Рецензии

В фильмографии Роя Андерссона всего пять полнометражных картин, все остальное — короткометражки и невероятное количество рекламных роликов. И, несмотря на этот факт, он считается первым и главным режиссером Швеции, живым классиком, в особенности после ухода из жизни легендарного Ингмара Бергмана. Уникальна и его биография — первый свой фильм «Шведская история любви» Андерссон снял в далеком 1969 году, второй, «Гилиап», потерпевший фиаско — в 1976, а затем ушел из большого кино на многие десятилетия. В последствии, сделав себе имя на видео-рекламе и возглавив собственную продюсерскую компанию, швед вернулся к кинематографу, на этот раз выстроив свой собственный жанр.

Четыре года съемок явили миру, пожалуй, самого яркого представителя жанра артхаусной сатиры — «Песни со второго этажа». Идеально выстроенная нетипичная картина повествовала о жизни человека во всех ее проявления. Безусловно, это было крайне своеобразное кино, между строк демонстрирующее черный юмор. Спустя несколько лет появилось продолжение. «Ты живущий» — еще более жесткое и бескомпромиссное кино. А в 2014 году Андерссон представил завершающую часть своей трилогии о человеке.

«Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии» ровно, как и остальные картины, абсолютно не связан сюжетом или героями, центральное тут — суровый стеб над людской обыденностью, серостью, приземленностью. Собственно и само кино неординарно на столько, на сколько это может быть вообще. В целом — это череда новелл, но среди них есть и центральные герои — два коммивояжера, что пытаются построить свой бизнес, но, естественно, неудачно. А главная отличительная черта работ Андерссона — совершенно статичная камера на общем плане, но каждый кадр выстроен филигранно композиционно и обладает отменной перспективой для создания объема. И в этой самой глубине подчас творятся незаметные от художественного центра мизансцены. Например, отставной моряк на улице разговаривает по телефону возле кафе, где за окном разыгрывается небольшая семейная драма — герои одной новеллы сначала мило беседуют, а потом ругаются и расходятся.

Но главная изюминка фильмов шведа в том, что он нещадно препарирует общество, открыто заявляя о его никчемности и безропотности. Людские массы абсолютно безлики, их лица бледны, как у подземных жителей, гримасы безрадостны, их фигуры понуры под законами социального тяготения Гоголевский маленький человек расплодился, завоевал значительную часть общества, превратился в большое мясистое стадо. Даже бросив мимолетный взгляд, проезжая в транспорте или гуляя на улице, с завидной регулярностью проскальзывают андерсоновские типажи, не правда ли? И жуткая документалистика его картин похожа на тихий идиотизм. А «Голубь…» под конец трансформируется в совершенный театр сюрреализма — на шведских улицах Король Карл XII самолично хлещет плеткой нерадивых людишек, а престарелые аристократы наблюдают за варкой огромного котла, в который загнали под крики «schneller» несчастных папуасов.

Тема спасения человечества отражается во многих видах искусства. Из того, что сразу приходит на ум — это Терри Гиллиам — в его варианте нашего бытия виден путь к спасению. Даже основоположник жанра социальной сатиры Федерико Феллини наполнял свои работы светом, хоть и в открытую высмеивал людские массы. Рой Андерссон же отчетливо хоронит все то современное общество, что существует сейчас, без сожаления, даже с издевкой в своей саркастической улыбке. Теперь лишь дело нас самих — за всей этой хитро выстроенной гипертрофированной метафорой его нового фильма «Голубь…» прочесть приговор.

8/10

Невелика твоя мука, если от нее не безумствуешь и не умираешь. Просто: ты холоден и бесчувствен; мука же твоя самая обыкновенная хандра. — Лев Карсавин, Поэма о смерти, п. 4

Об умирании (закате, загнивании и т. п.) Западной Европы не пел только ленивый. За столетие от Шпенглера до Бьюкенена вялотекущая гибель западноевропейской цивилизации стала не просто констатируемым фактом, и даже не аксиомой, принимаемой по умолчанию всеми кругами мировой интеллигенции, но феноменом, вошедшим в плоть и кровь культуры постмодернизма, и, разумеется, источником многочисленных спекуляций. Культура, однако, держится не на болтунах, использующих любой повод для привлечения внимания к своим пустым персонам, но на людях, пропускающих через своё чувство и мысль всё происходящее, каким бы тяжёлым и отталкивающим оно ни было. В искусстве кино, визуально воплощающим режиссёрские ценности, эта разница наиболее очевидна, и обмануть публику труднее всего. К таким чувствительным режиссёрам, безусловно, принадлежит и швед Рой Андерссон, один из немногих философов от кино.

