Рецензии

Я надеялась, что фильм — нечто среднее между «Честной куртизанкой» и «Дневной красавицей». Оба считаю шедеврами в своем роде.

Я бы не назвала это фильмом, просто как бессмысленная и монотонная нарезка кадров. Это было бы фильмом о повседневной жизни обитательниц этого самого дома терпимости, если бы режиссер не сделал акцент на драматизме (девушка с разрезанным ртом, девушка, больная сифилисом, несбывшиеся надежды новоприбывшей молодой путаны). Но не одна из драматических линий так и не была хоть сколько-нибудь раскрыта. Постоянные флешбеки действовали на нервы своей бессвязностью. Вот показан отрывок из непростой истории Мадлен, которую изуродовал больной на голову клиент. Вот они непринужденно поболтали, она рассказала про свой странный сон, он увел ее наверх, связал, дальше она кричит нечеловеческим голосом в луже крови. А потом что? Кто прибежал на ее крики, неужели мужчины продолжили ходить туда, зная, что произошло в одной из комнат? Что было с клиентом, куда он ушел и приходил ли вновь? Каковы были их встречи и отношения до этого случая?

И так во всем. Только происходит какое-нибудь действие на экране, оно тут же обрывается, так и проходит фильм — в отрывках, скучных диалогах, монотонной тягомотине, разбавленной обнаженкой. Будь я мужчиной, я бы ни за что не ходила в этот бордель, где все девушки как на подбор меланхоличны, необщительны, скучны. Никакого запала, игривости, кокетства. Никакого веселья, угощений (кроме выпивки), музыки, интересного общения. Девушки пьют и курят каждый день, и при этом остаются весьма свежими, даже в 28 лет. Кто-то из них носит татуировки (в 19-то веке, пусть даже ты путана). Они обливаются духами и принимают ванны в шампанском, но на деле борделю грозит закрытие из-за отсутствия средств. Все показано как-то безрадостно и уныло.

К концу фильма я уже просто проматывала. Потому что далее это смотреть было невозможно. Сюжет стал еще более сумбурным, упадническим, даже сюрреалитическим.

1 балл за костюмы, 1 балл за атмосферу, 1 за Мадлен (жалко было героиню).

3 из 10

Франция. Самое начало двадцатого века. В центре внимания парижский бордель. Это не элитный — Ле-Шабане, но и не самый дешевый. Тут нет особой интриги, нет скандалов и оплакиваний прожженной молодости, нет влюбленных Ромео и заторможенных Джульетт. Все живут одной коммуной.

Куприн в своей «Яме» подобрал очень точные слова: «Иногда внимательно и долго, иногда с грубой поспешностью выбирают любую женщину и знают наперед, что никогда не встретят отказа. Нетерпеливо платят вперед деньги и на публичной кровати, еще не остывшей от тела предшественника, совершают бесцельно самое великое и прекрасное из мировых таинств — таинство зарождения новой жизни. И женщины с равнодушной готовностью, с однообразными словами, с заученными профессиональными движениями удовлетворяют, как машины, их желаниям, чтобы тотчас же после них, в ту же ночь, с теми же словами, улыбками и жестами принять третьего, четвертого, десятого мужчину, нередко уже ждущего своей очереди в общем зале».

У некоторых девушек больше сложностей, у некоторых — меньше. Одну порезали, другая — стремится к независимости, третья… Ну и так — около десятка персонажей можно набрать — на первом плане некого и выделить. Хорошие актерские работы. Перспективные актрисы. Я бы, например, выделил Илиану Забет за небольшую второстепенную роль начинающей Полин.

Режиссер выбрал намеренно пастельные тона и медленный темп повествования. Секс тут будет присутствовать, но главенствовать он точно не будет. И никакого разврата, никакой пошлости. Показывается похоть, но она уравновешивается сценами медицинских осмотров и неожиданно удачной сценой отмывания спермы.

