Рецензии

С чего же начать?

Как то Г. Тараторкин вспоминая А. Кайдановского сказал - есть люди, которые нас тревожат... Вот и этот фильм - тревожит, не отпускает, возвращает к себе. Женская аудитория (в большинстве своем) найдет в этом кино мало привлекательного: не устроенный мужчина, квартирка без мебели, отсутствие лирики романтизма и в довершение - совершенно животный секс. Спаривание. И все это повторяется-повторяется-повторяется. Странное кино. Десять - максимум пятнадцать минут и можно переключать каналы...

А между тем, лишь после эпатирования зрителя, режиссер начинает возвращаться на привычные рельсы классической мелодрамы. Инстинкт самца воспетый в первой части фильма плавно перетекает в душевный плач поиска своей незнакомки. Где ты? Где ты? Я ничего не знаю о тебе. Близость тел лишь подстегнула струны души. Проснулись чувства... Природа человека заставляет делать следующий шаг, шаги...

Вот она ПОРА ЛЮБВИ. Но предмета обожания нет. И что же теперь? Встречи по средам никак не сольются в мелодию гармонии - насладиться, испить, говорить, дышать ею и вместе с ней... Ну (да, именно так), где же, где же ты? Ее нет рядом. И мир крутится все тем же социумом - случайная молодая плоть разделившая ночь, хохочущая и не умолкающая в постельном щебетании (он бежит от нее как от чумы), брат с полубезумными глазами вселившийся до среды в его дом (только до среды - ОНА ПРИДЕТ в среду), коллега по работе - бармен, кому он может рассказать о СВОЕЙ ЖЕНЩИНЕ,

и ожидание,

ожидание,

ожидание.

Постепенно прорисовывается и мир нашей героини (внутренний и внешний). Ее образ, быт, характер, стержень скрепляющий хрупкую конструкцию приоткрывают окружающие и близкие для нее люди - подруги, муж, сын...

В этой части фильма уже нет никакой животной страсти - теперь только наслаждение и созерцание от происходящего. Все для зрителя. И она - ЖЕНЩИНА, на сцене подвального театра, для зрителя.

Замечательная игра в фильме Тимоти Сполла (муж). Мне не приходилось его видеть 'со времен Б. Бертолуччи ('Под покровом небес'), а там он был с Д. Малковичем чрезвычайно колоритен. Такое впечатление, что повзрослев на 10 лет его герой женился и из Африки благополучно перебрался в Лондон. Вот она преемственность кино.

Конечно же фильм перекликается с прекрасным творением Луи Маля 'Ущерб', глянцем '9,5 недель' и вместе с тем перед нами еще одна удивительная история о человеческих взаимоотношениях.

Очаровательное кино для лирически настроенных мужчин.

Спасибо создателям.

Прекрасно.

8 из 10

Фильм Патриса Шеро «Интим»

Фильм о театре, так похожем на жизнь и о жизни, которая так близка к театру.

Патрис Шеро, французский кино и театральный режиссёр, также ставил оперу. Начинал актёром, потом был театральным режиссёром, /города и еатры перечислять не буду/. Снимал кино. /отмечен кинопризами в Каннах, в Берлине/, Кроме того являлся членом Берлинской академии искусств, /умер несколько лет назад/.

Джей, /Марк Рэйлэнс/, работает живёт в не самом престижном районе Лондона, работает барменом, /никаких духовных интересов/, разве что в неделю, по средам к нему приходит Клэр, /Керри Фокс/, с которой они занимаются сексом. Никаких моральных и этических обязательств, но в один прекрасный момент это ему поднадоедает и он, /скуки ради/ решает расставь точки над i. Выслеживая Клэр, Джей попадает в театральную студию, где Клэр играет в пьесе Тенесси Уильямса. Там же он знакомится с мужем Клэр, таксистом Энди, /Тимоти Сполл/.

Кажется, ну кого в наше то время интересует театр, тем более околотеатральные страсти, ан не говори. Кой кого интересует, меня например.

Живёт человек, обычный человек, обычная жизнь, ничего сверхъестественного и романтического. Живёт, живёт, /по наезженной колее/ и однажды открывает для себя мир театра. Где тоже жизнь, тоже обычная да не совсем, жизнь на разрыв аорты, /если сумеешь сыграть/, так чтоб тебе не только поверили зрители, а и сам себе поверил. Поверил, что это не игра, а жизнь.

Согласись, не так уж и много фильмов о театре, тем более снятых театральными режиссёрами. Тем более о связи мира реального с миром воссозданным актёрской игрой.

В этом, вроде бы как эротическом фильме не стоит искать клубничку, /хотя чистой, /рафинированной/ эротики более получаса экранного времени, присутствует даже сцена орального секса/. Тем не менее это отнюдь не та эротика, которая способна возбудить чувства, скорее наоборот, обнажение тела подчёркивает попытку обнажения души, /болезненного обнажения души/.

