Рецензии

Иран считается самым европеизированным центром киноиндустрии арабского мира в части сохранения своего сочетания свободных и исламских традиций, где имеет место занятие проституцией, адаптации американский произведений и сфера преступлений, однако женщины всё ещё покрывают головы платками. В этой связи иранское кино имеет широкий экран за пределами своей части еврайзийского континента и своей страны, будучи широко представленным на всех фестивалях без исключения.

Асгар Фархади к сорока пяти годам уже умудрился отхватить две награды киноакадемии за лучший иностранный фильм, изящно передав локальную историю в первый раз, и попав во второй под политические реверберации, что неотъемлемо поддерживают свою искру в сегменте теории заговора. Сложно не признать, что проблемы со въездом и публичный отказ от него приблизили ленту к статуэтке, но также сложно не признать достижения как самого режиссёра, так и сферы иранского кинематографа.

«Коммивояжёр» вышел на экраны довольно стремительным марш-броском, откуда также стремительно исчез, однако со множеством сомнений, возникших, в том числе и из-за уже упомянутых политических мотивов. Очередная семейная жизнь иранской пары также не прибавила вистов ленте, вместе с длительным пояснительным разгоном о жизни иранской интеллигенции, уложившимся до получаса экранного времени, она откровенно подтолкнула дальнейшее восприятие произведения к тяжёлому и бренному существованию, что, однако, впоследствии не оправдалось и решительно было опровергнуто. В развёрнутом виде «Коммивояжёра» можно определить, как попытку создать саспенс в европейской накладке иранского мира, прилюдно откинув бытовое оформление и перейдя к классическому психоанализу расширяющейся девиантности своих героев.

Структура сценария имеет классическую модель смежности действий, выставляя в параллель историю жизни героев и историю, которую они разыгрывают в своей пьесе. Эта схема уже находила своё применение и до сих пор не теряет своей рациональности. Композиционная часть представлена открытой драматургией, с ярко выделенным трёхступенчатым сюжетом. Широко раскрыты образы героев произведения и даны в противовес им яркие персонажи вторых планов. Границы происхождения ленты размыты своей унификацией, иначе бы это могло в очередной раз превратиться в исламского рода притчу о сложности судьбы, а после заниматься отпугиванием потенциальных зрителей своей закрытостью и пессимистичностью.

Согласно заявлениям самого режиссёра, он прервал работу над своей испанской лентой ради съёмок данного фильма, история которого внезапно, как говорится, «полностью распахнула для него свои двери». Было это выражено в наращивании структуры параллельно разыгрываемой пьесой, что, не исключено, нашло своё влияние именно работой в Европе. Стоит отметить, что именно эта часть — пьеса Артура Миллера и её репетиция выглядят самым слабым звеном в повествовании. Они хорошо подчёркивают возвышенность героев, культурную прослойку современного свободного арабского мира, постановка весьма органично завершает картину и перекликается с последней сюжетной сценой, однако столь же незаметно и бездоказательно она смотрится большую часть ленты, являясь усталым лирическим отступлением, когда развитие основной истории требует отдыха и отхождения.

Делать это истории приходится часто. Во-первых, игра Шахаба Хоссейни выглядит довольно монументально, но, вместе с тем, происходит весьма объяснимый перегруз героя, сначала бытового плана, после — эмоционального, связанного с давящей процедурой отмщения. Во-вторых, линия повествования сосредотачивает своё вниманием именно на этих эмоциях, всё чаще прорывающихся, но всё ещё сомнительных и нерешившихся. Их шаг как раз и осуществляется за счёт перехода в эскиз репетиции и возвращения обратно, что позволяет сюжету двигаться как по верёвочной лестнице, аккуратно помогая себе свободно болтающимся тросом, чтобы придерживаться или подтянуть себя.

Раскачивая сюжет из стороны в сторону Фархади расставляет своих героев в противоположные углы — из-за свершившейся трагедии уже муж не способен понять её жену, своей прямолинейностью выбирая борьбу с фактами и ставку на собственную мужскую профпригодность, теряя из вида внутренние противоречия супруги, её ассоциацию своего тела с телом падшей женщиной и вопросом, как после этого жить дальше. Никто не узнаёт и не пытается поведать, что же произошло на самом деле — обходясь без полиции, боясь испортить собственное добропочтенное имя, они бегут за собственными призраками или же скрываются от них, предпочитая размывать свою личность самостоятельно, чем быть размытым падающей лавиной голосов со стороны.

