Рецензии

Я, конечно же, слышал о таком режиссере как Михаил Ромм. Только вот с его творчеством знаком не был. О его творчестве я слышал, что оно, как говорится, очень «замороченное». Правильнее будет конечно сказать, что его картины очень глубокие. Это тот тип режиссера, который никогда не снимает «прозрачные» фильмы.

Девять дней одного года — это фильм, который рождает в голове огромное количество мыслей. Кино, которое заставляет задуматься о жизни. Жизнь — это борьба. Борьба во всем и со всеми. Безусловно, каждый увидит в этой картине что-то свое и поймёт её по-своему. Я понял именно так. Ведь главный герой — учёный физик — стремится к своей цели, несмотря не на какие опасности. Даже смерть его учителя и проблемы с его здоровьем не могут остановить его. Он все равно борется и верит, что эксперимент удастся. Позже он будет бороться со смертью, и тоже будет верить до последнего.

Также в этом фильме очень ярко выражается преданность делу, которая порой доходит до фанатизма. Герою не нужны какое-то признание или слава и к каким-либо материальным благам он относится скептически. Главное для него -это цель. И ради её достижения он готов абсолютно на все. Кстати, это также рождает такое понятие как эгоизм, который отражается на близких людях.

Актеры сыграли просто замечательно! Алексей Баталов, Иннокентий Смоктуновский, Татьяна Лаврова. Эти люди прекрасно воспроизвели своих персонажей на экране. Лаврова очень понравилась в сцене, когда её героиня узнает о том, что её муж получил последнее облучение и падает перед ним на колени. Эта сцена просто замечательна!

Кстати, смотрел я этот фильм из-за Евстигнеева, который играет там роль второго плана. Но, все равно, увидеть его на экране было приятно.

Концовка фильма также немного шокировала. Ожидал разные варианты, но фильм закончится тогда, когда этого совсем не ждешь.

8 из 10

«Современная наука, в особенности

современная физика — это упорный и кропотливый труд.

За первой блеснувшей удачей следуют месяцы,

а иногда и годы проверок, повторных опытов,

разочарований, удач и неудач».

Фильм известного режиссера Михаила Ромма «Девять дней одного года» в свое время играл одну из главных ролей в отечественном кинематографе.

Действие происходит в начале 60-х на территории бывшего СССР. Сюжет необычен, хотя для того времени ядерная физика была очень актуальной темой.

Гусев — молодой ученый, занимается проблемами ядерной физики. Несмотря на полученную большую дозу радиации от ионизированной плазмы, он продолжает заниматься своей работой, не бросая её наполовину. Ради будущего поколения.

В 60-е годы, во время правления Никиты Хрущева, наша аграрная страна имела практически безграмотное население. Наука и техника только начинали набирать обороты — полет Юрия Гагарина прекрасное тому доказательство. И, конечно, развитие ядерной физики. Тем, кто этим занимались, надо было воздвигнуть памятники. Вкладывая огромные усилия, эти люди старались сдвинуть человечество хотя бы немного вперед, хотя бы ради того, чтобы приблизить род людской к неисчерпаемым запасам энергии.

Мир стоит на грани катастрофы. Кибернетика и радиоэлектроника. Ядовитый парадокс. Война движет технику большим скачком».

М. Ромм сумел создать уникальное кино, охватывающее ядерные исторические моменты развития страны того времени.

Так как большую часть времени мы видим всевозможные рубильники и пульты управления, оператор Герман Лавров привлек мое внимание сценой в ресторане, где мы видим наполненный зал.

Создалось ощущение, что камера держалась на потолке.

Но в остальном, разнообразия планов не было. Оператор не занимался поиском «изюминок», поиском такого кадра, который мог бы вам запомниться и запасть в душу. Все крайне суховато и постно. Но в этом и вся суть! Зритель должен почувствовать эту пресность. Так как(Что, опять «так как»?) действующие лица работают на научной станции, то и в кадре проявляется крайняя строгость и простота. Ничего лишнего. Только одинаковые стены и аппараты управления, стоящие в лабораториях. Но нашему герою не важны условия, в которых он работает.