Экзистенциальная трилогия Андерссона, заключительной частью которой стал «Голубь», действительно замахивается ни много ни мало как на постижение жизненной сущности человека (что видно уже в названиях второго и третьего фильмов). Но эта амбиция простительна режиссёру, воспринимающему умирание цивилизации не отвлечённо-схоластически, а интимно-прочувствованно, и стремящемуся наглядно обобщить свой личный опыт жизни в умирании. Автор картины не склонен к эстетскому самозамыканию и отчётливо обозначает своё кредо в самом начале — в трёх маленьких историях о случайных и нелепых смертях, главными героями которой становятся не счастливо отмучившиеся избранники Костлявой, а остающиеся в жизни, обречённые и дальше избегать смерти и не замечающие, что уже давно и прочно оказались в её объятиях. Эти как бы живые и удручающе некрасивые люди неподвижно торчат в кадре целыми минутами, как то чучело голубя на ветке, которое сосредоточенно разглядывает посетитель музея.

А вот живой голубь на ветке, и к тому же размышляющий о бытии, в фильме так и не появляется. Есть лишь упоминание о нём в стихотворении, что читает болезненного вида девочка на импровизированном школьном концерте. Но этот стихотворный голубь размышлял вовсе не о бытии, а о том, что у него нет денег. Очевидная насмешка Андерссона здесь замыкает круг того самого бытия: монументально-первоначальное хайдеггеровское Dasein, «наличное бытие» вырождается в бытие наличности, становящейся единственной проблемой для еле-еле живых современников конца капитализма. Но эта угасающая жизнь обременена тяжким грузом преступлений, что с ужасающе предельной наглядностью показывает Андерссон в сцене с престарелой колониальной элитой, неподвижно созерцающей мучение беззащитных туземцев в адском устройстве, напоминающем быка Фаларида.

Впрочем, между окончательно умершими и живыми мертвецами находится множество людей, которые и хотели бы жить полной жизнью и к чему-то стремиться, но им явно недостаёт душевных сил, или священного огня жизни. Не главные, но наиболее часто появляющиеся в бессюжетном фильме Андерссона герои — торговцы страшно смешными безделушками Сэм и Йонатан — искренне хотят «дарить людям радость», но распространяют лишь недоумение, скуку и уныние. Испуг девицы, случайно увидавшей Йонатана в маске «однозубого дядюшки», можно считать самой живой реакцией на экстравагантный товар горе-коммивояжеров. Творящееся в душе таких людей — эти вялые попытки встрепенуться, понять что-то, начать чувствовать полной грудью, на фоне мощно противодействующего им угасания всех живых и естественных реакций на происходящее — и есть главный предмет Андерссона. И, надо сказать, целеустремлённый скандинав с подлинно философской страстью доводит до абсурда идею умирания при жизни.

Но ведь и безобразное можно подавать красиво. Андерссон наблюдает длящуюся смерть своих соплеменников не только как философ, но и как настоящий художник: страстно в чувствовании, но бесстрастно в выражении. Череда долгих статичных кадров, скупой минимализм которых соответствует содержанию препарируемых душ героев, — это готовая картинная галерея, которой мог бы позавидовать любой художник. Вещи, о которых не только говорить, но и думать мучительно и вовсе не хочется, — а если делать это без таланта, то получишь только ужас и отвращение, — подаются Андерссоном настойчиво, но не навязчиво, а главное — настолько эстетически точно, что созданные им картинки, как бы к ним ни относиться, будучи раз увидены, навсегда становятся мерилом своего предмета. «Закат Европы» с помощью Андерссона обогатился не ещё одной теорией, которым несть числа, а визуальной концепцией. Хотя, конечно, жизни всё-таки хочется, ибо смертью мы уже сыты по горло.

Великой муки не побеждает ни смерть, ни безумие: ее побеждает поэзия, дитя отчаянья. Побеждая же муку, поэзия очищает поэта.