Самый известный иранский режиссер Асгар Фархади создал фильм в своем фирменном стиле, узнаваемым уже во всем мире. Но если его творение «Развод Надера и Симин» было ярким и запоминающимся, и не смотря, на жанр социальной драмы, динамичным, то «Коммирвояжер» не смог дотянуться до его уровня.

Если в начале фильма было весьма интересно знакомиться с героями, то к середине, интерес заменился тягостью. Кажется, что режиссер раздул из мухи слона. Поступки героев становятся нелогичными. Конечно, в начале, можно свалить все на испуг, но дальше чувствуешь лишь раздражение.

И актерская игра здесь не причем. Главные актеры, Таране Алидости и Шахаб Хоссейни, настолько естественно вжились в своих героев (движения, взгляды, фразы), что порой кажется, где-то спрятана скрытая камера, а перед нами простые люди. Актерская магия в фильме оживает благодаря уже проверенному трио. Асгар Фархади и его главные персонажи, уже не первый раз работают сообща, видимо, понимая уже друг друга с полуслова.

Но даже этот, разумеется, большой плюс, не спасает творение, не смотря ни на что, культового иранского режиссера от вязкости происходящего на экране.

Не для кого не секрет, что Асгар Фархади получил свой второй «Оскар» по политическим мотивам, в результате протеста голливудской киноиндустрии против иммиграционной политики Трампа, но поистине удивительно, что этот второй оскароносный проект Фархади получился столь скучным и безнадежно провинциальным, набирая хоть какой-то повествовательный драйв лишь в финале, он заведомом проигрывает обладателю первого для Фархади «Оскара» - «Разводу Надера и Симин», который представлял собой один целостный ударный эпизод.

Совершенно не понятно, зачем понадобилось режиссеру история с постановкой «Смерти коммивояжера» Артура Миллера, в которой принимает участие школьный учитель, главный герой картины. То ли это подражание «Бердмену», то ли что-то еще, но эта история не играет никакой роли в повествовании, ибо безумие Вилли Ломана, с которым хочет соотнести одержимость главного героя Фархади, была результатом усталости от повседневности, столкновением иллюзий «американской мечты» и суровой реальности. В экранизации пьесы Миллера Шлендорфом, постановщик обратил внимание на то, что само пространство, в котором существует Ломан как бы распадается, превращается во временную воронку, в которой он тонет.

Повествование же и вещественная среда, в которой существуют герои Фархади, сугубо реалистически подано, в нем не за что зацепиться барочному темпераменту пьесы Миллера, потому история с ее постановкой, выглядящая как попытка придать реалистической истории символический подтекст, не срабатывает, утяжеляет и без того лакунарный нарратив. Фархади не удается создать столь же целостную, без провисаний и пустот историю, как это было в «Разводе Надера и Симин», где социальная проблема стала увеличительным стеклом, через которое становится видно, сколь взрывоопасны в исламском мире гендерные столкновения.

В «Коммивояжере» история избиения и изнасилования замужней женщины, тактично спрятанная режиссером фигурой умолчания (здесь он, говорим это без иронии, проявил себя как очень внимательный и интеллигентный постановщик, усилив эпизоды до и после отсутствующих ударных сцен), нагружена необязательными фрагментами бесед и ссор. По законам кинодраматургии, необходимо очень четко проводить повествовательную нить, где каждая сцена развивается в последующей, и не должно быть необязательных эпизодов, удаление которых делает любой монтаж более динамичным и насыщенным драматизмом.

Глядя «Коммивояжера», возникает ощущение, что режиссер всего этого не знает, то есть элементарных составляющих своей профессии, будто не он, а кто-то другой поставил «Развод Надера и Симин», картину, в которой повествование было настолько плотным и эмоционально насыщенным, что вызывало ощущение, что картина снята за один съемочный день. Однако, ближе к финалу, не дробя, но наоборот увеличивая продолжительность сцен, Фархади добивается от зрителя эмоционального отклика, а от актеров, которые в целом играют достаточно хорошо (как всегда в иранском кино) мощной самоотдачи.

