Рецензии

Это фильм об искусстве, которое проходит через различные, насыщенные события времени и истории Китая. Для меня же все происходящее было связанно с одним человеком Чэн Диаем, мое бешеное сердце колотилось с самого начала его пути. Оставленный матерью, искалеченный и одинокий он находит кого-то, кого можно любить. Дуань Сяолоу становится в его глазах героем и спасителем, так они вместе стремятся стать актерами китайской оперы.

Этот фильм просто бесконечная боль и тоска человека, потерявшего всё, даже самого себя. Можно увидеть, как его сломали еще в раннем детстве: «… по природе своей я мальчик, не девочка…» – стоит на своем герой, говоря одну из реплик, тут же его ломают силой и кровью заставляя произнести слова противоречащие его убеждениям. Ребёнок без любви и должного воспитания еще не личность, ему невыносимо сложно понять, где реальность, а где роль. Жестокий мир его добивает насилием, вот тогда он и вовсе теряет себя. С этого момента он живет только оперой и любовью к своему другу Дуаню, который играет с ним на одной сцене.

Всей душой возненавидела Дуаня, потому что он всего лишь пустое место, его всегда можно было заменить, поменять, его роль была поистине обычной. Еще в начале картины можно видеть его посредственность, он ради публики готов разбивать кирпичи о голову, что больше похоже на цирк. Весь фильм он думает о себе, даже когда кому-то помогает, он в первую очередь задумывается о своей шкуре. Делает предложение женщине-проститутке, потому что боится гнева толпы мужчин, и снова проделывает свой трюк с разбиванием о голову предметов. Он и его недолюбовь с женщиной, которая им помыкала, но ему было удобно с ней, ведь если что, она его всегда спасала, находила деньги, шла просить помощи у других, бежала даже в эпицентр драки, будучи в положении. Она его действительно любила, хотя может он просто был её единственным шансом в трудное для женщин время, когда у тебя нет прав и нет защиты.

Чэн Диай настоящий талант и в тоже время заложник своей роли, его жизнь – это одна роль наложницы. Если бы он не был ею всегда, если бы он смог отделить жизнь и сцену, только он всегда был связан смертельно и навсегда с ней. Он был безжизненным телом, чем-то вроде красивой куклы для людей. Герой сам заточил себя в пустой комнате со своей психически больной привязанностью к человеку, который лишь однажды ему помог, вспомните эти фотографии на его стене, разве он не питал себя все время надеждой. Он всегда верил, что между ними что-то большее, не обязательно любовь, просто душевная, внутренняя связь, он думал они единое целое. Жаль только он один нес всегда в себе чувства и на сцене, и в жизни. Все его действия это особенные порывы сердца, его движения безупречные, плавные, его голос сладкий и манящий, он один был настоящим талантом.

Его предали задолго, той сцены в финале коммунистических перестроек, он знал это. Просто он одинок, он искал кого-то, кто поймет его страсть к опере. К сожалению жизнь сломала Диая, разбила его личность, закрыла его сердце, он опутал себя надеждами. Я вижу его в коконе из нитей, сидящим в своем образе наложницы и поющем оперу, а вокруг тишина, потому что мир настоящий далеко и вовсе не в его сердце, потому что оно давно уже мертво.

Не жалея экранного времени, действие этой картины простирается на полвека исторических бурь и катаклизмов, проносившихся по территории Китая по времени, начиная со второго и заканчивая седьмым десятилетием прошлого века. От гражданских войн, через японское вторжение, освобождение, бурю Великой Культурной революции – к переосмыслению маоизма.

Размашистый исторический контекст представляется своеобразным эпиграфом к этапам жизни двух мужчин, чьи судьбы соединились в раннем детстве дружбой учеников школы китайской оперы.

Связанные персонажами одного спектакля, они проникаются философией традиционного китайского искусства, заставляющей одного из них ломать изначальную природу своего существа в угоду разыгрываемого ими театрального представления.

Китайская опера перемалывает кости и характеры своих актёров, требуя от них физической и внутренней трансформации, чтобы и телом, и душой соответствовать сценическим образам своих персонажей.

