Рецензии

XVII век. Испанский офицер и чиновник Диего де Зама слишком долгое время пробыл вдали от родины, на южноамериканском пекле Асунсьона, и жаждет вернуться в Буэнос-Айрес к семье. Но королю послать прошение о переводе довольно проблематично и Диего в ожидании потихоньку киснет.

О тоске, бессмысленности и отвращении. Так и приходят на ум полежалые, запрелые и спившиеся герои 'Ромового дневника' Томпсона. А аутентичная неспешность, даже монотонность темпа, как в фильме про другого завоевателя Лопе де Агирре, лишь подчёркивает погружение нынешнего героя Замы в отчаяние, безнадёгу и попутно с этим обрастание различными проблемами, страхами и паранойей. Выводят они героя и на второй круг ада, уже прохода опасными тропами по следу доставшего всех бандита Викуньи Порто. Не уверен, была ли вторая часть фильма так уж необходима, когда первой Лукресия Мартель фактически успела сказать ровно всё о сабже. Разве что показывает Диего уже окончательным и безвольным заложником чьей-то прихоти. Будь то король, индейцы или бандиты.

6 из 10

Размеренность и спокойствие, доверие и расслабленность вот ключевые составляющие для гипнотической техники. Впрочем, я не специалист, тем более не эксперт. Это так, к слову, в контексте созерцательного эффекта от зрелища данного полотна. Оно способно ввести в транс без постороннего воздействия. Тягучее, медленное в растяжке, баюкает и неторопливо повествует.

Что перед нами? Историческая хроника. Далёкие земли Латинской Америки. ХIХ век. Чиновник на службе Испанской короны. Он вершитель судеб посредством закона, но дух его истощён хотя плоть всё так же бодра. Ему под пятьдесят или около того. Томление по супруге, дому, семье раздирают его разум. Раз за разом он обращает свой взор на море приходя к кромке воды, где то далеко, за океанскими милями, в далёкой Европе угли его костра. Приходящие с далёкого материка оказии не приносят вестей, поток писем иссяк и отчаянье сомнения разъедает, гнетёт. Однообразие удручает и хлопотами он надеется добиться перевода в Буэнос-Айрес.

В отсутствии супруги едва ли не каждая женщина пробуждает поэтику тела, манит своим видом и как стервятник, пожирает окружающих обуревающим страстью взглядом наш служитель. Он едва сдерживается, пульсирующая кровь ударяет жаром в голову, как нетерпеливый жеребец волнительно переступает с ноги на ногу ожидая седока, так и Дон Диего де Зама горит пылая.

Служебное заточение продолжается. Неужели до конца дней своих он добровольный каторжанин. Долг и служба на чаше весов с человеческим естеством. А возможно ли всё изменить? Что перевесит? А может быть отупляющая жара климата вкупе с воспалённым сознанием доведут его до сумасшествия? Положение его усугубляется день ото дня.

Неспешность сменяющихся кадров - целостность единства сцены за сценой. Монотонность и однообразие до самого финала? А что же окружающие? Глядя на них совершенно непонятно что они делают, чем заняты. Их жизнь - дурной сон, полный пустошью бытия. Местные аборигены - словно одомашненный скот, - уже не звери, но ещё и не люди. А дети полукровки? Они кто? Такая же биомасса копающаяся 'в навозе'?

Иной мир, иная ментальность, совершенно неканоническая живопись киношколы. Смотришь и понимаешь - ты в тропических джунглях, да - лес, да - трава, да - непролазные чащи. Но здесь всё иное. И 'киноварь' иная. Где границы вымысла? Где реальность? Перед зрителем уже едва ли не больной человек с воспалённым сознанием и автор живописует его такими красками, которых в нашей акварельной палитре просто нет в наличии. Мы не сталкивались с ними. Не знакомы.

Когда казалось бы сюжет абсолютно выдохся, обнищал зрелищем, пошёл на убыль, создатель бросает в бой тяжёлую артиллерию - приключенческий экскурс едва ли не в каменный век. Начинается путешествие в глубь материка. Небольшой отряд воинов на маршевом переходе. И леденящие ужасом сцены в глазах нашего персонажа... С чем это можно сравнить по силе восприятия? Пожалуй с 'Апокалипсис сегодня' (1979) Ф. Ф. Копполы - капитан Уиллард углубляется в камбоджийские дебри. И живые позавидуют мёртвым...

7 из 10