Когда-то Джей ушёл от жены, /вот не склеилось что-то, где-то в области взаимопонимания/. Клэр живёт с мужем, он даже ходит на её спектакли, /но опять же не склеивается что-то в области взаимопонимания/. О каком взаимопонимании мы говорим, о духовном, о поиске идеала, о стремлении к идеалу.

Кажется ну зачем оно тебе нужно, /зачем усложнять и без того сложную жизнь/, живи, чем Бог дал, не ропщи, а там, стерпится слюбится. Всё равно жизнь смысла не имеет, рано ли, поздно всё в ничто уйдёт. Не получится, не усложнять не получится, потому как нет лёгких путей в искусстве, нет лёгких путей в постижении истины, и к счастью нет лёгких путей и к смерти, уж коль всё бессмысленно.

Марк Рэйлэдс, художественный руководитель театра «Глобус», да да того самого в котором Шекспир свои пьесы ставил, кому как ни ему знать о душе художника, о мире художника, о смысле жизни художника, /я говорю художника, ибо актёр никто иной, как художник, как творец. Его герой ищет и не находит, проходит рядом и не видит, ответ же до банального прост, надо только прислушаться к себе, к своим чувствам, надо расслабится, надо посмотреть на ситуацию со стороны, не предвзято.

«Когда ты ждешь, что должна прийти идея, ничего не происходит. Это работает так же, как в любви. Ты никогда не встретишь нужного человека, если непрестанно и отчаянно будешь кого-то искать. Но как только ты скажешь себе, что тебе никто не нужен, тут же кто-то непременно найдется»

© Патрис Шеро /о фильме/

Найдётся кто-то, найдётся и всё остальное, найдётся и смысл, найдётся и вера в смысл, исчезнет беспричинная грусть, найдутся и силы и желание жить. И жизнь заиграет новыми красками.

Вот так. Интим, как инструмент в поиске идеала. Не могу сказать, что я полностью согласен с авторской концепцией данного вопроса, но верю в возможность и такого пути духовного поиска, духовного самовыражения, духовной самореализации.

Только не говори, театр, надоело. Не интересно. Не моё. Не буду. Не хочу. Так и не надо, никто же тебя не заставляет. Каждому своё.

Вот только не жалуйся на жизнь и без тебя тошно.

Я особенно люблю этот фильм. Кинокартина режиссера Патриса Шеро получилась такой живой, такой естественной, как будто мы заглянули в окошко чей-то реальной истории. От первого и до последнего кадра все в фильме смотрится правдоподобно, и нет даже намека ни на одну нотку фальши. Долгие откровенные, эротические сцены, со всеми вытекающими последствиями, не делают этот фильм пошлы или грязным, а наоборот делают его более глубоким и смелым. Это все заслуга режиссера и чудесная, живая игра ранее мне неизвестных актеров.

В этой истории мы видим грязный квартал Лондона. К главному герою каждую среду приходит женщина. Они занимаются сексом, почти даже не разговаривают, потом она уходит. Их обоих это устраивало, и среда была их днем. Но однажды незнакомка не пришла. Вскоре герой за ней проследит и просто бесцеремонно вторгся в ее жизнь, узнав, что у нее есть ребенок и муж…

Мы видим, как события в этой истории неожиданно набирают оборот. То, что зритель становится свидетели долгих сцен любви главных героев, они становятся близки, и мы как будто их знаем всю жизнь. Смотря на них на улице, в кафе, в театре, эти два героя становятся зрителю чем-то близким. Так и хочется, чтобы они были вместе, но ни все так просто, и у жизни свои правила и парадоксы.

Оба героя не молоды, и у них есть багаж прошлого и живое настоящее. У обоих героев есть дети и семейная жизнь. Но герой готов пойти против всего и быть с ней, но незнакомка его об этом не просила, и встречи по средам были для нее чем-то особенно важным, что она ждала каждый день с предвкушением. Захотев большего, главный герой запустил необратимый круговорот, и много героев были в него втянуты (имею ввиду семью незнакомки). Могло ли быть у них будущее? Могли ли они быть вместе? Или все это иллюзия и сладкие грезы? Жизнь намного суровее, чем мы думаем, и их жизни тянут героев назад, не давая им быть вместе.

Данный фильм остался у меня в памяти как некая тайная история двоих. Их обычный секс перерос в нечто большое, и встреча по средам стала недостаточной. Полюбил ли главный герой незнакомку? Или это все была иллюзия и самообман? Могу сказать только одно, что среди беготни и шума, двое людей встретили друг друга и стали чем-то близким и теплым, что им так не хватало всю жизнь, но реальная жизнь и обязательства вытянули их назад.

Марк Райлэнс и Керри Фокс составили прекрасный дуэт. Их игра была безукоризненной: такой чистой, такой настоящей. После этого фильма оба актера мне хорошо запомнились.

«Интим» - европейская, эротическая мелодрама 2000 года. Это кино намного глубже, чем кажется на первый взгляд. Реалистичная история близости двоих, которые на миг ощутили счастье, но оба понимали, что оно ускользнет от них.

