Рецензии

Как и положено вещам — всё большое рождается из малого. Так и это исторически важное кинособытие началось с анекдотичной присказки в баре о маленькой фантазии самого автора. А лишь годами позже переросло в лишение гражданских прав режиссёра, и в отсутствие сливочного масла в дальнейшей жизни Марии Шнайдер. Это был не только последний страстный танец между Брандо и Бертолуччи на съёмочной площадке, но и последнее слово в их жизненных отношениях (известно, что после окончания съёмок оба не общались друг с другом более 15 лет). Так чем же эта история так примечательна в карьере Бернардо и кинематографе XX века?

По своей сущности, пусть и не всегда явно ощутимой, это настоящая классическая трагедия, несмотря на то, что напускной садомазохизм героев, их экзистенциальная отречённость и неопределенность действий могут сбивать с толку. Герой Брандо — внезапно овдовевший 45-летний американец, живущий в одном из отелей Парижа. Суицид его жены дешёвой бритвой окончательно стирает ту мысль, что он когда-либо имел представление о том, что может знать свою жену. А заодно — и знать что-либо вообще. Сцена знакомства с её соседом-любовником в одинаковых халатах лишь подтверждает это, так как прежде чем закрыть дверь, Пол (- М. Б.) сообщает ему, что не может понять выбор своей жены. Растерянность в представлениях о собственной жизни в столь зрелом возрасте тяжело оседает на нём настолько, что, завязав случайный роман с двадцатилетней француженкой, он не хочет знать ничего о ней, ни её имя, ни её прошлого. В то время, как Жанна (-М. Ш.) практически тщетно пытается вымолвить из него хоть что-либо. Их любовь перверсивна, оттого не совсем понятна и доступна рядовому зрителю. Оттого они меньше могут проецировать на себя их переживания. Он будто смеётся над ней всякий раз, пренебрегая её чувствами. Потому так натуралистичны сцены со знаменитым анальным изнасилованием с лубрикантом в виде сливочного масла. Или же где он изводит её мёртвой крысой, рассказывая о том, как будет её есть. Она же находит в этом его некую условную ненависть к женщинам, которые по итогу всей картины, то и дело, оставляют его на краю, одинокого, с лишним весом и истекающим кровью на чужом балконе. Но пока обстановка наэлектризована, их постоянные колебания между отвержением и принятием друг друга будут символизировать эту страсть.

Вся развязка картины начинается с того, что Пол оставляет Жанну в пустом 4-хкомнатном доме. После недолгих попыток отыскать хоть какой-то след, который, по её мнению, он должен был ей оставить, она совершенно теряет веру. А тут и как раз, до ехидства напоминающий Франсуа Трюффо, молодой режиссёр-жених делает ей предложение, и она готова согласиться. И всё больше происходящее превращает в театральный фарс то, что всё это делается под объективы камер и переносных микрофонов. Всё это время жених снимал документальное кино о ней, что ныне выглядит как скромная издёвка над всей новой волной. И чем больше декораций, между которыми Жанна плутает, тем больше она сама теряет связь с тем, что реально, а что нет. Тут тебе и шекспировское «вся жизнь — театр».

Найдя её вновь, Пол сделает вид, будто ничего животного не было между ними, и даст ей всё то, что она пыталась ранее от него добиться. Наконец он созрел, чтобы открыться ей, рассказывая обо всём — от смерти жены до того, чем он занимается. Но будто забыв всё что было до, только открывшись — снова обожжётся. Пол признаётся ей в любви, и тем, что хочет жить с ней, делясь о планах переехать в деревню. Как, конечно же, по всем законам классической трагедии, до неё доходит осознание, что он не интересен ей как

