Рецензии

Если я задам вопрос: скажите Гринуй был плохим или хорошим? Все ответят плохим. И я всем поставлю двойку. В этом шедевре запах является проявлением чувств, плохие чувства воняют, хорошие источают аромат. Гринуй не был ни плохим ни хорошим — он не источал запаха. Он был нейтральным. Он убивал, но если бы ему предложили сохранить свой запах добровольно — он бы непременно согласился. Он не был маньяком, маньяк наслаждается страданием жертвы, он кончает когда видит в глазах жертвы страх и покорность. Гринуй не такой. Запах женщины — это аромат любви. То чего он был лишен. И он стремится к нему, он хочет его познать, им обладать, обладать любовью. Путем трудного пути поиска сохранения запаха он находит решение. Он сохраняет запах чистой женщины — запах любви. Он использует этот запах, чтобы внушить людям любовь. И когда они поддаются этому запаху он начинает ненавидеть их. За то что они слабые и податливые запахам — чувствам. Он чувствует над ними власть. Он может управлять ими. Но он выше этого, он не будет этим пользоваться, его цель выше. Найти себя, найти любовь. На месте своего рождения, там где большинство людей, в момент рождения испытывают на себе самое светлое чувство — любовь. Выливает все содержимое своих духов на себя и его любят до безумия, так что разрывают в клочья.

Печальная история. Настоящий шедевр. Ведь кто не получает любовь все что ни делает — делает только то чтобы получить ее. Но получает не каждый, и ни каждый кто стремится получить получает. Любите друг друга. Источайте любовь. Источайте аромат, аромат любви.

10 из 10

Парфюмер

Что же не так с фильмом? Они сделали из Жан-Батиста — безликое существо, опустили такие важные детали, как его мучения, болезни(сибирская язва, тиф), это же не просто так. В книге он всячески боролся за жизнь, и я, как читатель, проникался его стремление, а что в фильме? 40 секунд и ни слова о болезнях, лишь раз был кадр, где он валялся в постели. Все опущенные мелочи в картине допустимы, как разрушения здания просто так, хотя в книге снос запланировал король, его первую сиделку убили в подворотне, хотя в книге она умерла в старости, убито около 13, вместо 26, всё это ерунда, они взяли и обезглавили его натуру, Гренуй стал незаурядным фанатиком с даром велико обоняния, убрали его бесконечные слёзы и восхищения, болезни, оставили идею и концепт, но потеряли главное — лицо убийцы.

Бесспорно, картина завораживает своим сеттингом, поля из лепестков просто восхитительны, сцены с убийствами раскрыты более, нежели в книге, прятки в лабиринте, визуализация, белиссимо! Экранизируй-ка роман, который построен на запахах в виде слов, а ну. Это действительно заслуживает уважения, но четвертование такого героя — сие провал.

И всё что я сказал, существует и без основы — книги, это фильм хромает сам по себе, опять же из-за серого главного героя. Возможно, я так предвзято смотрел из-за подлинника, но нет, мы отбросим все неточности и изменения, а в итоге тоже самое.

Сцена на эшафоте одурманила всех, это прекрасно.

Авторы экранизации всегда адаптируют по-своему, в этом и есть вся суть, однако такое хождение по хрупкому льду опасно, они заигрываются в своём воображении, и теряют самое главное. Возьмём также спорную экранизацию Кубрика — «Сияние». За основу взяли лишь концепт, остальное почти перевернули с ног на голову, но из-за этого картина стала хуже? Нет, она стала самостоятельным произведение, которое обрело свой шарм и неповторимость.

Создатели молодцы, они правда приблизились к идеалу, но всё полетело в тартарары, из-за одной детали — главный герой.

P.S. знаете что? Вырезали кусок с профессором, который исследовал вредные испарения(газ) из почвы(он приютил Жан-Батиста, после семилетнего одиночества в безлюдной пустыне), это действительно лишнее в фильме, и хорошо, что не сняли, но этот самый голубой костюмчик, который появился на Гренуйе, после тюрьмы, подарил именно тот профессор.

Посмотрите сами, сделайте выводы.

У меня всё и Баста!