При этом, фильм поддерживает интерес зрителя на протяжении всего просмотра. И то, что Бертран Бонелло не переходит в кинематографическую эстетику, еще ничего не означает — фильм получился достаточно красивым и реалистичным. Что может быть точнее девушки, рассматривающей ползущего клопа на стене, в то время как сзади клиент осуществляет свой заказ. Понравились мне и полиэкранные выставки, раскрывающие в разные периоды повествования, чем занимаются обитательницы борделя.

Это атмосферный фильм — фреска. Своей неторопливостью и четкостью он будто пытается «воссоздать» определенный фрагмент эпохи: людей, настроения, желания, ожидания. О современности будет напоминать лишь надрывная песня Ли Моузеса Bad Girl (1967). Место, конечно не самое уважаемое, с пробивающимся запахом спермы и шампанского.

Ну а вообще, тема борделей обычно вызывает особый интерес. А тут нам предлагают просто таки прямой репортаж из порочного места. Не согласны? Раздражаетесь? Тогда могу лишь напомнить Вам слова из «Крейцеровой сонаты» Толстого: «Брат Трухачевского, я помню, раз на вопрос о том, посещает ли он публичные дома, сказал, что порядочный человек не станет ходить туда, где можно заболеть, да и грязно и гадко, когда всегда можно найти порядочную женщину».

Концовка определенно удалась. Случайно опадающий лист розы, как финальный штрих.

7 из 10

Рубеж XIX и XX веков. Франция. Закрытый бордель для состоявшихся в жизни и обеспеченных мужчин.

Фильм — не только грусть по неизбежно уходящему в небытие настоящему с его особенным укладом жизни, а бордели подобные Аполлониде, как ни крути, один из символов 19 века. На фоне смены эпох режиссер размышляет о тяжкой доле женщин, вынужденных продавать свое тело клиентам.

Итак, в кои-то веки я смотрю фильм, где центральной темой является не сексуальность, а переживания и чувства героинь, которые работают в публичном доме, чтобы выплатить свои долги. Цель есть у каждой — свободное будущее, но только оно так далеко и настолько туманно, что верить в него у героинь уже нет сил.

Как уже не раз подчеркивали различные рецензенты фильм можно охарактеризовать как асексуальный. «Те самые» сцены присутствуют, конечно, и не единожды, но, присутствуют единственно с целью полного воспроизведения быта подобных заведений. Их может и можно было бы исключить полностью, так как не постельные утехи волнуют режиссера, но торговля телом слишком важный элемент в этой истории.

Безусловно, сложно понять и описать то, чего не видел своими глазами, не слышал, не испытал на собственной шкуре. Однако, суть настроения схвачена автором очень тонко. Тоска и печаль сквозит на бледных, изможденных лицах Мадлены, Леи, Жюли, Клотильды и Самиры и других. О каждой из них мы узнаем пусть мелкие, но детали и вот они уже перестают быть безликой массой и немножечко приоткрываются нам как личности. И ведь «Апполонида» — это не дешевая забегаловка, а аппартаменты, в которых чисто, тепло и приятно пахнет, нет паразитов и за здоровьем девушек следят. Но все равно это тюрьма, в некотором смысле золотая клетка. Это так же внешний мир в миниатюре. Это иллюзия свободы. Иллюзия в которую поверила молоденькая девочка Паулина и добровольно пришла в это заведение. Так что нам тоже не следует сильно обнадеживаться насчет нашей свободы.

Так как обычно выход за пределы дома девушкам запрещен только однажды они выбираются на пикник в окрестностях реки. Эта вылазка как глоток воздуха, небольшой перерыв между первой и второй частью дорогого спектакля. После этой прогулки, по возвращении в тесные комнаты борделя еще острее чувствуется вся тяжесть их заключения. Живя в изоляции от быстроменящегося мира 1900-х годов девочки могут только прислушиваться к разговорам мужчин о строительстве метро или нашумевшем деле Альфреда Дрейфуса. А пока каждый их новый день похож на предыдущий: те же лица, те же занятия и разговоры. Но время идет и перемены скоро коснутся непосредственно их самих. А пока же даже само время в борделе статично, отчего фильм воспринимается некоторыми как затянутая тягомотина. Но это не недостаток фильма, а реалии жизни человека запертого в 4-х стенах.

