, как в простой шкатулке с секретом, к которой так сложно подобрать нужный ключ. Поверьте, ключ даже не потерян, его реально ещё не создали. Отсюда геройские мучения во всём: в любви, в действиях, в словах и внутренних фобиях. Всё точки по сути расставляет финал, к нему ведёт неспешная драма плавно перетекающая в детективный триллер, чтобы оборваться резко и так «эпично». Каждый зритель удивится своему терпению.

8 из 10

Корейский фильм «Burning» видимо очень заинтересовал определённые круги людей, заставив их размышлять о высоком. И почти все как один пишут, что это невероятно философский фильм, экзистенциальная притча, многогранная драма о человеческой сущности и о самых тёмных уголках людского бытия (да-да наверняка именно об этом режиссёр и думал, когда снимал фильм). У всех мнения по поводу того, что хотел сказать режиссёр, расходятся, а объективно подлинной идеи, как это водится, не существует. Ну а лично я предлагаю пока оставить поиски глубинных смыслов кинокритикам и прочим умникам и поговорить о довольно простых вещах, которые должны быть понятны каждому. Ведь тут и помимо этого есть, что обсудить. Не правда ли?

В первую очередь, это очень качественный триллер, сделанный по всем канонам жанра. Он спокоен, холоден и расчётлив. А самое главное, он обладает нешуточным напряжением, которое проходит нитью через весь фильм и понемногу увеличивается с каждой сценой, чтобы в итоге выстрелить в зрителя целой картечью, оправдав тем самым всё, что происходило в фильме ранее. И больше всего в этом аспекте мне нравится эдакая элегантность, с которой режиссёр преподносит свою историю. Ему явно не нужно показывать сплошную жесть на экране, чтобы вызвать хоть какие-то чувства у смотрящих. Достаточно всего нескольких грамотно выстроенных сцен, а дальше зритель уже сам будет с нетерпением ждать следующего поворота сюжета.

Хорошему саспенсу сопутствует и шикарная атмосфера, которую не поленились создать авторы. Здесь прохладное и неуютное ощущение потерянности героев и настоящей паранойи граничит с абсолютно равноценным чувством какого-то тёплого, приятного и по-хорошему бытового уюта. Самым ярким примером этого (лично для меня) являются встречи главных героев друг с другом в кафе и обыденные посиделки с друзьями Бена. Ведь ты отчётливо понимаешь, что за всем этим может скрываться что-то зловещее и поистине пугающее, а может и не скрываться. Это видимо как ты сам для себя определишь, потому что однозначного ответа на события фильма в итоге так и не даётся.

Подыгрывает атмосферной истории и действительно выдающаяся операторская работа. Скажу так: этот фильм явно снимал не дилетант, это видно даже невооружённым глазом. Абсолютно ровные, плавные кадры и очень красивые планы улиц, едущих машин (изнутри и снаружи), людей, деревни, да чего угодно, дарят настоящее физическое наслаждение от просмотра. Съёмку часто недооценивают, говоря, что самое главное в фильме содержание (может и так), но на самом деле один правильно подобранный кадр может перевернуть твоё восприятие фильма с ног на голову. Он может, например, усилить в несколько раз саспенс, что тут и происходит, в общем-то. Не обошлось тут и без пронзительного саундтрека, который в разные моменты может звучать как очень мило, так и весьма гнетуще.

Хочется отдельно отметить и любопытных персонажей. Нет, я не буду говорить о том, что внутри каждого из них сидит зверь, который готов в итоге вырваться наружу и, что все они тянуться через метафорические поступки к огню, чтобы утолить свой «великий голод» и всё в таком духе. Уж простите, но это бред. Такие определения подходят ко всем героям по кусочкам, но никак не укладываются полностью в одного конкретного. Идея про зверя подходит только главному герою. А огонь можно заменить любым абстрактным знаком. И что, многое от этого поменяется? Ну а определение и существование «великого голода» для меня, если честно находятся под большим сомнением, чтобы вот так заявлять, что это главная идея всего фильма.