8 из 10

В сером-сером мрачном Лондоне (совсем не в том Лондоне, о котором мы все мечтаем), в обшарпанных кирпичных домах и в таких же серых, замызганных квартирах мужчина и женщина, предположительно от скуки, регулярно спариваются по средам. Они не разговаривают, они нарочно делают вид, что им всё равно, в момент близости они далеки, но когда расстаются всё не могут забыть. Всё, что их связывает — животный секс, без обязательств, без стеснений, естественный, природный, страстный и холодный одновременно, бесчувственный. У Него за спиной развод, двое детей, с которыми Он иногда видится, и ледяная бывшая; у Неё глупый и верящий всему муж, сын и мечты о большой сцене. Сейчас же Она просто играет в любительском театре на окраине города и, как бы банально это не звучало, ей нравится Теннесси Уильямс. И, как может догадаться зритель, Её мечты о сцене тщетны, так же как и тщетна Её попытка убежать от реальности опостылевшей жизни актриски-неудачницы в прекрасный мир траха с незнакомцем, который не будет задавать лишних вопросов. Который просто будет «работать». В эти прекрасные моменты забвения — не нужно играть и незачем больше притворяться, когда уже наперёд знаешь, что после всего молча встанешь и уйдешь восвояси, минуя долгие объяснения и ненужные признания в чём-либо. Нет, не в любви, увольте, но хотя бы в симпатии.

Все, кажется, помнят, что status quo в отношениях крайне полезная штука. Даже в таких ни к чему не обязывающих. Но вот беда, кто-то всегда рано или поздно да нарушит этот статус, женщина — это женщина, но если это сделает мужчина — жди беды. Он был совершенно одинок, Его голубые друзья шлялись по наркопритонам и как заштатные философы-андердоги не умолкая трындели о том, что так нельзя, нужно во всём признаться, секс без разговора — не любовь, а вот с ним — уже другое дело. И вообще, так хотя бы честно. Угораздило же Его проследить за Ней, самолично разрушить этот образ прекрасной незнакомки: яростной в постели, молчаливой и решительной сразу после оргазма, заискивающей и хищной — перед его дверьми. И так по кругу, и так до бесконечности, возможно даже много лет, если бы не его глупая попытка уничтожить Её жизнь, оправдывая это лишь тем, что Она выглядит несчастно (как будто бы Он выглядит иначе) — и эта попытка заведомо обречена на провал, учитывая тот факт, что Она всё ещё имеет некую психоэмоциональную связь со своим мужем, ребёнком. Чувство семьи для Неё всё ещё не потеряно, вообще, Она может «чувствовать» хоть что-либо — и в этом Её основное отличие от Него, человека, оставившего все свои несбыточные мечты и сконцентрировавшемся лишь на удовлетворении основных мужских желаний и потребностей.

И финал закономерен и предсказуем, потому что эти отношения были бы ещё более пустыми, чем существующие — реальные. Презерватив, который по умолчанию полагается надевать перед каждым соитием, — отличная метафора постсемейной холостяцкой философии. Несмотря на экстремальную близость в момент пика их разделяет не только кондом, но и негласный договор молчать обо всём, даже если очень хочется что-то сказать. И вот это простое человеческое желание узнать хоть что-то о женщине, с которой трахаешься каждую среду, низводится до обыкновенного перепихона без слов на грязном ковёрчике на полу замызганной холостяцкой квартиры и последующей навязчивой манией преследования по неуютным лондонским улицам. Он почти зверь, наверное поэтому Он так хорош в постели. Кажется, всё Его логово пропахло спермой — и есть в этом некая безысходность, ведь ни Ей, ни Ему уже не двадцать, а Она ещё и лелеет в себе некоторые, пусть и смешные, но амбиции. Желание пообщаться нарочно задавлено желанием потрахаться, и камера намеренно и без стеснений выхватывает эти моменты тотальной безысходности. Но что-то не сработало. И почему Он решил, что Её может интересовать нечто большее в нём?!

Малопривлекательные, да к тому же и плохо освещённые части тела героев тленны, как и их души. В них нет красоты, нет энергии сексуального либидо. Документалистская камера откровенно живописует людей в мире, где духовной коммуникации между полами больше нет. Секс становится механистичным и антигуманным, подчёркнуто формальным — лишь для того, чтобы излить лишнее семя и получить удовольствие, не более. Режиссёр как будто бы даёт героям уникальную возможность исправиться, но нет — инерция судьбы сильнее мелких животных страстей, со временем проходящих, как и всё в этом мире. Занимательное подглядывание за жизнью других оборачивается асексуальным триллером об ужасах жизни современного человека в постиндустриальном городе мира, где по серым улицам бродит призрак деградации и распада всех институтов, худо-бедно связывавших людей на протяжении последних нескольких тысяч лет. Это не люди, и не животные, это анти-эдиповские «желающие машины» без эмоций, привязанности, почти полностью лишившиеся чувства долга и ответственности за тех, кого породили. Они оба желают, кто-то больше, кто-то меньше, и только один из них догадывается, что это путь в никуда. Достойной альтернативы семье ещё никто не придумал, поэтому только назад, к славному прошлому, к фамильным грёзам, к корням, ибо впереди — лишь забвение и пустота атомизированного общества нового Вавилона.