Итак, Дом Терпимости довольно качественно снятый фильм, красивый, чувственный, вместе с тем отталкивающий своей жестокостью, но ничем радикально не выделяющийся из череды прочих исторических лент.

6 из 10

1899 год, в Европе расцвет «Прекрасной Эпохи», которая, однако, не слишком ощущается в элитном парижском борделе «Апполонида». События, имеющие место в действительности буквальной, не находят отражения в этом месте, где царит давно заведенный порядок и стоит своя атмосфера. Роскошная обстановка, дорогие платья, классическая музыка — все это служит лишь ширмой для дома похоти и разврата. И хоть, девушки, работающие в Апполониде, следят за собой и умеют вести высокие разговоры, на деле они, естественно, несчастны. Каждая из них лелеет мечту выбраться обратно во внешний мир, хоть призвания свое они выбирали самостоятельно, предпочтя быть проституткой, а не швеей, или прачкой. Вот и 15-летняя Паулин, не желая жить обычной жизнью, отправляет в бордель практически резюме, с рекомендацией от родителей и автопортретом. А пока хозяйка дома терпимости раздумывает об ответе, происходит трагедия, нарушающая привычный ход событий, и служащая отправной точкой повествования. Постоянный клиент, в порыве страсти, рисует на лице одной из девушек вечную улыбку перочинным ножом, превращая ее из просто Мадлен, в женщину, которая смеется.

Проходит год — Паулин уже вовсю осваивается на новом рабочем месте, шрамы Мадлен заживают, а в борделе, как и во всем мире, наступает эпоха перемен. 20й век неумолимо надвигается, общество меняется на глазах, а услуги элитных проституток становятся все менее необходимыми, что делает их жизнь еще более трудной. Однако демонстрация внутреннего мира и переживаний куртизанок не являются той сутью, которую хотел передать зрителям французский режиссер Бертран Бонелло. Жизнь публичного дома — это лишь фирменный почерк, авторская стилистика, призванная стать фоном для чего-то более глобального и общедоступного. Смена эпохи, перемены в жизни людей, новые обстоятельства и жизненные условия, неизбежно возникающие в судьбоносный момент столкновения веков — вот главный лейтмотив «Дома Терпимости». Бонелло сталкивает своих героинь с безысходностью и беспомощностью, которую ощущал тогда, наверно каждый человек, чувствующий необратимые перемены, происходящие, что в социуме в целом, что в жизнях отдельных людей.

И поскольку кино, как и многие другие виды искусства, часто строится на крайностях, облегчающих понимание и восприятие авторского замысла зрителем, декорациями для действия фильма был выбран публичный дом. Ведь на чьем примере, можно лучше иллюстрировать человеческую слабость перед чем-то глобальным и необъятным, как само Время? Исторически самый незащищенный слой населения, девушки, не знающие жизни, находящейся за пределами лживого и грязного мирка публичного дома, ставшего против их воли им родным. Вряд ли, какой-то другой пример был бы более показательным. Используя девушек и «Апполониду» как фундамент для основного посыла фильма, Бонелло тем не менее сделал все, что бы этот фундамент был как можно более прочным. Атмосфера, костюмы, образы девушек — все это проработано до мельчайших деталей, что не осталось без внимания кинопремий — «Дом терпимости» был номинирован на «Сезар» в номинациях «Лучшие костюмы» и «Лучший художник-постановщик».

