Рецензии

Редкостная жемчужина не имеющая цены, перед нами. Забытый, запылённый, временем шедевр.

Словно документальная хроника в чёрно-белых тонах разворачивается перед зрителем. Лица, пейзажи Северной Америки, переплетение культур религиозных культов народов. Отчётливо слышен отзвук 'Миссии'(1986) где испанские иезуиты вторгаются в первозданный мир индейцев Южной Америки. И продирающийся сквозь заросли джунглей, астеничный Джереми Айронс дудочкой, как гипнотической техникой, снимает напряжение недоверия к собственной персоне. 'Танцующий с волками'(1990) любовной лирикой персонажа Кевина Костнера к 'Стоящей с Кулаком'. Первобытная жестокость к иноплеменникам в духе 'Апокалипсиса'(2006) Мела Гибсона. И конечно же стремление к цели в духе безумно-отчаянного 'Фицкарральдо'(1982). Магия одушевлённого кино. Не сыгранного кем-то, а наблюдаемого всеми нами. Подсмотренного. Лучший образчик из признанного. Без каскадёрных трюкачеств. Без эпатажа для зрителей. Здесь мушкет то, всего один раз стреляет по цели за более чем полуторачасовой хронометраж. И всё же. И всё же здесь есть на что посмотреть.

Джеймс Фенимор Купер картинной галереей созданных образов в раскрашивании событий ХVII-ХVIII веков на континенте. Это к нему за советом, кто такие делавары, гуроны, ирокезы, могикане, минги и т.д. Это он способен растолковать расстановку сил между враждующими поселенцами, дать исчерпывающий комментарий о событиях тех лет. И хотя авторство здесь за Брайаном Муром, а это именно он написал 'Чёрную сутану' и именно он выступил сценаристом картины, американского романиста со счетов сбрасывать не стоит. Импульс, исходит от него.

Так что же происходило на заре 'завоевательных походов' в Новый Свет? 'Испанская Корона' обосновалась южнее, в зоне Центральной Америки (Христофор Колумб) и 'развивала' земли не только Восточного побережья Северной Америки, но и Южную Америку, едва ли не до мыса Горн в границах Тихого океана. Инки, ацтеки, майя это 'вотчины' для подвигов конкистадоров. Португалия господствовала на Западном побережье Южной Америки вдоль атлантической кромки с севера на юг. А вот Британия и Франция, уступая своим более 'оборотистым' конкурентам 'грызли' северо-западные земли Северной Америки. С постепенным углублением в материковую часть берега. От Ньюфаундлера до Флориды, среди Великих озёр прокладывая пути жизнедеятельности. Шведы, голландцы гонку не выдержали, с дистанции сошли.

Отец Лафорг, 'благословляемый' губернатором Квебека Шампленом отправляется с миссией 'очеловечивания' дикарских народов. В земли гуронов, союзников Франции его путь. Сопровождающими лицами, вождь алгонкинов Хомина и его люди. Меж их народами нет мира. Но гораздо хуже, что предстоит углубиться в земли ирокезов (гадюк), как пренебрежительно из-за жестокости называют этих варваров. Вражда не остывала никогда. Чем может обернуться игра со смертью? Ни билет ли это в один конец?

Любовное приключение и монашеская ряса, страницы Библии и шаманское нетерпение, боевые раскраски и пение последнего прощай. Как зарубки, как отметины сюжета. Тут простота быта в традициях обыденности и застывающий взгляд на происходящее в диковинности красок мира. Ничего лишнего. Ничего искусственного. Вражеский стан ужасами предстоящего. Гордость лиц без признаков стыда страха. Палочная церемония пропускания сквозь строй и вера в благость очевидного. Нужно идти. Нужно дойти.

А что же в итоге? Ещё одна утопия? Зачем всё это было нужно? Что осталось от всех тех племён сейчас? Стали ли они от проповедей счастливее? Спасены ли их души? Или в пути не важен конечный пункт? Сам путь есть покойная радость душе. Пока живёшь.

9 из 10

Заснеженные лачуги на фоне далекого леса ощетинились зубцами частокола, неподвижная камера выхватывает туманные очертания знакомого острова, черный ворон тенью в небе - то ли демон, то ли человек в сутане. Крики птицы будят от кошмара, отрывают от этих глаз, растерянных и непреклонных, просящих о помощи и одновременно зовущих за собой - туда, в неизвестность, к чужому и непонятному Богу. Вождь алгонкинов Хомина верит, что сны - другой реальный мир, они более настоящие, чем даже смерть или бой. Вот только бы знать их тайный смысл...

Фильм австралийца Брюса Бересфорда 'Черная сутана' по одноименному роману Брайана Мура можно назвать неожиданным и достаточно неординарным. Неизменный куперовский романтизм, проблемы дискриминации и политики, часто свойственные произведениям с индейской тематикой, уступают здесь место более исконному вопросу - болезненной, трагической, но неизбежной встрече религиозных культур язычества и христианства. Жесткий догматик-неофит, оставивший в далекой Франции свое богатство и титул, молодой священник Лафорг очарован подвижнической жизнью миссионеров Нового Света. Он энтузиастически готов к мученичеству и смерти от рук дикарей и даже внутренне самонадеянно призывает неминуемые обстоятельства. Вождь Хомина, в сопровождении своих воинов и семьи, дает слово довести священника до племени гуронов, где расположена христианская миссия... Картина, снятая в жанре роуд-муви, представляет собой неспешный рассказ, где трудности долгой и опасной дороги переплетаются с древнейшей символикой пути как становления человеческой личности.