Голод, нищета, болезни. Общество ведет аморальный образ жизни, крестьяне зарабатывают на кусок хлеба рабским трудом. Повсюду грязь, антисанитария, кишечные инфекции, проказа и ужасающая чума. Улицы, рынки, переулки, везде царит смрад. Всепоглощающая вонь от грязных, немытых человеческих тел, гнилых фруктов и овощей, разлагающегося, испорченного мяса, смердящих рыбных отходов и самой рыбы, выгребных ям и человеческих испражнений. Вот такая непривлекательная Франция была пару столетий назад. Именно в этом месте родился Жан Батист Гринуй, он не отличался хорошим здоровьем, крепким телом и особым умом, но у него было удивительное дарование, фантастически развитое чувство обоняния, одновременно дар и проклятие с которым он родился. «Я лучший нос в Париже» так о себе однажды заявил Гринуй, попав в лавку, по определённым обстоятельствам, к горделивому и самовлюбленному, в прошлом успешному, но теперь несущему убытки, пожилому Парфюмеру. Завоевав у него неподдельный интерес к своему таланту Гринуй совсем скоро заслужил для себя почетное место подмастерья Парфюмера. Погрузившись в новый мир запахов и ароматов Гринуй начал познавать все тонкости и секреты парфюмерного ремесла. Здесь начинается его история, его одержимость поиском и созданием неповторимого, уникального, немыслимого во всех смыслах этого слова — аромата.

Великолепная постановка и превосходная работа режиссера. Декорации, костюмы, персонажы — все очень точно и качественно проработано.

Не менее качественная работа оператора. Я с головой погрузился в этот мир. Хочу отметить, что я читал роман по которому был снят одноименный фильм и сравнив его с экранизацией я не обнаружил каких-то серьезных и непростительных ошибок, не увидел провалов или отступлений, а значит сценарий очень хорошо проработан.

Отличная актерская игра, все персонажи живые и настоящие. Особое внимание я хотел бы уделить главному герою. Герой полностью раскрыт, ты понимаешь как он чувствует этот мир, понимаешь его мотивы, видишь как он переживает и страдает, понимаешь его внутренний мир. По мере того, как главный герой раскрывался, я испытывал к нему самые разные чувства, порой и противоречивые.

Шедевр это кино, которое не будешь пересматривать по пять раз в год, к нему относишься с трепетом и уважением, потому, что после просмотра такого фильма испытываешь особое, глубокое чувство. Парфюмер очень хороший и качественный фильм, интересный и многоразовый, но до глубины души он меня не поразил. Я думаю справедливо будет поставить ему

9 из 10

А его нет. Нет главного героя фильма. Вот как-то так получилось у Тыквера. Что поделать — немец. Вот если бы француз снял, мы бы увидели живой, демонический, струящийся, изменяющий реальность аромат. Преображающий людей и мир вокруг, как хорошая доза чего-нибудь… изменяющего реальность. А не чуть вздрогнувшие ноздри главного героя, пару сцен с дохлой рыбой да цветущими клумбами и на пустом месте разразившуюся сцену вялого свального греха.

В принципе, в 2006 году кинопродакшн располагал достаточными изобразительными средствами, способными передать таинственное воздействие запаха на отдельного человека или огромные массы людей. Если бы Тыквер понял, в чем его задача состоит. Вот французы понимают вкус жизни, умеют восхищаться красотой, они — создатели лучших в мире духов не случайно, им открыта тайна чувств и чувственности, и кому, как не им, флаг бы в руки. А чего стоило ждать от немецкого режиссера? Досконального, а по сути, поверхностного следования литературному первоисточнику, сухости повествования и тотального бесчувствия. Это и получили.

Глубокий зюскиндовский образ злого гения, настолько злого, что это выносит его за грани понятий добра и зла, инфернальный Дух и творец духов, или дУхов… у Тыквера превращается в аутиста-извращенца, помешанного на аромате женщины. Безэмоционального героя Уишоу, неспособного вызвать ни страх, ни сопереживание, ни жалость. В сюжет, из которого вынули душу.

Ведь что такое запах (perfume — а ведь именно таково оригинальное название романа Зюскинда)? Духи, дух, душа. Душа, которой лишен Парфюмер, Жан-Батист Гренуй. И вся история «зловещего убийцы» — по сути мучительный поиск своей потерянной души. Зюскинд играет с читателем, пытаясь пугать злодеем, но в подтексте явно испытывая симпатию и сочувствие к своему герою. Тыквер смотрит в книгу и видит фигуру из трех пальцев. И, словно впопыхах, словно за ним гонится стая голодных и злых продюсеров, вываливает ее на экран. У Зюскинда в финале все становится на места: последний выход Парфюмера на подмостки, абсолютно закономерный и неизбежный, — манифест божества, достигшего совершенства, когда нечего больше творить, нечего больше хотеть. И что мы видим в последних сценах фильма Тыквера?