Для юного Дози эта ломка наступает ещё до приема в школу: мать - проститука, стремясь хоть как-то устроить сына, отрубает палец с его шестипалой руки – иначе не берут, как непригодного.

Каноны китайской оперы, где все роли, включая женские, исполняют мужчины, требуют полного и всеобъемлющего погружения в образ, которое, по представлению авторов фильма, способно перевернуть сознание актёров, изменив их настоящие чувства и их реальную жизнь.

Так происходит с Дози и его другом Шиту, отношения которых очень скоро приобретают свойства, не традиционные для лиц одного пола, когда дружба и товарищество оттесняют переходящие со сцены влечение и любовь.

Изменившаяся природа одного и неизменное существо другого – вот конфликт вокруг которого разворачивается круговорот событий, связанных работой и разбегающихся по жизни людей, к которым добавляется женский образ разлучницы и конкурентки.

В страстях и муках душевной боли проходят драматические испытания чувства этих людей, по-своему дорожащих друг другом, борясь за свое счастье честным способом и опасным коварством. Но, ни в начале фильма, в короткий период детства, ни позже, на подростковом изломе, ни потом, вплоть до самого конца, ни маленькие, ни большие актёры не сходят с линии и не опускаются вниз, всегда находясь на высоте своего положения.

Все встряски, что испытывает страна, оборачиваются испытаниями связи двух мужчин, то расходящимися в стороны под влиянием обстоятельств, то сходящиеся вместе в творческом компромиссе, так и не находя компромисса в отношении своих чувств.

В циклическом представлении повторяется один и тот же эпизод из классической китайской оперы, сводящий вместе неразделимых жрецов древнего творчества. Проходят целые эпохи, сменяются власти и режимы, переворачивается смысл и уклад жизни, другой становится страна, но вековое искусство хранит неизменную чистоту звуков и движений, превращаясь для одного из героев в настоящую жизнь, которая, как и положено, должна закончиться на сцене.

Масштабное и многокрасочное кино смогло гармонично вобрать в себя размах массовых сцен и циничность идеологической борьбы, нюансы правды, лжи и предательства, найдя свой способ для искусствоведческих разъяснений, позволяющих вникнуть в природу и существо китайских традиций, которые, своей твердостью превзошли даже время, заставив его служить на свой лад.

Искусство, ставшее жизнью. Жизнь, отступившая перед искусством. Историческая эпопея, пронизанная чувствами отдельных людей. Единение общего и конкретного, коллективного и индивидуального, чувств и системы, постановочной четкости и исполнительской яркости, - всё здесь, в фильме Чан Кайге, потому, что это – искусство.

«Прощай, моя наложница» - это попытка писательницы Лилиан Ли и режиссера Чэнь Кайгэ оценить недавнее прошлое Китая на примере жизни людей искусства. В центре повествования - две тесно сплетенные актерские судьбы, с детства не знавшие спокойной жизни. За три часа экранного времени перед зрителем пронесется полвека потрясений огромной страны, омут перемен, в котором неизменным будет оставаться лишь театр.

- В нашем обществе одинаково презирают проституток и актеров. (с)

Дози попал в оперу будучи маленьким замкнутым ребенком, в тот день он лишился матери и своего лишнего шестого пальца, безжалостно отрубленного тесаком. Мать – проститутка, оставленный на произвол судьбы единственным родным человеком, Дози всю жизнь испытывал к жрицам любви открытую неприязнь. Отсеченный палец стал его первой жертвой искусству, а сожженное одеяло матери – первым отречением. Жизнь в опере полна боли и лишений, а каждая ошибка на пути к совершенству чревата побоями. Далеко не всем дано пройти сквозь жестокое горнило театральной школы к успеху и славе.