— Лев Карсавин, Поэма о смерти, п. 11

Прежде всего, первое, что бросается в этом фильме в глаза — это его странное и непривычное для слуха название. Сам Рой Андерссон в своем интервью говорил о том, что он его придумал, когда наблюдал схожую картину из окна своего дома (здесь же имеется в виду и непосредственная отсылка к картине Питера Брейгеля Старшего «Охотники на снегу»).

Так или иначе, «Голубь…» является заключительной частью трилогии, в которую входят такие фильмы, как «Песни со второго этажа» и «Ты живущий», завоевавшие в свое время одобрение кинокритиков и ставшие визитной карточкой шведского кинорежиссера.

Основная проблематика, поднимающаяся режиссером в этой картине, — отчуждение и отсутствие в человеке эмпатии. При этом «Голубь…», несмотря на намеренную, подчеркнутую минималистичность, получился удивительно многогранным фильмом.

Вышло так, что в картине, по сути не имеющей четкого сюжета, главных героев и какого-либо развития, мы легко угадываем себя и нашу современность. И интересно, в связи с этим, проследить за тем, какими средствами художественной выразительности пользовался Рой Андерссон для того, чтобы добиться такого результата.

«Голубь…» холоден, сер и адинамичен. Действие в нем словно специально, принудительно замедляется, чтобы позволить зрителю полностью погрузиться в созданный режиссером мир. Такой эффект, как это ни парадоксально, достигается за счет непритязательной актерской игры, странных монологов героев и постоянной смены декораций (большинство эпизодов Рой Андерссон снимал в отстроенных для этого павильонах).

При этом удивительно то, как постоянная смена плана, заставляет зрителя находиться в тонусе и быть внимательным к деталям и все это, казалось бы, при отсутствии действия. Находясь на грани «фола» и превращая свой фильм в некую фантасмагорию, Рой Андерссон, с одной стороны, показывает выдуманный мир, где в кафе может заехать Карл XII, а с другой, совершенно привычный, в котором люди за фразой: «У меня все хорошо», скрывают свои чувства.

Стоит также отметить и то, что «Голубь…» — это фильм, построенный из нескольких киноновелл (скетчей), место действия которых разворачивается в некой западноевропейской стране. Смесь трагического и комического, все же, жанр этой ленты определяется, как черная комедия, придает фильму определенную красоту и шарм. Что уж говорить, если главные герои произведения — это два неврастеничных человека, которые с грустными лицами пытаются продать устаревшие товары для развлечения (мешочек «со смехом», пугающую маску и «вампирские зубы»), постоянно повторяя: «Мы хотим, чтобы людям было смешно» (еще одна фраза, которая звучит лейтмотивом на протяжении всего произведения).

«Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии», пожалуй, на сегодня является одной из самых популярных картин Роя Андерссона. В 2014 году за эту ленту режиссер получил наивысший приз Венецианского фестиваля «Золотого льва». Структура «Голубя…» весьма необычна, а о жанровой составляющей, смеси черной трагикомедии и артхаусной, почти театрализованной постановки, можно долго спорить. Однако одного у Роя Андерссона не отнять — это его сугубо индивидуальную, комическую и в чем-то меланхолическую манеру повествования о мире, в котором мы все сегодня живем.

Буквально вчера мне удалось посетить кинотеатр, где каким-то чудесным образом показывали фильм «Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии». Разумеется, пропустить такой шанс было бы чрезвычайно грешно, поэтому я сразу же купил билет и отправился в небывалое путешествие по странным трагикомическим скандинавским зарисовкам Роя Андерссона в абсолютном одиночестве, ибо кинозал был пуст.

Первое, что бросается в глаза — изменившаяся цветовая гамма, словно отображение того, что это всё-таки фильм, который уже по определению должен выделяться из остальных творений кинотрилогии. Впрочем, серость и тоска тоже имеют место быть, но уже в меньшей степени, чем, скажем, в «Песнях со второго этажа». Герои чрезвычайно изменчивы, они становятся добрее, терпимее друг к другу, здесь даже можно заметить поистине счастливых людей! А фраза: «Я рад, что у вас всё хорошо», которую произносят почти все герои, обретает именно тот символ Счастья с большой буквы. Счастья в простом течении жизни. Посему многие не верят, что именно за них рад кто-то ещё.