Плоскую, как застекленная витрина цветочной лавки, картинку, без вкуса и запаха. От начала и до конца. Бессмысленный жест извращенца-маньяка. Импотенцию.

Жаль. Могла бы получиться вкуснейшая и фееричная экранизация. Читать, но не смотреть. Ждать римейка. И пусть уже это будет француз!

Смотрела фильм «Парфюмер» режиссёра Тома Тыквера с большой неохотой, так как книга произвела на меня поистине неизгладимое впечатление, и я ни в коем случае не хотела бы его заглушать. Однако вышло так, что я увидела этот фильм, и не могу сказать, что это тот самый потрясающий глубокий фильм, который все, как ни странно, так нахваливают. Я не разочарована: с чего бы? — ведь ничего особенного не ждала; однако не стала бы рекомендовать сию кинокартину людям с хорошим вкусом: это очередная голливудская подделка.

Главного героя (Жана-Батиста Гренуя), образ которого в книге достаточно однозначен, всё-таки сумели извратить. На этот счёт у Зюскинда может быть только одно прочтение, он писал портрет героя не две и не три страницы, а на протяжении всего романа! Однако Голливуду этого не понять. Они и эту историю обернули в бездарную, пусть и яркую обёртку, «зашаблонили» его, если возможно такое выражение. Исходя из оригинального источника, мы чётко осознаём, что Гренуй — существо нелюдимое, забитое, в нём фактически не осталось ничего человеческого: а потому логично, что сентиментальные сцены, которые он закатывает своему хозяину, Бальдини, обвиняя его во лжи и проч., — неуместны и не соответствуют художественному образу, а также, желание своих жертв Парфюмером — нелепо, ибо похоть — совершенно присущее человеку влечение; из этого я заключаю, что интим в этом фильме — всего лишь дешёвый, недостойный, чисто стратегический ход. Гренуй интересовался своими жертвами лишь на уровне запаха, их, так сказать, ауры, однако тела их его не привлекали — совершенно. Прибавлю, что милые признания, как «Я делаю духи» проститутке также исключаются — разве в романе это не было строжайшей тайной, самым сокровенным в душе Гренуя, который никому свою душу не открывал?!

Голливудский Парфюмер — вовсе не тот Парфюмер, которого нам представил Патрик Зюскинд, это касается и всего фильма: шикарные декорации сухи и выглядят как помпа, прекрасные девушки не столь прекрасны, сколь тщательно отфотошоплены; хороши лишь Рикман (отец девушки) и Дастин Хофманн — однако создаётся впечатление, что талант и громкое имя этих актёров не более, чем эксплуатировали.

P.S. Я бы хотела, чтобы «Парфюмера» снял кто-то из скандинавских режиссёров, мне очень нравится Бергман: его таинственная и жуткая атмосфера, умение выбирать цветовую гамму, оживлять интерьер, его подбор человеческих, настоящих, но в то же время соответствующих атмосфере, лиц среди актёров. Я уверена, что цветы, на съёмочной площадке Голливуда просто сваленные в кучу, в руках Бергмана с лёгкостью ожили бы, стали казаться действительно нежными, а возможно, наши носы ощутили бы лёгкий, неуловимый, но несказанно прекрасный аромат…

Потому

4 из 10

Очень долго у меня ни как не доходило время посмотреть этот фильм. И вот устроившись поудобней в любимом кресле, включаю экран и начинаю просмотр.

Фильм «Парфюмер: История одного убийцы» является экранизацией одноименного романа Патрика Зюскинда. Действия фильма происходят в XVIII веке в Париже, когда в городе был яркий контраст между богатством и нищетой. В это время родился уникальный человек Жан-Батист Гренуй, в будущем гениальный парфюмер.

Его никто никогда не любил, даже мать избавилась от него сразу после рождения, но крепкий ребенок выжил. Он обладал незаурядной внешностью, был беден и отвержен обществом, зато у Гренуйя было поистине нечеловеческое обоняние, он различал все запахи и ароматы, он чувствовал их на расстоянии километров. Разрабатывая и создавая духи он много экспериментировал с запахами пока однажды мир не начал сходить с ума от аромата его духов.