Дози прошел этот путь, но не в одиночку. Талант его раскрылся лишь в дуэте с другом Шито, а традиционная опера «Прощай, моя наложница» стала для них краеугольным камнем, определившим дальнейшую судьбу. Шито всегда исполнял роли героев, тогда как Дози был «по природе своей девочкой, а не мальчиком». С годами грани между мужским и женским началом стерлись в его характере, образовав единое целое, позволявшее блистать на сцене. По мере того, как роль верной наложницы сливалась с характером Дози, Шито становился ему все дороже, а дружба постепенно перетекала в привязанность и жажду нетрадиционной любви. Тогда в их жизни и появилась женщина из дома цвета вишни, тонкой нитью разделившая их судьбы. Навязавшись в женихи к Шито из корыстных целей, Юксиань полюбила его. Сильная духом женщина долгие годы сохраняла равновесие в жизни двух актеров, поддерживая Шито в минуты творческих скитаний, вытаскивая Дози из опиумного плена. Расплатой за преданность было лишь предательство - актеры на сцене становятся актерами в жизни.

- Неужели спасти народ можно только через казни? (с)

Всего за какие-то 50 лет в Китае произошел целый водоворот событий, от Японской оккупации и до культурной революции. В эти тяжелые годы мало кого заботили понятия дружбы, чести или справедливости. За спасение человека от расстрела можно было получить плевок в лицо, а избежавший голодной смерти подкидыш готов был заложить своих спасителей перед новой властью. Менялись правители, взгляды и нравы, но театр должен был остаться неизменным, с его лоском и традициями, канонами и репертуаром. Но лишь только новая политика Мао сломала театр своей нигилистической пропагандой, сломались и актеры, для которых опера была жизненным стержнем и основой существования. Приход к власти хунвэйбинов, повергших страну в хаос на долгие десять лет, становится апогеем этой истории.

Фильм получил «Золотой глобус» и «Пальмовую ветвь», но был холодно принят в родной стране. Возможно, всему причиной неготовность китайцев признать и переоценить собственное прошлое. Фильм-исповедь движения пятого поколения, решившегося на непредвзятую оценку истории страны. В нем нет положительных и отрицательных героев, есть только люди, аполитичные и преданные одному лишь искусству. Борьбы традиций с новым мышлением для них не существует, они просто играют отточенные до совершенства оперы, посвящая себя всецело одной лишь сцене.

Продуманная до мелочей операторская работа, искренняя актерская игра и чуждые европейскому уху мотивы Пекинской оперы делают фильм технически совершенным, что немаловажно для истории, в которой события развиваются вокруг театра. Актеры идеально вписались в свои роли, бросившись вместе с героями в эту жестокую мясорубку истории. Некоторые эпизоды выстроены так ярко, что остаются в памяти еще долгое время, вызывая гнетущие чувства, порождая тягостные мысли. Пустой взгляд женщины, познавшей боль предательства, испуганный мальчик, мечущийся с окровавленной рукой по комнатам, костры революции, с горящими в них актерскими масками, каждый отдельный кадр, каждая сцена дышит трагизмом судеб ушедшей навсегда эпохи.

Вывод: Сложный и невероятно глубокий фильм, однозначное «кино не для всех». Повторяющаяся в фильме несколько раз сцена оперы «Прощай, моя наложница» словно подчеркивает традиционализм китайской культуры, устоявший даже под натиском бескомпромиссного нигилизма. История взаимоотношений двух актеров, сплетение их дружбы и гомосексуальности, выбирающейся со сцены в реальную жизнь, является маленькой трагедией на фоне больших перемен. Жизнь героев словно иллюстрация зависимости судеб людей от внешних изменений.

Каждый любитель серьезного кино обязательно должен познакомиться с этой картиной, лишенной радостных тонов и удерживающей зрителя в постоянном напряжении.

9 из 10

Фильм посмотреть стоит. Он эпический, но при этом авторский — киноманы такое ценят (например, такие разные фильмы, как «Жестяной барабан» Шлендорфа, «Андерграунд» Кустурицы и «Казино» Скорсезе относятся к этой почетной категории). Для подобных фильмов характерна большая длина, множество персонажей, эффектный монтаж и обрушивание вороха событий на головы счастливых зрителей. Казалось бы, то, что доктор прописал: я сам люблю такие картины. Однако, если смотреть «Наложницу» внимательно, можно заметить, что режиссер — человек столь же талантливый, сколь и расчетливый. Кайге отказался от метафоричности и недосказанности своих ранних фильмов и сделал достаточно прямолинейную и эффектную картину для западной публики (впоследствии такой подход привел его прямиком в Голливуд).

