Рецензии

Где тонко, там и рвётся. А ткань реальности так истончилась, что чтица, фрейлина царского двора, без труда проткнёт её буратиньим носом, свёрнутым из старой нечитаной газеты. И мы тут же, в одну монтажную склейку, перенесёмся из декадентского XIX века, где бомбисты взрывают великих княгинь, в древнерусское кватроченто (которого никогда не было) – из посюстороннего мира княжеского дворца в чащу сказочного леса, где братья грибы ограбили мертвеца и сказочно (как же иначе?) разбогатели. Тот царевич был убит: то ли расстрелян из лука, то ли зарублен – то ли собственным мечом, то ли разбойничьим, а может, умер от горя. Его царевна не то была изнасилована, не то сама отдалась, не то утопилась, не то вознеслась. А единственный свидетель – мишка косолапый, но он никому ничего не скажет.

Эта сказка сказок – 'Мешок без дна', долгожданный фильм Рустама Хамдамова, и это какое-то невиданное, небывалой красоты кино, то самое, из золотого века, великое чёрно-белое, где лица актрис сияют, как жемчуг (как сияли у Гарбо, Дитрих, Орловой), актёры актёрствуют, не говорят бытовыми голосами, а свет и тень ведут такую эффектную игру, будто холст экрана – сплошь смарагды да яхонты.

Вслед за Эйзенштейном (детская коляска на одесской лестнице) Хамдамов понимает кино как монтаж эффектных аттракционов, и по части создания незабываемых поэтических (иногда – сюрреалистических) образов и сложных кинометафор ему, кажется, нет равных.

Никто никогда не снимал так лес. У Хамдамова он ошеломляющий – как всё здесь, чёрный, солнечный, будто с гравюр Шишкина – мшистая разлапистая чащоба, пронизанная светом и сквозистой тенью, колеблемая семью ветрами, таинственная, почти не страшная. А великокняжеский дворец весь рассыпается хрусталём; взгляд камеры блуждает по его закоулкам, любуется обветшалой красотой перегруженных убранством комнат, газовыми лампами, сиротливо нерасчехлённой мебелью и затянутыми в корсеты силуэтами прислуги. Последний раз нечто подобное мы видели не то в прошлом году в Мариенбаде, не то на бульваре Сансет. И никто никогда не снимал так секс: долгая, мучительно красивая сцена любви ближе к концу фильма, кажется, цитирует из 'Золотого века' Бунюэля, и, увидев однажды, забыть её нельзя.

Как и сияющий лик принчипессы сверхкрупным планом; парящие над полем, вполнеба, точно НЛО, чёрные воздушные шары раскаяния; царевича, умершего смертью Святого Себастьяна с ренессансных картин; дрейфующую в чёрном озере голову разбойника с краденым мечом на челе; то самое шишкинское утро в сосновом лесу; или, например, царевну-лебедь, воспарившую в лодке без дна. И ещё множество трюков со звуком, операторских находок, сложнейшую повествовательную технику – не счесть алмазов хамдамовской фантазии. Этот фильм-стиль – бегство от реальности в выдуманный автором мир, в миф о прекрасном прошлом, чтобы там любоваться останками божественной красоты.

На пресс-конференции после премьеры Хамдамов сказал, будто не умеет снимать актёрского кино, как 'Большая семья' или 'Весна на Заречной улице'; но в 'Мешке без дна' все актёры чудесно хороши, и есть несколько выдающихся работ. Это великая клоунесса Алла Демидова в роли старой ведьмы, вельможный князь Сергея Колтакова, тяжело переживающий гибель матери, деловитая княжна Анны Михалковой с прекрасным, как поле, лицом и ироничной чёлкой. И главное – потрясающая работа Светланы Немоляевой в роли фрейлины-ворожеи, пытающейся своей сказкой заболтать князеву боль от утраты. В Немоляевой, которой часто доставались вторые роли (то жены Гуськова, то крашеной блондинки в жутких розочках, вечно с авоськами ходит), Хамдамов разглядел звезду масштаба великой Бетт Дэвис, чистый Голливуд. Он нарядил её царственной красавицей fin de siecle и подарил эту большую, глубокую, как мешок без дна, роль – возможно, лучшую в её кинокарьере.

В фильме много забавного (дветысячеголовый зал на премьере взрывался смехом), а есть пронзительные эпизоды, когда у края глаз буквально закипают слезы (зал глядел в оцепенении): история князя, что любил русалку, да так и не женился, или его встреча на мосту в плохом районе с покойной матерью, или по-чеховски рвущая душу биография трёх пыльных бутылок с каминной полки, или самые страшные слова, что может сказать человеку человек (их сказала царевна, и слышал царевич) – и ещё финальная кода, когда чтица откроет князю тайны земного рая, но сама так расчувствуется, что сбежит из дворца, в сад, под падающий снег – а ты вдруг понимаешь, сколько надежды и какое великое утешение дарит раненому сердцу искусство.

10 из 10

После показа в кинозале Родины наступает тишина и никто не поднимается с мест, хотя титры уже прошли. Далее почти одновременно раздаются синхронные аплодисменты, и хочется шепнуть, именно шёпотом произнести давно забытое относительно русского кинематографа слово - шедевр.

Рустам Хамдамов снял настоящее русское кино, русскую сказку, сказание, хотя и по вольным мотивам рассказа японского классика Акутагава Рюноскэ.

Баба Яга, Царевич, Грибы, гуляющий по лесу Мишка, Соловей-Разбойник, Леший, летающие чёрные шары - всё это вдруг становится явью современного русского кинематографа!

У нас теперь тоже есть свой Расёмон, Мариенбад и зазеркалье!

А для тех негодяев, что не смотрят в кинозалах финальные титры, Хамдамов придумал гениальное противоядие: финальные кадры на титрах - отдельный шедевр мастера!