открытая книга. Он оказался для неё не больше, чем случайная интрижка, возникшая на юной почве душевных метаний, поисков свободы, вопросов и ответов. Сказанное Полом однажды «… нигде тебя так не будут трахать как здесь» будто и заключило в себя весь смысл её авантюры. На том и остановилось. Не желая мириться с этим, он будет гнаться за ней, как она сама же его остановит пулей из материнского пистолета, только дав ему на финальном пороге узнать, как её зовут. Тем метафоричней становится общее высказывание картины: он умирает не от её рук, а от любви; в этом и кроется то, что принято называть трагедией. Любовь символизировала жизнь, а смерть — подлинность любви. Всё закончится тем, что застывшая в оцепенении Жанна будет нервно повторять, будто убеждая саму себя, что не знает его, никогда не знала, и, в том числе, не знает, как его зовут. Финал красиво сопоставляет нас с тем, с чего мы начали.

9 из 10

Осмелюсь написать о фильме, который досмотрела ровно до середины. И дальше смотреть не стану.

Что мне не понравилось в фильме? Мне не понравилось всё, начиная с первых кадров. Но тогда подумалось: это же Бертолуччи, я всё обязательно осмыслю! Ведь я была в таком восторге после «Ускользающей красоты»… Однако не пришло не только осмысление, но ушло даже малейшее понимание всего происходящего.

Вот персонаж Брандо — кажется, Поль? Старый, неряшливый, неадекватный, бессмысленный и совершенно не вызывает симпатии. У него умерла жена — что на самом деле там произошло, я не узнала, да и узнавать не хочу. Важно то, что с самого начала этот мсье ведет себя чуть более, чем ужасно: грубо толкает женщин, заламывает им руки, закрывает рот и всячески унижает. Ну да, женщина — она же слабая, с ней можно. Всё время просмотра желала, чтобы из-за угла выбежал атлетически сложенный мужик и отходил его хорошенько.

Но дальше. Вот Жанна — чуть более симпатичный персонаж, но чрезвычайно неумный. В начале фильма сношается с неприятным, озлобленным вышеупомянутым стариканом Полем, который — честное слово! — чем-то напоминает бомжа. В обшарпанной квартире, на грязном полу… Когда смотрела эту странную сцену, думала: что? Это о чём вообще и для чего сейчас показывают? Свободные нравы там понятны и без сцен, достаточно глянуть на длину платья Жанны — если это вообще платье. В иных случаях и в иных фильмах эти нравы очень милы и приятны, но здесь вызывают омерзение.

Ну и, ко всему прочему, места действия. Эстетически создавалось ощущение, что создатели фильма водят меня по свалкам и притонам. Уверена, что в этом есть особый смысл, но глаз не радует абсолютно ничто. Плюс — не за что зацепиться уму.

Что же в итоге? Название — красивое. Режиссёр — с мировым именем. Место действия — разумеется, Париж. Такое сочетание уже само по себе должно быть взрывным. Но на деле фильм не вызвал ничего, кроме зевоты, лютой неприязни и даже брезгливости. Может быть, во всё это вложена какая-то великая идея, но вот подача убивает желание постигать смысл этой самой идеи.

С этим фильмом меня связывают особенные чувства. Первый раз мне пытался показать его папа, но к первой эротической сцене мне захотелось пойти и извлечь ужин из своего желудка, и я зареклась смотреть это кино еще раз.

Но одним прекрасным утром я проснулась и поняла — момент истины! И запустила «Танго» на своем стареньком маке. Кажется, это была та самая секунда, когда я повзрослела, когда помимо эротических сцен начинаешь видеть что-то большее. Наверное, так случается первая настоящая любовь: помимо пышной груди и узких бедер своей избранницы, впервые замечаешь, что смех у нее звонкий и пронзающий пространство, а смущается она до того мило, что смущаешь ее именно за этим.

