тени в раю
Мало слов. Хираяме говорить особо не с кем и не о чем. Он одинок. Он очевидный интроверт. Он – уборщик общественных туалетов в Токио. Диалог с посетителями почти всегда без слов. Без слов выйдет из кабинки, если увидит особо нуждающегося. Без слов покажет ошарашенной туристке, как стеклянные стены туалета сделать непрозрачными. Бессловесным может быть и диалог через партию в крестики - нолики с невидимым партнером на листе, оставляемом за бачком. Напарник по работе все говорит сам. Ему нужны только уши, которые терпеливо примут его математические оценки текущих событий и жизненных перспектив «Два из десяти. Восемь из десяти. Десять из десяти» - тут ответы и не требуется. Все уже просчитано.
На склоне лет немецкий режиссер снял типичный фильм раннего Вендерса. Медленный, немногословный. Роль глобальных событий исполняют чистка зубов, дорога на работу за рулем пикапа набитого швабрами и моющими средствами, поливка ростков кленов, баня, книжная лавка, напиток в забегаловке в переходе. Все основное – в паузах. Музыка американского рока 70-х на допотопных для Токио 21-го века кассетах на фоне суперсовременной телебашни «Небесное древо». Любимый вендерсовский мотив роуд-муви. Хираяма никуда не уедет из Токио. Его роуд-муви – это путь от туалета к туалету. А кто сказал, что путешествие должно быть обязательно за тридевять земель?
Назвав один из своих ранних фильмов «Алиса в городах», Вендерс прописал сам себе один из основных мотивов своего кино. Берлин, Мюнхен, Вупперталь, Палермо, Лиссабон, Париж, что в штате Техас – они даже в названиях его картин. Человек и место его обитания. Их не артикулируемый диалог. Человек в среде, которую создали совместно природа и многие поколения предков. Как одинокий голос человека вплетается в эту симфонию из природных и искусственных звуков – образов. Токио в творчество Вендерса уже был. «Токио – Га» - полудокументальные, полуигровые поиски в современном мегаполисе следов, оставленных режиссером Ясухиро Одзу. «Токио – Га» и «Идеальные дни» роднит почти полное отсутствие любимых Вендерсом пустых городских пространств, в которых теряется фигура человека. Город такой: многоэтажка на многоэтажке сидит и автобаном подпирается. Тесно в переходах, в туалетах, в парках. Баня крошечная. Дворик малюсенький. Одинокая фигура Хираямы может быть одинокой только в кабине пикапчика, в узкой ванной и в крохотной комнатке с татами на полу.
Что случилось в жизни Хираямы, что привело его к такому одиночеству и тотальному молчанию? Есть только намек. Появление племянницы, а потом и сестры даст понять, что-то в прошлом было трагическое, травматичное. Но родственницы промелькнут волшебной кометой и вновь исчезнут, оставив Хираяму с теми, кто ничего не требует, не ставит условий и не диктует волю – с ростками кленов, непременным баночным кофе по утрам, освежителями воздуха, книжками из лавки, кассетами с музыкой американского рока поколения «детей природы».
Из фильма в фильм Вендерс об этом – каждый не только умирает в одиночку, каждый живет в одиночку, даже если окружен толпами со всех сторон. Что есть человек, его желания, стремления, характер, путь? Кристально–чистая экзистенция. Технический и социальный прогресс налицо. Неустойчивости, неустроенности, необъяснимости жизни они не отменили. Хираяма главный экзистенциальный вопрос решил. Он сделал кофе, саженцы, пикап, татами интимно близкими. Людей держит на дистанции. Ближе других допускает тех, кто может выдержать молчаливый диалог: жестами, взглядами. Странных, нелепых и, скорее всего, не слишком любимых – он встречает каждый день. Они, как ростки кленов. Интимно близки. Но никаких социальных требований.
Наконец, туалеты. Токийские общественные туалеты – это что-то! У каждого «лица необщее выражение», каждый – объект арт-хауса и высоких технологий одновременно. Чего стоят только микросхемы, вмонтированные в унитаз в сортире для инвалидов! Но при всей суперсовременной начинке, остатки на унитазах, полах, раковинах и стенах – самые, что ни на есть, доисторические. Вендерс и здесь лишает иллюзий – передовые технологии и высокое искусство привычки и природу не меняют.