Сцена объяснения героя с потенциальным преступником на квартире, постепенное раскручивание эмоционального узла, накопление и выплескивание агрессии, обоюдоострый обмен аффектами выглядят достаточно убедительно и, хотя бы частично, компенсируют негативное впечатление от картины. Режиссер показывает, что на самом деле умеет снимать ударные эпизоды, а также использовать литоту в необходимых случаях, однако, при отсутствии хорошего сценария, способен спустить на тормозах все свое мастерство.

В этом смысле Фархади – режиссер честнее Панахи, ибо если у него не получается картина, то он утяжеляет ее при монтаже необязательными эпизодами, лишая лаконизма и целостности, в то время как его соотечественник, при отсутствии хорошего сценария, создает вязкое, липкое повествование, в котором трудно отличить важное от необязательного, из-за чего эффект скуки еще сильнее, чем у Фархади. Будем считать, что режиссера «Коммивояжера» сгубил сценарий, в котором была плохо прописана структура (с завязкой, кульминацией и развязкой), а вовсе не отсутствие у него профессионального мастерства.

Супруги Эмад и Рана живут спокойной, безоблачной жизнью, днем работают, а вечером участвуют в театральной постановке знаменитой пьесы Артура Миллера «Смерть коммивояжера». Но вынужденная смена квартиры вносит разлад в их размеренное существование — выясняется, что в ней жила весьма фривольная дама, которая часто принимала у себя мужчин. Но это еще не самое страшное — однажды на Рану кто-то нападает и мучимая стыдом и страхом женщина перестает видеть в своем супруге защитника и надежную опору.

Свежеиспеченный лауреат премии «Оскар» в номинации «лучший иноязычный фильм» и двукратный призер Каннского МКФ (лучшая мужская роль, лучший сценарий) — уже вторая картина иранского режиссера Асгара Фархади, завоевавшая статуэтку Американской Киноакадемии («Развод Надера и Симин») в подобной категории. Несмотря на то, что фильм часто позиционируют как триллер, а Фархади сравнивают с Хичкоком, данное кино имеет к этому жанру весьма опосредованное отношение. Да, постановщик определенным способом умеет нагнетать экранное напряжение, но извлекает его больше из взаимоотношений персонажей, вызывая у зрителя чувство не тревожного ожидания, а душевного томления. «Коммивояжер» оказался, может, слегка прямолинейным в плане аллюзий, но весьма тонким, неглупым, и, что самое главное, прекрасно сыгранным фильмом — игра Шахаба Хоссейни и Таране Алидости безупречна и полна важных психологических нюансов. Сам сценарий, содержащий немало отсылок к идеям пьесы Миллера, пытается охватить множество разнообразных вопросов — от потери доверия к супругу и мучительного давления патриархальной общественности (мысль о том, что люди могут подумать о Ране, проживающей в квартире проститутки, изводит несчастную женщину больше, чем само нападение) до размышлений о целесообразности наказания за совершенное преступление, когда перед Эмадом открываются довольно неожиданные обстоятельства этого происшествия. Что самое приятное, в отличие от большинства фестивальных лент, картину легко смотреть — несмотря на сугубо реалистичную манеру съемки и бытовой язык. В данном случае подобный нарратив не вызывает неприязни и не утяжеляет повествование лишними элементами, которых Фархади старается избегать, ведь, что самое главное, он не льет сюжетной воды и не раздувает ненужной бытовухой хронометраж до бессмысленных трех часов, чем очень любят грешить европейские режиссеры.

8 из 10

За второго в своей режиссёрской карьере «Оскара» (сеьёзное достижение для иностранца) Асгар Фархади должен был бы поблагодарить, в первую очередь, Трампа. Если бы не дискриминационный указ об ограничении въезда из семи арабских стран, под каток которого попали и граждане Ирана, судьба приза за лучший фильм на иностранном языке, вполне вероятно была бы иной. Ведь в финал вместе с «Коммивояжёром» попали, как минимум, и сложный психологичный «Тони Эрдманн» (о голливудском ремейке которого уже объявлено), и тонкая философско-лиричная «Вторая жизнь Уве», каждый из которых достоин награды не меньше картины иранца, и каждый из которых показывает своё национальное видение мира. Но утверждать, что победа «Коммивояжёра» — это только политика, было бы не менее неправильно.