Я долго думала, как бы мне описать сюжет так, чтобы обойтись без спойлеров и не упростить его (как часто слова о важном складываются в самые примитивные предложения!), но видимо — не судьба. «Последнее танго…» о том, как встретились два совершенно чужих человека, стали неотъемлемой частью друг друга, но это было лишь видение, попытка перевести сон в реальное измерение: «Я не знаю, кто он такой. Он шел за мной на улице. Он пытался меня изнасиловать. Он сумасшедший. Я не знаю, как его зовут. Я не знаю его имени. Я не знаю, кто он такой. Я не знаю его имени.»

Оказывается, некоторым снам так лучше и остаться всего лишь приятным видением, но в человеческой природе это не заложено. В человеческой природе даже любовь материальна: в другом человеке-в словах-в поступках-в последнем жесте, чтобы помнить.

Блестящая актерская игра не оставляет сомнений в том, что все это действо, все эти чувства реальнее, чем вид за окном.

И пусть фильм старый, и пусть Марлон Брандо уже не первый красавец мирового кинематографа, и пусть масло используют теперь лишь на кухне, но фильм — шедевр и останется таковым навсегда.

Фильм «Последнее танго в Париже» больше об одиночестве, чем о любви, о желании любить и быть любимым, быть нужным в ненужном мире. Сильнейшая эротическая сцена в начале фильма задает тон и определяет ход событий — острое наслаждение обладанием и одиночество.

Много открывающихся и закрывающихся дверей в темное никуда, что подкрепляется фразой героя в конце фильма о том, что она (героиня) перепутала дверную ручку с его членом. Так и есть. В этом фильме 70-х доминируют мужчины, но все равно безнадежно проигрывают.

Неизвестно, поняли ли вообще что-нибудь герои о любви. Фильм сильный в большей мере благодаря талантливой игре Марлона Брандо.

Псевдо-высокое, псевдо-философское, псевдо-великое кино о странных взаимоотношениях странных людей, разговаривающих о странном в странных позах.

Ну, как и многие, я это кино смотрела с целью ознакомления, не более. Многие, если не все, наслышаны об этом фильме, о его великолепии, скандальности и прочем. Некая скандальность есть, согласна. Ничего другого я не увидела.

Тоска, грязь, пустые разговоры на около- и сексуальные темы, спазматичная актерская игра, сюжет, изматывающий своей тягомотиной, темным освещением, заунывной музыкой и давящей атмосферой величия, которое кроме как в напыщенности главного героя (или стоит сказать самого Брандо?) не выражается.

Наверное, в 70-ых годах этот фильм действительно был скандальным, это легко увидеть и представить, но сегодня ничего кроме отвращения, омерзения и скуки этот фильм не вызывает. Во всяком случае, у меня.

Неинтересно, долго, темно, пусто… Главные герои весь фильм (в перерывах между сексом) танцуют какой-то танец, который больше похож на игру в догонялки, а не на танго. Всё это как-то бессмысленно, бездарно, нелепо, но при этом всё происходящее так и корчит из себя шедевр.

Для меня это очередной (четвертый) фильм Бернардо Бертолуччи, величия которого я не увидела и/или не поняла. «А был ли мальчик?..»

3 из 10

Пробелы в культурном багаже нужно ликвидировать. А из всех искусств для нас важнейшим является кино. И название «Последнее танго в Париже» звучит так изысканно. Никаких тебе БДСМ ассоциаций, как в случае с тоже культовым, но более рискованным «Ночным портье». Тут смутная щемящая грусть и флер нестареющей классики для тех, кто не в курсе. И имя режиссера, которое само по себе звучит, как заявка на вечность, Бернардо Бертолуччи.