Не остались без внимания режиссера и личные переживания героинь, без которых, безусловно, картина вышла бы неполной. Проходящий, что через маски, что через изуродованное лицо Мадлен, символ потери личности, лишний раз подчеркивает потерянность и неприспособленность героинь фильма к жизни. Постоянные обиды и разочарование сменяются в девушках на слабую надежду, лишь после случайно брошенных очередным клиентом намекам на спасение. И все это, для того, что бы после вернуться обратно — к еще большим унижениям, а, после — к разорению, болезням и, в конце концов, смерти, как в стенах дома, так и везде за его пределами.

Кино о парижском борделе, которое потребует от зрителя усидчивости и терпения.

В предновогоднем репертуаре, адаптированном для семейных посещений, этот фильм стоит особняком и выглядит как бельмо на глазу. Уже потому хотя бы, что переносит зрителя не в феерию рождественской сказки, а в элитный дом терпимости, в последний год XIX-го века. Здесь время замерло. Здесь томность и томление. Здесь ананасы в шампанском. Здесь галльский дух парфюмом пахнет, а за портьерами в тиши красотка без клиента чахнет… Ну вот, ещё парочка воспоминаний и придётся окончательно перейти на амфибрахий или анапест.

Выход за порог борделя, например, завтрак на загородной лужайке, тут такая же редкость, как и, против всех ожиданий, эротические сцены. Довольно скоро становится понятно, что постановщика куда больше волнует, как девушки одеты, а не до какой степени они раздеты. Наградой за режиссерский произвол при таком названии фильма стал единственный «Сезар», полученный как раз за лучшие костюмы. В картине, которая по определению должна быть вроде как про секс, эта награда смотрится если не как издевательство, то, по меньшей мере, как оксюморон. «Сезар», кстати, оказался в итоге одним из восьми возможных.

Что ещё следует отметить: потратив четыре миллиона (в том числе и государственных) евро на кино, снятое, по сути, в одном доме, французы до сих пор, смогли пристроить его в прокат только лишь трёх (помимо себя) стран — в США, Португалию и Россию. И вряд ли ещё куда пристроят. То есть вернули в казну сущие копейки, по моим прикидкам — осьмушку затраченных средств. Получается: выбросили деньги на ветер. Но так красиво — на бордель — могли выбросить средства налогоплательщиков только в этой стране. За что, конечно, им респект.

И что же мы имеем в остатке? Эстетское кино со слабо выраженной драматической ситуацией, но зато с красивыми женщинами. Помимо этого не совсем желательная (для большинства зрителей) режиссерская безответственность заключается в том, что время от времени почти полное отсутствие действия вдруг взрывается жутковатыми сценами насилия. Впрочем, такая манера изложения является характерной для француза Бертрана Бонелло, которого без большой натяжки можно объединить с такими мэтрами экранной брутальности, как Гаспар Ноэ («Необратимость») и Брюно Дюмон («29 пальм»). Чтобы вы не сочли меня голословным, обязательно посмотрите у Бонелло «Тирезию» (2003).

Но, похоже, что этого режиссера интересует не столько насилие само по себе, сколько насильственные манипуляции с телом, за которыми он предпочитает как бы подсматривать. В этой связи вспоминается бородатый анекдот про расценки во французских борделях. 100 франков — позаниматься любовью, 200 — посмотреть, как это делают другие, и 300 — посмотреть за теми, кто подсматривает. Это дает мне некоторое основание называть стиль Бонелло «перверсивным вуайеризмом» (я, конечно, дико извиняюсь за свой французский). Из всех известных режиссеров, сделавших своей профессией искусство подсматривать, Бонелло в большей степени злоупотребляет этой возможностью, поскольку как-то не особенно явно проявляет заинтересованность в том, чтобы поделиться своими открытиями со зрителем.