Картина получилась — все-таки, талант. Но Кайге — это не Скорсезе, у него другой менталитет. Вышло немного поверхностно: не хватает глубины и пластической законченности. Многие сцены очень обрывисты: они заканчиваются слишком быстро, чтобы можно было прочувствовать драматичность момента — дань «скорсезевскому» монтажу. Выглядит это так, будто режиссер боялся, что актеры не сумеют играть сцену достаточно долго и, в конце концов, напортачат, поэтому ввел регламент: долой сцены длиннее одной минуты. В первой части, посвященной детству героев, есть неприятные жестокие сценки. Они какие-то эффектно циничные. Вместо сострадания мальчику чувствуешь скрытое самодовольство режиссера: смотрите, какой я ловкий манипулятор. Оперный учитель мальчиков, кажется, существует в фильме только для того, чтобы кого-нибудь выпороть, что на сцене последней порки достает уже окончательно, так что вовсе не расстраиваешься его «трагическому» уходу.

В фильме вообще много трагизма, но он показался мне не совсем настоящим, а каким-то наигранным: несмотря на старательное нагнетание драматизма в концовке, фильм берет не столько качественными драматическими сценами, сколько их простой совокупностью, не столько монтажом, сколько продолжительностью (без малого 160 минут). Необычно было также смотреть на нестареющего Лесли Чуна: в то время, как все остальные герои логично увядают со временем, он держится молодцом. Однако, играет Чун гениально, изображая глубокие чувства одним только выражением глаз и даже просто наклоном головы. Может быть даже, это лучшая его роль. Однако, в целом фильм слишком простой и понятный, почти по голливудским стандартам, и сделан был с расчетом на фестивальный успех. Набив руку, Кайге дальше пошел по проторенной дорожке — к коммерческим картинам.

Во время просмотра фильма - с самых первых кадров - в голове возникает одна мысль и остается там до самого конца: Вот оно - настоящее Искусство!

И сразу понять невозможно, к чему конкретно она относится - к творению Ченя Кайгэ или все-таки к Ней - Пекинской Опере.

Личности главных героев являются чересчур разными - так что же мешает каждой из них идти своим собственным путем? Ответ один - она, Опера, для одного - старая привязанность и при этом средство выживания, для другого - сама жизнь.

Абсолютно точно нужно смотреть подобные киноленты, помимо эстетического удовольствия Вы, если раньше не интересовались подобными вопросами, поймете, как повлияли определенные исторические события - японская оккупация, Культурная революция - на жизнь китайского народа. В те времена разрушались семьи, друзья становились врагами в один миг. Конечные сцены фильма с публичным изобличением вовсе не являются художественным ходом, и это является ещё одним большим плюсом фильма - на протяжении всей истории Вы можете верить своим глазам, исторические реалии полностью соблюдены.

Может быть, будет сложно поначалу воспринимать игру китайских актеров, может, Вам что-то покажется наигранным - уверяю Вас, по прошествии некоторого времени это отступит на задний план.

Все актеры прекрасно справились со своими ролями, хотя каждый, наверное, выделит Лэсли Чуна - актера, исполняющего роль 'дань' и чья смерть была воспринята киноматографическим сообществом как большая трагедия - он покончил с собой в 2003 году, сбросившись с крыши отеля. Восхищение - вот преобладающая эмоция при присутствии 'Мотылька' на экране.

При финальных кадрах невольно вспоминается 'Камо грядеши' Сенкевича:

'Да, с ними погибало то единственное, что еще оставалось у их мира: поэзия и красота'.

Эта картина, вместе с 'Фортепиано' разделившая в 1993-м Каннский триумф, выдержана в традициях «китайского большого стиля». Она исчерпывающе демонстрирует сноровку мастеров из Поднебесной конвертировать в формах искусства наиболее драматичные коллизии национальной истории. В данном случае - перенасыщенный острыми политическими событиями полувековой период ХХ века, начиная с двадцатых и заканчивая семидесятыми годами.