В фильме очень хорошо были поставлены сцены того времени. Грязный и вонючий Париж. Голод. Нищета. Воровство. И благоухающий высший свет. Я буквально чувствовала ту атмосферу и запахи той эпохи. За это отдельное спасибо режиссёру, оператору, костюмерам и гримёрам. Операторскую работу хотелось бы отметить отдельно. Очень отчётливо и красиво сняты падающие и разбивающиеся капли воды; солнечные блики; блеск в глазах; слёзы, катящиеся по щекам. Всё это завораживает.

Игра актёров была на высоте.

Бен Уишоу сыгравший Жана-Батиста Гренуя великолепно справился с ролью. Он сумел передать чувства парня. Всё было отражено на его лице, в его глазах. Его взгляд в некоторые моменты фильма, казалось смотрит прям в душу. Я чувствовала его боль и разочарование тогда, когда у него по началу не получалось сохранить аромат.

Дастин Хоффман и Алан Рикман прекрасно украсили собой эту картину.

Ну и конечно, как же без красивых девушек, которые должны были стать частью бесподобного аромата. К сожалению их роли были очень малы.

Фильм длится чуть более двух часов, но сюжет разворачивается достаточно быстро, что бы он успел наскучить. Что же до самого сюжета фильма. Тут несколько всё сложнее.

Собственно смысл самого фильма мне не понятен. В чём он? Что именно автор истории лично мне хотел донести? Вымышленная история с совершенно не понятным для меня концом. Мы знаем, что в человеке всего должно быть в меру. И если он теряет одно чувство, то другое начинает работать вдвойне сильнее. Например, если человек слепнет, то у него становится повышенным слух. Но у парня идеальное обоняние и талант различать всевозможные запахи. При этом у него напрочь отсутствует чувство любви. Он хочет научиться сохранить аромат чего? Женского тела? Души? И всё таки он создаёт идеальный аромат, который сводит людей с ума.

Но какой ценой! И для чего?

Хочется отметить неправдоподобность того, с какой лёгкостью он похищал девушек, а потом возвращал их мёртвыми на то место, от куда они были похищены. При этом ни разу не был пойман. А то, как он пробрался в комнату к последней, не разбудив даже собаку. Ну это же полный абсурд

Увиденная сцена в конце фильма, вызвавшая у меня полное отвращение, та, которая заменила казнь, мы видим, что чувства людей и их дальнейшие действия, были искусственно созданными ароматом, который Жан-Батист создал, и не являлись настоящими. Об этом свидетельствовал рассказчик: «Жители Грааса очнулись в ужасном похмелье. Для многих случившееся быль столь безумно, что не совместимо с их моралью, что они буквально выкинули его из памяти.» Так разве стоит он таких жертв?

Сам Гренуй после того, как увидел, какой властью обладает аромат его духов, вернулся в Париж, что бы перестать быть. Потому что понял, что не смотря на всё их могущество, духи всё же не могут сделать его человеком, который любит сам и может быть любим обычной человеческой любовью. «Он думал: Катись всё к чёрту! К чёрту мир! К чёрту духи и он сам».

В целом я не жалею потраченного времени на фильм, но ожидаемого удовольствия от просмотра, не получила. Поэтому моя оценка, учитывающая работу над фильмом в целом такая.

5 из 10

«Странно, как легко забывается всё, кроме запахов»
Эрих Мария Ремарк

Он был необычным, как луна, залитая багрянцем, странный мальчик, будто не из сего мира, необычный, точно маленький принц с таинственным королевством. Малыш, выброшенный на свет из чрева матери в кучу рыбьей требухи средь парижской клоаки, был наделён тонким, сверхчувствительным обонянием. С первого вздоха он исподволь открывал для себя новый неуловимый мир, более удивительный, чем остальной, в лоне мрака ставший заревом. Он порывисто вдыхал самые разные запахи, будь то городская вонь или благоухание рыжих волос, и с утончённой одарённостью расщеплял на мелкие частицы и легко различал их. Его обоняние было настолько же аналитичным, насколько визионерским, тогда как он сам не имел запаха, словно и не существовал вовсе. Его тревожило это ощущение пустоты, но подчас он забывал о нём, утопая в плену запахов, в изысканном королевстве их нот и аккордов. Жан-Батист Гренуй только так и жил по-настоящему.