В своем последнем фильме Вендерс нашел визуальный код превращения социальных отношений в экзистенциальную рефлексию. Человеческая привязанность, несостоявшаяся любовь, неизлечимая болезнь – все эти сладостно – мучительные переживания он превратили в игру теней на асфальте. Диалог – поединок двух мужчин – это дуэль теней. Тени не станут ни темнее, ни светлее от новых знаний друг о друге, от выяснения новых обстоятельств в отношениях. Тени никогда друг друга не догонят, не нанесут ран. Только слиться могут в одну тень. Тенями прошлого могли бы звучать и песни из кассетного проигрывателя, если бы не одно «но». Некоторые авторы – исполнители живы и здравствуют и поныне. Но архаичный звук доцифровой эры тоже вырастет до символа вечного шепота «детей природы». В узких и тесных пространствах перенаселенного Токио Вендерс все же находит столь любимое им свободное пространство. Это – небо над головой, которое даже и из туалета видно. А игра теней, которую устраивают листья от окружающих деревьев на стенах уборных, каждое мгновение неповторима. Уже через секунду будет иное солнце, вырастут новые листочки, опадут старые. Эти узоры Хираяма фиксируют на фотопленку. Для того, чтобы лучшие снимки упаковать в новую коробку и спрятать в шкаф в доме, где кроме него никого больше нет. Архив бесценного – теней в раю.
Показать всю рецензиюПотом — это потом. А сейчас — это сейчас (с)
'Идеальные дни' - почти совершенное любовное признание Японии, Америке и простым радостям от Вима Вендерса
Когда раньше мне говорили, что Вим Вендерс - немец, я относился к таким заявлениям с подозрением. Ну какой же он немец. Это настоящий американец, снимающий один и тот же фильм всю свою жизнь. Такой нескончаемый роуд-муви с легкими остановками на перекус и сон в мотеле. Теперь я буду добавлять такую оговорку. Настоящий американец, но и еще чуть-чуть японец.
'Идеальные дни' - это, конечно, ода Японии. Ее ритму жизни, уличным вывесками, просыпающимся по утрам кофеманам, изучающих ассортимент местных вендинговых автоматов. В познании этого странного мира Вендерс преуспел, достиг какого-то личного дзэна и наконец-то перевел ощущения на язык кино.
Главный герой фильма - где-то 55-летний Хираяма. Он встает раньше восхода солнца, ухаживает за коллекцией момидзи и идет на работу чистильщиком городских туалетов. Вся его жизнь - повторяющиеся изо дня в день ритуалы. Он чистит зубы в одно время, есть один и тот же бутерброд с видом на одно и то же дерево, а после работы смотрит бейсбольный матч любимой команды. По сути, он проживает один и тот же идеальный день.
Даже выходные мало меняют привычный ритм, по сути дополняя его рутину. Сходить в бар ради местного крафта, проявить нащелканные на олимпус кадры зеленых крон любимого парка, по дороге послушать Патти Смит или Ван Моррисон. Лу Рид и его Perfect Day тут тоже, как можно догадаться из названия, есть.
Хотя мы видим вечную статику, словно наблюдая за движением камней в саду, 'Идеальные дни' - это фильм про динамику. Хираяма не стоит на месте, он последовательно живет эту жизнь ровно так, как ему хочется. В этой не столько буддистской, сколько синтоистской догме. Всматриваясь в небо не в поисках познания и ответов, а просто ради наблюдения за красотой, высшая степень которой заключено в самой сути вещей. Их повторяемости и вечности. Магия созерцания.
При этом Вендерс четко улавливает, что современная Япония не существует без ссылки на американо. Народ, открывшийся миру после войны, неизбежно сгреб, а постепенно и зафанател от культуры страны-победительницы. Приделав к этому западному универсуму японскую сосредоточенность на процессах, страна сакуры проникла на Запад с творений Куросавы, Мураками и Ямамото, в которых, конечно, мы узнавали самих себя. Такой идеальный культурный бумеранг.
И вот в этой поэтике Вендерс реально преисполнился, сняв почти идеальный фильм про идеальные дни идеальной для себя страны. Опять же очень американской, поэтому лишь дважды в фильме играет песня на японском, но оба раза лишь перепевка англоязычного хита.
'Идеальные дни' - фильм, который невозможно за что-то ругать. Очень хочется сказать, что автор шел к нему всю жизнь. Может быть, это и так. А может быть, именно Япония - самая простая дверь в мир, где чуть больше уважают прекрасное и наслаждаются простым.
Показать всю рецензию