Рецензии

Первый и последний полнометражный фильм композитора Йохана Йоханнссона — это простое, но монументальное аудиовизуальное эссе о предстоящей гибели и переосмыслении человечества.

Успокаивающий голос Тильды Суинтон — голос будущего: бестелесный рассказчик из высокоразвитого «восемнадцатого вида» человечества, тянущегося к нам после 2 000 000 000 лет нашей эры. У него есть две новости: хорошая и плохая. Хорошая, с моей точки зрения, даёт нам понять, что у нас впереди ещё 2 миллиарда лет развития и выживания, с рядом глобальных изменений; Плохая же, наоборот, заключается в том, что она говорит со времен, когда вся жизнь на земле скоро будет уничтожена. Она хочет, чтобы мы знали, что человечество обречено и будет спасаться каждый раз, кроме последнего.

Снимая в ч/б, Йохан и Стурла Брандт Грёвлен удачно визуализируют этот прогноз через серию безлюдных дублей, в которых люди заменяются брутальными монументами коммунистической эпохи в Балканских горах, по заказу бывшего президента Югославии.

Под аккомпанемент ярой партитуры Йоханссона, камера Грёвлена медленно исследует жуткие формы камня и бетона, как будто они являются природными чудесами. Именно благодаря музыке, покойный Йохан оказывает значительное эмоциональное воздействие на фильм.

Это серьезная работа, но не унылая: она требует рассмотрения того, как и когда наш вид закончится.

Короче, я посмотрел «Последние и первые люди».

Этот фильм, являясь частью мультимедийной постановки исландского композитора Йохана Йоханнссона, основывается на одноименном колоссальном и культовом визионерском романе британского футуролога Олафа Стэплдона, в котором описывается захватывающая и печальная одновременно история всего человеческого рода на протяжении долгих двух миллиардов лет. Будучи скорее сжатым пересказом первоисточника, фильм Йоханнссона предстает перед зрителем медитативной аудиовизуальной постановкой, своим скромным хронометражем в семьдесят минут больше напоминая откровение пророка, который собрал всех внемлющих ему, чтоб максимально ясно и вдумчиво нести свою весть. «Наберитесь терпения и слушайте».

Медленный, сухой, отточенный голос единственной актрисы фильма Тильды Суинтон словно механически повествует о трудно поддающейся представлению необозримой судьбе человека. О событиях настолько далеких, что жизнь каждого из тех, кто слушает обращение невидимого рассказчика, меркнет маленькой частичкой пыли на фоне гигантских пылающих звезд. В сопровождение голосу, словно утонувшие в безвременье артефакты давно исчезнувших цивилизаций, выступают бетонные обелиски, запечатленные на черно-белой шестнадцатимиллиметровой пленке фильма. Как кости древних животных они возвышаются мрачной и безжизненной громадой над пустыми степями, безликими снегами и редкими тонкими деревьями. Все их гротескные брутальные формы выглядят навеки погруженными в анабиоз, будто эти исполины, не созданные никем и никогда, были еще до того, как появилось время, будто эти два миллиарда лет жизни человечества были для них таким же мгновением, такой же краткой вспышкой, что и для бездонного космоса.

Под аккомпанемент громогласного эмбиента, пугающего и гнетущего своим величием, порой наполняемого траурным хором человеческих голосов, эта бессильная мольба о помощи, этот некролог по последним и первым людям, звучит одновременно и как приободрение о далеком будущем, и как фатальное предостережение о неминуемом конце всего сущего. Картина Йоханнссона словно лично обращается к каждому зрителю, на час и десять минут напоминая о нашем месте в этом беспредельном времени и в этой бесконечной вселенной.

8 из 10