Тыквер не так любил своего героя, как Зюскинд, и не истязал его в равной мере. Он не был к нему холоден, но и страстью не пылал. Это был своеобразный анфлераж книжного Гренуя в кинематографического, как фильм — конденсацией романа. Запахи передавались словами, но Тыквер не был писателем, он применял многообразную цветовую палитру с плавными движениями камеры, трансфокацией и всевозможными образными средствами коммуникации, а энигматичный образ Бена Уишоу конкатенировал режиссёрские методы и усиливал их значительность. Так художник наносит на свою картину конечный штрих, оставляя те же черты, но в то же время придавая им неизъяснимый изыск. Гренуй, как и любой одержимый своей деятельностью гений, хотел достичь пика. Виртуозные фортели и чудесные забавы, которые он устраивал с ароматами, превращались в рафинированные духи. Он был одержим ими, тешил себя и очаровывал других. Его целью было познать мириады запахов, которые только мог предложить окружающий мир, но, подобно Эмпедоклу, Микеланджело или Тесле, талант Гренуя также имел свою безумную природу, преобразив худощавого выносливого мальчика не то в гения, не то в душегуба. Отверженный собственной матерью и обществом, он выживал в гадких условиях, как приспособившаяся бактерия, как временно притаившийся хищник, выжидающий своего часа. И безумие постепенно одерживало над ним верх.

Гренуй играл с запахами, а Тыквер — светофильтрами, почти как Гринуэй, с упором на детали и символизм. Изощрённая охота за ароматами с экранной полихромией словно обернулась в танец, интимный танец цвета и запаха, нежный, как бареж, страстный, как луна, с эротическим оттенком и имплицитной истомой, с пластичными размеренными движениями, медленными, иногда тягучими, иногда быстрыми, рождая музыку: духовную и мрачную, то ли безмятежную — в консонансе. Особым фетишем Гренуя стала случайная рыжая девушка с мягкой манящей кожей, в которую он вожделел обернуться и напитываться её уникальным запахом, сохранив это благоухание в сокровенном уголке своей памяти, изредка высвобождая его для упоения и осознания своей никчёмности. Она была ритмом сюрреалистического танца, абсолютом цвета и сердцевиной запаха, розой маленького принца, личным непревзойдённым сортом духов Гренуя. Но тогда юный парфюмер не понимал, что найти красоту и владеть ею — не одно и то же, и что красота не вечна, и что нужно дать ей иную форму жизни, возвести в идеал и произвести нечто совершенное в тяжёлом зловонии человеческого окружения. Извлекая запах из самых прекрасных девственниц, помирающих вереницей некоего мистического обряда, Гренуй грезил создать неповторимый аромат, способный влюблять и подчинять толпы людей. Подобно Эмпедоклу, он уподоблял себя Богу, ему необходимо было выразить вовне своё внутреннее «я», эхом услышать дифирамбы в театре Гренуевой души. Духам было подвластно всё, кроме как сделать его тем, кто может любить и любим обычной человеческой любовью. Восхищённые взгляды и возгласы, обращённые к нему, даже оргиастическая месса под сакральным пением среди площади с архиепископом во главе — не заполняли тёмную воронку сердца Гренуя.

Что же стало с необычным мальчиком? Триумф или поражение? Можно поговорить о его даре или проклятии, о смерти и бессмертии, о смысле жизни или небытии вовсе, но первостепенной оставалась исключительная персона Гренуя и его личный благовонный Эдем. Ему поклонялись, как божеству, но это была лишь рабская покорность, выражающаяся в нём самом — кто прожил всю жизнь в плену запахов. Он оставался всего-навсего кривым отражением в их зеркале, изгоем, страдающим от фрустрации. Лекарство оказалось опиумом, и Гренуй нашёл единственное надёжное средство освобождения: он вознёсся в эмпирей и пал в адскую бездну, познал всё и остался ни с чем. Он искал понимания, но когда нашёл его, зияющую пустоту было нечем заполнить, никакие иллюзии и мечты больше не питали её, а запахам он отдал всего себя и растворился в них, как рыжее благоухание в его памяти. Так Гренуй смог возвысить свой дар и творение над несовершенным миром, влюбить его в себя и возненавидеть в ответ, бесследно исчезнуть в нём и оставить после себя только запах, который ещё долго будет витать в воздухе.

Необычный совершенный запах.