Если говорить о светотени, то в кадре присутствует больше затемнения, тусклый свет виден в небольших количествах. И, тем не менее, для советского кино того времени использовались хорошо спроектированные, современные декорации западного уровня.

Ученые-физики не могли поверить, что кино снималось в павильонах, а не в настоящих лабораториях атомного института.

Что касается музыкального сопровождения, то оно почти отсутствует. Звуковую дорожку заменяют гудящие, словно холодильник электронные звуки работающих аппаратов. А порой и протяжные вои сирены. Это усиливет эффект присутствия.

«Коммунизм должны строить добрые и терпеливые люди».

Фильм хорош еще тем, что ненавязчиво показывает силу человеческого характера, волю человека, идущего к своей цели.

Несмотря на то, что жанр данного фильма можно отнести больше к интеллектуальной драме, смотрится он достаточно легко. Режиссер сумел добавить фрагменты, где мы на одном дыхании наблюдаем любовные отношения молодых людей…

«Если бы все были Гусевым. Представь…три миллиарда Гусевых!»

Дмитрий Гусев в замечательном исполнении Алексея Баталова — сосредоточенный человек, знающий толк в своем деле. Одаренный ученый Гусев является одной из любимейших ролей актера. Хладнокровный, расчетливый и рассудительный он точно знает, что ему надо, и он этого добиваться, не важно при каких сложившийся обстоятельствах.

Илья Куликов, теоретик, давний товарищ Гусева. Этого насмешливого и самодовольного типа сыграл Иннокентий Смоктуновский, он постоянно загоняется в споры вместе с Гусевым. Они могут часами вести спор о чем-либо, настаивая на своей точке зрения. В целом, он может быть очень занимательным собеседником, не давая заскучать никому.

Да(запятой здесь нет) и не только они ведут рассуждения о глобальном. Порой, Гусеву приходится доказывать научно-исторические факты.

и гипертрофированные убеждения своим коллегам.

Как говорится: «Каждый человек имеет право на мнение, значит я могу раздавать медали за лженауку».

«Я люблю изучать дураков, дурак не может не быть интересен. Дурак явление общественное. Не будь них, картина была бы не полной. Дурак точно отражает своеобразие своей эпохи. Умный может оказаться впереди эпохи и в стороне от неё», — типичное высказывание Куликова.

Что принципиально, я не услышал, чтобы упоминали фамилию Никиты Сергеевича. Вероятнее всего, цензура не позволяла трогать святое.

А в остальном в кино говорится о разном: Американцы, Европа, ядерное оружие, полеты в космос, атомная энергия. Для периода хрущевской оттепели это кино было просто необходимо, оно имеет огромную художественную ценность.

Роль Лёли, для молодой актрисы театра «Современник» Татьяны Лавровой стала переломным моментом в её жизни. Из всего опыта в съемках художественных фильмов, эта роль стала главной в её кино карьере.

Её героиня достаточно верная, теплая, добрая, заботливая. При этом, она тоже физик.

И когда Гусев облучился, он старался не говорить об этом своей девушке. Она постоянно уходит в глубокие размышления, и воспринимает все слишком достаточно близко к сердцу. Здоровье Гусева со временем ухудшалось. Это отразилось на его замкнутости. Лёля постоянно спрашивает у Дмитрия, что может проблемы в ней самой.

Дмитрий, Илья и Лёля представляют собой классический любовный треугольник в картине.

«-Стоит ли ради этого отдавать свою жизнь ради атома?

-Когда нибудь люди скажут нам спасибо. Те, кто будут жить после нас — пойдут тем же путем».

Я рекомендую посмотреть это кино. Оно не оставляет равнодушным, показывает пример, как человек идет к своей цели, несмотря ни на что.