Если остальные фильмы-номинанты сняты всё-таки в традиционной для нас системе ценностей (назовём её западной и не будем притворяться, что не принадлежим к ней), то ценность «Коммивояжёра» — именно в фундаментальном отличии жизненной парадигмы его персонажей от всего, к чему мы привыкли. Или, как минимум, в отличии набора допустимых драматических приёмов при отображении жизненных реалий, если принять во внимание иранские цензурные ограничения.

При просмотре «Коммивояжёра» попадаешь в совершенно другой мир, где живут внешне такие же люди, но подчиняются совсем другим правилам и законам. Первое впечатление, которое возникает от наблюдения поведения героев в некоторых сценах — какие же они мутные! — проблема, которая в нашей культуре решается если не легко, то, во всяком случае, быстро, для иранцев превращается в сверхзадачу. Но это первое впечатление, которое нужно преодолеть и научиться смотреть на происходящее в кадре глазами гражданина мира, для которого нет «правильного» и «неправильного», но есть разное и непохожее. Сказанное совершенно не означает, что нужно так же спокойно воспринимать ИГИЛовские «документальные фильмы» с записями публичных казней — при всех культурных различиях между народами существуют общечеловеческие ценности, что бы там ни утверждали апологеты суверенных форм правления. Но в рамках системы этих ценностей возможно широчайшее разнообразие взглядов и форм поведения, в том числе непривычных и неожиданных.

Собственно, сюжет фильма Фархади прост и незатейлив. Молодая пара переезжает в квартиру, которая, как выясняется, обладает нехорошей репутацией. Дальше происходит чрезвычайное происшествие, расследованию которого посвящено основное экранное время.

Мировоззренческий и культурный контраст подчёркивается параллельным сюжетом — историей постановки пьесы Артура Миллера «Смерть коммивояжёра» труппой тегеранского театра, где основные роли исполняют главные герои фильма. Не только они — почти у каждого из персонажей основного сюжета есть роль в «Смерти коммивояжёра», и то, какими глазами иранские актёры видят перипетии взаимоотношений героев американской пьесы, зеркально отражает впечатление, какое на западных зрителей производит их обычная, заурядная, совершенно нормальная иранская жизнь.

Но если фабула зависит от национальных особенностей, то режиссура, операторская работа и качество актёрской игры — вещи абсолютные. Какие бы странные для неподготовленного зрителя действия не совершал в кадре актёр, он может их совершать либо естественно и правдоподобно, либо нет. По своей режиссёрской манере Фархади чем-то напоминает Ульриха Зайдля — та же ненавязчивая псевдодокументальность повествования, послушное следование за героями скорее чем выстраивание кадров, отсутствие монтажных изысков, что органично смотрится в такой бытовой истории. Аналогичное впечатление производит игра актёров — она натуральна, реакции сдержанны, но при этом драматизм повествования ни капли не страдает. Вот у кого бы поучиться «тонкому» Кейси Аффлеку.

«Коммивояжёр» интересен не историей, но той неожиданной проекцией, в которой через линзы Оссейна Джафарьяна открылись перед зрителями взаимоотношения его героев. Понимание того, что для каждой культуры драмой может оказаться что-то совершенно особенное, своё, — это большая ценность. «Оскара» оно, пожалуй, стоит.

Школьный учитель литературы Эмад и его жена Рана волею судеб и градостроительных планов вынуждены были поменять место жительства. Им подвернулась хорошая, просторная и недорогая квартира, которая на поверку оказалась местом с сомнительной репутацией. Вскоре в стенах этого помещения на Рану было совершено жестокое нападение, после чего вся семейная жизнь этой пары полетела в тартарары.