А вообще, я имел в виду, что персонажи сильно отличаются друг от друга и обладают взаимодополняющими характерами. По крайней мере, в рамках их необозримого любовного (или не любовного) треугольника их действительно можно сопоставлять друг с другом как угодно, и всё будет подходить прекрасно. То есть, во время просмотра нет эмоциональной привязанности к одному конкретному персонажу, потому что они самостоятельные личности, прекрасно существующие в своём треугольнике. В то же время, у себя в голове из любых героев можно образовать психологическую пару, и каждого из них можно представить в этой связке лишним. Лишним, то есть тем, кто на самом деле ничего не понимал, и кого обвели вокруг пальца. Это очень интересная концепция, мне кажется.

И как, разумеется, не сказать про актёров? Как это часто бывает в корейских фильмах, актёрская игра предстаёт тут в несколько иной форме, отличающейся от привычной. Она может показаться посредственной, безэмоциональной или даже несколько атрофированной. То есть Станиславский, скорее всего, сказал бы своё фирменное «Не вею!», но от этого (как ни парадоксально) их игра не стала бы хуже. Ведь тут актёры прекрасно передают глазами всё, что нужно знать об их персонажах. А ещё давно заметил, что одна скромная улыбка или слезинка на лице актёра в таком фильме может говорить намного больше, чем момент, где передовые голливудские артисты изо всех сил стараются рыдать, изображать истерику, нервный срыв и т. д. А насчёт Стивена Ёна, ещё в «Ходячих» было понятно, что он неплохой актёр. Так что был бы очень рад видеть его в таких необычных картинах и дальше. Думаю, что это реальный прогресс для него.

В целом, фильм даже не хочется за что-то ругать. Все минусы, которые можно найти, очень субъективны. Да, например кому-то из-за медленного ритма повествования фильм может не понравиться и показаться очень скучным и затянутым, и он будет по-своему прав. Ну а тот, кому фильм зайдёт, при таком же неспешном ритме, возможно, будут ловить кайф от каждой сцены. И такого тут полно, так что не вижу смысла писать об этом.

В общем, хотел бы посоветовать данную картину всем любителям хороших триллеров и вдумчивых фильмов. Да и тем, кто просто соскучился по необычному кино.

А что по части всяких философских замыслов, якобы скрытых в фильме, выискивания в нём разных социальных и бытийных подтекстов и приклеивания ему разных красивых ярлыков? Лично я не считаю этот фильм каким-то глубочайшим экзистенциально-философским этюдом, но, по-моему, от этого он только выигрывает, ведь это итак интересная и цельная история. А своё личное мнение по поводу значения тех или иных деталей и аспектов картины я, пожалуй, оставлю при себе. Не в этот раз.

9 из 10

«Пылающий» — не то детектив, не то социальная драма, не то триллер, не то комедия легкого абсурда, материя бесформенная, но не невесомая — сумевшая преодолеть зыбкое очарование Мураками, не покончив с собой. В руках Чхан-дона «Сжечь сарай», сохранивший завязку и несколько сюжетных ходов, остался таким же мимолетным, но рассредоточенным во времени моментом; легкость повествования преображается в медитативную, а порой и тягостную созерцательность, отстраненная возвышенность — в тщательный, но такой же высокий взгляд, зыбкость — в еще больший туман, кажущийся отчетливым вблизи.

Фильм Чхан-дона — слишком полное высказывание, способное, кажется, эманировать от собственной полноты. С заметной, слишком заметной линией триллера, становящейся очевидной после первых намеков на корейского Гэтсби, здесь удачно соседствует социальная драма, размышляющая на тему новой корейской молодежи, ставшей далекой от прошлого до его равнодушия, лишенной многого, но забывающей, что «мандарина нет» (трюк, ставший главным для всех проявлений сюжета «Пылающего»), экзистенциальная притча, разворачивающаяся из главной фразы про сжигание сараев, ветхих обломков прошлого, которые сами указывают на себя, — притча, мастерству исполнения которой позавидовал бы Сартр, если бы перенял эту странную смесь фаталистичного экзистенциализма, по которой отец Джонсу, всю жизнь страдавший от приступов гнева, со смирением принимает тюремный срок, не проронив ни слова, Бен, главное воплощение утонченного гедониста на манер Гэтсби, просит не у бога, а у себя, и отправляет в огонь накопившийся сор — избавляя от него не только себя, а Джонсу — писатель без романа, «осуществляющий» себя в рассказе (существование предшествует сущности), — все же испытывает влияние символической фигуры отца, гнев которого когда-то заставил его сжечь вещи ушедшей от них матери. Это, наконец, и легкая мелодрама, неуклонно скатывающаяся в сторону абсурда. Медлительное повествование позволяет раскрыться всему, оставляя время и на созерцание нескольких красивых сцен (хотя их большая часть слишком привычна, не оставляя никакой памяти о себе), но часто сбивается в комок, предельно концентрируя смыслы и напряжение, которого не вызвал бы ни один «чистый» триллер.

