Рецензии

...И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной
Как я, смирен и оглушен.

А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
'In vino veritas!'* кричат...

Вы знаете Дилана? Ну, конечно, что за вопрос. Кто ж из ныне живущих не соприкасался с песенным творчеством американского мэтра? Восемьдесят ему в этом году, но всё ещё кряхтит дед, скрипит голосом. Поэт, композитор, гитарист... Ещё в 60-х его провозгласили 'голосом поколения'! Да у него наград столько, сколько было у Великого полководца Второй мировой войны Георгия Жукова на мундире. Личность! Легенда при жизни! Фигура, одним словом.

Нет, я о другом Дилане. О Томасе. Одном из самых значительных поэтов Великобритании ХХ века. Валиец, в 39 лет распрощавшийся с миром живых. Орнамент его стихотворного почерка потрясающе удивителен

Не уходи смиренно, в сумрак вечной тьмы,
Пусть тлеет бесконечность в яростном закате.
Пылает гнев на то, как гаснет смертный мир,
Пусть мудрецы твердят, что прав лишь тьмы покой.
И не разжечь уж тлеющий костёр.
Не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы...

'Last Call' или 'Последний монолог' - это биографическая драма сказителя слова. Поэтический талант позволил 'оригиналу' выступать в радиопрограммах ВВС, путешествовать с турами по США. Со сцены одаривая публику художественными текстами. Увы, увы, век телевидения тогда ещё не наступил. Родившись в 1914 году, в 1953 - он уже ушёл от нас. Жизнь гения во всей красе в двухчасовом эссе.

Мы имеем дело не со скупой констатацией вех, не с перекинутыми мостками от рождения до смерти, не с набором высоты этой птицы, а с последними мгновениями отблеска жизни. Режиссёр словно взвешивает на весах истории этого странного человека. Давая возможность нам, зрителям, приобщиться к наследию творчества и вместе с тем поразмыслить над порочностью натуры безбашенного непутя. Да, он был именно таким. Отчасти эгоистичная, вздорная личность. Жена, трое детей и жизнь впроголодь. Для них. А гонорары, деньги, наш малый спускал у стойки кабаков. Расточительность, шокирующая. Жестокосердие в полном безразличии. Пил по-чёрному...

И смерть над ними не властна.
Нагие почившие станут одним
С ветром в поле, и с полной луной;
Когда кость обнажится, и кость пропадет,
В ногах и челе у них будет звезда...
... И смерть над ними не властна...

Две стороны медали с экрана - туда-сюда, туда-сюда. Величайшее красноречие с даром гипнотического стиха слова в красоте виртуозного владения и, - потакание собственному демону Бахуса - до ужрачки, до рвоты, до блевотины. Туалетная тошнота ежедневной процедурой отторжения организмом забрасываемых в себя рюмок. Девицы переполненные восторгом от соловьиной трели голоса этого волшебника, готовые благоговейно исполнять любые прихоти лишь позови и слезливые гневные тирады супруги письмами отчаяния - вышли нам денег, не на что накормить детей, они голодают...

А он уже 'глюками' тумана, от перепоя сотрясаем. Что явь, что сон? Бредит белой горячкой в полутёмном баре упиваясь собственной декламацией. Оттошнило в унитаз - пора вновь к станку призвания...

...И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна...

Несёт, несёт эту лодку по бренной жизни. Раскачивает туда-сюда под взглядами собутыльников, импресарио, медицинского светоча, бармена-философа, жены, случаем посланных, волной прибитых к его борту. Тут всякие. И молча взирающие, и упрёками переполненные, и насмешкой глаз выдающие своё отношение, разные. Алмаз среди навоза. Может быть это, именно это и заставляло его 'чертыхаться'? Собственная гордыня? Понимание лилипутства окружения? Высокомерие в собственности величия и различие с этими двуногими маломерками...

...И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино...

Чёрно-белое кино в сумрачном прибежище для души демонстрирует нам автор идеи. Кабак, лишь два тона признающий - тьму и свет. Таков же мир этого гения и у микрофона - лишь 'то' и 'это' навеянностью образов, печатью формулировок, журчанием потока изречённого. Роняемые словно капли - слова. А вот истинные чувства, а вот любимая Кэтлин радужной оболочкой цвета окрашена. Яркие софиты здесь. Так что, закрома? Кладезь? Погреба личности? Сокровенное? Или это только показалось...

... В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.

7 из 10

Если вы прочитали хотя бы только описание к фильму, то уже имеете представление, кто такой Дилан Томас. В его век, расцвет реализма, писать о чём-то абстрактном и не злободневном — значит стать лёгкой мишенью для критики современников. Собственно, фильм с поразительным занудством экранизирует это противостояние формы без содержания и содержания без формы. План был великолепный.