Много ли найдётся фильмов, которые бы не были порнографическими, но при этом содержали хотя бы одну-две настолько откровенных сцены, что 'играть' там уже нельзя, а надо только включать чистую физиологию?! Дотошные энциклопедисты от кино насчитывают за всю историю не более нескольких десятков. А сколько среди этих десятков - таких, где в сюжете, для пущейй пикантности, нет ни смертоубийства, ни жутких перипетий, ни даже банального мордобоя?! Правильно, - пальцев на одной руке вполне хватит. 'Интим' - подлинно музейная редкость. Если б не было ещё и матерной лексики, то это и вовсе был бы абсолютно уникальный и беспрецедентный фильм. (Но всё-таки чуда не произошло, и здесь есть где разгуляться Дмитрию Пучкову, более известному как Гоблин, - этот переводчик принципиально переводит мат матом.)

'Интим' - победитель знаменитого Берлинского кинофестиваля сразу в нескольких номинациях, а ведь его соперником, кроме прочего, был сам 'Шоколад'! И это неслучайно: это ведь Голливуд - Фабрика Грёз, вот и пусть угощает весь мир шоколадом, а здесь вам настоящее европейское фестивальное кино, здесь миндальничать не привыкли! Заслуженный немецкий бер (а Германия - страна с богатыми кинематографическими традициями!) уходит как к режиссёру, французу Шеро, так и к актрисе, новозеладке Фокс: первый явил миру земную любовь в кино, вторая же, собственно, нашла в себе силы показать всё так, как и надо такое показывать. Европейская Киноакадемия отметила ещё и оператора - и это также абсолютно по делу, ведь так динамично и в то же время так чётко работать кинокамерой дорогого стоит!

Смотрим и слушаем. Так-с, Игги Поп, прелестно, прелестно, - стало быть, респект за музыкальную составляющую. Деловито и добросовестно (так работает пчела), снуёт камера - задаёт ритм, под который не заскучаешь за битых два часа фильма. Сюжет, конечно, может разочаровать тех, кто желает посмотреть какую-нибудь страшную сказку для взрослых (очередной эро-триллер, смысл которого сводится к тому, что даже чертовский сексуальный шарм не спасёт антагониста от справедливой кары, а добро с кулаками обязательно восторжествует; а то и вовсе к банальному 'так не ходи туда, где можно без труда достать себе и женщин, и вина'). Поначалу всё так многообещающе для любителей пощекотать себе и нервы, и основые инстинкты: недвусмысленное название; абсолютно честный секс; интригующая слежка Его за Ней; появление странноватого фрукта - Её мужа (это, кстати, старина Сполл, хороший человек, которого много, - актёр, объединяющий собой такие абсолютно не похожие фильмы, как 'Ватель', 'Поттериана', 'Зачарованная', 'Король говорит'...), возле которого отирается мрачный и немногословный приятель с кулаками наверняка пудовыми, - не держат ли они Её в сексуальном рабстве; да и Его новый подчинённый, гляди-ка, какой подозрительный тип, а может, он скрытый злодей, с которым Ему ближе к кульминации ещё предстоит сойтись в суровом бою?! Музыка и стиль оператора вроде как что-то такое навевает, нет?.. Но по ходу становится ясно: 'жести' не будет... Так что совет тем, кого, возможно, смутит тот факт, что 'Интим' относится к группе New French Extremity. Если вы хотите непотребства, как во французском фильме, даже название которого непристойное - 'Baise-moi', - то вам 'Интим' смотреть точно бессмысленно.

Если же вы готовы принять тот факт, что в реальной жизни голливудские страсти кипят крайне редко, а вот мужчин, про которых Киплинг писал что-то вроде 'в Каменном Веке мужчина, как и все животные, был диким, - страшно, ужасно диким, и никогда бы ему не сделаться ручным, если бы не женщина', - действительно пруд пруди, вот тогда 'Интим' - фильм для вас! Если хотите знать, то ближе всего сей фильм отнюдь не ко New French Extremity, а к знаменитому роману Сомерсета Моэма 'Театр', даром что героиня Фокс - не лучшая актриса Англии, а полупрофессиональная актриска трёхгрошовой оперы, на двери которой даже 'красуется' надпись, вынесенная в заголовок рецензии: 'Toilets & Theatre'.

Но лично я верю Керри Фокс! В смысле - настоящая талантливая актриса не может сыграть плохую актрису. И вот эта красивая тридцатичетырёхлетняя женщина сокрушается, что она, как ей кажется, - бездарность, но это только доказывает, что она - талант, просто у неё небольшой творческий кризис!