Скажи, деточка, тебе в детстве не говорили, что прыгать в койку к мужчине, которого впервые увидела десять минут назад — это дурной тон? Что, страсть тебя схватила своей мозолистой рукой? Ух ты, ну это все объясняет. Когда схватила — тогда можно. А, от него еще и пахнет как-то непривычно, не так, как от других твоих знакомых парней? Тогда просто необходимо. И не беда, что койки под рукой не оказалось, на полу — оно даже как-то круче…

Скажите, мужчина, вам никто не объяснял, что трахаться над неостывшим телом жены — не вполне комильфо? Нет, я понимаю, брызги крови по стенам там, где она перерезала себе вены вашей бритвой, а после долго бродила — это неприятно и от этого хочется спрятать в женское, в мягкое. Но не доводилось ли вам задумываться о том, что убогое в массе человечество неспроста почитает эти сроки: три, девять, сорок дней, отдавая их трауру по ушедшим? Оно конечно, вы выше таких условностей и кроме того, хочется же (см. выше).

Забавно, что не собираясь ничего строить на таком хлипком фундаменте, герои, тем не менее, влипли в свои неправильные отношения, как мухи. С размаху влетевшие в варенье. С той же степенью изящества, двигаясь в субстанции. Любовь вышла ненастоящая, а боль — получите, распишитесь, в полном объеме. И стыд. И горечь. И смерть. И даже троекратное отречение после первой и единственной совместной трапезы.

Можно ставить галочку против одного из киношедевров двадцатого века — смотрено. А все же была та дурацкая шляпа с цветочками, которую Люк берет из рук Жанны в самом начале и радость взаимного узнавания, что могла бы стать любовью. Когда бы не… Так-то у меня в Париже первый муж живет. И к чему это сейчас?

Идеология «новых левых», с ее пафосом эмансипации всего инстинктивного, спонтанного, непосредственного, не изменила буржуазное общество институционально (хотя именно это было ее первоочередной задачей), но, обладая большим деконструктивным потенциалом, она дала возможность заговорить открыто (без камуфляжа сублимации) тому, что было вытеснено веками на смысловую периферию — физиологической стороне человеческой жизни, сфере инстинктов, которая предстала во всей своей откровенности и непосредственности (в картине Бертолуччи наиболее показательны эпизоды, когда Жанна ползет за кошкой, имитируя ее повадки, и когда герои вместо того, чтобы назвать свои имена, решают их прорычать друг другу).

Грубая, порой циничная материальность «Последнего танго в Париже» происходила не от жажды эпатажа, а от нежелания представлять новое в старых формах — новую телесность в старых романтических одеждах. Однако, Бертолуччи достаточно объективен, чтобы не превратить свой фильм в оптимистический манифест эры гедонизма. Более того, он первым выявил тот спектр психологических проблем, которые возникнут у вроде бы полностью эмансипированных людей «после 68-го». Главная из них — усиление отчужденности между людьми; связи, став мимолетными и хрупкими, не приносят радости, происходит уплощение взаимоотношений, жизнь превращается в череду мимолетностей, скольжение по поверхности без погружения в глубину.

Бертолуччи сталкивает Пола и Жанну как два мира, две свободы, два отчаяния эпохи «пост-революции», и в то же время — два типа бунтарей, чаще всего встречавшихся на баррикадах мая 68-го. Жанна сродни героиням «Маргариток» или двенадцатилетней Зази из фильма Луи Маля и книги Раймона Кено, идеи интересуют ее меньше, чем раскрашивание серой повседневности безумными эскападами и номадическим дрейфом.

Так ее, живущую в постоянном ускользании от обязательств и скуки, однажды и встречает Пол, человек совсем иного мировоззренческого склада, хотя он также ведет маргинальный образ жизни. Конфликт Пола с буржуазным миром глубже, чем у Жанны: всей своей жизнью, в которой было много разных профессий, занятий, путешествий, рискованных предприятий (в том числе и участие в левом движении), Пол пытается предъявить счет обществу, в котором сущность расходится с видимостью.

Он воспринимает жизнь как производящий хаос, где бушует энергия инстинктов, а общественные институты как ложь искусственных мотиваций, имеющих целью направить мощь изначальных импульсов в социально приемлемое русло. По его мнению, ханжество в буржуазном обществе диффузно, любая романтика, сентиментальность, равно как и поэтизация инстинктов является его порождением, ибо стремится применить моральные критерии к тому, что имморально в своей основе. Он — циник в том смысле, что занимается постоянным срыванием, как ему кажется, ложных покровов, чтобы добраться до голой истины, которая есть инстинкт.