Чисто номинально фильм можно разделить на 2 половины: в одной кино много и претенциозно занудствует и пытается расставить ловушки для зрителя, а в другой уже полностью раскрывается и даже оставляет пищу для размышлений. Начинается всё с того, что Дилан Томас, как можно понять по речи Джона Малковича, умер. Далее идут светлые, яркие и цветные образы, над которыми поэт рефлексирует всю свою жизнь. Их прерывает чёрно-белое изображение, погружающее в жизнь и олицетворяющее реализм, грязь, заблёванный туалет и поверхностных, лживых, неискренних людей, в окружении которых Дилану приходится жить. Иногда романтизм писателя возвращается в картину, но сделать единственную разницу с реальностью — убрать цвет у последней,— это чересчур лениво. Для того, что чтобы мир поэта выглядел впечатляюще и поэтично, режиссёр решил сильно упростить окружающий мир, лишив его красок и операторских изысков, но он не проделал должной работы над областью чувственного — увы, так это не работает.

Часть 1: Дилан пьёт в баре, давая каждой рюмке символичное имя, знаменующее отдельный этап жизни человека. Он не скупится на поэтичные монологи, работая на публику, которая осторожно, но всё же поддерживает писателя и восхищается его речами. Время от времени загадочный бармен Карлос вкидывает некоторые умные, но отнюдь не всегда фразы, которые производят эффект на Дилана Томаса. Посиделки прерываются рандомными вставками из его выступлений и гастрольной жизни и цветными фрагментами. Кино как-будто живёт вне времени, только чисто номинально идя в одну сторону с течением истории, но переброситься куда-то назад или вперёд без особой логики — не проблема для ленты. Из-за этого она смотрится несколько запутанной, а постоянные фразы общего назначения, претендующие на какой-то смысл, только больше подбешивают своей надоедливостью.

Читается конфликт формы и содержания, который Карлос интересно раскрывает в своём монологе про отца. Помимо этого, имеется Джон Малкович в роли врача, а также приятель, организующий тур по всей стране,— Бриннин, который одновременно восхищается гениальностью поэта и качает из него деньги. В основном персонаж Малковича служит для комических зарисовок и обозначения алкогольных проблем, а Бриннин для того, чтобы вымещать на нём всё душнильство, которое не поместилось в основную линию. Ещё линия со студенткой Пенелопой... В общем, как бы странно это не звучало — здесь слишком много сценарных элементов, направленных исключительно на Дилана Томаса, но не дающих ничего для центрального конфликта, а иногда даже наоборот.

Часть 2: пьянющий Дилан всё больше рефлексирует, всё больше страдает и физически, и духовно, всё больше наглости позволяет себе. Тут толпа, которая до этого 'вырастила' Дилана в пределах одного дня, под чьи одобрительные и восхищённые взгляды он напивался — отворачивается от писателя. Он перешёл черту, и вся его грязь оказывается неприятна для наблюдателя. Одурачен ли зритель? Вряд ли. Бенефис бармена Карлоса, вымещающего на поэте всю критику реалистов — и кажется, что Дилан Томас терпит полный крах. Даже тут, хоть зритель и находится в несколько напряжённом состоянии, всё равно не может полностью поверить в такое разоблачение, потому что очевидно преувеличение. Интересный конфликт, не всегда интересно поданный, завершается тем, что Дилан Томас банально повторяет то, что говорил весь день, не меняя начального смысла и интерпретаций. Вот, парад душнильства подходит к концу, и единственное, что остаётся в голове — это томительное ожидание, когда же всё-таки герой выпьет последнюю рюмку, предварительно назвав её «смертью» и всё наконец закончится.

Часть третья (бонус): сцена после титров, в которой Малкович на каком-то званом вечере рассказывает странную историю из студенческой жизни. Это вообще что было? Хотя она и вправду аморальна, но в меру забавна, однако смысл этой «притчи», вероятно, мне не понять, но должно быть, где-то там есть связь с Диланом Томасом, хотя даже в этом нельзя быть уверенным.

Слегка сюрреалистичное противостояние писателя-реалиста, прозябающего на работе барменом и романтика, который загребает все дамские лавры; реализм против эскапизма; содержание против формы; материализм против идеализма; трезвость против алкогольного опьянения, ещё что угодно похожее — однозначно хороший конфликт, но его так сильно портят прочие лишние фразы, персонажи и сюжетные линии, что аж хочется сказать: «Ну всё. Зануда. Отстань».

5 из 10