Что ж до сих пор не было ни слова о партнёре Фокс в этом 'старринге'? Чем, спрашивается, 'Интим' хуже '9 с половиной недель'?! А, как-то, знаете, несмотря на финальную сцену, где Марк Райланс обнаруживает способность пускать настоящую слезу (а это на сцене почти так же сложно, как заняться настоящим сексом, факт!), он не Микки Рурк ни разу. (Сорри за мой французский, но Райлансу и играть-то не надо: любой мог бы сыграть дядьку, которому лень мыться, бриться, убирать дом, помогать родным, но которому нравится проводить время в компании таких же 'переносящими кризис среднего возраста' вонючек и выпивох; а тут к тебе ещё приходит по средам прекрасная женщина, не требующая от тебя ничего, кроме любви, - красота.) Не похож он и на Валерия Ободзинского, в жизни которого тоже был период, когда он, будучи успешным музыкантом, в какой-то момент 'решил стать простым мужиком'! Того тоже спасла новая женщина, но здесь не тот случай: лондонец не знал нашей старой эстрады - вот и полез выпытывать тайну прекрасной незнакомки, а ведь советовал Алексей Глызин:

Мне ведь совсем
незачем знать
всё, что с тобой было раньше, -
раз ты меня
научила летать,
значит, не может быть фальши!..

Те, кто ожидал увидеть нечто большее, опираясь только на название – скажу сразу, ошибается. Никакой эротики для взрослых не будет. Первые кадры фильма, заявленного как мелодрама (впрочем, с этим соглашусь), показывают нам настоящую, местами суровую и грязную реальность. Небритые ноги, тело с обвисшим жирком в определенных местах, равно как и обильное наличие волос там же… Одним словом, вся естественность без прикрас.

Двое уже не молодых героев встречаются раз в неделю ради секса. Они пытаются выпить кофе и поговорить, но оба понимают, это лишнее. Поэтому набрасываются друг на друга с небывалой страстью, словно это первый опыт. (Разве для страсти имеет значение возраст?)

О Джее мы знаем, что он главный бармен в каком-то кафе. У него есть семья и дети, изредка он их навещает, но почему-то предпочитает обитать в видавшей виды потрепанной квартире. Где на грязном полу, рядом с валяющейся одеждой и прочим барахлом, происходят любовные утехи. Не гигиенично и совсем не страстно. Как правило, быстро, едва начавшись. Каждый раз Джей похож на голодного зверя.

Он предстает не романтичным персонажем, да и любовник не лучший. Остается задать вопрос Клэр – для чего она приходит каждый раз? Ей так необходим секс с ним? Прослеживается, ее тянет не только из-за этого.

На работе и в другое время герои пытаются решать свои насущные проблемы. Встречаются с друзьями, размышляют о свободе. У каждого свои возможности и своя свобода: будь то в сексе, будь то в чем-то ином. Честно, все показалось неинтересно и нудно.

О ней ничего неизвестно, и Джей решается исправить недочет – он начинает следить за Клэр, узнает, чем она занимается, и даже увлекается ее пристрастием к театру. Это еще одно разнообразие в его жизни.

Делая вывод, предположу, что Джей (возможно переживая кризис среднего возраста) решает разнообразить свою жизнь, заведя любовницу. Он не мучается, в отличие от Клэр. Его “интим” разбавляет скучную и серую жизнь. Более того, он пытается разграничить для себя удовольствие, полученное с женой и любовницей.

Допускаю, фильм имеет много общего с нашей реальностью. Допускаю, его стоит посмотреть людям зрелым. Юношеский ум вряд ли поймет тяготы жизни взрослых людей. Допускаю, иметь любовников может и нормальная вещь, остается спросить, как он пропускает это через себя, и предложить ему хотя бы посмотреть на то, как подобное происходит у других.

Для меня картина осталась не до конца осознанной. Возможно, тому виной мое мировосприятие, или сюжетная линия, описанная скучным образом. Но с уверенностью ощущаю одно – она, несомненно, содержит отражение вполне существующей действительности.

P.S. За то, что показан секс как таковой, без прикрас и прелюдии, добавляю балл.

6 из 10

Есть у некоторых людей довольно странная черта. Получив подножку от судьбы, вместо логичного «восстать, вооружиться, победить», они начинают свое свободное падение, стремясь достигнуть социального и физического дна. Замыкаясь в себе, они выстраивают стену из гор мусора, отвалившейся штукатурки, пустых вечерних прогулок, непонятных друзей и депрессивных мелодий заезженных компакт-дисков. Из этого хлама они искренне пытаются создать иллюзию хоть какого-нибудь движения. «Эй, мы все еще падаем», - кричат они, хотя на самом деле давно прикованы к бессмысленной точке на потолке. В ленте Патриса Шеро «Интим», умудрившейся собрать сразу трех Медведей в Берлине, такого человека зовут Джеем.