Соединив жанры, переработав сюжет, наполнив его новым, но не лишив главного, Чхан-дон оторвался от оригинала, не пытаясь подражать старому рассказу Мураками; все старое прошло, его фильм — о новом. Слоган «у каждого есть своя тайна» воплощается в своей предельности — каждый есть своя тайна, кроющаяся от всех и неспособная раскрыться, как бы того ни желала. На первый взгляд, об этом весь сборник рассказов Мураками, мучительно глядящий на невозможность трансценденции, пытающийся прикоснуться к следу светлячка и каждый раз чуть-чуть не дотягивающийся, но субъект Чхан-дона сосредоточен до предела, предвещая скорое схлопывание — и полную замкнутость на себе. Неслучайно немотствующий Джонсу, время от времени разражающийся придурковатым выражением лица или до крайности идиотскими фразочками, остается так безучастен — роль самопогруженного рассказчика не оставляет ему иного выбора, и Джонсу молчаливо глядит на спектакль, разыгрывающийся перед ним, актеры в котором нет-нет да подмигнут: «Все правильно, Джонсу?»

Правда, для двух с половиной часов молчание, прерываемое всхлипами инструментов, оказывается слишком звенящим. Его монотонность утомляет, как и странные заброшенные крючки, затерявшиеся где-то в тине — вроде избыточных для сюжета звонков от неизвестных, молчащих в трубку, фицжеральдовских намеков Бена в духе «я хочу рассказать тебе свою историю, Джонсу», забывшиеся в середине картины, или постоянных звонков на мобильный телефон, провоцирующие все новые сцены, но надоедающие своей предсказуемостью. Предсказуемостью здесь веет от многого — сочетание триллера и детектива возводят ее в квадрат, но даже точка в сюжете становится лишь жирной запятой, обрывающей, но не останавливающей жизнь, продолжающей лететь, не замечая нашего изумления перед только что увиденным, не пытаясь объяснить, но стремительно зовя за собой. «Пылающий» многогранен — даже слишком, его тяжело воспринять во всей полноте, и хотя бы одна из линий (например, довольно поверхностная детективная) просит исчезнуть насовсем, не желая заслонять свет остальному.

Впрочем, из «Пылающего» не стоит ничего убирать: он сам, ведомый экзистенциальным порывом, осуществляет себя, целиком превращаясь в загадку. Быть может, в этом и состоит его сущность.

7 из 10

Можно лишь предполагать, что подвигло корейского классика Ли Чхан-дона положить в основу своего первого за 8 лет фильма не самый очевидный рассказ японского космополита Харуки Мураками. И тем лучше, что в руках режиссёра эфемерная «история трёх», переиначенная на корейские лад и быт, обрела полнокровность и осязаемость.

Вернувшийся из армии начинающий писатель Ли Джон-су (Ю А-ин, удивительно похожий на молодого Мураками), встречает забытую знакомую детства Шин Хэми (Чон Джон-со), подрабатывающую аниматором при одном из многочисленных торговых центров. Очаровательная Хэми — сделавшая пластическую операцию красавица, начинающая модель, мастер пантонимы и любительница путешествий. После возникшей между ними сиюминутной любовной связи, девушка отправляется в Африку, наказав Ли приходить кормить её (полу)воображаемого кота. Несколько месяцев спустя, разбавляющего рефлексию и одиночество сельскими хлопотами Ли внезапно застает звонок от Хэми с просьбой встретить её в аэропорту.