При первой встрече с Жанной Пол требует от нее одного — молчания (не говорить ничего о себе, своей прошлой жизни, даже имени) и сам ничего не рассказывает о себе — он хочет изначально сохранить физиологический каркас их отношений чистым. Говорит прямо: «Я ничего не хочу знать о том, что с тобой происходит за стенами этой комнаты». Пол хочет создать убежище, зону, где не действуют общественные законы, где нет обмана, вещи называются своими именами (потому еще Пол так активно использует ненормативную лексику, чтобы не «извратить» изначальные импульсы и мотивы), где инстинкты проявляют себя открыто в своей грубой физиологичности.

Жанна, однако, все время норовит рассказать о себе и разузнать о Поле, и постепенно в их поначалу чисто физиологические отношения вторгаются воспоминания и нерешенные проблемы. Пол пытается вернуться к прежней модели отношений единственным известным ему способом — через срывание покровов со слов, людей, ситуаций — через цинизм. Самое парадоксальное, что Жанна готова все ему простить до того момента, пока у Пола не появляется желание надолго связать с ней жизнь — он впервые хочет узнать ее имя: она произносит его одновременно с нажатием курка. Имя сливается с выстрелом (Жанна стреляет инстинктивно, без умысла). Все это время он учил ее жить во власти инстинктов, без псевдоромантики, имен, лжи и конвенций; как только он сам нарушает свои правила, она защищается. Он научил ее этому.

«Последнее танго в Париже» так сложен в психологическом плане именно потому, что показывает новые ситуации в человеческих отношениях, возникшие после 1968 года: появление в условиях сексуальной свободы еще не описанных комплексов и страхов, чреватых трагической развязкой — что делает фильм Бертолуччи достаточно ярким свидетельством первых последствий мировоззренческого и идеологического слома рубежа 1960—1970-х гг.

Уж насколько лёгкое настроение создают «Мечтатели», настолько может его испортить «Последнее танго в Париже».

Тем не менее, хочется разбавить «белопальтовость» некоторых отзывов, сетующих на ужасную аморальность и «старого грязного извращенца».

Что увидела я.

Молодая девушка уверенно ищет приключений на свою попку и успешно находит, назойливо вертясь вокруг незнакомого угрюмого мужика. Он хоть уже немолод, но сразу видит, кто подходит для целительной интрижки и немедленного совокупления. Опыт никуда не денешь.

Ну, а дальше оно закрутилось, завертелось и понеслось. Ничего необычного, часто так и бывает, пусть с небольшими поправками.

Трагедия фильма, на мой взгляд, в главной его идее — отношениях без имён, прошлого и настоящего. За что боролись, на то и напоролись: герои совсем не знали друг друга, влюбились в придуманные образы. В жизни то же самое, но в «Последнем танго…» преувеличено, как и подобает кино.

Жанне пришлось признать, что вместо загадочного, доминантного, страстного незнакомца она заимела под боком престарелого вдовца с букетом неделикатных болезней, бесплодием и весьма сомнительным местом будущего общего жительства. «Можно жить в твоём заброшенном загородном доме, дорогая!». Только вот в деревне ей как-то жить не хочется… Молодость она такая, бескомпромиссная. Хочется красиво, в большой квартире в центре Парижа, с детьми и без геморроя.

Да и Полу не повезло. Казалось, что нашёл себе бесконечно влюблённого, восторженного забавного щеночка. Который пытается покусывать иногда, но зубки ещё не прорезались, получается только палец обслюнявить.

Он уже и из раковины своей вылез, горе пережил, похорошел, приободрился в надежде на скорее всего, последнюю, но счастливую главу своей жизни… а тут облом. Ничего не хочу, ничего не нужно.