7 из 10

Знаете, что просто поражает в этом кино? То, что оно было снято спустя каких-то 15—16 лет после второй мировой. И память о ней, и ее боль, и ее ужас стали скрытым стержнем фильма, явная суть которого — вера в человека, любовь к человечеству, абсолютно живой гуманизм и какое-то иррациональное знание: идеальный Мир возможен и достижим, более того, он дело рук человеческих здесь на земле. Представьте только, на дворе 1961 год. В хорошо обозримом прошлом сороковых еще делали подушки из женских волос, а из человеческой, в том числе детской, кожи — абажуры для ламп, а из костей — пуговицы, жгли людей, как дрова в печках, закапывали живьем, травили голодом…

Очаровываться людьми, видеть смысл, знать ответы, жить в свете идеала, верить в жизнь, создавать в искусстве счастливые утопии, «райских» людей, почти святых-подвижников после такого… Разве это реально? И тем не менее, Михаил Ромм снимает такое кино, идеальное и простое, ни минуту не рефлектирующее на тему: а достойны ли мир и человечество, чтобы отдавать за них жизнь, к тому же такую молодую и красивую, искреннюю и ясную, талантливую и прямую, как жизнь героя А. Баталова — Мити Гусева.

Когда-то Иван Тургенев в своей знаменитой речи «Гамлет и Дон Кихот» предложил довольно впечатляющую классификацию людей. Определяющим критерием стало их отношение к Идеалу. Постараюсь пересказать суть. Первые — гамлеты. Они Идеал ищут, не зная точно, в чем или в ком он, сомневаясь в поисках дорог к нему, ошибаясь, обманываясь, а другие — донкихоты — его нашли, с дороги уже не сворачивают — идут по ней прямо, честно считают, что не заблуждаются, выполняя жизненное задание без ошибок.

Кто-то скажет, что очень просто получить идеал уже готовым. У Дон Кихота Гусева это социализм, польза человечества, гуманная наука, «мирный атом» или нейтрон. Получить (вместе с господствующей идеологией) и потом уже не рассуждать о нем, не подвергать анализу. Признать за высшее и все.

Но как же быть с силой жертвы? Ему же ведь — идеалу этому — служить надо, жертвовать собой, живя от переливания до переливания крови и выслушивая от врача: «Еще одно облучение — и конец. И не возвращайтесь ко мне, помочь вам ничем не смогу…». Улыбаться при этом, смотреть на облученную подопытную собаку «святыми глазами» и говорить: «Ничего Джек! Мы еще повиляем хвостиком…». И писать перед страшной операцией в, возможно, предсмертной записке: «Если Илья раздобудет мне брюки, мы успеем махнуть в «Арагви»». И рисовать в ней трех веселых человечков, взявшихся за руки: Митя — Леля — Илюша…

Илюша (И. Смоктуновский) — Гамлет, скептик, гениальный ученый-теоретик, талантище, только в финале понимает, что донкихоты, быть может, и не ошибаются вовсе, не самообольщаются насчет спасения человечества, жизни не для себя. Ведь именно практик-романтик, лирик-физик Митя совершает гениальное открытие и навсегда оставляет свое смешное имя в истории. Гусь не звучит как вольт и ампер, да. Но разве Кихот звучало? Разве не подразумевали под этим словом когда-то просто шута, объект для насмешек?

Процитирую Тургенева, потому что лучше о Мите сказать не сумею:

«Что выражает собою Дон-Кихот? Веру прежде всего; веру в нечто вечное, незыблемое, в истину… требующую служения и жертв… Дон-Кихот проникнут весь преданностью к идеалу, для которого он готов подвергаться всевозможным лишениям, жертвовать жизнию; самую жизнь свою он ценит настолько, насколько она может служить средством к воплощению идеала, к водворению истины, справедливости на земле. Нам скажут, что идеал этот почерпнут расстроенным его воображением из фантастического мира рыцарских романов; согласны — и в этом-то состоит комическая сторона Дон-Кихота; но самый идеал остается во всей своей нетронутой чистоте. Жить для себя, заботиться о себе — Дон-Кихот почел бы постыдным…В нем нет и следа эгоизма, он не заботится о себе, он весь самопожертвование — оцените это слово! — он верит, верит крепко и без оглядки. Оттого он бесстрашен, терпелив, довольствуется самой скудной пищей, самой бедной одеждой: ему не до того. Смиренный сердцем, он духом велик и смел; умилительная его набожность не стесняет его свободы; чуждый тщеславия, он не сомневается в себе, в своем призвании, даже в своих физических силах; воля его — непреклонная воля».