«Интим» погружает нас в блоковскую (разумеется, с поправкой на время и место) атмосферу дешевых районов Лондона. Именно здесь по вечерам над ресторанами бесформенно кривится диск, за барной стойкой просиживают пьяницы с глазами кроликов, а в назначенный час появляется Незнакомка. В ней нет ни шелков, ни туманов. Она несет лишь секс. Причем не романтизированный акт, сулящий стать единственным светлым пятном в этом грязном, богом забытом уголке. Нет, это животное соитие, механическая пьеса, разыгрываемая по памяти телом. Нервные пальцы, желанная грудь, уставший член, - все это такие же актеры, как и люди, которым они принадлежат. Джей никогда не звал Ее, никогда даже не мечтал о Ней. Но сегодня, здесь и сейчас Она так неожиданно стала для него попыткой к бегству из окружающей действительности. Без объяснений, без предысторий. Да и какие истории и легенды нужны человеку вот уже шесть лет работающему в баре. Человеку, оставившему свою жену и детей. Человеку, завалившему свою жизнь коробками ненужных воспоминаний.

Впрочем, даже если бы Он спросил, Ей нечего было бы ему ответить. Ее зовут Клэр. Она замужем. Есть ребенок. Ее жизнь скучна до невыносимости. Единственное, что хоть как-то спасает от пресности будней это полулюбительский театр, где она играет вечерами, да драматический кружок, где пытается преподавать. Но все это потускневшая мишура, дешевая блестящая обертка, в которую почему-то забыли положить настоящую жизнь. Жизнь, в которой было бы место любви, сжигающей страсти, сумасшедшему сексу. Чувства, ради которых захотелось бы собрать сумку и без слов мчаться на другой конец города только для того, чтобы на несколько мгновений раствориться в чужих объятьях. И Клэр выдумала эти чувства, пытаясь найти желанное обезболивающее в лице Джея. Но чаемая таблетка лишь на минуты снимает симптомы, чтобы наутро вернуться ноющей головной болью.

Одиночество безжалостной ржавчиной под аккомпанемент глэмовых напевов Дэвида Боуи вперемешку с заклинаниями Ника Кейва разъедает сердца и души бывших людей. Вот только были ли они когда-нибудь живыми? Недаром диковинным элизиумом посреди повествования возвышается любительский театр. Это отдушина, непроницаемая маска, за которой можно спрятать обрывки боли. Здесь играют все в меру своего таланта и пристрастий. Кто-то в драмкружке, кто-то на бильярде, а кто-то затевает самую опасную игру – игру в правду. А правда кроется в том, что Клэр - очень посредственная актриса с ворохом амбиций. Джэй – живой мертвец, сам себя похоронивший в обшарпанной квартирке, заваленной неразобранными коробками. И единственный по настоящему живой персонаж в этой жизненной драме - муж Клэр, в исполнении Тимоти Сполла. За время, отведенное ему на экране, он успевает превратиться из обаятельного рубахи-парня, заботливого мужа, гордящегося успехами жены, в злобное разгневанное животное, которое, несмотря на свою разрушительную истерию, скорее вызывает жалость, нежели страх. А жалость, как мы прекрасно помним, лишь унижает человека.

Последнее объяснение с Клэр, как контрольный выстрел в голову. Джею не нужен был секс сам по себе, как показывает опыт шумной дискотеки. Ему нужны были чувства, чтобы он смог вновь подняться на ноги, скинуть панцирь безразличия, разбить непроницаемую маску эгоизма. Вместо этого судьба в очередной раз подставила подножку. Только в этот раз бармен уже готов к удару. Он поставил блок, который очень трудно пробить. Истина не в вине, но ключ от чужого счастья Ему все-таки вручен. А Она, как и положено, растворится в потоке нескончаемого транспорта. И на холодную осеннюю улицу падают теплые лучи последнего солнца, разукрашивая вчерашние невзрачные домики в желтые цвета.

9 из 10

Они встречаются каждую среду на квартире, которую Джей снимает в дешевом и мало примечательном лондонском квартале. Он живет здесь отдельно от семьи - жены и двух ребятишек, которых время от времени навещает, но уже не испытывает в этом особой нужды. Клэр – совсем другое дело. В урочный час она звонит в дверь, он молча открывает...

Уже через пару мгновений они принимаются нервно стягивать друг с друга одежду, а потом предаются столь безудержному сексу, что животный мир со своими инстинктами в сравнении с их основным просто отдыхает. В грубых анатомических актах оба выплескивают свою нереализованную энергию, буквально вгрызаясь в плоть партнера. При этом они ни о чем не спрашивают друг друга, и история их знакомства остается где-то там за кадром. Возможно, они просто сошлись по объявлению о 'порнографической связи'.

Впрочем, порой Джей может предложить ей чашку чая, но это, скорее, исключение из правил уже сложившегося ритуала, в котором всем заправляет чистая физиология. Затем они также молча расстаются, не давая никаких обещаний, и в течение недели занимаются своими обычными делами. Но когда однажды она не появляется в условный час, он перестает находить себе место...