Один из наиболее почитаемых мною отечественных кинокритиков Антон Долин написал про этот фильм следующие слова: 'По-хичкоковски напряженный сюжет, отличная актерская игра и мастерская работа оператора компенсируют умозрительность этой серьезничающей драмы.'. И вот не могу на сто процентов согласится с этой мыслью. Да, актёрская игра действительно отличная, разумеется, в рамках того сюжета, который предоставил нам Асгар Фархади. И операторская работа действительно неплохая, камера находится в полной гармонии с тональностью и настроением сюжета. Но чего я не увидел, так это того самого хичкоковского саспенса, который действительно мог бы спасти эту ленту. Потому как с главным выводом Долина я как раз согласен. Драма в картине 'Коммивояжер' умозрительна в крайней степени. Просто некому сочувствовать и не о чем рассуждать. Не на полном же серьёзе Асгар Фархади предлагает мне проводить параллели между подонком-насильником и главным героем пьесы Артура Миллера 'Смерть коммивояжера' — неудачливым 'маленьким человеком' Вилли.

А кроме этого глазу и вовсе не за что зацепиться. Есть намёки на процесс глобализации, охвативший восточный Тегеран, современная женщина в котором ещё носит платок на голове, но уже позволяет себе командовать мужчиной или работать проституткой; есть небольшая детективная интрига, которую объективно можно было бы уложить и в получасовой сюжет; есть удачные операторские находки, с помощью которых камера выхватывает различные символические образы, проецируя их на сюжетную основу. Но всё это как-то мелко для человека, который когда-то снял 'Развод Надера и Симин' — фильм, жизненность и правдоподобность которого били через край, героев которого хотелось и пожалеть и возненавидеть одновременно, характеры и образы в котором были прописаны столь филигранно, что ты мог, как в зеркале, узнать в этих восточных людях себя, понять, что они дышат тем же воздухом и живут с теми же проблемами. Здесь же этого нет совсем.

Возможно, для жителей Ирана фильм 'Коммивояжер' действительно является чем-то весьма жизненным и близким их мировоззрению и их социальной роли в мире. Однако его герои и ситуации мало того, что плохо проецируются на европейское представление о жизни, так ещё и чисто сюжетно вызывают исключительно антипатию и раздражение, которое со стороны режиссёра не ощущается ни на грамм. Скорее всего, я не понял или не принял этот фильм, и, возможно, это моя проблема. Но врать себе я тоже не хочу. По сравнению с 'Разводом Надера и Симин' эта лента выглядит весьма слабой.

6 из 10

Коммивояжёр

Это один из тех фильмов, которые на кинофестивалях любят больше прочих в последнее время в связи с многочисленными катаклизмами и терактами, ведь от глобальных тем и вопросов в кино очень легко устать, если почти каждый день в мире именно это и происходит. Итак, перед нами социальная драма родом из Ирана, локальная и частная, очень своеобразная, так что далеко не каждому она придется по душе (хотя в Каннах, например, иранское кино очень любят).

Нельзя с точностью сказать, что это художественный фильм, ибо ему присущ некий полудокументальный или полуживой характер повествования: и съемка своеобразная, и постановка кадра будто напрочь отсутствует — как если бы кто-то начал снимать все подряд, что происходит с окружающими людьми. Отсюда нет ощущения, что актеры вообще играют: они просто живут своей жизнью, пока камера движется мимо.

В центре сюжета (а других линий и вовсе нет) — школьный учитель, который старается сводить концы с концами, параллельно ставя спектакль и организуя переезд. Он хороший человек, добрый и вежливый, он уже немолод, и он привык быть таким. Пока однажды не происходит случай, из-за которого он сталкивается с моральными терзаниями, заставляющими его выбирать: быть плохим или хорошим, оставаться с женой или продолжать работать во избежание долгов, искать насильника, напавшего на его жену или оставить по ее же просьбе все как есть, сломать жизнь человеку или избежать мести.

Всем нам вместе и каждому по отдельности кажется, что едва ли что-то повлияет на привычный уклад жизни, а если и повлияет, то внутри мы все равно будем теми же людьми. Да, в фильме изображена совсем тяжелая ситуация,- но нечто иное, может и не ударяющее по психике или физическому состоянию, может также подкосить и надломить любого.

Однако, в фильме упор делается не на вопрос того, как может поменяться человек из-за критичной ситуации: зрителя знакомят с тем, как сложно бывает продолжать прежнюю жизнь после насильственного в неё вмешательства, учитывая своеобразие восточных нравов, учитывая, что кто-то оставляет двери открытыми, тем самым навлекая необратимые происшествия, и именно потому дело не может получить огласку, и учитывая, что даже преступник может оказаться простым несчастным человеком.