Шин возвращается в компании встреченного в Африке загадочного и очень состоятельного друга — «современного Гэтсби» Бена (Стивен Ян), не то яппи, не то мажора. Пару дружеских посиделок спустя выясняется, что у Бена есть странное и немного пугающее увлечение.

Медитативная тягучесть «Пылающего» может поначалу ввести в заблуждение и заставить хлопнуть дверью кинозала. Но не стоит позволять сбить себя с толку — на фоне простых внешне зарисовок корейского быта растёт внутреннее напряжение фильма, сюжетные линии начинают ветвиться будто сложная кровеносная система неведомого существа, а смысловое наполнение рассыпается на множество уводящих по ту сторону бытия недосказанностей, чтобы в последний момент сомкнуться и прийти к грандиозному финалу.

Бездонная образность фильма — во многом заслуга оператора Хон Гён-пхё, как-то умеющего случайным кадром поймать целый мир — будь то горящая заброшенная теплица, отелившаяся корова или танцующая в мареве пригородного заката сверхъестественно прекрасная Хэми.

Наблюдать за переполняющими картину смысловыми играми в ключе постулата Беркли — «esse est percipi» (существовать значит быть воспринимаемым) тут безумно интересно, хотя и чревато — «Пылающий» убедительно показывает, что назад в осязаемую реальность можно и не вернуться.

Абсолютный лидер критиков в этом году, который получил от них самый высокий средний бал за всю историю Канн, но которому в итоге не дали ни одной премии, явление и впрямь выдающееся, стоящее особняком в череде очень многих психологических триллеров.

Культура Южной Кореи в начале XXI столетия продолжает переживать свой рассвет, и ее кинематограф, которому сегодня удалось вырваться в бесспорные лидеры в дальневосточном регионе, — самое яркое тому подтверждение. Предыдущая работа Ли Чхан Дона, проникновенная драма «Поэзия» (2010), увезла из Канн приз за лучший сценарий. Спустя восемь лет бывший министр культуры Южной Кореи вернулся на Лазурный Берег с «Пылающим», вольной экранизацией рассказа Харуки Мураками «Сжечь сарай», в которой режиссер преломляет первоначальный сюжет, углубляет и расширяет его, чтобы превратить в густую смесь драмы, мелодрамы и психологического триллера. «Пылающий» в результате на несколько голов поднимается над своим литературным первоисточником и в какой-то момент превращает в романтическую зарисовку с любовным треугольником в пугающий и завораживающий триллер, достигающий метафизических высот.

Невидимая нить связывает троих: главного героя, его возлюбленную и ее нового друга, встреченного во время путешествия в Африке. Сюжет обещает одно исчезновение, много тайн и недоговоренностей, сквозь которые придется прокрадываться к огню, горящему где-то внутри каждого из персонажей. Но только огонь ли это?

Немного это похоже на «Фотоувеличение» Антониони: ключей к трактовке действительности не отыскать. Что только кажется, а что реальность? Ответить на этот вопрос в очередной раз невозможно. Иллюзорность правит бал. Как та самая пантомима с очищенным мандарином, которую показывает героиня в начале и в которой мандарина-то нет. Как кот, живущий в ее квартире, одновременно присутствующий и отсутствующий. Как человек, который, словно мираж, исчезает без следа и объяснений из жизни. Вечны только пустота и одиночество. Жизнь — головоломка, и решить ее никому не под силам. Всякий остается для другого великой загадкой. Никого из окружающих постичь и понять невозможно. Человек прикован исключительно к собственному «Я» и его мир, в сущности, — только его «Я».

А за всем этим — еще одним штрихом — социальный пласт сюжета с неравенством и несправедливостью иерархии, провоцирующей фрустрацию и доводящей человека до крайности, сводящей нити сюжета к неожиданному и грозному финалу.

Созерцательный в плане изображения, по-восточному медитативный, тематически многослойный и настроенческий фильм. Пожалуй, одно из самых сильных киновпечатлений с начала года.

9 из 10