В очередной раз он целиком поглощён упаднической визуальностью красиво выстроенных мизансцен. Впрочем, это не значит, что он совсем отказывается от образных решений. Самое броское из них — это использование в звуковой дорожке соул-музыки 1960-х, самое вызывающее — белые как известь слёзы, текущие из глаз изуродованной проститутки, что можно трактовать не иначе как «плач спермой». Вызывающе, не правда ли? Но поскольку данный символ упакован в контекст сновидения, то почему бы и нет…

«Яма» Куприна, наверно, единственное произведение русской литературы, которое могло бы предоставить для экранизации материал близкий по духу «Дому терпимости». Но у русской литературы всё равно не тот коленкор. Русскому человеку без души ну никак: Катюша Маслова, Сонечка Мармеладова — вот подлинные олицетворения падших женщин. В контекст эстетских изысканий Бонелло они вряд ли встроятся. У него бордельные куртизанки лишены ярких индивидуальных характеров, они — как команда подводной лодки: многолетнее совместное проживание плечо к плечу, бедро к бедру, когда все радости и горести именно что общие, и, главное, у подавляющего большинства нет никакого желания покидать сиё небогоугодное заведение.

Кроме того, у Бонелло слишком много холодности, чтобы можно было всерьёз проникнуться сентиментальной жестокостью декаданса или, проще говоря, очарованием порока. Ну, тогда, чем не повод наконец-то (а кому-то, может, и в очередной раз) в нём разочароваться?

Бертран Бонело снял ленту, где нет сильных чувств и эмоций, но есть атмосфера. Пусть это атмосфера публичного дома, где соседствует роскошная гостиная и спальни для гостей, с убогими каморками и коридорами, где живут девушки, но дается погружение в мир порочной страсти и подчас животных инстинктов. В фильме воссоздана эпоха конца 19 века, на самом рубеже с ХХ веком, за сексуальными играми и жизнью проституток уже слышна поступь новейшего времени, когда красота и внешний лоск уступит место голому содержанию. Перед зрителем разворачивается действо в неком клубе по интересам, где секс перемешан с табаком и шампанским, где ручная пантера такой же привычный предмет интерьера как карточный столик. Гости, именно так называют клиентов, приходят туда, где их ждут иллюзии любви и отношений с женщиной, иллюзия, которая так же хрупка, как и ненадежна любовь проститутки. Мазки, образы, полутона открывают зрителям мир за красным фонарем с одной стороны, а с другой обволакивают тягучим действом. На два часа атмосфера фильма затягивает и создает эффект присутствия в мире платной любви.

В отличие от «Ямы» Куприна в данном фильме характеры героинь не прописаны, они ровные и не всегда понимаешь, что заставило из прийти в дом терпимости, зрителю просто дается данность — они такие как есть. Кто не желает жить такой жизнью — может уйти, но за весь фильм показана только одна девушка, которая покинула дом Мари — Франс, атмосфера тягучего существования за закрытыми дверями засасывает. Единственный момент — выезд на пикник превращает обитательниц дома терпимости в обычных женщин, которые наслаждаются теплом, солнцем, водой и следом возврат за закрытые двери, где обычная проверка гинеколога может вызвать нервный стресс.

Под занавес фильма — аллегория падения Рима, когда под грохот салюта, проходит последняя оргия с масками и обреченным весельем. Режиссер пытается показать зрителю, что век галантных отношений, пусть и с отдельными маньяками, остается в прошлом — а впереди темные века варваров, оставившие в руинах античный мир. Красный фонарь над дверью заведения Мари — Франс гаснет, и следующие кадры демонстрируют мир продажной любви современности.

Несколько романтизированное и идеалистическое изображение дома терпимости, на мой взгляд, не все было так чинно благородно в то время, но не хочется придираться к мелочам, тягучая атмосфера, в хорошем смысле, довлеет над зрителем и после просмотра, и хоть на мгновения начинает казаться, что тогда (давно) все было по другому…

8 из 10

«Дом Терпимости», фильм о проститутках, нет, будет мягче сказать, о жрицах любви, но вернее, увы, именно о проститутках, ведь любовь они не дарят, лишь продают секс и свои души.«Запертые» в стенах публичного дома, они годами, десятилетиями томятся в стенах своей обители, спрятанные от внешнего мира и забывшие о простых человеческих радостях, зная лишь своё дело и обрекая себя на муки грусти и одиночества.