Замените «набожность» на веру в социализм, замените «самую скудную пищу, самую бедную одежду» аскетизмом и воздержанием, отсутствием отпуска, отдыха, каких-либо развлечений и проч., и получится Митя Гусев. Райский тип, святой из истинно русской (тургеневской в данном случае, а не сервантесовской) мечты-сказки об идеальном человеке, которая, конечно же, одних обольщает и обманывает, а потому охлаждает, других же горячит, прибавляя надежды и энтузиазма.

Мне — теплохладной — смотреть на столь горячих людей было как-то не по себе. Ведь у меня, к несчастью, совершенно нет поводов сказать:

«Колите меня, рыцарь, но да не послужит моя слабость к уменьшению славы Дульцинеи; я все-таки утверждаю, что она совершеннейшая красавица в мире»!

Что режиссер хотел рассказать нам? Смею предположить, что старался М. Ромм изобразить истинного человека науки, одержимого, умного, блестящего, вплетенного в косы времени, когда царствует наука! Либо, возможно, если брать в расчет некоторые моменты картины, как, например, то, что в 1961-м герои Ромма сравнивают свое время с научной эпохой Марии Складовской-Кюри, то целью было показать обмельчавшего среднестатистического ученого и науку, скатившуюся до скучных экспериментов и весьма редких открытий. В любом случае, можно утверждать, что первый вариант не удался совсем, а второй – чуть больше, с поправкой, что «отклонение от первого образца некритично».

Ионизированная плазма, нейтроны, термояд… Масштабно, увлекательно, стильно. Однако эпоха науки в фильме заканчивается вместе с кончиной великолепного профессора Синцова, который прямо-таки горел, полыхал в экстазе науки, болел наукой и от научной болезни же умер. Он верит; у него есть свой счастливый карандаш, символизирующий удачную идею, греющий душу, вдохновляющий, хотя Синцов и не лишен самоиронии. Вот, каков портрет дееспособного исследователя и первооткрывателя! Это было красиво… Что до его последователя, угрюмого, безжизненного физика Гусева, то это обыкновенный обитатель научного учреждения, ничем особо не выделяющийся, по большому счету, среди толпы своих лаборантов. И, видимо, своё открытие он сделал по случайности, еще зараженный силой энтузиазма своего, так сказать, учителя и предшественника в цепи научных открытий. Безусловно, после Гусева снова достигнут успеха, снова получат необходимые частицы, но это уже история чужих нам, сопереживающим зрителям, героев. На это, к слову, нет и тени намека в обсуждаемой картине.

Ученый, зараженный коммунизмом, жаждущий открытий во благо всего человечества, увы, не выглядит таковым в исполнении Баталова. Как можно быть одержимым и молча, изо дня в день, читать газету за завтраком? Как можно быть таким слабаком, и не влюбить собственную жену в собственные идеи? Как можно быть таким нейтральным, и не увлечь свое окружение за собой? Настоящий страстный человек, похоже, проснулся в Гусеве лишь в девятый день фильма, когда от искренней радости тот приподнялся на постели, когда перед ним предстал собрат по науке и по совместительству друг Илья Куликов. Хотя и здесь я должна внести коррективы в утверждение: больше Гусев был для Куликова другом, чем наоборот. Куликов, надо отметить, исполнен Смоктуновским блестяще, честно, однако, идею данный герой несет такую же бессмысленную и обмякшую, как и его фигура в модном пальто. Добрый, наивный, бессильный и инфантильный, физик-теоретик, отнюдь, не является спасителем современной Ромму науки.

Лёля, Ляля, Лиля, Лола… Навязываясь холодному, как лед, Гусеву, она и не думает о предстоящем. Хотя, Лёлю можно назвать единственным настоящим романтиком «Девяти дней одного года», ибо в глубинах души она принимает Гусева за чистую монету, объясняя его равнодушие страстью к науке. Реальные же обстоятельства таковы, что женщина обладает слишком посредственным интеллектом и весьма слабой интуицией, чтобы разглядеть реальность и точно для себя установить, чего же ей хочется. Крутит романы, стремится замуж ну хоть за кого-нибудь, не умеет и не хочет готовить. Ну и как, скажите, при таком раскладе оказаться победителем, да изловчиться получить нейтроны? (А может это ирония автора: мол, будь за спиной нормальная, НОРМАЛЬНАЯ женщина, то и дело б в гору пошло? Да как бы не так! Гусева женщины не интересуют. Ну, то есть совсем не интересуют. Его ничего не интересует, это лишь самообман, иллюзия).