Мир полон запахов, и человек их вечный заложник. Аромат детства, неприкаянной невинности и ускользающей юности сравним с цветущими полевыми цветами, политыми прозрачным соком росы и густым медом лимонного солнца; секс — первый, последний, настоящий, жестокий, нежный, просто секс — таит в себе все оттенки и полутона ароматов волглой похоти, перемешанной с потом страсти и соком влечения — он рождается на приоткрытых губах, которые смачивает липкой слюной розовый язык, так напоминающий бутон набухающего клитора, скользит к пышным грудям и их глубокой ложбинке с тем лишь, чтобы умереть в эпилептических стонах между ног; это сладкая маленькая смерть, всего лишь репетиция смерти большой, смрад которой непередаваемо мерзок. Это карамель, смешанная с пылью и ссохшейся кровью; приторная горечь, пьянящий дурман истлевающей бренной плоти, что избавляется от собственных мук. Боль, насилие, убийство — они состоят из запахов адреналина, ярости, слёз, неизбежности конца.

Для немецкого режиссёра Тома Тыквера, который в 2007 году взялся за экранизацию культового постмодернистского псевдоисторического романа «Парфюмер» Патрика Зюскинда, его центральный протагонист, изначально преподносимый как чуть ли не Дитя Дьявола, Жан-Батист Гренуй не является пресловутым человеком-невидимкой, героем без запаха, без прошлого, будущего и настоящего, тотальным символом наступившей эпохи Просвещения хотя бы потому, что Тыквера предметность погружения в психологическую патологию главного героя не интересует вовсе; режиссёр намеренно фокусируется не на морали, но на диалектике творения как такового, даром что все происходит в призрачном мире прозрачных ароматов, которые надеваются людьми, будто маски, чтоб скрыть от глаз и носов посторонних свою истинную сущность, в природе духов слишком много обмана, роковой преступной фальши и искусственности. Но где-то между притаилось то самое совершенное искусство, что так стремится заточить в колбу, превратив в чистую эссенцию, сам Гренуй.

Монстр, рождённый текстом Зюскинда, не имел никакой иной собственной уникальности, кроме ошеломительной, звериной скорее сенсорики, то есть человеком Гренуй не был тоже в определенной мере; его желание любви тождественно жажде обладания, и в фильме отчетливо видно, что ни о какой любви герой не мыслит, он лишь посягает на душу, забирая ее с ароматом плоти к себе. Даже самым жестоким маньякам ничто человеческое не было чуждо; Гренуй же эдакий архетип тотального вольнодумства, торжества свободы, что раскрепощает и развращает, у него нет самоограничения, и он зеркалит буквально всех, кто имея вроде бы все, в ценностных категориях девальвированы. Он и маркиз де Сад суть рифма друг друга, но, если последний нашел возможность для высвобождения собственных недремлющих делирий на бумагу, то Гренуй, не имея ничего, кроме власти над ароматами, само искусство обратил в тотальную мертвенность. Да и сами его духи, рожденные в насильственной смерти, воспринимаются как калька с окружающей действительности, даром что она многополярна: это и условный восемнадцатый век, и время написания романа (Зюскинд не мог не подразумевать свою переменчивую эпоху с моралью где-то в районе могилы), и время экранизации. Притчевость высказывания о зле, что с легкостью манкируется и маскируется, сосуществует в хронотопическом триединстве, и Тыквер выбирает скорее архаичное право на гуманизм, разочаровавшись в своем герое, что изначально даже вызывает некую симпатию на фоне откровенно карикатуризированного бэкграунда из второстепенных персонажей. Гренуй-Уишоу со своей артистической нервозностью, нюансами игры в неуверенного, жалкого плебея, сироту без роду и племени, их подавляет, они чуть более чем полностью архетипичны, даже жертвы уравнены как материал, сколь бы камера оператора Грибе не вожделенно лизала их плоть.