Казалось бы, избитая тема в кинематографе- бордель, клиенты, проститутки, их отношения и тайны, жизнь в спальнях и комнатах, всё просто и обыденно, может даже показаться, немного скучно и монотонно, но что- то отличает этот фильм от подобных ему картин, задевающих столь щепетильную тему. Что же- обнаженка?(нет, ведь она свойственна большинству работ французских кинематографистов);антураж?(нет, ведь есть масса фильмов, более качественных и оригинальных в визуальном плане);подача материала?(нет, качественно, но не столь изящно и оригинально).-Герои, образы и, конечно, их воплощение — именно эти качества являются сильнейшими сторонами картины, достойными детального рассмотрения, вызывающими буру чувств и эмоций, достойные восхищения и печали. Собрать под одной крышей столь разных героев — глупые и простые, изящные и утончённые, божественно красивые и зверски изуродованные (можно продолжать сравнения, но это не будет иметь смысла — всё итак ясно)-это доказательство виртуозности сценариста Бертрана Бенелло,(также взявшего на себя режиссёру фильма, и пускай второе уступает первому), а также сплочённость актерского состава, которые вместе создают интересный контраст, при этом не упуская возможно выступить сольно, полностью раскрыв свою героиню и передавая этот эмоциональный заряд зрителю, в особенности стоит отметить Селин Салетт и Жазмин Тринка, оказавшимися более чувственными и интересными.

И пускай режиссура не блещет оригинальностью, крупные планы раздражают глаз, а музыка не всегда соответствует действиям, создавая неверный эмоциональный тон сцен, зато актрисы и их героини, создающие тот самый «цирк уродов» — печальных, весёлых и ущербных, стоят тех двух часов, потраченных на просмотр картины, с уверенностью перекрывающие все недостатки фильма, за это им мои аплодисменты.

8 из 10

На рубеже 20 века заканчивает своё существование респектабельный парижский бордель. Под чутким контролем Госпожи Мари-Франс последний бастион лояльности под названием «Апполонида» обеспечивает удовольствиями богатейших представителей Парижа. Диапазон специалистов здесь также широк, как и предлагаемые ими услуги и может удовлетворить желания даже самых прихотливых гурманов.

За закрытыми дверями, в богато украшенных костюмах - под стать наполненному тонким, шикарным декором антуражу, находят своё пристанище души добровольно отдавшие себя в руки похотливому брату Амура. Проститутки и их клиенты пребывают здесь в одурманенном томлении и кажется вот-вот утонут в изобилии шампанского и опиума, а вальяжно раскинувшаяся на кушетке чёрная пантера под стать общей атмосфере, с нечитаемым выражением оскала, наблюдает за всем этим.

Бонелло наполняет свой фильм атмосферным сочетанием притяжения и отталкивания. Клиентам здесь предлагаются элегантные просторные помещения с прекрасными каждая по своему девушками, чей особый мир существования подходит к концу, а их тела медленно убивает сифилис. В результате чего возникает довольно своеобразная смесь романтического декадентского и полу-сюрреалистического состояния. Бонелло создаёт очень богатую смесь и его фильм приятен взору несмотря на несколько вялый темп двухчасового повествования в изучении мира борделя. Проституция, как театральный акт. Есть определённая магия в этом замкнутом мире в котором блудницы и их клиенты, как лунатики скользят через движения секса, тем самым создавая непреодолимую силу оставляющую след в зрительной памяти.

И в правду, бордель – весьма интересное место развития человеческой сексуальности, которое берёт свои истоки ещё с Древней Греции. Парижские бордели процветали вплоть до 20-х годов 20 века и оставались открытыми до Первой Мировой войны, пока последний дом удовольствий не погасил свой красный фонарь, а жрицы любви не вышли на улицы.