Помимо всего прочего, также стоит упомянуть, что спектакль, который ставит главный герой, называется «Смерть коммивояжера» и, по большей части, направлен на рассмотрение страданий «маленького человека», который не может найти своего места и не может справиться с тем, что его попытки превзойти себя и изменить стандартный ход вещей в его жизни заканчиваются неудачами. И все налаживается (по иронии судьбы) только к тому моменту, когда коммивояжер накладывает на себя руки. Так что нам еще «фоном» указывают на конфликт реального человека и его персонажа в спектакле: уйти самому, пройти мимо или же действовать, заставляя уйти другого. Именно это можно назвать центром повествования, ибо страдания жены главного героя во время всего фильма остаются на втором плане.

Так или иначе, фильм для рефлексии, для обдумывания, перекапывания, погружения в поднятые в ходе развития сюжета вопросы — и извлечения из этого определенных выводов.

Но стоит учесть: «Коммивояжер» действительно не художественное кино, поэтому выйти из кинозала можно со стойким ощущением, что длинный метраж сериала порезали как следует, оставляя самое важное,- и поместили на большой киноэкран.

6 из 10

«Коммивояжер» — независимая драма прославившегося иранского режиссера Асгара Фархади, это арт-хаус, если быть точнее. Так что если вы не готовы сменить фон настроение на подобную работу — лучше с просмотром повременить, ибо она уступает в своей эффектности современному жанру, но тем не менее, может быть смело причислена к наследству мирового кинематографа.

Такой глобальный эпос получает последнее время чуть ли не каждый третий иранский фильм, некоторые сняты в подполье, некоторые «аккуратно» по местным правилам, но все-равно, каждый такой творческий крик — это природное желание человека к свободе. Не стану рассуждать об социально-политической ситуации в Иране, тут нет однозначной правды, с которой бы согласились все стороны, но эту ситуацию в Иране нельзя исключить из факторов, что многие творческие люди желают быть услышанными.

Композиционно «Коммивояжер» снять с свойственном стиле режиссера, без музыки, без эмоциональных сцен, будто любая человеческая эмоция на той стороне иссякла и остается лишь вот этот скелет. И этим скелетом режиссер рассказывает о целой анатомии, история о супружеской паре, отношения которых испытываются не только театральной сценой, на которой они вместе играют, а еще и после случившегося однажды в доме горя.

Многие предрекают Фархади очередного «Оскара», не скажу, что фильм оказался таким что впечатляет, но если допустить какую-то политическую закулисную игру — то таким жестом Запад выразит свое внимание и отдаст дань творческим людям, держащихся ща свое дело в чрезвычайно сложных условиях.

7 из 10

Асгар Фархади — режиссер, от которого всегда ждут многого. Потому что сейчас, пожалуй, никто, кроме него, так лихо не закручивает сюжеты, вознося бытовые истории на уровень триллера. Общим местом стало сравнивать его с Хичкоком, и действительно, саспенс иранский режиссер выстраивает мастерски. В Каннах фильм не зря наградили в номинации 'лучший сценарий'. Фархади — прежде всего, драматург, который организует сюжеты настолько талантливо, что его имя можно поставить в список лучших драматургов человечества. В 'Коммивояжере' эта театральная природа его фильмов подчеркнута и оттенена пьесой Артура Миллера 'Смерть коммивояжера', в постановке которой участвуют главные герои, супружеская пара Эмад и Рана. Причем это не просто сюжетная прихоть: реальность 'Коммивояжера' будет отражаться в зеркале спектакля, а тот в свою очередь бросать на нее тени.

Завязкой сюжета в 'Коммивояжере' становится переезд уже упомянутых Эмада и Раны в новую квартиру, где раньше жила женщина с сомнительным прошлым. Рана в этой квартире подвергнется нападению. Эмад будет мстить. Сохранить отношения, пережив трагедию, окажется непосильным. И мир треснет по швам.

Стиль Фархади как режиссера достаточно минималистичен. Много быта. Никакого музыкального сопровождения, что создает некий эффект остранения. 'Неприлизанная' картинка.