Обобщая, можно сказать лишь одно: «Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии» — это фильм, отлично завершающий трагикомическую трилогию Роя Андерссона и дающий надежду на то, что счастье, откровенно говоря, можно обрести всего лишь налив чашечку чая или закурив в окно.

9 из 10

«Иногда мне становится нестерпимо грустно, но в целом жизнь течет своим чередом» Харуки Мураками.

Что вызвало у меня интерес к новой работе Роя Андерссона? В первую очередь нетривиальное название для фильма — «Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии», Андерссон разъясняет, что вдохновение для названия ему принесла картина Питера Брейгеля Старшего «Охотники на снегу», которая является не просто сюжетным пейзажем, это картина целого мира. Так и победитель Венецианского кинофестиваля «Голубь…», на мой взгляд, ясно отражает сегодняшнюю действительность. А современная действительность абсурдна, наша жизнь комична, как в черно-белых фильмах Чаплина, и трагична, всё заканчивается, проходит, уходит. На этих двух контрастах и построена философская притча.

Сцены, словно живые полотна сменяют друг друга, и к финалу пазл собирается в полнометражную ленту. Режиссёр вписал множество уникальных персонажей: мрачных и странных, отчаявшихся и запутавшихся, непонятных и причудливых, но все они без исключения безнадежно комичны. Искусное чувство юмора делает фильм прекрасным и запоминающимся. Показательные черты реализма выражаются в повторяющихся фразах, скромных интерьерах и алогичных поступках героев.

Апофеозом в картине является прорицательный дурной сон одного из главных персонажей, невольно вызывающий у зрителя чувство сожаления и стыда. «Голубь…» не задает вопросы, он на них отвечает. Почему люди несчастны? Потому что у них нет денег — отвечает Рой Андерссон, через пересказ стихотворения девочки с синдромом аутизма.

У меня сложилось положительное впечатление о фильме, разочаровывающим оказался факт того, что в субботний день кинозал был пустым, на сеансе присутствовала я одна, не смотря на то, что для России актуальна кафкианская философия, этот фильм о нас и для нас, советую его посмотреть каждому, независимо от ваших кинопредпочтений.

Рой Андерссон — один из самых самобытных современных режиссёров. Достаточно посмотреть буквально пару секунд на экран, чтобы определить детище шведского классика. Его ленты — это длинные и статичные общие планы, строго построенные и напоминающие скорее какие-нибудь бытовые картины XIX века (неспроста Андерссон называет свои самым любимым художником Илью Репина).

Фильмы Андерссона состоят из небольших эпизодов, похожих на анекдоты, объединенных общими персонажами. В его мире обитают карикатурные персонажи в нелепых костюмах и с причудливым гримом. Они молчаливы, малоподвижны и пришли как будто бы из книг Гоголя, Салтыкова-Щедрина и Достоевского.

Картины Андерссона отдают легким оттенком меланхолии и сплошь наполнены чёрным юмором. Но юмор этот ненавязчив, он имеет определенно интеллигентные повадки, он минималистичен, впрочем, как и всё в фильмах шведа.

«Голубь сидел на ветке» — пример классического Роя Андерссона. За него режиссёр получил «Золотого льва» в Венеции, и это, по сути, первая крупная награда в карьере 72-летнего автора.

«Голубь» — эта история двух коммивояжёров-неудачников, которые пытаются впихнуть свои некому ненужные товары для того, чтобы, как они сами выражаются, сделать людей счастливыми. Но так уж выходит, что ни эти вещи, ни их обладатели не могут осчастливить ни других, ни самих себя. А окружающая действительность и вправду нуждается в счастье, доброте, понимании. «Всё хорошо» — фраза, которую говорят все персонажи фильма по телефону и которая полностью не соответствует реальности. Это понимают и сами персонажи. Куда не посмотри, кругом все одиноки, неудовлетворенны, печальны. Окружающая действительность мрачна и угрюма. И абсолютно не важно, какой сегодня день — среда или четверг. Хаос творится и без этого в сердцах людей. Не важно, будущее ли это, прошлое или настоящее, 1943 год или времена Карла XII.