Пускай работа Бонелло не имеет сильного драматического сюжета, но созданная им гедонистическая атмосфера – является одним из самых подробных и успешных изображений борделя на плёнке, чьё чёткое время и место действия, подобно подзаголовку является сувениром из эпохи, которая кажется потерянной навсегда.

Париж, рубеж девятнадцатого и двадцатого веков, дорогой бордель со взыскательной и приличной клиентурой. Красивые, хорошо и небрежно одетые девушки застыли в разнообразных позах, периодически перемещаясь от одного посетителя к другому. Кто-то играет в настольную игру, кто-то музицирует или поет, кто-то поднимается наверх в комнаты. Атмосфера непринужденна и расслабленна.

Перед зрителем на протяжении всего фильма проходит череда жанровых, мало связанных сцен — Вечер в салоне, Взыскательный клиент, Клиент-оригинал, Утро, Приход новенькой, Клиент-маньяк, Прогулка, Купание, Опиум, Медосмотр, Сифилис, Смерть проститутки — список можно продолжать и дальше…

Молодой нарождающийся двадцатый век где то там, за окнами, утопает в тусклом обволакивающем свете красного фонаря и вкрадчиво напоминает о себе приглушенными голосами посетителей, обсуждающих смутные и непонятные для девушек темы — дело Дрейфуса, открытие метро, возобновление олимпийских игр, новый роман Уэллса. Так через призму борделя украдкой демонстрируется срез эпохи.

Распорядок в «доме терпимости» прост, ясно расписан и по своей четкости чем то напоминает устав военной части. Даже на вечерний «выход» в салон девушки выходят под закадровую музыку, чем-то напоминающую барабанную дробь. И клиентов и девушек камера рассматривает отстраненно, как бы через лабораторное стекло. Это женский мирок, мужчина здесь субъект, который вторгается извне, он может причинить боль, или развеселить, или выкупить и заплатить в долги, быть милым или злым, но исчезает он почти так же быстро, как и появился. И опять в кадре череда светлых или зашторенных комнат, заполненных одними девушками и их мечтами и заботами.

Смыслы и идеи в фильме либо очевидны, как опадающий по лепестку в конце бутон розы или проститутка с разрезанным лицом, плачущая молочными слезами спермы, либо полускрыты. Но их и не хочется искать, слишком велик риск откопать очередной социальный или политический подтекст, которыми славится французское кино.

Проще откинуться в кресло и насладится вереницей проходящих перед тобою картин, зарисовкой минувшей эпохи.

Обыкновенно думают, что вор, убийца, шпион, проститутка, признавая свою профессию дурною, должны стыдиться ее. Происходит же совершенно обратное. Люди, судьбою и своими грехами-ошибками поставленные в известное положение, как бы оно ни было неправильно, составляют себе такой взгляд на жизнь вообще, при котором их положение представляется им хорошим и уважительным. Для поддержания же такого взгляда люди инстинктивно держатся того круга людей, в котором признается составленное ими о жизни и о своем в ней месте понятие. Нас это удивляет, когда дело касается воров, хвастающихся своею ловкостью, проституток — своим развратом, убийц — своей жестокостью. Но удивляет это нас только потому, что кружок-атмосфера этих людей ограничена и, главное, что мы находимся вне ее. Лев Толстой

Париж на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков: момент переосмысления ценностей для общества. Пока в мире стремительно случаются метаморфозы, а каждый новый день стремится отличиться от прежнего, в Доме Терпимости не меняется ничего. Над этим маленьким островком гармонии и постоянства не властно время. И вчера и сегодня прелестные девушки в полупрозрачных платьях и туго затянутых корсетах будут царственно восседать на бархатных диванчиках, развлекать гостей играми и танцами, класть голову на колени страждущим ласки и принимать в комнатах наверху всех желающих. Эти дамы с легкостью могут перевоплощаться в мертвенно-бледных фарфоровых кукол, обольстительных японок или мертвых нимф, им по силам удовлетворить любую фантазию. В свободное от работы время девушки могут просто обняться, трогательно прижимаясь друг к другу в поисках иллюзорной защиты, и уснуть, а уж потом приходится подниматься и тщательно готовить свое тело к новому праздному вечеру. Одеколоны, крема, пышные юбки, сложные пояса, удушающие корсеты.