Режиссёр, отталкиваясь от довольно стандартной истории серийного убийцы, преподнесенной в нестандартной форме, скорее снимает кино о том, что невозможно рационализировать, доводя до бесстыдного формализма, искусство, каковое бы они ни было — будь это литература, кино или та же парфюмерия. Ужасное Дитя эпохи разума мыслит совершенно по иному: Гренуй-Уишоу, интуитивно воспринимаемый на авторском уровне уже как антагонист, всеми своими деяниями, которые Тыквер бережно переносит на кинопленку, противопоставляет себя хаотичной сущности настоящего искусства, претендуя не на роль Бога, а скорее некоего Конструктора, для которого не суть важно что, но важно как. Тем паче излишне академичный режиссёрский подход воспринимается в некоторой степени регрессом самого Тыквера, который ранее в своих картинах проводил деконструкцию бытия, в котором простейшие чувства при пробуждении запускали процесс разрушения всего устоявшегося; режиссёр даже уподобляется самому Греную, часто на физическом, тактильном уровне следуя за ним, в эту бесконечную пустоту, где существует лишь аромат амброзии смерти, для Гренуя (но не для режиссёра) ставшей общей ипостасью постулируемой им власти заточенного в самое себя искусства, которое, увы, не дарует взамен ничего. Кажется, именно к финалу сам режиссёр переосмысливает природу постмодернизма, авангарда и прочего радикализма, исконного в своей непринадлежности к той самой штучной аутентике, обладать которой, будучи техником, но не эстетом, так желал сам Жан-Батист; и предфинальное торжество плоти остается всего лишь торжеством плоти. Свободный разум оказался заложником своих тайных страстей, демоном которых и стал в прочтении Тыквера французский властитель эфемерных сфер. В барочных излишествах ленты, которая до определённого момента кажется даже косплеем «Дитя Макона» Гринуэя, в этой псевдоисторической декоративности виден привычный мрачный взгляд режиссёра на человека, ему современного, что живет ощущениями собственной ничтожности, преодолевая ее лишь через насилие или прочие экстремальные ситуации: Мария, Лола, герои «Рая» и «Принцессы и воина» такие же эстампы маньяка из Парижа, который в конце концов сам был поглощен сотворенной им искусственностью.

«И обонял Господь приятное благоухание, и сказал Господь в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого — зло от юности его…»

(Бытие 8:21)

- Что-то не так с Гренуем. Нам нужно поговорить о нем. Об оборотнях и коже, в которой они живут, их временном пристанище. Нам нужно поговорить о Луне — липкой и плавкой, как жир ложащейся на эту кожу и делающей ее столь податливой; жир, вбирающий запах — страха, похоти, материнской ласки… Об анфлераже чувств, как джинн они заточены в бутылку, этот джинн скоро вырвется и принесет много сладкой боли. Нам нужно поговорить об этой боли, о человеческой оболочке, которая не может ее вместить, о великой боли Предназначения. Давай поговорим об этом.

-Ты знаешь какого цвета слово «конгрегация», малыш? Оно серое, со стальным отливом. «Польша» — слово белое и воздушное, точно крем, «вожделение» — зеленое, как глаза дьявола на старой гравюре, «энциклопедия» — матово-алое, с прожилками брауни. Я не помню, когда я понял, что слова имеют цвет, так было всегда. Твой герой тоже всегда знал, что все имеет запах. «Карта запахов Парижа» — славное было бы название, если бы его не запатентовали, пусть даже в будущем, впрочем, для меня это не имеет значения. Давай поговорим о нем. О Бене Уишоу, сыгравшем его роль. О его паукообразных движениях и походке, ломкой как у марионетки. Ты должен очень хорошо понимать, что Гренуй Зюскинда и Гренуй Тыквера — разные люди. Первый — это ницшеанский сверхчеловек, волею судьбы проснувшийся в теле французского клошара, второй — это чистый Потенциал гения, само Ощущение, вшитое в хрупкую человеческую оболочку, Ощущение, способное стать Фантазией, способной практически на все, а потому смертельно опасной. Ощущение, которое не является ни плохим, ни хорошим, оно просто есть, существует, не несет никакого смысла и является частью реальности, свободное от всего остального. Думаешь, почему его сыграл этот хрупкий гомосексуальный мальчик? Это идеальный андрогин, свободный от любых условностей — пола, возраста, эмоций, характера. Он как воск, впитывающий любые запахи, а свой приобретающий только при гниении. Ты думаешь, он позволил бы себе сгнить?