Что есть человек? Этот вопрос ставит перед зрителями Андерссон своей трилогией, завершающей частью которой является «Голубь». Человек и жалок и велик, и смешен и достоин уважения. А голубь всё сидит и сидит на ветке, размышляя о бытии…

9 из 10

«Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии» - невозможно не отправить данную картину на полку с артхаусом, исходя только из названия. Честно говоря, оно было первым, что привлекло мое внимание и сподвигнуло к просмотру. Вторым был постер фильма - пара лежит на песке, рядом расположилась собака. 'Золотой лев' - сверху по центру.

'Если вы собираетесь посмотреть только один фильм этим летом, то посмотрите этот' - гласит цитата из TimeOut New York. Неужели он действительно так хорош? Смотрю!

Третьим, и, к сожалению, последним положительным пунктом 'Голубя' явилась работа с камерой. Она статична, интересные мизансцены позволяют нам обратить внимание не только на передний, но и на задний план (вот только и тот, и тот в итоге получается одинаково лишенным смысла). Затянутость некоторых сцен вроде той, что про Карла 12-ого позволяют зрителю вдоволь назеваться, скинуть левую ногу с правой и закинуть правую ногу на левую, почесать нос, взглянуть на соседа слева и, вообщем-то, воспользоваться шансов увидеть вокруг больше, чем во всей 101 минуте 'Голубя'. Хватит зевать, мы еще не закончили!

Посмотрим, что вещает нам описание фильма:

'Два коммивояжера, Сэм и Джонатан, продают всяческие новинки. Во время своего путешествия они попадают в различные ситуации, показывающие красоту и хрупкость нашего мира, величие одних и мелочность других моментов в жизни.'

Уж не припомню, сколько раз господа Сэм и Джонатан доставали из своего потрепанного жизнью чемоданчика мешочки со смехом, особо длинные вампирские зубы и прочую ерунду, всячески пытаясь показать, что они хотят развеселить как весь мир, так и тебя в частности. Вот только это не сработало. Ни разу. То ли юмор у шведов специфичный (в чем есть доля правды), то ли у меня его нет (что ложь). И чем больше это повторялось, тем больше хотелось елозить на стуле.

Сюжета в фильме, как такового, не имеется. Не имеется и чего-то другого шаблонного, типа завязки, кульминации действия и развязки. Есть короткие, по несколько минут видеоистории несчастных людей, не способных сделать хотя бы что-то со своей жизнью. Эдакий тотальный фатализм, не иначе. Здесь фильм начинает грузить. Все люди - несчастны, не способные сделать хотя бы что-то, чтобы повернуть свою жизнь в другое русло. Это ли то, что я хотела узнать, направившись в кино в солнечный выходной день?

'Фильм сразу сообщает, что является «заключительной частью трилогии о том, что такое быть человеком», ни больше ни меньше.'

'Что такое быть человеком' - каждый из нас может увидеть, проснувшись утром и сварив себе кофе на кухне. Или, продырявив шину по дороге, судорожно пытаясь найти номер телефона кого-нибудь, кто может тебя выручить. Ковыряться в носу - это тоже быть человеком, как и ровно все остальное, что происходит вокруг нас. Для этого не нужно идти в кино.

Мне посчастливилось побывать в Швеции, и я позволю себе заметить, что эта страна - это не только Ikea и скандинавское спокойствие, предрешенность всего вокруг и абсолютное следование правилам, от чего мне даже сейчас становится тошно. Для того, чтобы составить свое мнение о том, а что же на самом деле это за страна и что за люди там живут, я бы посоветовала вам посетить Швецию хотя бы раз. Как вариант, пересмотреть «Улыбки летней ночи» и 'Фрёкен Юлия'.

И, ради бога, не судите по фильму.

4 из 10

П. С. Отдельное спасибо автору за песню в кафе.

Это абсурдистский фильм, но снял его не Чехов, не Ионеско, не Беккет, а Рой Андерссон.

Для меня этот фильм — памятка на тему, почему Швеция стоит на первом месте в мире по числу самоубийств. Ничего нельзя сделать, ничего нельзя изменить, люди — пешки в чьей-то чужой унылой игре, шахматные фигурки на чужом поле.