Фильм заставляет вспомнить 'Последнего императора' Бертолуччи, а также нашумевшую и экранизированную годом раньше пьесу Хуана 'М. Баттерфляй'. Сходство можно найти даже с уже упомянутым 'Фортепиано': в обоих Каннских фильмах-победителях главные герои лишаются пальцев руки. Физическое уродство маленького героя в фильме Кайге – наличие шестого пальца - априори лишает его шансов поступить в оперную школу, и тогда мать самым, что ни на есть, радикальным способом решает избавить сына от природного изъяна.

По мере развития сюжета центральный любовный треугольник превращается в нечто более сложное и изощрённое. Играя на сцене долгие годы одну единственную роль - возлюбленной в опере 'Прощай, моя наложница', взрослеющий герой невольно идентифицирует себя с женским персонажем и влюбляется в своего партнёра. Вместе с тем он стремится сохранить верность искусству, тому эфемерному состоянию духа, вне которого напарник остаётся обычным мужчиной, увлечённым простой женщиной.

Борьба за мужчину представляется ему сражением за искусство, в котором отсутствует деление по половым признакам, а есть только возвышенная страсть. Ежедневные облачения в женские наряды преобразуют естество героя, стирая для него грань между реальностью и вымыслом, мужским и женским началом.

История о трансформации сознания, превращающая мужчину в трансвестита, попала в эпицентр кинематографической моды, что и определило повышенный интерес к картине у отборщиков Каннского фестиваля, а затем и жюри.

Гонконгский актер и певец Лесли Чун стал великим еще при жизни снявшись в культовых фильмах «Дикие дни», «Счастливы вместе», «Прах времен» Вонга Кар-Вая, «Светлое будущее» Джона Ву и наверное в самом известном гонконгском фильме про приведений «История китайских призраков» с которого началась мода на фильмы жанра уся. Но все-таки вершиной его творчества в кино принято считать картину китайского режиссера Чана Кайгэ «Прощай, моя наложница». Считается, что в судьбе сыгранного им артиста пекинской оперы, влюбленного в своего партнера по сцене, покончившего с собой есть много схожего с судьбой самого Чуна.

На примере любовного треугольника, в котором участвуют два актера пекинской оперы и проститутка, Чан Кайгэ показывает, как на самом деле обстоят дела во всем коммунистическом Китае, без принятого патриотического пафоса и прикрас. В этом и заключается главная значимость этого фильма. Неудивительно, что картина получила главный приз на каннском фестивале в 1994 году. «Прощай, моя наложница» это вообще первый китайский фильм, получивший золотую пальмовую ветвь. Действие фильма охватывает более полувека. С самых же первых кадров нам дают понять, что фильм, мягко говоря, не самый жизнеутверждающий. Женщина, спасаясь от голода и холода, приводит своего маленького сына в школу пекинской оперы. Но мальчика туда не принимают, из-за того, что у него шесть пальцев на одной из рук. Тогда женщина принимает волевое решение. От холода у мальчика замерзают руки, так что он перестает их чувствовать, пользуясь этим, она берет тесак и отрезает ему злополучный шестой палец. Первые полчаса нам показывают жизнь детей в школе пекинской оперы. Порядки в ней царят, прямо скажем, не самые гуманные. Учителя избивают учеников до полусмерти за малейшие провинности и в обще относятся к ним не очень уважительно. Именно в детском возрасте происходит знакомство главных героев. Повзрослев они будут играть в одной лишь постановке о том как наложница спасая своего правителя, кончает с собой. Наложницу соответственно играет Дози (Лесли Чун) — женоподобный молодой человек, который в жизни полостью живет сценой и своими ролями. Правителя — Шиту (Чжан Фенъи) долговязый, простоватый, грубоватый, не очень симпатичный, но тоже очень талантливый актер. Живущий, только своей ролью Дози и в жизни влюбляется в Шиту. Но Шииту по всей видимости является гетеросексуалом, так как заводит роман с проституткой, которую зовут Юксиан (ее играет тоже очень знаменитая китайская актриса Гун Ли). Трагедия не разделенной любви отнюдь не единственная в жизни главных героев. Вторая мировая, японская оккупация, потом приход коммунистической партии, обвинение в измене родине, тюремное заключение, пристрастие к опиуму, предательство всех и вся и как итог два главных героя Юксиан и Дози кончают с собой.