Впрочем, в этом подчеркнутом (иногда нарочито) реализме режиссер умело размещает образы почти символического звучание. Начало фильма: дом, в котором живут герои, содрогается не то от землетрясения, не то от произвола социальных служб Тегерана (бульдозер под окном слегка напоминает аналогичный в 'Левиафане'), по стенам квартиры и стеклам окон разбегаются трещины. Это трещины и в жизни Эмады и Раны, своего рода предзнаменование рока. И предвестие краха их отношений. И, быть может, трещины самого иранского общества. И еще один очень важный для Фархади образ. Если обратить внимание на многие его фильмы, значительные происшествия всегда разворачиваются в них на лестницах. Лестница подъезда — то пространство, где заканчивается частное, герметичный мирок квартиры, отождествляющий личное, интимное. Это своего рода выход на всеобщее обозрение, под пристальные взгляды соседей. Лестничная площадка у Фархади всегда становится локаций ключевых моментов сюжета и всегда словно говорит о невозможности человека укрыться от других, от общества с его сомнительной моралью, от системы. Для режиссера из Ирана — очень важная деталь.

И тут мы выходим на занятную тему социальной критики. Социальная тема в искусстве всегда опасна тем, что грозит обратить его в публицистику, а это для него, искусства, всегда во вред. И давайте примем во внимание тот факт, что Фархади родом из Ирана, страны с тоталитарным режимом, который без риска для жизни не покритикуешь. В его творчестве проблема социального в искусстве решается всегда очень тонко. Например, критика патриархального общества, которая фоном проходит в «Коммивояжере».

Эмад и Рана — представители вестернизированной интеллигенции Тегерана, отголосок когда-то светского Ирана, наследника Персии, погибшего в религиозном экстремизме Исламской революции. Да, они двое адаптировались к жизни в новой стране. И они же стоят на перепутье культур - современного Запада (тот факт, что они ставят в сердце теократической страны спектакль по американской пьесе — немаловажен) и патриархального Востока. Консерватизм, живущий на дне их психики, становится главным катализатором трагедии. Драма всегда в головах. Но в голову ее всегда вбивает общество. Вот и Рана вместо того, чтобы обратиться в полицию, не хочет огласки. «А что скажут люди?» — преследует ее призрак патриархата, боязнь вот этой лестничной клетки. Мнение общества для нее оказывается важнее счастья собственной семьи, своего достоинства. Или другой ее жест, слова Эмаду: «Ну ты же мужчина, разбирайся!». Снова навязанные пережитки патриархального мышления, живущие на уровне бессознательного. Они-то и становятся виновниками трагедии. Такая критика целой системы. Живущей внутри психики.

Впрочем, во главу угла «Коммивояжера» становится вовсе не это, а вопрос взаимоотношения искусства и реальности (играя в 'Смерти коммивояжера', герой столкнется в действительности с ее сюжетом, но вывернутым наизнанку), очень сложные этические проблемы, связанные с финалом ленты, и наконец, тема 'маленького человека', которая подана здесь очень нетипично. 'Смерть коммивояжера' — пьеса о 'маленьком человеке', его унижении, иллюзиях и трагедии несостоятельности. То, что показывает Фархади в последней части, вдруг переворачивает сюжет с ног на голову. 'Маленький человек' проявляет почти 'банальность зла' по Арендт. Несостоятельность есть, жизненная трагедия, оставшаяся за кадром, тоже. Но еще и зло, проступившее там, где, кажется, его быть не должно. И этот взгляд на человеческую природу обнажает свои бездны и глубины, над которыми стоит подумать.

Разворачивая детективный сюжет преступления и наказания, Фархади настолько взвинчивает нерв зрителя, что в конце разряжает его лавиной эмоций. Сюжет, впрочем, выстроен (в лучших традициях режиссера) так, что о главном нам не скажут. В 'Коммивояжере' есть два очень важных умолчания. Во-первых, мы так и не узнаем, что именно произошло в душе. Да, нам известен результат, но не последовательность действий. Прокрутите в голове все варианты развития события в ванной Раны, и вы поймете, насколько могут различаться нюансы. Во-вторых, нам не расскажут историю прежней обитательницы квартиры, в которую вселились Эмад и Рана, той самой проститутки, вещи которой все еще висят в шкафчиках. Ее прошлое словно нависает над героями. Ее история призраком вторгается в настоящее. И детские рисунки на стенах намекают, что женщина тут жила, возможно, с ребенком, о котором никто даже не заикается. Это умолчание также важно. Скрываемое, то, что невозможно высказать по каким-то причинам (у Фархади это и мораль иранского общества в том числе), всегда вторгается в человеческую жизнь кошмаром.