Злая ирония: именно Пол настаивал на анонимности, а отказаться от неё в итоге и шагнуть в реальность не сумела Жанна.

Наверное, у каждого есть такие фильмы, в которых можешь оценить уровень режиссёра, характеры, игру актёров, съёмку, музыку, но не лежит душа — и всё тут!

Я уверена, что серые виды пасмурного Парижа, грязные, убогие интерьеры, неопрятный главный герой, местами откровенно мерзкие диалоги, вроде бы нелогичная концовка (прекрасная и динамичная, кстати! Любимое в этом фильме) — это не случайность, огрехи или неудачная импровизация Брандо, а инструменты для игры с вашим настроением.

Господин Бертолуччи сделал всё, как задумал, поэтому он — мастер своего дела, а фильм удался.

К сожалению, не моё.

4 из 10

Мой ответ — нет, ни капли это не заманчиво, как и данное кино в целом.

Кинокартина «Последнее танго в Париже» (и хорошо, что последнее) вышедшая на экраны в 1972 году является одним из знаковых фильмов своего жанра и своего времени. Это классический эротический фильм с претензией на философскую драму. Творение, в котором четко прослеживается манера своего автора, итальянца Бернардо Бертолуччи, смешивать социальное и интимное, общество и постель.

Я могла бы много написать об этом фильме, о тонком сюжете в котором встречаются двое незнакомцев, о непринятии главным героем моральных устоев общества, о Эдиповом комплексе юной героини, о его сумасшедшей любви, присутствие которой еле уловимо в конце фильма и о ее страсти, которая медленно сходит на нет, как это бывает в молодости. Но мне совершенно не хочется этого делать. Как и не хотелось бы посмотреть это кино второй раз. Это предельно своеобразный, неоднозначный, непосредственный фильм и, к сожалению, не все эти слова я применяю в хорошем смысле.

Великолепная актерская работа Марлона Брандо, которому удалось сделать своего героя обаятельным, что кажется абсолютно немыслимым ссылаясь на сюжет. Естественная, раскованная красота Марии Шнайдер в роли этакой «французской Лолиты». Отличная музыка на протяжении всего фильма от талантливого композитора Гато Барбьери. Но, несмотря на все вышеперечисленное кинокартина оставила у меня не самое приятное впечатление. Может так и должно быть? Ведь шокировать и эпатировать подобным зрителя способен не каждый. Уж не знаю… Чего только стоит ставшая легендарной «сцена с маслом», после которой, как призналась сама Мария Шнайдер, она до конца своей жизни не переносила сливочное масло, А Брандо еще много лет после окончания съемок не общался с Бертолуччи.

Можно еще писать уйму высокопарных слов похвалы или осуждения, но хочется сказать лишь одно — этот фильм стоит посмотреть. Почему? Да лишь только потому, что он мало на что похож и мало с чем сравним, а такое встречается довольно редко.

Пожалуй, в своем 2016 году я уж слишком далек от состояния умов первых зрителей и участников Последнего танго в Париже. Мне не понять революционности этой картины и не получить должный эффект от её просмотра. Для меня она скорее набор различных моментов как-то уроки старой школы пикапа от Марлона Брандо, мода во всех смыслах от Марии Шнайдер, эротические фантазии на любой вкус.

Да, пожалуй, постоянно ловишь себя на мысли, что смотришь отлично снятую драматизированную фантазию ну или если желаете, парный танец свободной композиции, отличающийся энергичным ритмом, где танцуют мужчина, который никому не нужен, и девушка, которая не знает, что ей нужно. И все же картина завораживает и прежде пугающие 2 часа пролетают незаметно, и ты не сразу вспоминаешь, что любой фантазии положено обрываться внезапно.

Ставлю 7 из 10 напоминанию о том, что мы входим в мир одинокими и одинокими покидаем его.