Давай поговорим о Тыквере. О его любви к рыжим девочкам, останавливающим время. Запах — в первую очередь категория прошлого, след, оставляемый в пространстве и памяти, ничто другое так не возвращает в любой момент пережитого. Поговорим о его любви к перфомансу, похожему на кукольный театр — яркий макияж, кричащие краски, световые блики, создающие самые странные акценты там, где ты и не подумал бы о необходимости акцентирования. Мальчики, девочки, старые, молодые, — они все одинаковые, их грим расточителен, они похожи на клоунов, похожи друг на друга, их отличают такие мелочи, на которые просто стыдно обращать внимание. Тыквер так и сделает в «Облачном атласе» — перестанет это внимание обращать. Он сделал так и в «Парфюмере» — только тонкий, ломкий мальчик, покрытый грязью и пренебрежением окружающих, выделяется на фоне человеческих и предметных декораций. Сухой кокон, обнимающий метущихся внутри бабочек, готовых вырваться на волю, чему, кстати, никогда не случиться. Ты знаешь как это — удерживать бабочек внутри? Когда каждая из них несет каплю хаоса, когда они мечутся в пространствах твоей души, похожей на тусклую, маленькую комнату, когда этот хаос собирается в систему, становящуюся чем-то отдельным от тебя, чем-то, что требует выхода?

Ты считаешь, он нес зло? Есть вещи, ради которых стоит убивать, малыш. Давай поговорим о них, поговорим о бабочках, сложившихся в совершенный узор. Выпустить их можно только одним способом — создать нечто по ту сторону себя. И он создает. Зюскинд разжевал его мысли, препарировал его чувства, заставил его быть понятым. Нет, Тыквер так не делает, голос за кадром так же сух, как страницы книги, которую ты листаешь сейчас в поисках понимания. Там один художник, а здесь, на съемках, уже два. И это уже другие бабочки, и другой узор. Гренуй создал запах, Зюскинд — слова, Тыквер — цвет. Синестезия. Совместное чувствование. Только на этот раз не замкнутое в одном человеке, а переданное через систему зеркал. Давай поговорим об оборотнях, о том, что будит в них Луна. О том, что я говорю тебе сейчас, тебе, мое отражение в амальгаме. В этом фильме нет абсолютно ничего, кроме цвета запаха.

Неужели ты не чувствуешь его прикосновение?

Этот фильм в своё время произвёл нехилый фурор: ведь одноимённый роман Патрика Зюскинда — настоящий бестселлер, который планировал экранизировать сам Стэнли Кубрик (правда, в итоге отказался, решив, что перенести эту книгу на большой экран невозможно). Привлёк зрителей и нестандартный сюжет, в котором протагонистом является маньяк-убийца: раскрытие характера отрицательного персонажа само по себе весьма интересно. Вот только режиссёр Том Тыквер эту задачу с треском провалил.

Лента начинается весьма колоритно: грязные трущобы Парижа XVII века, рыбьи потроха, уродливая торговка, выбрасывающая в мусорную корзину вместе с этими потрохами собственного ребёнка, казнь торговки. На этом хорошее в фильме заканчивается и начинается унылое, бредовое и изобилующее пошлятиной повествование.

Главный герой, Жан-Батист Гренуй, начисто лишён какой-либо харизмы или, как вариант, колоритного отталкивающего образа — он абсолютно никакой. Просто нравственный недоносок с моралью пятилетнего ребёнка, отрывающего крылышки мухам из любопытства. Характерно, что даже тяжёлое детство маньяка, с игрушками, прибитыми к полу, режиссёр и то не смог изобразить адекватно. Ни издевательств, ни травли, ни голода — просто рассказ о том, что будущий парфюмер был одиноким и непонятым, убегал из приюта, чтобы вдохнуть запахи природы, и всё. Однако у меня сложилось впечатление, что Гренуй упорно преподносится режиссёром как этакий мученик, заслуживающий понимания и сочувствия. Пусть он и убивает девушек, он же делает это не со зла, а потому, что он непризнанный гений (и плевать на то, что вся «гениальность» Гренуя — всего лишь дар природы, а особого ума он явно лишён). Да и вообще, он же способен любить! Плевать на то, что объекты своей любви парфюмер делает немножко мёртвыми, это же от большой любви к ним — ну и, разумеется, к искусству! От этой тухлой попытки превратить морального урода в неоднозначного персонажа в конце концов начинает выворачивать наизнанку.

Не знаю, насколько хорош или плох сам роман Зюскинда, но его адаптацию можно смело отнести к тем образчикам «искусства», которые создавались непонятно для чего и непонятно с какой целью, но при этом претендуют на нечто шедевральное, хотя шедевральности в них не больше, чем в собачьих фекалиях, размазанных по холсту. Всё это превращает «Парфюмера» в откровенный мусор, который не спасают ни визуальная сторона, ни актёрская игра.

1 из 10