Вот и 'Коммивояжер' получился настолько многогранным — философским, психологическим, социальным, сугубо эстетским (да, это все про жизни, имитирующую искусство, которое имитирует жизнь), — что жанр триллера не выдерживает, разлетается на осколки, оставляя зрителя с множеством вопросом и в очень сильном эмоциональном потрясении. 'Коммивояжер' пусть в чем-то и проигрывает 'Разводу Надера и Симин', но представляет собой работу мощную и глубокую.

Асгар Фархади, иранский режиссёр, в этом году снова выставляется на Оскар в номинации «лучший иностранный фильм». Его картина «развод Надера и Симин» уже получала эту престижную награду в 2012 году. В очередной своей работе «Коммивояжёр» иранский маэстро не изменил своим жанровым традициям, поставив в центр повествования социальные отношения людей в условиях непростой жизни в Иране. Кстати, о непростой жизни. Режиссёр на днях заявил, что на оскаровской церемонии он присутствовать не будет из-за визовой политики Дональда Трампа в отношении Ирана. Человеку же, не знающему об Иране ровном счётом ничего, будет непросто постичь суть этого фильма.

Двое супругов, Эмад и Рана, представители столичной творческой интеллигенции, вынуждены искать новое жильё (небольшая сейсмическая активность привела их квартиру в аварийное состояние). Их коллега из актерской труппы предлагает им свою помощь и в итоге пара поселяется в новую квартиру. И вдруг как гром среди тегеранского неба на женщину кто-то нападает в квартире.

Дальше все строится вокруг внутренней борьбы Эмада в своём искушении найти нападавшего. Казалось бы, подобных фильмов миллион, однако, примечательна картина Асгара Фархади тем, что здесь нет привычного нам злого, одержимого жаждой мести человека, который встаёт на путь борьбы против обидчиков. Здесь нет ни продажных полицейских, ни ушлых адвокатов, ни строгих судей. Режиссер отчётливо демонстрирует нам некоторую приземленность и отстранённость современной интеллигентской прослойки Ирана, что даже после, казалось бы, явного преступления против них, они все равно чураются обратиться за помощью в полицию. Он совершенно ясно демонстрирует нам современный средний класс, пребывающий в своём собственном мире, далёком от строгих законов и политических событий страны. Все происходящее вокруг как бы к ним не относится и во всех смыслах бьющая по голове реальность ещё больше замыкает героев в себе. Обратиться в полицию для Раны и Эмада это непреодолимый стыд. По сути, то, что случилось с Раной, результат ее же собственной неосмотрительности и беспечности, поэтому обращение в государственные структуры может навлечь ещё больший позор и испорченную репутацию. Таков нынешний Иран.

Оскорбленный Эмад в этом фильме сталкивается с внутренним расслоением своих гуманных ценностей. Его, навеянный общественными стереотипами, инстинкт справедливости и жажды мести вступает в антагонизм с образованностью и моральными принципами, и именно поэтому его действия и решения порой непоследовательны и не несут в себе потенциальной опасности для окружающих. Данное событие не только способно разрушить Эмада, но также вскрывает пласт брачной жизни, демонстрируя все слабые места их супружеских взаимоотношений. Драматизм их совместной постановки спектакля в театре переносится в повседневную жизнь. Личная драма является лучшей проверкой, лакмусовой бумажкой во взаимоотношениях двух людей и в этом фильме данный конфликт прекрасно раскрыт. На несправедливость можно ответить либо отмщением, либо принятием и прощением. Вот и наши герои в финале окончательно распадаются на два лагеря. Асгар Фархади намеренно покрывает вуалью ту точку, куда в финале должны придти главные герои, предлагая зрителю поискать ответ на этот вопрос самостоятельно.

Мое мнение — прекрасная и своевременная картина. Асгару Фархади удалось не только показать глубокую личную драму двух отдельно взятых людей, но и всласть поиронизировать над современным иранским обществом в целом.

8 из 10