На самом деле моду на такие масштабные полотна, про жизнь китайского народа в 20 веке, породил Бернардо Берталуччи своим фильмом «Последний император». Именно после него два самых известных китайских режиссера Чжан Имоу и собственно Чан Кайгэ стали соревноваться друг с другом, кто больше слез выжмет из зрителя подобными фильмами. «Прощай, моя наложница» с одной стороны очень легко смотрится. За те три часа, что он идет, не возникает желания бросить просмотр. Но с другой этот фильм я бы сравнил с долговязой китайской лапшой в которую забыли добавить соли и специй. Не смотря на то, что Чан Кайгэ намешивает коктейль, в котором присутствуют все самые скандальные темы, которые отлично котируются на крупных фестивалях — однополая любовь, проституция, наркотики, суицид. Но все это абсолютно лишено какого то драйва или изюминки или же бунтарства как у Годара, Фассбиндера, Осимы или Фон Триера. В этом же фильме есть одно монотонное, трагичное, мелодраматичное повествование, которое конечно абсолютно уместно, но мне лично смотреть такое местами скучновато. А самое главное нет никакого желания пересматривать этот фильм в отличие скажем от похожей картины «Город скорби» Хоу Сяосяня, в которой есть разные отступления от заглавной семейной драмы.

Но главное в этом фильме как я уже сказал то, что свою лучшую роль в нем сыграл Лесли Чун. Его герой Дози полностью вжился в свой сценический образ наложницы. Считается, что и сам Лесли так же вжился в образ Дози. Вскоре он, как и его герой признается в своей нетрадиционной сексуальной ориентации. А 1-го апреля 2003 года актер покончит с собой, выбросившись с 24-го этажа гостиницы. Воистину беззаветное служение искусству.

6 из 10

Перед просмотром этого фильма нужно попрощаться с европейским пониманием красоты. Мы окажемся совершенно в другом культурологическом пространстве. Логичность и последовательность повествования тут совсем не важны. Предлагаемые Чэнь Кайгэ образы не имеют прямой подоплеки, они будут отстранены от непосредственной канвы повествования. Не один раз проигрывающийся спектакль Пекинской оперы может нести в себе настолько много значений, что не будучи 'в теме' однозначно судить об этих решениях попросту глупо. Также и большинство иностранцев, вероятно, могут оценить в 'Утомленных солнцем' Михалкова лишь психологическую зарисовку о сталинских репрессиях, в то время как фильм подкреплен более чем неоднозначной риторикой героев, переводящей все повествование для 'более опытного' российского зрителя в омут нерешенных политических условностей. Так и здесь. Чэнь Кайгэ бросает нас в красочную историю любви и предательства, которая демонстрирует все значимые 'фишки' на теле Китая двадцатого века: революции, оккупация, война.

Пожалуй единственное, что привлекло меня в этой ленте, так это постоянные переходы Чэня Кайгэ от баррочной театральности, творящейся на сцене, к реалистическим этюдам (которые уже с самого начала потрясают своей жестокостью). Легко и непринужденно Кайгэ приближается к 'Сатирикону' Феллини - пространству, в котором форма довлеет перед содержанием, а эстетика перед этикой. Затянутый хронометраж и растянутость действия на десятилетия позволяет предположить, что таким образом автор попытался закодировать историю Китая двадцатого века в сюжет фильма. Определенно это заслуживает уважения.

Ну а что касается моего вкуса, так смотреть фильм было сложно. Эстетика не слишком удивила (да и множество пересечений было как с 'Последним императором', так и с 'Подними красный фонарь' - фильмами куда более гармоничными). Поэтому и впечатления скорее нейтральные, не без реверанса создателям, конечно.