Ритм его жизни рушится, поскольку из нее выпадает некое важное звено. Джей отправляется на поиски Клэр и почти случайно ее находит. Оказывается, она актриса захудалого подвального театрика, куда на каждый спектакль непременно приходят ее супруг (безобидный болтливый таксист) и маленький сын. И пока Клэр играет в 'Стеклянном зверинце' Уильямса, Джей ведет провокационные разговоры с мужем, рассказывая как бы абстрактную историю о некой анонимной связи мужчины и женщины.

Известная истина 'секс сближает' открывает тут противоречивую, даже взаимоисключающую суть таких ключевых понятий как семья, любовь, секс... Оказывается, с куда большим успехом они могут существовать отдельно друг от друга. А главным инструментом в отношениях двух неудовлетворенных жизнью одиноких людей является секс, создающий самый реальный из всех возможных контактов.

И наоборот, чувство, вдруг проснувшееся у Джея после непоявления Клэр, становится для обоих партнеров тем тяжким бременем, которое не только не способствует сближению, но окончательно рушит связь. Чувство убивает интимность, которой без него куда удобнее обходиться. И анонимный секс - короткое, но гарантированное удовольствие каждую среду, возможно, не самая лучшая, но хоть какая-то компенсация за неудачливую жизнь.

А когда Джей пытается усложнить модель отношений, влюбившись в Клэр, она уже знает, что чувства сюда совсем не следует примешивать. Потому-то настойчивое стремление партнера превратить простую половую связь в любовный роман рушит окончательно все то, что первоначально крепко связывало обоих. В итоге желание новой встречи оборачивается усталым осознанием ее невозможности…

Французскому режиссеру Патрису Шеро удается пробиться сквозь аскезу авторского кино, через скупой пафос сексуальной страсти к глубокой, но, в общем-то, горькой истине об инфляции незыблемых жизнеутверждающих ценностей. Он художественно убедительно узаконивает звериную мораль и делает глубоко пессимистичный вывод, что секс без любви не просто более естественен, но еще и более чист. А все попытки наполнить его чувством - ущербны и обречены.

Шеро заявляет о наступление эпохи вербальной инфляции, когда чувства и слова начинают играть роль разрушителей, в не созидателей. В такой ситуации только молчание избавляет от скандалов и выяснения отношений... В противовес Тарковскому он как бы заявляет: 'Вначале было тело'.

С появлением этого фильма мода на порнографические связи становится уже не концептуальным явлением, а общим местом. Вместе с тем Intimacy дает хоть и неутешительный, но зато честный ответ на вопрос: 'Что бывает после секса?'

Он страстно хотел её. Вначале он хотел её только когда она приходила к нему в условленное время по средам и они оба, почти не разговаривая, проходили в нижнюю комнату, где на ковре предусмотрительно была расстелена постель, молча и быстро раздевались и сливались в одном стремлении, не признающем границ и не нуждающемся в словах. Всё было как в чудесном полусне: воспалённо-прерывистое дыхание, матовый блеск плоти, притягивающая округлость гениталий… Блаженство безотчётности поглощало его целиком, и он, не думая ни о чём, не считая сил, двигался всё дальше и дальше — к полному единению, в котором его жгучее желание могло бы восторжествовать и умереть. Желание, однако, оказалось капризным и прекращалось так же внезапно, как начиналось, без предупреждения и подготовки, оставляя их обоих в недоумении расслабленности с терпким привкусом разочарования. Всё происходило довольно быстро, и она, медленно одеваясь и нехотя уходя, как будто сожалея о чём-то утраченном или так и не полученном, казалось, раздумывает о чём-то, сомневается в чём-то.

Затем наступала обычная будничная жизнь, он отправлялся в свой бар, где он работал старшим барменом и с недавних пор ему в помощники определили забавного молодого гея, вел ни к чему не обязывающие разговоры с ним, с посетителями, встречался со своими двумя маленькими сыновьями, стараясь как можно меньше говорить с их матерью, с которой он расстался год или два назад… Как будто ничего не изменилось в его жизни, и он, не имея привычки копаться в своих чувствах, беззаботно отмахивался от странной смутной тревоги, поселившейся в его душе и тянущей свои цепкие пальцы всё дальше и дальше. И не хотел он признаться самому себе, что с растущим нетерпением ждёт каждой новой среды, и желание его появляется задолго до этого дня, и становится всё более горячим, как будто он сбросил с плеч двадцать прожитых лет. И наступала среда, в назначенный час она стояла на пороге его квартиры, и всё повторялось сначала… Но всё же что-то менялось с каждым разом. Он привык к их взаимному молчанию, он принимал правила игры и, так же как она, относился к происходящему прагматически. Но он всё чаще ловил себя на мысли, что ему хочется заговорить с ней, расспросить её о жизни, о том, чем она занимается, замужем ли, есть ли у неё дети… Невозможность такого разговора, отсутствие самого пространства, в котором он мог бы возникнуть, тяготила его всё больше и больше, и всё больше и больше мешала решению практической задачи удовлетворения своего желания. Не потому ли и само желание стало столь капризным и уходило мгновенно, без спроса и когда вздумается, подобно музе поэта?