В одном из эпизодов Андерссон показывает обезьяну, опутанную электрическими проводами. Людям отведена почти та же незавидная роль «подопытных кроликов».

Самые разные персонажи произносят по телефону одну и ту же фразу: «Я рад, что у тебя все хорошо». Эта реплика — «перевернутый» по смыслу рефрен, рефрен-обманка.

У героев нет ни малейшего просвета, нет воздуха, они буквально задыхаются в своих индивидуальных камерах-одиночках. Они не просто застегнуты на все пуговицы, непроницаемы, выхолощены, — они наглухо закрыты, закованы, словно в латы, в свою судьбу-гроб…

Это как в пьесах Чехова: жизнь «скучна, глупа, грязна», и она засасывает человека в какую-то немыслимую воронку, из которой самостоятельно не выбраться…

Если эти герои и существуют, то существуют как бы фиктивно, фантомно. Как боль.

ФИЛЬМ СТРАШНО ДЕПРЕССИВЕН, это какая-то нескончаемая «юдоль страданий», «ложе пыток»; герои ждут смерти и чуда, которое могло бы освободить их от.. .«висящей над головой» смерти.

Да еще этот безликий «тюремный интерьер» — он и внутри, и в душах такой же унылый, безрадостный, давящий. Безнадега в кубе, одним словом.

Вот выходит толстая, некрасивая девочка и сомнамбулически декламирует «белый стих» о голубе, который сидел на ветке.

«Что же он там делал?» — спрашивает учитель. «Отдыхал и размышлял». «Разве голуби размышляют?» — «У него не было денег». — «А что было потом?» — «Он вернулся домой».

Или другая, типично андерссоновская зарисовка: на автобусной остановке стоят люди. Это не просто незнакомцы, ждущие автобуса. Их явно что-то объединяет. Некое важное открытие…

«Завтра четверг». — «Нет, среда». — «Надо знать дни недели, иначе — хаос…»

А нужен ли он вообще этот новый день при таком раскладе, при такой безысходности? При таком гнетущем антураже?

Этим героям, грубо говоря, ничего не светит, ничего, кроме умирания, им незнакомо слово «впереди», а без надежды далеко не уедешь…

У героев-коммивояжеров Сэма и Джонатана есть что-то общее с «маленькими» чеховскими персонажами: Вафлей, Епиходовым.

В нелепо расставленных руках Плаксы, продающего «зубы вампира» и «смех в мешочке», в его недоуменных, «широко закрытых» глазах, в его медленной, дислексивной, с неожиданными паузами речи, есть какая-то странная грация; что-то нелепое, не находящее себе ни выражения, ни пристанища. Волна какой-то бездонной, безличной бедности, неизбывного трагизма. Накрывающего с головой.

В этом трагикомическом продавце «веселья», неловко застрявшем где-то между господами-бизнесменами и трактирной обслугой вдруг неожиданно мелькнуло что-то от Епиходова, каким его когда-то сыграл гениальный Москвин.

Есть в «Голубе» Андерссона и что-то от чеховской «разорванной струны». Но без чеховского юмора.

Так уж получается в истории кино, что самые занятные и смешные комедии всегда чуточку лиричны, другие ужасно грустны, а иные и вовсе за гранью добра и жизни (чёрный юмор). С творческим наследием Роя Андерссона всё гораздо проще, его комедии апокалиптичны. Есть несчастный человек, зажатый в тиски однообразного существования и единственный шанс вырваться из этого всего - это поскорее отправиться на 'тот свет'.

Последний лауреат Венеции - почти немой фильм, с односложными повторяющимися репликами, прямым монтажом и духотой декораций квартир и баров. Время буквально остановилось в этих статичных планах, по которым словно живые мертвецы бродят размалёванные в белый грим вахлаки-герои. С течением действия лента не только не разгоняется подобием сюжета, она катастрофически тормозит. Со второй половины фильма уже просто хочется встать и уйти с сеанса. Но Андерссон не был бы собой, если бы не свёл обычный просмотр фильма в какое-то немыслимое физиологическое ощущение. Он наглядно демонстрирует - такова шведская (европейская) действительность: спокойная, размеренная, 'упакованная' жизнь и мечта об удобном гробике от ИКЕА.