Противоречивый, печальный, глупый – такими эпитетами я бы охарактеризовала мир супругов Гусевых и мир их науки. Да и весь фильм – это противоречия, это отрицание любого предыдущего утверждения. Неживая картина, не верится! При своей простоте, аристократическом стиле, от нее исходит претензией и противопоставлением себя остальным. Однако, концовка истории была, при всей слабости рассказа, уместна – вернулись к тому, откуда плясали. Естественно, ведь надрыва нет, кульминации нет. То есть они, конечно же, присутствуют, как технические элементы сюжета, но катарсис они не обещают.

Картине, как и главному герою, не хватает запала. Гусев – это низкоэнергетический субъект, неспособный на покорение высоких вершин, линия жизни которого представляет не пики и провалы, а прямую линию с редкими и случайными зазубринами. Считая себя ученым, бесстрашным исследователем, он лишь возлагает на алтарь науки безрезультатные жертвы, самого себя осуждая на погибель. К чему, например, было стоять рядом с установкой при получении нейтронов, если можно было наблюдать с безопасного расстояния в осциллограф?

В некоторой степени украшает фильм операторская работа, гротескный, мощный конструктивизм кадра, однако изображение – совершенная пустышка, кричащая обертка, которую набили папье-маше. И даже тандем Евстигнеев-Казаков настолько обезличен и превращен в мимолетный анекдот, что не будь я знакома с их творчеством, то и не запомнила бы никого.

А может, теоретику лучше писать, а не снимать?

Первая увиденная мною картина М. Ромма. Не считая «Обыкновенного фашизма». До просмотра было ожидание более философского произведения. Мне почему то казалось что Ромм, учитывая свою деятельность во ВГИКе — режиссёр более авторский. Или как принято говорить, «артхаусный». Но посмотрев после этого фильма несколько ещё его работ, я понял что это не так.

«9 дней одного года» будет понятен практически каждому зрителю, начиная с подросткового возраста. Не учитывая наверное длинные и многочисленные разговоры о науке. На мой взгляд их было слишком много. Со временем они начинали уже утомлять. Ромму отлично удалось раскрыть характеры своих героев. Это очень важно. Чем больше зритель узнаёт о том или ином персонаже, тем лучше он понимает и воспринимает его поступки и действия. Если режиссёру не интересны его герои, то фильм уже провален. Конечно без усилий актёров, это так удачно бы не получилось. А актёры потрясающие. Хорошо запомнился Смоктуновский. Который своей лёгкостью в кадре схож с А. Мироновым. Несмотря на лёгкость, чувствуется внутри его героя некая загадка. Ему далеко не легко. Но он пытаеться не показывать этого своим друзьям. Персонаж в исполнении Баталова довольно неэмоционален. Но мы как и он, знаем его трагический диагноз. Ради своей идеи и успеха советской научной физики, он жертвует собой. Главная героиня в начале фильма не может разобраться в своих чувствах. Когда ей это удалось, ничего не может поделать с решениями мужа. Зная, что он посылает себя на гибель.

Эта лента о человеческих отношениях. О любви, о поступках, о моральных ценностях. У каждого они свои…

8 из 10

-Стоит ли это того, чтобы отдавать свою жизнь?
-Да, стоит.
-Может, зря всё это открыли? Кому это нужно?
-Нет, не зря. Когда-нибудь люди скажут нам спасибо. Кроме того, мысль остановить нельзя. Даже если вдруг забыть всё что сделано, всё равно, те, кто будет жить после нас, пойдут той же дорогой.

***

Девять дней одного года. Девять дней, меняющих жизнь. Девять поворотов в судьбах и душах людей, двигающих прогресс. Девять дней надежд и побед, девять дней поражений, разочарований и обид.