Долго так продолжаться не могло. Что-то должно было случиться, что нарушило бы эту непонятную связь и выявило бы ту ошибку, которую кто-то из них совершил. И, конечно же, это случилось… В одну из сред она не пришла. И все его ползучие страхи, все мучающие вопросы, едкие подозрения и жгучие желания разом хлынули на волю и, ничем не сдерживаемые, устроили адский хоровод. Он не знал, как он прожил неделю до следующей среды, и жил ли он вообще. Все люди, дела, события воспринимались им сплошным далёким призрачным маревом, и он держался только благодаря машинальным привычкам, отработанным годами. Он внезапно понял, что не может без неё жить, что не может и дальше быть в неведении относительно того, кто она, где живёт, чем занимается… Осознание этого ужаснуло его, но было уже поздно. События были сильнее его, они тянули за собой с механической неотвратимостью локомотива, и он вынужден был подчиняться. После встречи в следующую среду он незаметно пошёл за ней и очутился на спектакле в маленьком полулюбительском театре, где она играла главную роль. Он ничего не понимал в театральном искусстве, но он смотрел только на неё, не отрываясь, с растущим в нём новым чувством торжества нашедшего. Здесь же, в театре, он познакомился с её мужем, задачей которого было слушать отзывы зрителей о её игре. И он сам начал свою игру.

Он стал преследовать её регулярными визитами к ней в театр. Он начал провоцировать её мужа скользкими разговорами о супружеских изменах. Он почувствовал уверенность в себе и шёл дальше, не оглядываясь и не замечая, что и ей хочется окликнуть его, поговорить с ним, услышать от него искреннее слово. Он сосредоточился на своей цели, хотя, в сущности, и сам не знал, в чём она заключается. Он уподобился преследующему хищнику, стремящемуся во что бы то ни стало завладеть своей добычей. И не было ему никакого дела ни до чувств её мужа, ни до её собственных чувств и переживаний. И он был уверен, что уж теперь-то она станет полностью принадлежать ему — ведь куда до него её мужу, некрасивому толстяку с выпученными глазами и оттопыренной губой! Но он ошибся. Он ошибся именно теперь, когда почувстовал себя спокойно и уверенно. В его пользу говорило многое, у него на руках были все козыри. Но он проиграл.

Мужчина средних лет и аналогично зрелая дама периодически занимаются сексом. Сексом стихийным, подчёркнуто животным. Камера не скрывает подробностей а-ля натюрель, будто подглядывает за приматами. Изюминка в том, что, будучи страстными любовниками, герои остаются незнакомцами друг для друга. Может такой и должна быть настоящая любовь? Без имён, без привязанности, без духовной сопричастности.

«Любовь — нелюбовь» — не предмет интереса провокативного «Интима». Патрис Шеро разыгрывает с умным выражением лица детский мат, ехидно подмечая несовершенство ценностных приоритетов социума. Особенность цветистого высказывания в наглой наивности, как бы ни ведающего о банальности послания. И как бы не знающего, что вменяемой альтернативы традиционным институтам взаимоотношений нет. Ежесценная выверенность и гомеопатически отмеренная экспрессия в сдержанных актёрских работах всё же не производит впечатления «живого» движения, не гальванизирует воображение. Мертвенность схемы не смердит, но напоминает монолог персонажа Марлона Брандо у гроба супруги в «Последнем танго в Париже», с которым в какой-то мере коррелирует «Интим». Сходством не интонационной исповедальностью, а безадресной направленностью.

Боль неприкаянных душ и летальный исход в давнем шедевре Бертолуччи должны казаться пафосной пошлостью в сравнении с паритетной договоренностью героев Райлэнса и Фокс, пожелавших сделать это «последний раз» и «по-быстрому», чтобы жить, как жили раньше. Видимо должны, но в итоге пошляком оказывается как раз таки Шеро. Пошляком из тех, кто на званых обедах в дорогих смокингах хихикают в кулачок, отпуская сальные шуточки по поводу новоприбывших гостей.

Драматургическая продуманность и режиссёрская дистанция перенесли притворщицкую несчастливость персонажей на автора, оставив лишь морализаторский посыл, несмотря на порнографичесий эпатаж. И сколько бы крупных генитальных планов не насчитывал стандартный метраж, сколько бы ни вопил сценарий о благостности краткого и слегка порочного удовольствия…всё равно на выходе безвольное разведение рук. Оставляйте свой пыл невключённому абажуру и родным до скрипа постелям, и будет вам счастье. Что до мирового фестивального триумфа и главных призов в Берлине, то лучше кинокритика Ю. Гладильщикова и не резюмируешь: «It’ s not so good, It’s not too bad. Но наградили за минет»