Тема религиозной вражды, проистекающей из чувства страха и неприятия людей другой веры, идет рефреном по всему фильму. Взаимная убежденность в собственной правоте, доходящая до фанатизма, очень быстро приводит отца Лафорга и его провожатых к жесткой оппозиции. Священник видит в индейцах язычников, чьими 'сердцами и сознанием управляет дьявол', а для племени Хомины он сам, с его черными развевающимися одеяниями, тайным знанием письма и 'водяным колдовством, отнимающим душу', превращается в демона. Такая подчеркнутая идентичность чувств подкреплена в фильме мыслью и о неизбежной схожести обрядовой стороны жизни народов, происходящей из единства человеческой природы. Именно это дает возможность и молодому священнику, и индейцам тяжкой ценой страданий и утрат, смягчающих сердца и проясняющих ум, преодолеть пропасть непонимания и зла, образовавшуюся между ними. И постепенно некогда 'звероподобные существа', какими они казались европейцу, превращаются в людей, способных к добру, верности и состраданию, а жестокость холодного дыхания смерти с ее липким удушающим страхом открывает главному герою глаза на красоту и ценность бытия. Этот переход от голых принципов и догм к приятию и пониманию другого 'я' помогает отцу Лафоргу, однажды перечеркнувшему для себя низший, плотской пласт жизни, заново увидеть и оправдать всю ее полноту, включающую и природно-естественный быт индейцев и детскую образность их представлений о мире. В какое-то мгновение в его сознании вершинные своды лесных деревьев и храмовые колонны сплетаются воедино. А душа, искренне желающая служить Богу, открывается наконец и навстречу ближнему, восстанавливая тем самым вероисповедальную равнозначность двух первичных заповедей о любви.

Но есть в фильме и другой взгляд - он как бы изнутри христианской веры. Стена враждебности, на протяжении всего повествования окружающая отца Лафорга, дает немаловажную отсылку к брессоновскому кюре. Только здесь священника встречает не неверие и равнодушие, а именно неприятие и непонимание все того же кажущегося бессилия, которому, по словам индейцев, учат христиане. Эта пустая, бессмысленная и даже опасная с точки зрения индейского народа, но непременно свойственная евангельскому учению 'слабость' прощения и несопротивления пугает их и вызывает отторжение. Природный инстинкт подсказывает им, что безжалостность к иноплеменнику демонстрирует силу, а непреклонность - вызывает страх у врага, поэтому можно и даже нужно на глазах у отца перерезать горло ребенку... Фильм Бересфорда предельно реалистичен и даже жесток. Его герои словно ходят по тонкому лезвию, каждый раз неуверенно балансируя между добром и злом, снова и снова вынужденные делать свой выбор, приводящий их к конечной цели. Но только вечные и значимые для всех людей - достоинство и верность, выстраданные и победившие в этой борьбе, неожиданно роднят Хомину и Лафорга, протягивая единственно возможный мостик между их религиями. 'Мой Бог любит тебя', - говорит священник своему умирающему другу. Ведь опыт приятия даже одной души может открыть дверь к пониманию всего народа, а доверие и любовь к человеку дает возможность поверить и его Богу.

И сбывается сон. Одинокая фигура в черной сутане, бредущая сквозь снежный холод далекого острова навстречу множеству лиц и глаз, таких далеких и столь близких, обращенных к сердцу с одним лишь вопросом:'Любишь ли ты нас?' А может, они правы: никаких прощаний. Никаких приветствий. Никаких имен. Лес молчит и мертвые говорят по ночам. И благослови вас всех Бог...

Фильм безусловно глубокий, очень красивый, да и приоткрывает нам те страницы истории, которые мало кто знает. Колонии французов в Канаде, иезуитские миссии, жизнь и быт туземцев. Все показано без привязки к современности, с большой долей реализма да и знанием дела.

Однако фильм оставляет неоднозначные чувства. Проблем его в том, что будь ты христианин-ортодокс, атеист-антиклерикал или вообще неоязычник - то ты воспримешь этот фильм как 'свой', это его невыгодно отличает от похожей 'Миссии' Жоффе, которая, не смотря на безрадостный конец, дает хороший заряд надежды. 'Черная сутана' - мрачный фильм о мрачном холодном мире, где правит дьявол, что-то похожее в индейском языческом мире уловил и Гибсон в 'Апокалипсисе' .

Явная неувязка фильма - полное отсутствие у отца Лафорга таланта проповедника, такой проповедью можно отпугнуть не то что индейца-язычника. но и неокрепшего умом католика, сомнительно, чтобы на такую ответственную просвет работу орден посылал таких людей. Неубедительным выглядит и финал ,когда отец Лафорг понимает, как все-таки надо общаться с примитивными туземцами. Это выглядит надуманным, зато остальное - более чем реалистично.

Проникнутый духом Руссо зритель наверное задаст вопрос, который задает себе кардинал из фильма 'Миссия': 'А нужно ли было свободолюбивым индейцам чтобы мы основывали у них миссии?', но почему-то путая понятия 'миссия' и 'крестовый поход'.