6 из 10

В фильме рассказывается история двух актеров, исполняющих старинную китайскую оперу «Прощай, моя наложница». Они исполняют ее на протяжении десятков лет и испытывают на себе все перипетии китайской истории двадцатого века. Им приходится пережить вторжение японцев и культурную революцию, от которых они одинаково пострадали. Но верность искусству помогла им выстоять в схватке со временем, хотя назвать это победой вряд ли можно. Актеры были унижены китайским обществом, принявшим ценности революции, и друг другом, поскольку перед лицом опасности думали лишь о себе.

Несмотря на яркие картины из жизни китайского общества, фильм «Прощай, моя наложница» все-таки прежде всего об искусстве, причем вопрос о сущности последнего только заостряется суровыми историческими декорациями. Искусство пекинской оперы было поставлено историческими реалиями в такие условия, когда стоял вопрос о его выживании. На актеров шли гонения, содержание опер тоже подвергалось критике и пересмотру. Некогда знаменитые, а теперь осмеянные актеры не изменяют искусству и выступают его подлинными хранителями. Для них опера — это смысл жизни и единственное, чем они умеют заниматься. Это их дар и одновременно их проклятие, нечто наделенное чертами божественного откровения и дьявольского коварства.

В фильме чувствуется некая тотальность влияния искусства на жизнь, то есть та самая соцреалистическая идея, которую социализм предложил искусству. Играя князя и его наложницу, актеры-мужчины переводят эти отношения и в реальную жизнь, становясь, по-видимому, любовниками. Это показано лишь намеками, но с такой чувственностью, которая не вызывает отторжения. Пекинская опера была островком красочной жизни в бедном довоенном Китае времен гражданской войны. Эта красочность — в костюмах, гриме, жестах, музыке и словах. Несомненно, опера была искусством для избранных, и вчерашние подростки, жившие в нищенских условиях при актерской школе, где их муштровали как солдат, взлетают на вершину популярности. Эта зигзагообразная жизнь, когда за бедностью следует слава, а за славой — всенародный позор, как нельзя лучше указывает на парадоксальную природу самого искусства, которое вынуждено обновляться и сохранять себя в постоянно меняющихся условиях. Судьба актера трагична — именно об этом снят фильм. Выбирая актерскую судьбу, выбираешь не только возможную славу, но и возможное поражение перед лицом тотального непонимания. Актерам этого фильма удалось пережить и взлет, и падение, но пестрый опыт жизни в конце концов так и не придал им достоинства, превратив в людей, вызывающих жалость. Верность классическому искусству оказалась для них непосильной ношей. Но кто в этом виноват, режиссер не отвечает. Во всяком случае ужасы культурной революции, как это часто бывает, показаны не имеющими руководителя, просто как спонтанное волеизъявление народа, который невозможно осудить. Без таких обобщений фильм Чэня Кайгэ остается рассказом о частной жизни.

9 из 10

Посмотрел этот замечательный фильм еще одного вновь открытого для меня режиссера Чэнь Кайге. Влюбился в этого мастера! Китайцы так живо и по-настоящему умеют передать человеческую жизнь. Натурально, естественно, тонко. Каждый фильм, который мне удалось оценить от китайских кинематографистов всегда эпический. Он не рассказывает отдельно взятую историю, где, как говорится, есть место и подвигу и предательству, он рассказывает всю жизнь. А жизнь — это длинный марафон, выдержать который на одном дыхании мало кому удается.

Этот фильм именно про это. Про то, как тяжело оставаться человеком всю жизнь, как тяжело не предать мечту. Предать друзей и даже любимых нам все равно так или иначе придется, так, по крайней мере, считают китайцы. И они показывают нам, как то, что в какой-то момент или с чьей-то точки зрения считается жестоким, в другую эпоху или с другой точки зрения кажется вполне естественным и даже романтичным.

Но самый главный вывод, который сделал я, посмотрев этот фильм это то, что человек способен выдержать все угодно, так же, как и сломать человека можно всегда. Но самый жестокий ломатель человекеского начала — это коммунистический строй. Люди, которые смогли оставаться людьми в более жестоких ситуациях при коммунистическом правлении превращались в ничтожества, сами осознавая, что они ничто.

И от просмотра этого фильма остается впечатление, что все это — правда!

Не зря коммунизм некоторые считают самым злым злом на этой планете и я готов с этим согласиться.

10 из 10