Гусев и Синцов, два ученых, удачно поставивших опыт, оказываются в результате облученными, но это не остановит их, они продолжат свою работу во что бы то ни стало. Митя Гусев будет снова и снова ставить свои опыты уже без старшего товарища, получившего смертельную дозу облучения; вселяющая надежду маленькая победа будет сменяться поражением, но он будет продолжать, мысль остановить нельзя…

Любовная линия в картине играет второстепенную, побочную роль, она призвана подчеркнуть одержимость Гусева работой, опытами, наукой. Семейная жизнь не имеет для него значения, Леля в чем-то права, упрекая его что она ему не нужна и он ее совсем не замечает.

В ленте совершенно замечательные диалоги, философские, жизненные;каждый кадр, каждое мгновение имеет смысл и значение.

На одном из сайтов был такой комментарий:«По культуре страны, в частности по фильмам, можно проследить идеалы общества, то, чем живут люди в тот или иной период.«Девять дней одного года» — беззаветное служение своему делу, подобно тому, как фильм «Гараж»,например, является зеркалом общества 80-х годов.» По-моему, точно подмечено.

10 из 10

«Девять дней одного года» по праву считают одним из ярчайших представителей советского «оттепельного» кино. Все черты жанра налицо: дискуссионность проблематики, искренняя вера в «новый» коммунизм и светлое будущее, почти апокалиптичное ожидание войны (и да, это вместе отлично сочетается; кто не верит, тот просто не смотрел кино шестидесятых), герои-ученые, интеллигенты, представители нового поколения… Цензура, в конце концов — хоть и менее беспощадная, чем у «Заставы Ильича», но всё-таки присутствующая в конечном варианте фильма. И режиссер — не из молодежи шестидесятых, но воспитавший большую её часть: Тарковский, Чухрай, Шукшин, Кончаловский, Абуладзе… И сюжет — на ультрасовременную (тогда, в 1962) проблему управления атомной энергии. Такой фильм просто не мог не стать гимном целого десятилетия — но, как это бывает с по-настоящему великими работами, «Девять дней одного года» своей проблематикой укладываются не только во временной период этого десятилетия.

А вот о чём он — совсем другой вопрос.

Иногда совершенно нет необходимости отвечать на этот вопрос: ну какая разница, о чём, если фильм завораживает своей атмосферой, своим артистизмом, стилем или темпоритмом, если идея его очевидна, а хорош он чем-то, помимо неё… Но в случае «Девяти дней» обходить этот вопрос очень и очень сложно. Не потому что основной конфликт проговаривается прямым текстом в любых совместных сценах главных героев, но потому, что общая тема находит внутри сюжета десятки различных преломлений, делая неловкой любую попытку рассуждать о ней. Ну вот скажешь, допустим, что это фильм об Идее, но — о какой идее? Как она трактуется разными персонажами? Как она преломляется от новеллы к новелле? Как её трактует главный герой, и нет ли точки зрения, дискутирующей с его позицией? Насколько вообще Идея требует человеческих жертв и стоит ли она того?.. Ни Михаил Ромм, ни сценарист Даниил Храбровецкий не решают треклятый вопрос «а стоит ли идея человеческой жизни, даже отданной добровольно»; это делают персонажи истории, но — каждый сам для себя.

И это правильно. И это создает необходимый конфликт: напряженный, драматичный, умный, очень жизненный. Где одинаково понятны и возвышенный тихий идеалист Гусев, и скептический жизнерадостный умница Илья, и Лёля, запутавшаяся в своих отношениях, амбициях и желаниях. И папа Гусева, который просто хочет, чтобы с сыном было всё хорошо, он был счастлив, и всё у него было в порядке. И Сенцов, по-ребячески безрассудно отдавший свою жизнь за науку и даже перед смертью не перестававший работать. И медсестра, строгая женщина, по всей видимости, считающая всех этих ученых неразумными детьми, самоотверженно приближающих себя к смерти. И директор Бутов, беспокоящийся не только за престиж института, но и за своих сотрудников. И случайные физики в блистательном исполнении Евстигнеева и Козакова… Вся эта галерея портретов абсолютно разных людей, но таких понятных и по-человечески родных, создает сложную смысловую вязь, то подтверждая правоту главного героя, то, напротив, ей возражая — но не прямо, не декларативно, почти мимолётом. Не так часто встретишь сюжет, который бы работал на всех уровнях, «выстреливал» в каждом эпизоде, в каждом фоновом персонаже, не нарушал бы собственной целостности и единости.