Технически фильм совершенен: сложные внутрикадровые мизансцены и длительность плана дают возможность разглядеть все нюансы той или иной ситуации. Вот герой умирает в одной комнате, а его жена продолжает напевать песенку на кухне, ещё не зная об этом. Вот мимо местечковой забегаловки бредёт разбитая под Полтавой армия Карла 12-го. Практически всё действие помещено в помещение, тем символичнее выглядят единичные персонажи, высовывающиеся из окон, вырвались-выдохнули-счастливы.

Прошлое и настоящее переплетаются в абсурднейший коктейль бредовых юморин. Каждый день как дежа вю, да что там, каждый кадр и даже каждый фильм, снятый шведом в 21-ом веке. Таково многое из скандинавского кино сегодня: и норвежец Бент Хамер, и финн Аки Каурисмяки, - они все снимают так и про это. Самый высокий уровень жизни и самое большое число самоубийств - парадокс...или закономерность?

8 из 10

«Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии» — третий фильм трилогии Роя Андерссона об этом самом человеческом бытии. Как и положено итоговому произведению цикла, эта картина подводит черту под авторскими размышлениями — о мире, о времени, о себе. Как и первые два фильма, этот также отличает необычная структура повествования, разворачивающаяся, подобно кадру, не вширь, а вглубь.

Перед нами проходит ряд почти не связанных между собой сюжетных линий, которые перекликаются не столько действием и содержанием, сколько общими чувствами и смыслом. В центре каждого рассказа — своего рода хармсовский «случай» (дань европейского художника отмечающему столетию русскому авангарду), такой же абсурдный, но скорее смешной, чем страшный. Абсурд явлен в чётких границах пространства: практически весь фильм снят в интерьерах, где стены в помещениях служат и границами между кадрами (внутри самих кадров монтажа нет), а герои не знают, что происходит с соседями по экрану, и произносят монологи, пользуясь чужими словами. Статичная камера останавливает геометрически выверенное изображение и превращает его в картинку, уравновешенные средние планы подчёркивают строгость повествования, по-скандинавски аскетичное пространство кадра позволяет зрителю сосредоточиться на персонажах. Правда, классичность и правильность в фильме — кажущиеся: абсурд в содержании подчиняет себе и псевдотрадиционную форму. Любая из показанных нам историй порой вызывает смех, взятые все вместе — грустную улыбку. Персонажи действуют с уморительной (и удручающей) серьёзностью, их лица выбелены, как маски, скрывающие даже намёк на подлинную человеческую эмоцию, они повторяют ничего не значащие, но заученные фразы («новых сообщений нет», «это была твоя идея», «рад слышать, что у вас всё хорошо») и перепевают на все лады «Боевой гимн республики», намекая на то, что забыли о своём доме — будь то комната в общежитии или великодержавная Европа, о которой напоминает материализовавшийся призрак короля Карла XII, упрямо повторяющего путь к Полтаве и обратно. Но не только люди неспособны толком проявить свои чувства: искусство тоже оказывается обречено на бесконечное самокопирование: в фильме цитируются и «Кармен» Карлоса Сауры, и «Однажды на Диком Западе» Серджо Леоне, но оставаясь в рамках пародии, не придавая нового смысла происходящему на экране. Как и в прежних своих фильмах, Рой Андерссон и здесь выступает за прямое высказывание, отсюда его подчёркнутый интерес к немного театральному поведению актёров перед камерой, вплоть до их самопрезентации (тонко и точно обыгранной в трагикомической паре коммивояжеров, представляющих никому не нужный товар: «это классика, а вот на это мы возлагаем особые надежды»). Вот только слишком уж трудно воспринимать абсурд всерьёз.

В финале истории перед нами предстаёт образ из стим-панка: новый медный бык в виде причудливого органа, придуманный совместными усилиями человечества, в котором мучаются и погибают потехи белого человека ради темнокожие африканцы. Каков смысл этого абсурдного мира? Кто здесь может быть нормален? И всё-таки Рой Андерссон даёт ответ на этот вопрос: нормален усомнившийся и почувствовавший свою ответственность человек. Очевидно, мы всё ещё не знаем, с каким мерилом подходить к абсурду в искусстве, особенно если в нём пугающе много общего с нашей реальной жизнью. Но важно помнить: реальность реальнее.