Бертран Бонелло представил миру эстетически милую, но в то же время и пустую зарисовку. Нет никакого сомнения в том, что получить некое наслаждение и вдохновение, наблюдая за юными девами и их томлением в этой золотой клетке, не составляет труда, но в то же время за двухчасовым повествованием, призванным осветить все трудности и низости древней профессии, не скрывается глубокого смысла или высокой эмоции. Руководящим чувством скорее является упомянутое ещё в заголовке терпение, оно и правит этот бал, где девушки, страстно желающие просто уснуть в своем закутке, натянуто улыбаются гостям и уже рефлекторно раздвигают ноги и обнажают бедра. Одним посетителям угодно смотреть на плоть, другим разговаривать, третьим молниеносно сливаться в горячих объятиях. А угодить следует всем. И да, случается, что проникаешься глубоким состраданием к еврейке с длинным шрамом вместо привычных пухлых губ, любуешься пляшущими дамами или прельщаешься их звонким, неискренним смехом, но это всего лишь мимолетные, едва ощутимые эмоции, которые почти мгновенно тонут в пучине меланхолии, которой прониклась лента от начала и до конца.

Довольно сложным занятием представляется и вычленение некой сюжетной линии из общей композиции: картина обходится без главных героев и первостепенных событий, она больше похожа на стремительный ручей с холодной пресной водой, обычный поток воды, который несется вперед, даже если на пути его сухие ветки или пыльные булыжники. Нет никакой особой морали, нет специфической задумки, есть лишь возможность созерцать и воспринимать, пропускать через себя все, а вовсе не избирательно, моменты жизни Дома Терпимости. Тебе не приходится выбирать между ванной, наполненной холодным шампанским или обыденным перепихом на кровати, ты вынужден терпеливо ждать, когда все закончится. Однако конца у таких историй не бывает, как правило, они увенчаны знаком бесконечности, также как девушки могут похвастаться клеймом разврата, которое на них беспечно поставила жизнь.

Бонелло не драматизирует, он, напротив, стремится показать, что все эти трагедии, болезни и несчастья - естественная часть жизнь подобных девушек, а потому не стоит пускать скупые крокодильи слезы, от которых все равно нет никакого толку. Эти девушки просто существуют на правах райских птиц, поражающих своей прелестью и идеальностью, они не дожидаются чего-то конкретного, не верят в чудеса и не мечтают о том дне, когда станут свободными. Любую перемену в своей жизни они смогут принять достойно и с высоко поднятой головой, потому как падать ниже им уже некуда, а значит и страшиться нечего.

Переломный момент, стирающий границу между изыском и роскошью Дома Терпимости, где плотская любовь за деньги ещё имела оттенки эстетики или хоть какой-нибудь красоты, и проституции, вышедшей веселой походкой на улицы большого города, оказывается просто очередным событием, ещё одной ниточкой в гобелене жизни. Вот эти прекрасные создания и вырвались 'на свободу',вот и получили возможность ежедневно любоваться небом и глядеть на красоту перекошенных, стареньких домиков. Однако возникает щемящее чувство тоски по тому изысканному, бархатному плену, который казался чем-то лучшим, но остался пройденным этапом жизни девушек. На этом рассказ обрывается, но не потому что история подошла к логическому завершению, а потому что рассказчик утомился от бомбардировки сознания пессимистическими оттенками чувств, тем более слушатель и сам знает продолжение истории, потому как он и есть часть этого нового мира, полного бед и разврата. Но даже это не повод драматизировать, а всего лишь факт, который следует с достоинством признать, потому что в тот день, когда развалится и эта прогнившая система, нужно будет красиво встретить конец всего.