И нет ничего страшного в отсутствии правильного ответа на поставленный фильмом вопрос и единой трактовки понятия Идеи и Долга. Ведь вся правда заключается в том, что в жизни, как и в науке, и в искусстве, торжествует плюрализм мнений. А к чему оно приведёт… да чёрт знает, к чему оно приведёт.

Советский кинематограф, за редкими и отмеченными мировыми наградами фильмами, приучил нас к настроению патриотизма, самопожертвования и какой-то тотальной наивности, которая, по-моему, сейчас больше напоминает глупость. И вроде бы на уровне подкорки мы любим это кино, ну, по крайней мере, поколение, заставшее Союз. Но подвох чувствуем.

«Девять дней одного года» — совершенно особенное кино. Оно, мне кажется, слишком сложное и слишком личное, а от этого забытое. Я не скрою, оно меня потрясло, и после первого случайного просмотра я его пересмотрела еще два раза. Мне было очень жаль романтиков, увлеченных наукой, и одновременно я ими очень гордилась. Воистину, это кино, в котором человеческие жертвы оправданы, и самосбережение равно провалу, но дальнейшей жизни. Еще меня поражает тихая мудрость в фильме.

Поразительно, как вполне конъюнктурную тему можно было превратить в талантливое тонкое кино. По мне, именно оно должно остаться, наряду с «Летят журавли», а не «Ирония судьбы». Я понимаю, что это слишком разное, чтобы сравнивать. Просто «Девять дней одного года» никак нельзя забывать и списывать в архив.

P.S. Я намеренно ничего не сказала об актерах, потому что и так понятно, что все работы очень талантливы. Иначе фильм бы так не врезался в память.

По-моему, идеологическая подкладка этого фильма осталась непонятой зрителями этого фильма ни тогда, ни сегодня. Впрочем, так всегда в хорошем искусстве — идеологический посыл должен быть незримым, чтобы достичь цели. Да и не все было спрятано. Впервые в советском кино была красноречиво изложена философия истории как регресса и деградации человека в блестящем исполнении Смоктуновского. Причем именно идеологии элитизма/меритократии Ромм отдает последнее слово в фильме, а именно во вздохе Куликова «если бы все были как Гусев!» Где-то теперь эти Гусевы и Куликовы? Кем бы они стали в годы «перестройки»? Вообщем, если, несмотря на все его неоспоримое обояние, смотреть этот фильм против шерсти и задавать неудобные вопросы, в нем можно найти и критику советского социализма и предчувствие того, что черз 20 лет дело окончится не обещанным «коммунизмом», а совсем наоборот. И действительно, почему ярославские доярки, продавцы сельпо и кузбасские шахтеры были «не как Гусев»?

Картина рассмотрена с точки зрения кинематографа уже даже под микроскопом. Я же сосредоточусь лишь на нравственной стороне сюжета.

Данное чёрно-белое, вредное для зрения полотно, что оно такое? Пропаганда учёного фанатизма? Добровольные камикадзе спорного НТП?

Отрешённые, одержимые, жертвенные… винтики, болтики и шпунтики системы?

Все эти сакральные качества настолько тонких материй, что для них требуется очень веское основание. Мотивация «убьюсь во имя всего человечества» мне кажется детской и наивной, даже если бы от гибели такой жертвы человечество получило бы какие-то профиты. Если бы такие Гусевы не копались в Природе, как в детском конструкторе, то у нас была бы чистая безопасная энергетика и никаких ядерных бомб… Но это действительно, как выразился главный герой увы, невозможно.

Фильм укрепил меня в моём старом мнении: Оправданность героизма — вот главный критерий, по которому нужно судить о поступках.

Неоправданный героизм — глупость, предательство самого себя, всех предков и потомков.

А может ли вообще героизм быть чем-то оправдан?..

7 из 10